mixtape

Лучи солнечного света проникают сквозь туманные оконные стёкла, отбрасывая золотые лучи на веснушчатые глаза Беверли. Она быстро виляет между стеллажами с вешалками с одеждой, и её внимание полностью ограждено от окружающего мира. — Надеюсь, что ты уже почти закончила, Би, — стонет Ричи, в изнеможении склонившись над стойкой с одеждой. Он держит по две сумки на каждом запястье, и вещи отягощают его руки. Беверли не заставляет Ричи ходить с ней по магазинам слишком уж часто, но время от времени в дом Тозиеров поступает звонок, свидетельствующий о том, что принцесса запрашивает официальное сопровождение на бал. Ричи никогда и не подумал бы отказаться от этого предложения, но он по-прежнему ненавидит каждую мучительную проведённую там секунду. Для тех, кто не понимает, о чём речь: он ненавидит покупки с самого начала. Беверли тащит его с собой в дешёвые магазины, когда решает, что ей нужен новый комбинезон, или на её любимом платье новое пятно. Это всё, что она может себе позволить, но Ричи ненавидит следовать за ней по проходам и носить с собой пакеты с одеждой, которые она оставляет в его распоряжении. Хуже того, он ненавидит сидеть за раздевалкой и говорить ей, хорошо ли выглядит наряд или нет. Конечно, он никогда не расскажет ей о том, что ненавидит это, но если она спросит, нравится ли ему их совместный шоппинг, он не сможет солгать. Вторая причина, по которой он ненавидит покупки — это то, что ему не нравится, когда она начинает цепляться к его одежде, утверждая, что ему нужна новая пара брюк или в его любимой рубашке слишком много дыр. Ричи объясняется фразой «это рок-н-ролл, детка», но она никогда его не понимает. Это приводит к тому, что его заставляют примерять новую одежду, а он ненавидит смотреть на свое тело. Он знает, что высокий, знает, что долговязый. Он знает, что бледен и выглядит больным, но попытки прибавить мышц так и не увенчались успехом, особенно учитывая отсутствие возможности позволить откормить себя, потому что родители не могут этого сделать. Ричи будет избегать зеркала в обнажённом виде при любой возможности. — Я даже не добралась до блузок, Ричи! — восклицает она. — Мне скучно, Беверли, — раздражённо фыркает он. Это правда, ему скучно, но в основном скучно из-за того, что с ним не разговаривают. Если уж Беверли увлечена, то она полностью вне зоны досягаемости. Бев делает паузу, смотрит на умоляющие глаза Ричи и говорит: — Хорошо. Давай сделаем перерыв. Хочешь покурить? — Боже, да, — выдыхает он. — Я жаждал этого всё утро. Беверли ведёт Ричи к стойке, где сбрасывает кучу одежды и объясняет, что собирается на мгновение выйти. Кассир улыбается ей и говорит, чтобы она не торопилась — большинство взрослых милы по отношению к Бев. У неё просто есть эта изюминка. Когда оба выходят за дверь, Беверли говорит: — Что бы ты делал без меня, Ричи? — Крушил и ломал, — не стесняясь, отвечает он. Они выходят к ближайшему переулку, прислонившись к кирпичной стене, и Беверли протягивает ему сигарету. Не Уинстон, но тоже подойдёт. — Итак, — говорит Беверли, как ни в чём не бывало. Он будто слышит вишнёвую бомбу в её голосе, и он знает, что она собирается сбросить её на него без предупреждения. — Как Эдди? Бум. Вишнёвая бомба. — Не знаю, — Ричи пожимает плечами. — Я должен следить за этим маленьким говнюком? Беверли толкает его локтем в бок и говорит: — Бип-бип. Не говори о нём в плохом ключе, хорошо? Мне было просто… интересно, как у вас дела, ребят. — Не видел его с тех пор, как… — Ричи замолкает, его мозг восстанавливает воспоминания о том, как он спал в палатке с Эдди, расположившим свою талию на его руках. В кемпинге было тепло и мило, но то, что произошло в этой палатке, заставило Ричи испытывать смущение. — Как мы пошли в поход? — спрашивает Бев, как будто может читать его мысли. — То, что ты сделал для него, было приятным. Очень даже мило. Я была шокирована, что ты на подобное способен. — Я могу быть хорошим, — защищает себя Ричи, когда чиркает спичкой по мокрому кирпичу. — Я просто