О Сехун
Это омут, в который ныряешь с головой. Бэкхён часто об этом думал, но лучшего определения так и не смог найти. Сехун как вода. Она может спасти человеку жизнь так же, как и отобрать её. Ей подвластно всё. Сначала воодушевление течёт по венам, а желание нырнуть и поплескаться в приятной, успокаивающей водичке невероятно сильно. Продолжительное время удовольствие переполняет душу; это как новый глоток свежего воздуха в твою размеренную, скучную жизнь. На первой стадии плещешься, полностью погружаясь в этот новый мир, полный неизведанного и прекрасного. На второй стадии, спустя время начинаешь понимать, что утомился, хочешь передохнуть, потому что вода высасывает из тебя слишком много силы. Всё так же весело, но уже не настолько. Третья стадия безусловно знакома всем. С синими губами через силу улыбаешься, говоришь всем, что всё хорошо, а люди смотрят с жалостью, но терпеливо, потому что понимают, это твой выбор. Зовут на сушу, ведь там теплее, а ты настойчиво отказываешься, мол, всё хорошо. Вот зубы уже начинают отстукивать бешеный ритм, а ты и не заметил, когда это всё началось. Утонув в уже привычной для себя среде, забываешься, время неумолимо быстро бежит на перегонки с твоим терпением, безукоризненно выигрывая эту битву. И ты сдаёшься, единственное, чем забиты твои мысли, — суша. Выйти бы, согреться, в конце концов, отдохнуть. Желание стряхнуть с себя мерзкие холодные капли, укутаться в нагретое ярким солнцем махровое полотенце, завернувшись в кокон, преобладает над всеми возможными. А что, если выйти никак? Ты на свободе, хочешь — плыви в одну сторону, хочешь — в другую. Перед тобой простирается горизонт, но сердцем понимаешь — ловушка. Силы, как взятый в руку песок, сочатся из всех щелей, и в конечном итоге ладонь почти пуста. Замерзший, еле дышащий, глотаешь ртом воздух в любой удавшийся момент, пытаешься держаться на поверхности или ухватиться за что-либо. Твоё тело, как и сердце, потихоньку тонут, и это неизбежно. Если кто-то или что-то не придёт на помощь — неминуемая смерть. О Сехун — вода, и Бён Бэкхён, как никто другой, понимал это ярче всех, но его сердце отказывалось верить. Отвлечься от ползающих в голове, как прожорливые черви, мыслей помог настойчивый толчок в плечо. Сехун нагнулся к Бэку, заглядывая в потерявшиеся глаза, и сообщил, что Чанёль с братом уже ждут их на улице. Бён, очнувшись как от глубокого сна, закивал в ответ, поднимаясь с твёрдого стула. С самого утра Чанёль таскался со своим младшим братом, потому что отец намекнул старшему сыну позаботиться о Чанхо, как это и обязан делать старший брат. И только Пак и, что самое удивительное, Бэкхён из их маленькой компании знали настоящую причину такой неожиданной просьбы, ведь раньше Чанёля никогда не заставляли приглядывать за Чанхо так долго. Родители были не в лучших отношениях, поэтому ссоры и крики уже который день впитывались, как влага, в обои, оставляя от себя противные жёлтые пятна на их благополучной семейной иллюзии. И, как Бён считал, взрослые поступили разумно, подсунув младшего сына к Чанёлю, чтобы ещё такой маленький ребёнок не переживал и не нервничал из-за разногласий своих любимых родителей. А криков, наверное, было немерено, учитывая недавние обстоятельства, о которых Пак рассказал только Бэкхёну. Это было удивительно, но Сехун действительно ничего не знал об измене. Бён это понял по недоумевающему лицу, когда Чанёль пришёл вместе с Чанхо в кафе, в котором они договорились встретиться. Чанхо, в возрасте шести лет, был просто очаровательным ребёнком. Жутко активным, местами доставучим, прытким и немного вредным, но безумно умным для своих лет, вежливым, как настоящий джентльмен, и хитрым, словно лиса. В кафе он объявил взрослым парням, что раз они все собрались, обязаны выпить по молочному коктейлю и никак иначе. Он быстро вскочил со своего стула с по-детски уверенной моськой и, полный гордости за своё самостоятельное решение, потопал к стеклянным витринам, чтобы озвучить официанту заказ. А услышав определённую сумму денег, мальчик стушевался, скромно подошёл к старшему брату и незаметно подёргал того за чёрную футболку, тихо прося денежку. Сехун смеялся, как невменяемый, а Бэкхён, явно оскорблённый поведением своего парня, дал подзатыльник блондину и усмирил злым взглядом. Бён и не