Azor Ahai

      — Дракарис.       Последнее, что видел Джон — огненное зарево застилающее глаза. Потом он словно провалился в один из своих снов, в которых он был в шкуре Призрака.       Лес. Джон всегда любил лес. Волнующие густые заросли, прохладная тень и мертвенная тишина так манили его в детстве, что он сбегал из замка, просто чтобы насладиться этим. Отец, узнав, сильно наказал его. Джон дулся еще несколько недель, а потом оттаял, но неприятную ругань запомнил на всю жизнь. Он вообще плохого никогда не забывал.       Трава приятно щекотала босые ноги. "Я умер", — подумал Джон. Когда он прощался с родными, лежал снег, а сейчас все цветет и дышит, журчит река и ветер гоняет волну по высокой траве. Весенний рай.       Он прошел вперед, нагибая ивовые ветви. Цветочные запахи напомнили ему о Дейенерис. "Теперь она будет в порядке. Это главное". Шум реки перетекал в шепот, который становился все громче и громче. Джон шел на звук.       У самого края реки, в тени плакучих ив, две фигуры вели разговор, тихий, как шелест листьев. Смутно знакомая женщина повернулась к Джону и широко улыбнулась.       — Слишком рано, — сказала она.       Было необычно видеть ее улыбающейся и здоровой после того, что показывал ему Бран. В том видении она умирала и печать муки и страдания была на ее лице. Сейчас Лианна светилась счастьем. Она протянула руки Джону, и он сжал ее ладони.       — Мама?.. — спросил он.       — Взгляни на себя, — Лианна потянулась ладонями к его лицу, и сердце Джона разбилось вдребезги. — Сын мой...       Никогда Джон не ощущал на себе материнской ласки, слезливого обожания в своих же глазах. Он отчаянно цеплялся за ее черты лица, пытаясь запомнить каждую морщинку под сияющими глазами, каждую упавшую на лоб прядь.       До того самого момента, как Джон примкнул к Ночному Дозору, он рос угрюмым одиночкой, диким, нередко срывающимся на собственных братьях. Нед Старк растил его как родного, но, чем старше Джон становился, тем меньше верил в отцовскую заботу. Единственный человек, который мог дать ему любовь, был он сам. Как и всех бастардов, гордость и тщеславие победили его. Жестокость и желание показать себя боролись с состраданием и добрым сердцем. В свой последний день в Винтерфелле, прощаясь с Роббом, Джон чувствовал ненависть к законному сыну своего отца. Но ради него же он нарушил клятву Ночного Дозора. Всю обиду на жизнь и свое положение обостряла леди Кейтлин, молившая богов о его смерти. Черное сердце бастарда смягчала мысль о матери. Теон любил зло пошутить, что мать Джона была обычной трактирной шлюхой, соблазнившей благородного лорда Старка, но в мыслях Сноу представлял ее доброй и любящей, с красивыми большими глазами и теплыми руками.       Лианна вытерла слезы со щек Джона:       — Как ты похож на отца.       Джон повернулся к Рейгару. Со стороны ему казалось, что они не похожи вообще: Рейгар был выше и тоньше, у него были серебряные с золотым отливом волосы и вообще он был гораздо красивее своего сына.       — Да, — согласился Рейгар, — особенно носом.       — Я умер? — вдруг спросил Джон.       — Нет, — ответил отец и положил руку ему на плечо. — Но послушай меня, Эйгон. Когда они узнают, тебя захотят скинуть. Ты не должен поддаваться самому себе, сын, этот круг еще можно разрушить.       "Я сломаю колесо", — говорила Дейенерис.       — Я не понимаю, — признался Джон.       Но его как будто не слышали.       — Ты еще можешь все исправить, — взмолилась Лианна. — Не будь тем, кого из тебя пытаются сделать. Вот здесь, — она положила руку ему на грудь, туда, где билось его сердце и лежал большой шрам, — настоящий ты. Мы гордимся тобой.       — Верь Дейенерис, — сказал Рейгар, и взгляд его смягчился. — И прости нас. За все.       — Я не понимаю, — повторил Джон. Кто-то обхватил его за локоть сзади и потянул. Джон вырвался, но уже несколько рук тянули его назад. — Помогите мне! Отец!       Лианна отпустила его, и тени утянули его назад, в холод и тьму. Рука горела огнем. Боль прожгла ее так сильно, что он не мог разомкнуть пальцы. Что-то лежало в его кулаке. Хотелось отшвырнуть предмет, причиняющий адскую боль и заорать, вернуться назад к родителям, но вместо этого он шагнул вперед, и мороз не тронул его. "Я не могу назад. Не могу, не могу, не могу". Боль отступила. Длинный Коготь пылал в его руке, как когда-то в одном из его снов. Собственная сила пьянила. Падающий снег таял в горячих волосах.