не делаю ничего плохого, и этого достаточно, чтобы быть милым. — Да, конечно. Ты проводишь много времени, успокаивая Эда? Лично мне казалось, что ты немного репетировал до этого, — она подносит сигарету к пламени, разделяющим две сигареты, одновременно с Ричи. — Знаешь, а ты хорош в этом деле. Я никогда не видела, чтобы он успокаивался так быстро. — У него были кошмары в течение некоторого времени? — Ричи избегает её вопроса. Тратит ли он время на утешение Эдди, это не её дело, особенно когда он даже не уверен в том, что именно значит утешать. — О, да, — она делает постоянные затяжки, совсем непохожие на то, как привык курить Ричи. — С тех самых пор, как я его знаю. Он всегда был таким, он просто обычно засыпает через некоторое время. — Никто не пытался ничего с этим поделать? — спрашивает Ричи. — А что мы должны сделать? — смеётся она. — Влезть в его сны и сразиться со страшными монстрами? — Он говорил тебе, о чём они? — А тебе он сказал? — многозначительно смотрит она на него. Ричи смотрит в сторону; дует ветер, сметая мёртвые листья в пустоту. Он ненавидит говорить об Эдди только потому, что не знает, что сказать. Он не знает, что думать. Эдди… он неизведанная территория. — Ты любишь девушек, Ричи? — спрашивает тогда Беверли. — Что? Конечно, не будь глупой, — качает он головой; его сердце бесконтрольно стучит. Боже, почему он так напуган? — У тебя никогда не было девушки, — заявляет она. — И что? Мне пятнадцать, ради всего святого; то, что я не женат, не имею семерых детей и собаку не означает, что я «из этих», — говорит он оборонительно, врезаясь своим ботинком в насыпной гравий. Беверли смотрит на него настороженным взглядом, а на её лице написан скептицизм. — Так ты любишь девушек? — Конечно, — говорит он снова, враждебно на неё глядя. Его сердце будто вот-вот вылезет из горла. — Мне нравятся девушки. Люблю их. Она смотрит на Ричи в последний раз, и её глаза будто умоляют лучшего друга быть с ней честным. Они оба знают, что он не говорит ей правду, или, может быть, это и есть правда, но он, видимо, всё же опускает некие детали. Она просто хочет, чтобы он перестал хранить от неё секреты, и она чувствует, как разрыв между ними увеличивается до размеров пятифутового и двухдюймового ребенка с веснушками, находящимися везде, куда достаёт солнце. Даже сейчас, когда оба прислоняются к стене и курят свои сигареты, между ними есть расстояние. Это не то же самое. Ричи больше не встречается с Беверли возле заправочных станций; она узнала, что он слишком занят, ползая через окна дома Каспбраков. Беверли тушит сигарету и, наконец, принимает тот факт, что, возможно, Ричи больше не будет её лучшим другом. Или, если уж точнее, то он её лучший друг, но она — точно не его лучшая подруга. — Я спускаю тебя с крючка, Тото, — смеётся Беверли, чтобы скрыть тот факт, что её глаза наполняются слезами. Она смотрит в сторону, начинает двигаться назад и медленно отступает от Ричи. Расстояние между ними растёт и растёт, и она продолжает делать эти шаги назад. — Ты получаешь карту освобождения из тюрьмы только на сегодня. Я могу закончить покупки самостоятельно. — Правда? — спрашивает он, широко раскрыв глаза. Затем он понимает, насколько это нехарактерно для неё, и говорит: — Ты уверена? Я могу остаться, если хочешь. Беверли кивает, с задумчивой улыбкой на лице, когда узнает частички того самого Ричи, которые так долго принадлежали ей.  — Иди, Ричи. Тебе скучно. Иди, передай привет Эдди от меня. Ричи хмурится, отводит взгляд и чувствует, как напряглось его тело. Она обвиняет его в чём-то? Что она пытается сказать? — Конечно. Как хочешь. Повеселись в магазине, принцесса, — с горечью говорит он. Ричи кусает сигарету, чувствуя табачные и никотиновые вспышки попадающие на вкусовых рецепторах. Беверли поворачивается на каблуках и начинает идти к магазину; Ричи чувствует в себе только гнев. Почему она не доверяет ему? Почему она так сильно завидует Эдди? Разве ему не разрешено заводить друзей, если только он автоматически не становится «из этих»? Он ненавидит это. Он ненавидит, что это всё, что она может в нём видеть. Он не знает, может ли он дружить с кем-то, кто судит его за то, кем он не является. Ричи несколько минут ждёт в переулке, а затем возвращается к велосипедной стойке, находящейся в передней части здания, хватает свой тормозящий велосипед и садится на него. У него нет конкретной цели, он просто едет. Он едет. Он едет, пока бетонные дороги не сменяются гравием, и затем он едет, пока гравий не сменяется грязью. Его велосипед ведёт его по знакомой дороге, которая ведёт к ферме Майка Хэнлона. Майк всегда знает, как заставить Ричи вынырнуть из своих мыслей, всегда знает, как заставить мальчика взаимодействовать с окружающим миром. Только когда Ричи находится в центре местности, он останавливается и резко тормозит. Его велосипед спотыкается на грунтовой дороге, а его тело в последний момент наклоняется вперёд. Он приходит в норму и думает: «Я не могу пойти увидеть Майка. Это её друг. Они все её друзья. Они тоже будут на её стороне.» Но Ричи всё равно продолжает идти дальше, уезжая из города, желая быть кем угодно, кроме себя самого. Он ненавидит быть один. Он не может этого вынести. Он оставил свой плеер дома, так что он не может убежать, даже если бы захотел. Ричи выезжает на знакомую дорогу и бросает свой велосипед рядом с почтовым ящиком. Он смотрит на часы, видит на них время — 10:42 — и начинает идти по заднему двору дома. Если график домашней работы остаётся прежним, человек, к которому он пришёл, выйдет на улицу и будет стирать белье, которое его отец на него оставил. Как и ожидалось, он сидит у умывальника, а его руки глубоко зарыты в пену. Ричи ступает к нему тихо, осторожно и поднимает рубашку с груды одежды рядом с ним. Ричи садится, опуская рубашку в воду и тихо потирает её о стенку бассейна. Генри Бауэрс тут же подскакивает, выплескивая на свою переднюю часть груди от удивления воду. Он издаёт крошечный визг, звучащий слишком женственно, но Ричи даже не бросает на него взгляд. — Т-Тозиер? Чёрт, что ты здесь делаешь? — спрашивает Генри, его голос дрожит от страха. Он не боится Ричи, нет, он в ужасе. — Я не… я не трогал Билла или его пидорковатых друзей, я… — Расслабься, — бормочет Ричи. Ему не очень приятно находиться здесь, но он не знает, куда ещё может пойти. Он не понимал, что дом Бауэрса был его безопасным местом по умолчанию, но сейчас он здесь. Он надеялся, что его ожидает тёплый прием, но последнее, что он сказал Генри, было угрозой убить его. Понятно, почему юноша дрожит. — Просто, чтобы разъяснить… Ричи поднимает взгляд, смотря в карие глаза Генри; в его мозгу тут же разворачиваются воспоминания. Он так долго подавлял эти воспоминания, но теперь он… он позволяет им колыхаться, как постельное белье, прикрепленное к верёвке слева. Он не знает, почему он так долго пытался забыть. — Ты не запасной вариант. Это однозначно не так, поэтому не ходи с мыслью, что я здесь только потому, что Бев сука. — Это именно то, о чём ты думаешь, не так ли? — сужает глаза Генри. Он ощетинивается, словно обиженный кот, его торс поднимается, чтобы выглядеть массивнее, чем на самом деле. — Что бы сука сделала сейчас? Ричи открывает рот, чтобы сказать Генри насчёт того, что он назвал её сукой, но потом думает, что это выглядело бы как-то лицемерно с его стороны. — Нет. Не беспокойся о том, почему я здесь, просто прими тот факт, что я здесь. Это всё, что имеет значение. Генри смотрит куда-то в сторону; его кожа вспыхивает, но не от холодных ветров, кусающих их молодые щёки. Ему стыдно, что Ричи здесь, но лишь потому, что он не был готов. Он сидит в своей грязной фермерской одежде, невредимый и совершенно шокированный, непривлекательный. Эдди Каспбрак чист, он опрятен, и он совершенен. Генри Бауэрс чувствует, как будто он — его полная противоположность. Генри Бауэрс на два с половиной года старше Ричи Тозиера, но с учётом того, как Ричи был воспитан или не воспитан, он был вынужден взрослеть быстрее других в своем классе. Ричи