заметил, как пролетело время и как быстро исчез из его стакана сладкий клубничный коктейль с нежной пенкой и горкой сливок, украшенной узором из плавленого шоколада. Время в компании стремительно гналось вперёд, оставляя после себя шлейф тёплых воспоминаний. Чанхо делился своими достижениями в рисовании, не забывая рассказать о наикрутейшем новом наборе фломастеров, который подарил ему старший брат. Сехун, задав несколько вопросов Чанхо, знатно заскучал, потому что не понимал, почему Ёль просто не мог вернуть ребёнка домой, где о нём могли позаботиться родители. А у Пака был выработан иммунитет к нескончаемому потоку слов его младшего брата, поэтому единственным слушателем оказался Бэкхён. И уже через пятнадцать минут мальчишка проникся огромной, искренней любовью к Бёну, который действительно интересовался жизнью мальчика. Этот день обещал быть самым насыщенным и запоминающимся за всё мерзкое, скучное лето, потому что Чанхо, как настоящий ценитель адреналина (пусть он ещё и не знал таких слов), хотел показать своему новому другу, Бэкхёну, самый любимый аттракцион в Парке Аттракционов, назвав его «супер-пупер быстрым и классным». И как бы Сехун ни противился этой идее, как бы ни кривил носом, больше предпочитая сходить и сыграть в бильярд, против Чанхо никто не мог пойти, даже Чанёль, которому, казалось, было абсолютно плевать, где просиживать свой зад. Пак старший был эмоционально вымотан, и Бэкхён не решался спросить реальную причину такой подавленности и серости. Большую часть времени все слушали неумолкающего Сехуна, который без устали ведал о своей работе вместе с отцом последние несколько недель: как ему это надоело и сколько в мире тупых людей, не знающих, как нормально и правильно выполнять свою работу. О редко жаловался, но в этот день у него как трубу прорвало, и его совсем не беспокоили зевки лучшего друга и хихикающий позади Чанхо, хваставшийся перед Бёном большим скоплением красивых родинок на обеих руках. Где-то в середине дня Бэкхён заметил, как много денег потратил Чанёль на всё веселье и сладости, которые выпрашивал у него брат. Бэк только и слышал, как пищал терминал, стоило Чанёлю приложить к нему свою банковскую карточку. А Чанхо с только ему присущей детской беззаботностью поедал сахарную вату и клялся зайти в ларёк ещё раз за новой порцией, но только чуть позже. Чанёль ничего не говорил по этому поводу, молчал и ласково улыбался пританцовывающему мальчишке, который был его точной копией. Если не брать возраст и характер, отличались братья только телосложением. Их забавные лица были практически идентичны, только у младшего в глазах горела детская беспризорность, в то время как старший обладал томным, мужественным взглядом, ямочками на обеих щеках, которые моментально притягивали внимание окружающих, и резким мускусным запахом. Сехун обзавёлся новой кличкой «вредная колючка», над чем все парни, кроме, конечно же, О, посмеялись. Казалось, все проблемы отступили, и даже до одури бесячий моментами Сехун перестал так расшатывать уже поломавшиеся, словно льдинки, нервы. Бэкхён мог вздохнуть полной грудью, но стоило ему неумышленно попасть в тему разговора двух лучших друзей, нервно осекался и старался как можно скорее уйти, лишь бы О и Пак не смотрели на него так испепеляюще. Он просто не мог рядом с ними обоими стоять. Рядом с Сехуном не мог, потому что в голове ещё крутились несколько прошедших дней, где они только пререкались, будто убитая бытом и живущая вместе много лет парочка, а Чанёль вызывал в блондине смешанные, странные чувства. Они, несомненно, стали ближе, но этого нельзя было показывать Сехуну, поэтому они фактически не говорили друг с другом, избегая зрительного контакта. Хотя, по правде, избегал только Бён, непонятно чего опасаясь, брюнет же иногда смотрел так пристально, что это не могло ускользнуть даже от Сехуна, которому оставалось только недоумевать и гадать, что происходило между его лучшим другом и Бэкхёном. Тёмные хитрые глаза гуляли по смеющемуся вместе с Чанхо Бэкхёну, притягиваясь ко второму, как магнит. Бён ощущал затылком, ведь это непонятное, подкашивающее ноги чувство садилось ему на плечи и давило, давило, давило. А стоило ему взглянуть ненароком в ответ, Пак либо отворачивался к Сехуну, словно не был заинтересован Бёном, либо, наоборот, растягивал