Azor Ahai

      Где-то за стеной или, быть может, во дворе плакала женщина. Тирион старался не прислушиваться к тихим рыданиям, но все равно, когда он замолкал, плач становился хорошо слышен. Поэтому Ланнистер старался говорить без остановки, однако Варис с ответами не спешил, и треклятые завывания все равно пульсировали в ушах карлика.       Варис, держа руки на животе, похоже, прислушивался к происходящему за пределами комнаты. Его обычно расслабленное лицо выглядело нервно: неподалеку от его покоев находились покои жриц.       — Варис, — позвал его Тирион, — так вы ответите на мой вопрос?       Варис медленно и лениво вздохнул. Все еще глядя на крыши замка за окном, он сказал:       — Я не понимаю, какой ответ вы от меня ждете, милорд.       "Я жду, что ты встанешь на мою сторону", — подумал Тирион, но вместо этого хмыкнул.       — Я не нахожу в вашем рассказе ничего сверхъестественного, — продолжил Варис, не дождавшись ответа. — Я всегда замечал за ним склонность к жестокости.       — Простите?       — А вы нет? — Варис явно удивился. — Он грозился стереть дом Уодов с лица земли, если они не преклонят колен. На самом деле, я считаю, что это отличительная черта Старков. И лорд Эддард был жестким человеком. Со стержнем.       Тирион был явно с этим не согласен. Он знал всю семью Старков, и все они были замечательными людьми. Конечно, Кейтлин Старк хотела его казнить, но он по-настоящему ей восхищался.       — Эддард Старк был милосердным, человеком чести. Разве честь и жестокость могут жить вместе? — запротестовал карлик.       — О, мой дорогой друг, в человеке может быть все сразу. Взгляните на эту стаю внимательнее, без повязки преданности на ваших глазах.       — Мои глаза всегда смотрят в оба, Варис, и они видят, что это честные люди. Или вы считаете даже Сансу Старк хладнокровной убийцей?       — Но ведь она скормила Рамси Болтона его же псам живьем. Арья слишком хороша в бою для четырнадцатилетней девочки (лишь боги знают, где она пропадала). Робб в пятнадцать лет начал кровопролитную войну. Рикон выживал в лесах, а Брандон и вовсе темная лошадка.       Тирион рассмеялся:       — Милый мальчик, калека? Вы смеетесь надо мной, Варис.       — Нисколько, — серьезно ответил Варис. — Я лишь боюсь за нашу королеву и желаю ей добра. Ведь как только она возьмет свой трон, она усадит на него подле себя и Джона Сноу.       — А что в этом плохого?       Варис встал, пряча руки в широких рукавах. Тириону все еще почему-то казалось, что евнух издевается над ним.       — Дейенерис Таргариен — это та королева, что нужна Вестеросу. У нее есть имя, есть право и цель; но самое главное — у нее доброе, мягкое сердце. Все трудности, через которые она прошла, сделали его еще мягче и чувствительнее. Но у Джона Сноу твердое сердце бастарда. Достаточно открыть историю Семи Королевств и вспомнить известнейших бастардов. Все они хотели одного.       — Власти, — кивнул Тирион. — По-моему это не то, что нужно Сноу.       — Люди меняются, как погода, милорд. Мальчик, которого вы знали, вырос в нечто зловещее, готовое к войне. Нужен лишь толчок извне, и, к сожалению, этот толчок уже пробудил дракона. И пусть боги смилуются над нами, если я прав.       — Вы не правы, — нетвердо сказал Ланнистер.       Варис скептически ухмыльнулся и отошел к окну. Глядя ему в спину, Тирион задумался. Он был поражен правдой о Джоне Сноу; это именно то, чего он никак не мог предугадать. Зато теперь любая его схожесть с Дейенерис легко объяснялась кровью. Невольно на ум пришли слова отца о Таргариенах: "Безумие и величие — стороны одной монеты". Семь Королевств пережили Мейгора Жестокого, танец Рейниры и Эйгона II, Эйгона Недостойного и Безумного Короля... неужели кровь старых королей взыграла и в Джоне Сноу? Тирион в это не верил. Хотя в чем-то Варис был прав. Дейенерис была жестока к врагам, но людей своих любила всем сердцем и шла на жертвы ради народа. Чего не скажешь о Джоне. То, что Тирион увидел в Зимнем городке, пошатнуло его веру в компетентность бастарда как короля. Но все мы люди, и все мы совершаем ошибки. Ведь так?..       Тириону не терпелось поговорить с Ее Величеством о короле Севера, но она все избегала разговора: простуда свалила ее с ног, и она почти не выходила из своей комнаты. Почему-то Ланнистеру теперь было стыдно смотреть на Джона. Впрочем, отношение всего Винтерфелла изменилось к нему. В его присутствии голоса смолкали, глаза боязливо блуждали по его угрюмому лицу. Да и сам он изменился, но было трудно сказать как. Видимо, он наконец признал самого себя: таргариенский дракон кроваво пестрел на его дублете, лютоволк больше не следовал за ним, как раньше, и действия стали увереннее, строже, словно правда развязала ему руки. Возможно, именно этого и боялся Варис.       Варис и Тирион одновременно обернулись на дверь, когда что-то скрежетнуло по ней. Варис кинул обеспокоенный взгляд на карлика и бесшумно подошел к двери. Когда он открыл ее, все было тихо, даже плач за стенкой стих.       — Даже у стен есть уши, милорд... — полушепотом сказал Варис, прикрывая дверь обратно.