и Генри познакомились, когда были ещё детьми, едва ли достаточно взрослыми настолько, чтобы понять, что родители не должны относиться к ним так, как относились. Ричи покупал продукты — не закуски, не фастфуды, не конфеты, а самые обычные продукты. Генри скрывался в проходе и пытался украсть плитку шоколада, не будучи пойманным. Когда Генри поспешно сбегал, он наткнулся на Ричи и выбил бумажные пакеты из его рук. Генри тогда сказал: «Эй, глаза разуй!» и Ричи просто молча начал собирать скучные взрослые вещи, которые дети обычно не покупают. Генри тогда сказал: «Эй, почему ты покупаешь такие странные вещи?» и Ричи поднял голову с его детским, невинным лицом, и Генри Бауэрс влюбился. Ричи не любил его так же в ответ. Даже сейчас, когда Генри смотрит на Ричи с удивлением, изумлением и неверием в то, что мальчик снова сидит на его ферме и помогает по хозяйству, как в старые времена, он знает, что Ричи не любит его взаимно. — Как зажили твои рёбра? — спрашивает Ричи, сосредотачиваясь на каком-то пятне, изображённом на лицевой стороне пуговицы, пришитой к нагрудному карману вместе с надписью «Бауэрс». — С моими рёбрами всё нормально, — упрямо говорит Генри, качая головой в отрицании. Ричи смотрит на него простым взглядом, прежде чем вернуться к пятну. У Генри горит лицо. — Нет, не нормально. Я ушиб их, и вполне возможно, что сломал. Я видел, как ты хромал, чувак. Они уже заживают? — спрашивает снова Ричи, игнорируя источающего взволнованную ауру Генри. Пятно начинает пропадать из нитей, поэтому Ричи позволяет довольной улыбке украсить его лицо. Между ними проходит мгновение тишины, а ещё звук воды, мягко плещущейся о руки, щебетание птиц, впадание цикад в зимнюю спячку. Затем Генри говорит голосом, который не держит в себе никакой враждебной защиты, с которой он так привык говорить: — Да, они заживают довольно хорошо. — Хорошо, — говорит Ричи. Он встаёт, подходит к Генри, чтобы закрепить одежду на верёвке, вытягивая рубашку, чтобы она могла нормально сохнуть. Генри не может не смотреть на то, как двигается Ричи, когда он делает это. Он другой, мальчик определённо был благословлён в период полового созревания, и теперь его тело совершенно новое по сравнению с тем телом, которое Генри знал точно так же, как тыльную сторону своей ладони. Рубашка Ричи поднимается, когда он вытягивается, а солнце падает на его волосы и окрашивает их в пурпурные и синие оттенки. У мальчика по коже разливается масло цвета слоновой кости, и Генри не хочет ничего другого, кроме как исследовать этого нового Ричи и посмотреть, во что он вырос. Вместо этого он отворачивается и учится ненавидеть себя чуть больше. — Как давно они ушли? — спрашивает Генри. Руки Ричи опираются о бока, после чего он говорит: — Что? Кто? — Ричи, — хмурится Генри. Он отказывается смотреть вверх, потому что не доверяет своим предательски красным щекам, поэтому смотрит вниз и спрашивает: — Ну же. Я не глупый. Ты думаешь, что ты единственный, кто наблюдает? Ричи кусает внутреннюю часть щеки и разворачивается к Генри. Он опирается о таз, и холодная вода целует кончики его пальцев, которые свисают с краёв. В том-то и дело, что Ричи беспрерывно с кем-то тусуется. Если он не гуляет с кем-то, то на его подъездной дорожке стоят два или больше велосипедов. Генри видел это, он замечал, а ещё он заметил то, как дрожали руки Ричи с тех пор, как он прибыл. Он не ел. Все подсказки указывают на то, что его родителей здесь нет — они уехали, и это происходит не впервые. — Сколько? — спрашивает Генри снова. — Три недели? Четыре? Я потерял счёт времени, — говорит Ричи. — Может быть, и все пять. — Ради всего святого, — выдыхает Генри, недоверчиво качая головой. — Что ты ел? — Консервированная фасоль, хлеб, — пожимает плечами Ричи. — Некоторые из друзей Бев разделяют свои школьные обеды со мной. Он избегает говорить об Эдди. Генри, тем не менее, всё равно знает, кого он имеет в виду. — Ты должен сказать кому-то, — хмурится Генри. — Ты не можешь… Что произойдёт, когда коллекторы