на лице улыбку, которая так и кричала: «Мы с тобой ближе, чем ты думаешь». И Бэк просто сходил с ума, пряча свои пунцовые щёки в воротник лёгкой куртки и думая лишь о том, как успокоиться. Он разрабатывал план по устранению Чанёля из своих мыслей. Темнеть стало намного раньше, поэтому в восемь часов вечера солнце последний раз улыбнулось компании из четырёх человек и скрылось из виду, оставляя после себя лишь крохотные частички тепла. Конец августа стал самым запоминающимся. Несмотря на то, что Бэкхён постоянно витал в облаках, он усердно старался запомнить последние денёчки лета такими, какой его жизнь давно не была. Он бог знает сколько не выбирался из дома по-настоящему. Вместе с друзьями и с любимым человеком посещая не захудалый бильярд, а Парк Аттракционов и боулинг, в котором он был последний раз лет этак десять назад, празднуя День рождения вместе с теми, чьи лица сейчас с трудом мог вспомнить. Закат догорал, когда О Сехуну вдруг стало скучно и у него кое-что снизу начало неуместно свербить, напоминая о себе, а именно — возбуждение. Не успел ещё Чанёль посадить младшего брата на «гусеничку», когда высокий блондин с пошлой улыбкой на лице и помутнением в глазах затащил Бэкхёна за угол, скрываясь от посторонних глаз и начиная требовательно целовать шею своего парня, беспрерывно шепча только ему подвластным тоном: «Я очень по тебе скучал». Наверное, будь это их первый год отношений, Бэкхён бы сто процентов сошёл с ума от возбуждения. Сделай Сехун это тогда, Бён бы начал таять, как шоколад в тёплых руках О, но сейчас… Сейчас на лице младшего отразилось всё негодование, которое комом копилось где-то внутри Бэка, а теперь застряло у самого горла, царапая стенки и принося жгучую боль.Не сейчас!
— Не сейчас, — озвучил свои мысли подросток, пытаясь смахнуть присосавшегося к шее, как пиявку, Сехуна. — Я не хочу, — терпеливо объяснил Бэк, но всё равно вместо понятливого взгляда получил лишь полные обиды и злобы глаза. Сехун всегда таким был. Он был требовательным, особенно в удовлетворении своих потребностей. Бэкхён этого никогда не понимал, но мог мириться со всеми недостатками своего молодого человека, смахивая на возраст. Бэк же не сильно в этом нуждался. Возможно, всё из-за того, что Сехун просто приелся, надоел. Бэкхён знал его как облупленного; знал, куда надавить, где пощекотать, а где страстно коснуться горячими губами. Спустя три года стало неинтересно, потому что всё повторялось снова и снова, но уже не было ни азарта, ни сил, ни желания. Бессмысленно и энергозатратно. — Ты никогда не хочешь, — коротко съязвил Сехун, абстрагируясь и вытирая влажный от слюней рот. Он некрасиво бросил взгляд на наручные часы, проверяя время так, словно он куда-то спешил или считал, через сколько сможет смыться отсюда, раз ему не дали то, чего он хотел с самого утра. — Хочу, но сейчас мы в Парке Аттракционов. Пришли сюда с Чанёлем и Чанхо все вместе. Некрасиво разделяться, а тем более заниматься подобным на улице у всех на виду. В ответ Сехун попытался понимающе кивнуть, но сведённые к переносице брови и сжатые губы выдавали бурлящее недовольство. Он засунул руки в карманы элегантных, подчёркивающих необходимые изгибы брюк и, развернувшись, быстро потопал к Чанёлю, полностью потеряв интерес к парню, оставшемуся в тени больших, крутящихся в разные стороны механизмов. Раздавленный Бэк не сразу вышел на свет мерцающих фонариков под ритм весёлых, заезженных песен. Он стоял неподвижно, не чувствуя асфальт под ногами, а только быстро бьющееся сердце. Отчего-то стало так неприятно и больно, что стоило глазам предательски намокнуть, как Бён сразу же стал обмахиваться ладонями, лишь бы скрыть от других свою слабость. Если подумать, Сехун ничего особенного не сделал, он не ударил Бэка, как отец, не обозвал плохим словом, не плюнул в душу, как последняя мразь. О просто ушёл, бросил одного, нарочито проигнорировал, оставив в душе Бэкхёна зияющую дыру. Будто во всём виноват он, будто во всех их ссорах виноват только Бён и никто больше. Пусть это была и ложь, но блондин не мог отпустить подобные очерняющие его жизнь мысли. Он топил себя во всём: во взгляде Сехуна, в его колких фразах, нежелательных приставаниях. А уйти всё равно не мог, потому что… Не получалось.Я люблю тебя, но, мать твою, ты такая скотина.
Топчущегося на месте в полном бреду Бэкхёна нашёл Чанхо, схватил подол куртки и потянул вниз. — Ты плачешь? — испуганно спросил мальчик, немигающе глядя на бегающие глаза теперь уже его нового лучшего друга. — Нет, что ты такое говоришь? Мне просто жарко тут! — громко засмеялся Бэк, продолжая обмахиваться ладонями и оттягивая воротник куртки в доказательство своим словам, будто умирал от духоты. Ещё не хватало попасться на глаза младшего брата Пака, ведь дети совсем не понимали, что некоторые вещи стоит умалчивать. — Тогда сними куртку, — Чанхо потянул ткань на себя, помогая Бэкхёну раздеться. Холодный воздух обдул горячие щёки, а свист ветра от крутящихся мощных аттракционов поблизости прошёлся по оголённым рукам парня, вызывая неприятные мурашки. Снимать куртку было глупой идеей, но чтобы поддержать ложь, нужно идти на жертвы. — Я сейчас на такой классной гусенице катался. А ты пойдёшь? Чанёль может купить тебе билет, если у тебя нет денег. — Ой, не нужно, — отмахнулся Бэк от предложения ребёнка, но, видя трогательно оттопыренную нижнюю губу, по-доброму добавил: «Я уже катался на ней». Пусть они пришли по прихоти самого младшего из четверых, Бэкхён подумал о том, что прокатиться на каком-нибудь аттракционе и выбить из себя отвратительные мысли, а также застывшее недовольное лицо Сехуна было бы замечательной идеей. Пока они шли к Сехуну и Чанёлю, остановившимся около самого большого аттракциона, Бэкхён закрутил куртку вокруг талии и попытался не потерять из виду шустрого ребёнка, пока одной рукой шуршал в карманах джинс в поисках завалявшихся там купюр. Подойдя к высоким парням, Бэкхён едва занервничал, ловя на себе любопытные взгляды обоих. — Я в трупаки не записывался, Ёль, — брызнул Сехун, ловко смахивая чёлку назад и сильнее заправляя выглаженную белую рубашку в брюки, моментами изучающе поглядывая на голые руки своего парня. Во взгляде О Бэкхён прочитал «для чего ты разделся?» и только отвёл взгляд в сторону на Чанёля. Пак, не терпя официальный стиль, докуривал сигарету, стоя в тёмных джинсах, чёрной футболке, а волнистые чёрные волосы скрывала его любимая кепка. — Зря пришли, что ли? — ответил Чанёль, бросив окурок на асфальт и окончательно потушив его носком кроссовок, на что получил кулаком в бедро от младшего брата. — О чём говорите? — решил спросить Бэкхён спустя мгновение. Сехун не среагировал, а Чанёль повернулся к нему и спросил, по-обычному азартно смотря точь-в-точь в растерянное лицо Бэка: — Пойдёшь? — Пак махнул головой в сторону аттракциона. — Он не пойдёт, ты что, — усмехнулся О в момент, когда Бэк уверенно ответил «да». Сехун остался недоумевать и недовольно смотреть на уходящих к кассе с билетами друзей. Бэкхён пожалел о своём решении, когда уже был прочно пристёгнут к сидению и болтал ногами в воздухе, ожидая запуска. Недалеко от них стояли О, прячущий кулаки в карманах брюк, и прыгающий и пританцовывающий вокруг блондина Чанхо, которого не пустили на аттракцион. Может, оно и к лучшему? Может, всё, что делал Бэк, — правильно? Это лишь тяжёлое время; непонимание с Сехуном и нездоровые отношения с родителями не будут вечными. Рано или поздно всё образуется. Это не впервой, и Бэк справится. А сейчас нужно расслабиться и отступить, позволить времени и событиям течь так, как и было задумано. Он не станет вмешиваться, перестанет копаться в себе и в своих домыслах. Перестанет мучиться и теребить себя попусту. Перестанет. Сейчас. В ту же секунду. Прямо сейча… — Всё хорошо? — грубая ладонь легла на подрагивающее бедро, а обеспокоенный голос Пака вытащил Бэкхёна из раздумий. Бён и не заметил, как всё то время, что сидел на аттракционе, кусал острыми клыками костяшку большого пальца правой руки и громко дышал — гнилая привычка. Оторвавшись от руки и проследив за напряжённым взглядом Пака, парень заметил глубокие вмятины от зубов, а где-то даже виднелась синева.Как и всегда.