появятся на пороге твоего дома, и ты должен будешь объяснить, что твоих родителей не было дома вот уже несколько недель? — Я проверил. Оплачены все счета за следующие три месяца, — пожимает плечами Ричи. — Три месяца? — повторяет Генри. — Иисус. Они оставили тебе какие-нибудь деньги? — Нет, — лицо Ричи искажается, как будто его подвергают физическим пыткам. Он не хочет говорить об этом, особенно с Генри. Теперь, когда Ричи думает об этом, то идея приехать сюда в первую очередь кажется ему глупой. О чём он думал? О чём я только думал? — Нужно найти какую-то работу, чтобы я мог покупать продукты. Может, сгребать листья или что-то в этом роде. — Тебе нужны продукты? — спрашивает Генри. Ричи молчит. — Тебе нужны продукты? — спрашивает он снова. Ричи встречается с ним взглядом, и ему не нужно говорить ни слова. Генри кивает, встаёт, вытирает мокрые руки о штаны и говорит: — Хорошо. Пойдём. — Что? Куда? Куда мы идём? — паникует Ричи, спотыкаясь о свои ноги, но продолжает следовать за Генри, который заводит его внутрь дома. Дом всё ещё пахнет точно так же, как и тогда: старые сигары и ржавая кожа. Один запах тут же заставляет голову Ричи закружиться от ностальгии — мальчик держится за перила, чтобы сохранить равновесие. Генри забирается в свою комнату и спускается в два раза быстрее, держа в руках пачку денег. — Давай, — говорит Генри. Он хватает Ричи за шею и начинает толкать его ко входной двери; его пальцы мягко касаются вьющихся волос мальчика. Генри пользуется моментом, чтобы насладиться теплом веснушчатой кожи Ричи, и толкает мальчика вперёд на крыльцо. — Куда мы, блять, идём, Бауэрс? — ругается Ричи, забираясь в ржавый Камаро, над которым Генри долго работал и ремонтировал ещё с четвёртого класса. Ричи не знал, что автомобиль, наконец, работает сносно, но он знает, сколько усилий приложил для этого Генри. Он снова спрашивает: — Куда, чёрт возьми, мы собираемся? — Давай, Рич, — качает головой Генри, пристёгивая ремень безопасности. — Ты блядский мудак, но действительно ли ты думаешь, что я позволю тебе погибнуть в этом большом пустом доме? Ты, блять, сумасшедший. Ты правда такого низкого мнения обо мне? Ричи хочет сказать что-то типа «да, ты ведёшь себя как чёртов дикарь». Вместо этого он молча слушает немецкий дэд-метал, который любит Генри, и смотрит в окно, когда они едут в сторону города. Ричи задаётся вопросом, на что была бы похожа его жизнь, если бы они остались друзьями с Генри. Он думает, что всё было бы по-другому, и он, конечно, не узнал бы о Беверли Марш или Билле Денбро. Может быть, — просто возможно — он издевался бы над Эдди Каспбраком за его девчачьи маленькие шорты, и если бы это было так, то он, вероятно, был бы причиной того, что Эдди слишком напуган, чтобы ходить в класс один. И, возможно, он мог бы поцеловать Генри на задних сиденьях ржавого Камаро, а не Стэна Уриса посреди леса. Может, Ричи даже не против поцеловать Генри. Может быть, Ричи не против иметь отношения, даже если бы они были с парнем. Может быть, Ричи сожалеет, что оттолкнул Генри в канун Нового года. Ричи совершенно тихий — редкий случай — вплоть до супермаркета. Только когда Генри Бауэрс стоит рядом с ним и рассматривает разницу в цене между пшеничным и белым хлебом, Ричи, наконец, говорит: — Как ты думаешь, у нас получилось бы? — спрашивает он. Он смотрит на булочки с корицей и изюмом. — Это. Когда мы… старше. Взрослее. Как ты думаешь, вышло бы что-то с этого? Задняя часть языка Генри касается верхней части его рта, и его губы начинают образовывать слово «да». Но затем, поразмыслив, он поменял своё решение. Он говорит: — Не вышло, в этом-то и всё дело. — Но представь, если вышло бы, — говорит Ричи. Он поворачивается к Генри и спрашивает: — Ты думаешь, что любишь меня? Генри смотрит на него с полным недоверием. «Ты серьёзно?» — думает он про себя. — «Ты умственно отсталый? Ричи, я любил тебя. Даже сейчас я всё ещё люблю тебя. Ты что, чёрт возьми, так и не понял?» Вместо того чтобы произнести эти слова, он пожимает плечами и отворачивается. — Я не грёбаный пидор. Ричи вздыхает и следует за своим старым другом; остаток поездки лишь отдаляет их. Он полагает, что не должен был говорить об этом, но ему нужно было спросить. Ричи и так смущён собой и своим положением в этом мире, и его поражает ощущение ясности только тогда, когда он целует Стэна Уриса. Но Ричи знает, что этого больше не повторится, нет, только не со Стэном. Но речь не только о Стэне, не так ли? Нет, речь обо всех мальчиках. Всех мальчиках. Ричи думал, что сможет разрушить некоторую путаницу, если воспользуется первым мальчиком, который когда-либо инициирует эти противоречивые чувства внутри него. Генри что-то посеял в Ричи той холодной, морозной ночью. В то время как все взрослые были пьяны от шампанского и новогодних тостов, Генри Бауэрс был занят посадкой первого семени в сорняки, которые прорастут и закрутятся вокруг темы ориентации Ричи. Ричи мало говорит, пока они делают покупки. Большую часть говорит Генри, выбирая ингредиенты для еды и все закуски, которые, как он помнит, привлекали Ричи в детстве. Он, к слову, попал в точку. Ричи кладёт только один предмет обратно, и это только из-за той ночи, когда Беверли заставила его съесть 80 липких червей за минуту. Его рвало, и теперь их вид наполняет его сердце ужасом. Генри считает деньги в кассе, и Ричи чувствует вину, наполняющую его изнутри. Он думает, что он действительно настолько жалкий, что из всех людей именно Генри стоит здесь и покупает ему еду. Как жалко. — Спасибо, — говорит Ричи, когда они двигаются по парковке. Его голос звучит мягко и искренне. Генри смотрит на него, останавливаясь, чтобы сунуть еду в багажник своей машины. — Не за что. Твои родители — те ещё мудаки. — Да, — смеётся Ричи, перенося бумажные пакеты в багажник. В нём находятся украденные школьные учебники, сломанные винилы и кожаная куртка с инициалами «ПХ», пришитыми к воротнику. Ричи не спрашивает об этом. — Да. Я думаю, что всё бы получилось, — тихо говорит Генри. Ричи смотрит в замешательстве, наклоняет голову в сторону и спрашивает: — Прошу прощения, о добрый сэр? Генри пожимает плечами, избегая увеличенных за стёклами очков глаз Ричи. — Получилось бы. Это. Мы. Между нами бы всё вышло. Я бы заставил это всё получится, знаешь. Боролся бы за что-то… нет, боролся бы за нас. Я бы позаботился о том, чтобы вышло. Ричи знает, что их отношения были бы чём-то уверенным и стабильным, к чему он сможет вернуться. Эдди Каспбрак состоит из нестабильности; он непредсказуем и вполне может однажды устать от шуток Ричи и уйти от него. Генри Бауэрс — мальчик, который любил его с тех пор, как они были в начальной школе. Да, это просто. Это безусловно. Если Ричи действительно хочет попробовать сыграть за другую команду, как намекают ему его мысли в последнее время, он чувствует, что это должно быть что-то не столь непостоянное или нерешительное, как Эдди Каспбрак. Кроме того, Генри уже знает о нём все, включая еду, которую он ест. Это действительно было бы самой безопасной для него ставкой. Но он не любит Генри. Это проблема. Это всегда было проблемой. Они не слушают радио, когда едут к дому Ричи, и почему-то кажется, что Генри едет домой. Не на ферму своего отца, а домой. Где живёт Ричи, где он подарил Ричи его первый фингал, куда он бросился бы в 3 часа дня после того, как средняя школа разделила двух мальчиков, где он спал в палатке в гостиной, а не в комнате Ричи, как Тозиеры всегда их просили. Они сказали бы: «У вас есть комната, Ричард, пожалуйста, пользуйтесь ею». И, несмотря на это, Ричи всегда бросал свой спальный мешок на пол в гостиной в знак протеста. — Ради всего святого, — шепчет Ричи про себя, когда машина въезжает на подъездную дорожку. Ричи останавливается и поднимает очки, чтобы потереть глаза. Он зажимает переносицу, качает головой и молча проклинает Эдди Каспбрака. Конечно, он должен появиться прямо сейчас. Конечно. Эдди склоняется над дневником, пишет аккуратные слова и настолько увлечён собственной писаниной, что даже не