Пахнет мятой.
— Всё ещё не могу отойти от того аттракциона, — подытожил Бэкхён, принимая стакан с кока-колой от Чанёля, сидя за крошечным столом на белоснежном крутящемся стуле. В боулинге погас свет, поэтому края скользких дорожек горели приятным неоновым свечением, зазывая к себе прогуливающихся мимо зевак. — Это не оправдывает твою плохую игру, — по-доброму заметил Пак, плюхнувшись напротив Бэкхёна. Сидевший рядом с Бёном Сехун пристально что-то перелистывал в телефоне, пытаясь скоротать время, ожидая свой бросок. На горящем табло, висящем под потолком, виднелась таблица с четырьмя именами, а первая игра уже медленно подходила к концу. — Ни одного страйка. — Подумаешь, — отмахнулся Бэкхён, делая глоток и сразу морщась от горького привкуса. По тёмной одежде Пака бегло танцевали зелёно-синие точки под ритм громкой музыки, а его лицо хоть и было в темноте, Бён всё равно мог увидеть хитро улыбающуюся физиономию. — Ты? — многозначительно спросил Бэк, тыкая указательным пальцем на Чанёля, когда тот, как ни в чём не бывало, откинулся на спинку крутящегося стула, расправил плечи и скрыл вызывающую улыбку за таким же стаканом с кока-колой. — Я, — сладко и тягуче произнёс мужчина, полностью игнорируя замешательство Бёна. — Ты, — сдержаннее повторил блондин, поджав губы. Бэкхён, стараясь расслабиться, попытался так же откинуться на спинку стула, но у него это получилось чертовски неестественно, и он понял, что никогда не будет выглядеть так же круто, как Пак, сколько бы ни старался. Горло обжёг следующий глоток кока-колы с ромом, но в этот раз Бэкхён попытался это скрыть, вытирая потные ладони о жёсткую ткань джинсов и обмахиваясь футболкой. Вот теперь стало по-настоящему жарко, но это точно не из-за неожиданного алкоголя в принесённом стакане или улыбки брюнета. Скорее всего, из-за выматывающей игры, в которой Бэк безусловно шёл последним, уступив даже неумело толкающему самые лёгкие шары Чанхо (ему помогал Чанёль, это было нечестно). — Что за «ты» и «я»? Сейчас вообще-то моя очередь, — спокойно возразил Сехун странному разговору двух развалившихся за столом парней. Не понимающий происходящего О отложил стакан с апельсиновым соком в сторону и, убрав телефон в карман брюк, пошёл делать очередной бросок, не забыв по-хозяйски провести ладонью по плечам Бэкхёна. Бён почувствовал тёплую руку, но не более. — Хочешь меня споить? — дождавшись, когда О отойдёт на приличное расстояние, и перегнувшись через стол, Бэкхён указал взглядом на свой стакан, вспомнив, что просил кока-колу без каких-либо добавок. Чанёль несколько секунд просто смотрел. Внимательно пробегал своими чёрными зрачками по всему лицу Бэкхёна, спускаясь ниже и задерживаясь на сжатых в кулаки руках. Подросток отчётливо видел, как Пак сделал очередной глоток и его кадык дёрнулся. Поставив стакан на самый край стола, Чанёль странно вздохнул и провёл пятернёй по густым волосам, демонстрируя накаченные руки, укутанные голубыми, выпирающими венами. Бэкхён вдруг осознал, что больше так не может. Не может спокойно смотреть на Пака. Он проиграл. — Во-первых, — неожиданно начал Чанёль, не обращая внимание на вьющегося вокруг них Чанхо. Бэк был весь во внимании. — Я ни в коем случае не хочу тебя споить. Во-вторых, — он показал рукой знак «V», — мне показалось, тебе стоит немного расслабиться. Ты весь день ходишь как заключенный в наручниках. Остановись.Остановись, Бэкхён!
— Что ты имеешь в виду? — спросил Бэк, но Чанёля отвлёк упавший и разбивший коленку младший брат. Плач тут же заполонил зал, перекрывая даже музыку. Но Бэкхён уже ничего не слышал. Будто ослепнув, он заморгал с такой силой, словно пытался смахнуть с глаз что-то мешающее, приносящее ему непереносимую боль. Он застыл, стараясь понять, что с ним происходит. Рука, держащая веселящий напиток, задрожала. Остановись. Перестань себя ранить. Остановись. Этого делать нельзя. Остановись. Будет только хуже. Остановись, Бён Бэкхён, остановись! Он видел, как по лицу мальчишки беспрерывно текли крупные слёзы и попадали в широко раскрытый от криков рот. И Бэк неожиданно для себя понял, что был таким же, как этот плачущий бедный мальчик, отчаянно хватающийся за больное место и за взрослых, как за спасательный круг. Разве Бён чем-то отличался от него? Ему, как и Чанхо, совсем ещё ребёнку, нужна защита. Бэкхён всё такой же беспомощный, слабый, чувствительный, каким был десять лет назад. Он не вырос ни в своих глазах, ни в глазах окружающий. Сехун держал его под своим крылом, как мать, а Чанёль, будучи полностью уверенным в себе человеком и обеспечивающим себя самостоятельно, наставлял его и поучал. Разве не это самое ужасное — признать себя самым слабым? В противостоянии с отцом он так же с огромным успехом проигрывал, об этом и размышлять не нужно, ведь у подростка даже язык не поворачивался обращаться к мужу матери не иначе, как отец. Пак пытался его переучить, но это не сильно помогло. Бён был как мама, идущий на поводу у своих эмоций и чувств. Бэкхён совсем не думал головой и совершал иногда глупые, необоснованные поступки. Он сидел на шее родителей, не работал и не учился, всегда опираясь на чьё-то сильное плечо. Когда он стал таким? Когда превратился в такого бесхребетного, взрывного и уязвимого юношу? Не терпящий указов, не умеющий нормально постоять за себя, но всецело отдающийся в руки тому, кто старше, кто опытнее. Такой непостоянный и всё ещё маленький. Бэкхён смотрел на своё отражение в «кока-коле», но видел только лицо своего папы, который когда-то давно скрылся из виду, сбежав от всех проблем. Бэкхён был чёртовой копией своих родителей. Как мать, подчинялся тем, кто сильнее, и, как родной папа, сбегал от всего, что делало ему больно — всё это было у него в крови, и Бён не мог этому противиться. Всё шло из детства. Он больной ребёнок? — Хочешь плакать, делай это тише, — властно сказал Чанёль, потирая ушибленное место на коленке. Чанхо тут же стал спокойнее, как ему и сказали, но слёзы продолжали течь, смешиваясь с жидкими соплями. Пак посадил брата к себе на коленки, а Чанхо тем временем потянулся к стакану Чанёля, но старший сразу его остановил, давая Чанхо стакан с соком. Бэкхён внимательно следил за братьями, иногда переводя взгляд на растерянно топчущегося совсем рядом Сехуна, который не знал, что делать, когда малыш поранился. Четвёртая игра подходила к концу, Бэкхён смог нагнать Чанхо и даже уступил тому последнее место. Всё-таки, ну, не мог же он оказаться в дурачках, в конце-то концов. Под ухмылку Чанёля и удивлённое лицо Сехуна Бён опустошил третий стакан, поданный ему точно из рук брюнета. О всё ещё был не в курсе, только шутил над Бэком, обзывая «маленькой пьянчужкой», хотя и понятия не имел, что его лучший друг угощал блондина совсем не газированным напитком. Послав всё к чертям собачьим, Бэкхён каждый раз