замечает, как въезжает машина, глохнет двигатель и затихает грохочущий шум. Затем две двери машины захлопываются, и после этого он не может не посмотреть вверх. Генри всё ещё не заметил крошечного мальчика, но Ричи пытается как можно быстрее взять всё из багажника. Ему нужно как можно скорее выпроводить Генри. — Ричи? — зовёт его Эдди. Блять. Блять. Блять. Блять. Блять. Блять. Сделай что-нибудь, ну же. — Ой-ой, кап`тан на море, — говорит он с ирландским акцентом. — Заметил, как к кораблю приближается маленькая девчушка. Негодник, она же совсем ещё леди! Эдди останавливается; его кровь стынет, молекулы волос на его коже тут же поднимаются, а мурашки на коже выбиваются из-под его плоти. Его будто сразу пинают в гипердвигатель, и его реакция на бегство или бой активируется в одно мгновение. Он закрывает глаза, не желая смотреть на хулигана, который делает его жизнь адом, и который стоит рядом с Ричи с охапкой свежих продуктов. — Блять, что он здесь делает? — спрашивает Генри. Он более… раним, чем остальные, и Ричи может это признать. Ричи бросает все сумки обратно в багажник, поворачивается к Генри и говорит: — Мне очень жаль, я не думал, что он будет здесь. Просто дай мне минутку, пожалуйста. — Какого чёрта, Ричи? — шепчет Генри только потому, что он не доверяет себе настолько, чтобы попытаться говорить громче. Его горло кажется сухим и комким, как будто он проглотил целую бутылку антацидов. — Просто… Что за хрень? Ричи не может найти слова, чтобы сказать, поэтому он поворачивается на каблуках и направляется к Эдди на крыльце. Он вытаскивает ключи из карманов и передаёт ключ от дома Эдди, умоляюще глядя на мальчика. — Пожалуйста, иди внутрь. Пожалуйста. Просто иди, посиди в моей комнате, я скоро подойду, — умоляет Ричи. — Г-Генри? Генри Бауэрс? Ты… Ты… Ты… — Эдди недоверчиво качает головой. — Нет, — Ричи не хочет слышать конец этого предложения. — Тебе нужно перестать всё время показываться на моём крыльце. Иди. Иди, подожди в моей комнате. Эдди ещё немного молчит, ошеломлённый такими резкими словами. Затем на его глазах тут же появляются слёзы, и он чувствует себя маленьким прямо перед глазами Ричи. Поэтому, так быстро, как он может, он собирает вещи, которые он принёс, и поворачивается лицом к входной двери. Его руки дрожат от страха и разбитого сердца, что, в свою очередь, мешает открыть дверь. Когда у него наконец получается, то он захлопывает дверь; деревянная рама дрожит и скрипит от такой силы. Ричи осторожно возвращается к Генри; его тело ощущается вялым от страха. Он снова начинает собирать пакеты с продуктами, не говоря ни слова в адрес Генри. — Тебе пиздец, ты знаешь это? — спрашивает Генри. — Тебе однозначно пиздец. — Я знаю, — кивает Ричи. Он снова открывает рот, однако его перебивают. — Не нужно говорить со мной грёбаными акцентами, Ричи. Я не могу поверить тебе. Боже, — Генри хватает всё, что осталось в багажнике, и начинает идти по лужайке. Он движется так сердито, что Ричи кажется, что юноша собирается прорваться прямо через сад его матери вдоль тротуара, но Генри всё ещё достаточно вежлив, чтобы уважать растения миссис Тозиер, как его и учили. Ричи вздыхает и закрывает багажник, с наполненными руками следуя за Генри до крыльца. Из всего, что пошло не так, это самое крышесносное. Это действительно оно. Генри с силой открывает дверь, направляясь прямо на кухню и не останавливаясь, чтобы осмотреть новую мебель. Он бросает сумки на кухонный стол, а затем поворачивается, чтобы выйти. Ричи бросает свои сумки и хватает Генри за руку, удерживая его. — Мы могли бы попытаться, — тихо говорит Ричи. Он чувствует, как будто это оно — последняя капля, последний гвоздь в гробу. Эдди было слишком много, это только усиливало страх, что Генри выставил Ричи таким уязвимым. — Нет, — качает головой Генри, глядя на Ричи с отвращением. — Мы бы не смогли. Не ври мне, ты, блять, мудак. Глаза Ричи тут же следуют за отблеском света, прорывающимся и перехватывающим его зрение. С шеи Генри свисает цепочка с