делал внушительный глоток после очередного провального броска, когда его шар не задевал ни одну кеглю. И это было постоянно, поэтому в конце игры он был уже знатно поддатым и не контролирующим своё тело; смешно улыбался, раскрепощёно двигался, пританцовывал под особенно классную музыку, льющуюся со всех сторон, не забывал шутить, помогал Чанхо и посылал нахер все недовольства Сехуна. О вообще не умел проигрывать. Он бесился, как зверь, когда Чанёль выбивал очередной страйк. Оба друга шли почти наравне, и это ещё больше раззадоривало Сехуна, который пыхтел и бил ногой каждый раз, когда оставалась только одна не упавшая вместе с остальными «белая тварь». Таких колкостей и оскорблений, которыми перекидывались старшие, Бэк клянётся, никогда не слышал. Антропоморфный дендромутант, злыдень писюкастый, деградирующий штрудель, недалёкий овощ, божевольный криворук, каловый окорочок. Бэкхён просто не успевал записывать, пока рядом беззаботно бегал ничего не понимающий ребёнок. Чанёлю и Сехуну не впервой приходилось придумывать странные слова, чтобы Чанхо не смог их запомнить. — Вот как нужно бросать, у-у, — Сехуну так и хотелось назвать Пака «уродом», но внимательные глаза Чанхо его остановили. — Убивец! Чанёль упал на стол, стуча кулаком по поверхности и хохоча во весь голос, и в приступе смеха чуть не упал со стула. Бэкхён тоже смеялся. Много смеялся. Он не замечал, как быстро летело время. Его жизнь показалась ему такой странной и неуравновешенной: сейчас он смеётся, час назад был готов провалиться под землю, ещё днём испытал сильную, стреляющую по все нервам боль, а потом адреналин затупил все чувства, сейчас он пьян, а ночью будет плакать. Так нестабильно, будто большой механизм шёл по длинной дороге, а его болты и винтики раскручивались и осыпались на землю, оставляя после себя шлейф из частичек бэкхёновской души. Не это ли подростковый возраст? Дисбаланс и эмоциональная неустойчивость. Сейчас он смеётся, а завтра душит себя подушкой, но понимает, что ничего не сработает. Нужно искать смысл. Всё, он на пике. И отступать уже некуда. Он запутался. Шатающийся, пьяный взор Бэкхёна метался из стороны в сторону: вот приковывающие взгляд белоснежные манжеты на рубашке Сехуна, вот смешная волосинка Чанхо, мешающая ребёнку сосредоточиться на трубочке, вот красивый рельеф мышц под футболкой Чанёля, опять сощуренный взгляд О, вот густые брови Пака старшего, его влажные губы, его однодневная щетина и… И. И вот он — сковывающий взгляд Чанёля, буквально на секунду, пробивающий в животе Бэкхёна дыру, словно стрелой из лука. Бён задержал дыхание, почувствовав, как под столом его ноги что-то коснулось. Так легко, невзначай, непринуждённо. Учитывая точку соприкосновения, Сехун, сидевший рядом, не мог это сделать, у Чанхо короткие ножки, а Чанёль… Брюнет смеялся и отвечал на шутки лучшего друга, как ни в чём не бывало, пока его нога скользила по бэкхёновской икре. И в этом практически ничего не было. Это может произойти с каждым, кто близко друг с другом сидит, но Бэкхён настолько сильно заострил на этом своё внимание, что не заметил, как всё в его животе буквально перевернулось с ног на голову, а в голову ударила сильная волна крови и адреналина. Бабочки внизу живота вспорхнули в диком танце, и всё бёновское нутро сосредоточилось только на одном этом прикосновении ноги где-то под столом, где никто не видел.Он это случайно? Или это…