бусинами, прикреплёнными только с жетонами и золотым кольцом. Одно из аркады, то, которое было выиграно много лет назад. Второе кольцо… всё ещё находится в чашке у раковины, а остальные кольца Ричи сорвал с пальцев в тот ужасный день, когда дрался с парнем, стоящим сейчас на его кухне. Генри сохранил кольцо. — Ты… — Ричи делает шаг вперёд, однако предплечье Генри врезается ему в грудь и толкает его назад. — Не подходи ко мне, ты, блять, педик! — Голос Генри дрожит, и его трясущиеся руки крепко опираются о стойку в попытке успокоиться. — Иди к своему маленькому милому парню. Пидоры. — Хорошо, — кивает Ричи. Генри останавливается, а затем поднимает глаза на лицо Ричи. Ричи спокойный, собранный, безмятежный и готов к тому, что его лицо будет разбито. — Хорошо? — повторяет Генри. — Да, — Ричи пожимает плечами, засунув руки в карманы. Он немного откидывается назад, из-за чего его тело сводит от непривычки, а затем говорит: — Я педик. Мне нравятся мужчины. Генри скрипит зубами и смотрит в сторону, смущённый горячими слезами, коснувшимися его щёк. Он не хочет плакать, нет, не перед Ричи. Пожалуйста, только не перед Ричи. — Да, — говорит Генри сквозь челюсть. Он качает головой, быстро роется в карманах в поисках ключей и пятится от Ричи. — Гомо. — Да, — Ричи снова кивает. — Квир. — Конечно. — Пидор. — Угу. — Педик. — Да. — Девчачий мальчик. — Целиком и полностью. — Гомик. — Конечно. — Гей, — наконец, говорит Генри. — Да, — кивает Ричи. — Да, я могу им быть. Видимо, так и есть. Генри на мгновение замолкает; его руки крепко обхватывают ключи, а большой и указательный пальцы вытягивают их вперед, чтобы использовать в качестве возможного оружия. Ему кажется, что его сейчас вот-вот вырвет горячей, липкой желчью, поднимающейся в горле, кислой и жгучей. Ему кажется, что он действительно мог бы загрязнить избитые конверсы Ричи, но потом он понимает, что это не рвота, а слова: — Я тоже. Ричи кивает и говорит: — Хорошо. А затем снова пожимает плечами. Генри тошнит от признания, которое он только что сделал вслух. Он никогда не ненавидел себя так сильно, как сейчас — настолько, что даже не знает, сможет ли он доехать домой, не разбив свою машину. Он не может пойти домой, нет, не может встретиться со своим отцом с осознанием, что ему нравятся мужчины, и члены, и щетина, и пресс, и мужская грудь, да и вообще всё, кроме женщин. — Эдди, — говорит тогда Ричи. Он говорит это спокойно, как будто это имеет смысл, как будто это единственное, что имеет смысл. Лицо Генри на мгновение скривилось, и на нём с осознанием того, что он не услышал собственного имени, появилось страдальческое выражение. Затем медленно, как будто признавая грех перед хором богобоязненных ангелов, он говорит: — Патрик. Не имя Ричи, нет, это само собой разумеющееся. Это очевидно. Но правда в том, что… когда Белч и Виктор не смотрят, рука Генри касается бедра Патрика. И когда они играют в стрип-покер в спальне Виктора, глаза Патрика задерживаются на теле Генри чуть-чуть дольше, чем нужно, и Генри «случайно» хватает не ту рубашку, когда игра заканчивается, чтобы у него был повод надеть одежду Патрика. И иногда, когда они находятся в кинотеатре под открытым небом, Белч занимает барную стойку, Вик развлекается с первокурсницами, а Патрик и Генри обмениваются скрытными поцелуями на заднем сиденье машины Генри, о которых никто не знает. Вообще никто. Никто, до сегодняшнего дня. Ричи кивает. — Хорошо. Генри отворачивается от стыда, а вина пронзает его тело. Ричи… идеальный Ричи. Ричи Тозиер, который получает отличные оценки, но никогда не акцентирует на этом внимания. Ричи Тозиер, который может сделать миллион акцентов и заставить любого смеяться. Ричи Тозиер, в которого он был влюблён, когда они были детьми. Ричи Тозиер, который гей. Если Ричи гей, значит, между ними всё должно быть в порядке, верно? Генри качает головой и уходит от разговора, пробираясь через дом в отчаянной попытке избежать того, в чём он только что признался. На этот раз Ричи не останавливает его. Верно?