Если уж гнить, то делать это достойно с начала и до конца.
Проснуться оказалось куда тяжелее, чем это мог представить себе Бэкхён. Глаза жёстко резануло от яркого света, пробившегося сквозь плотные шторы. Бён, не до конца понимая, где находится, недовольно простонал, но не только от надоедливого солнечного луча, а ещё и от головной боли. Да такой сильной, что казалось, кто-то безостановочно дубасит его по голове молотком. Звон в ушах, жуткая сухость во рту, в животе будто застрял булыжник, а на глаза словно положили камни. На тело давило, как если бы мимо проходил слон и решил присесть на Бэкхёна. Отвратительное чувство. — Проснулся? — послышался сбоку сонный сиплый голос. Сехун, перевернувшись на кровати, случайно ударил Бэкхёна коленкой, и тот зашипел от боли. — Прости-прости, — мгновенно извинился О, нависая над полураскрытыми глазами парня и быстро чмокая в уголок губ. — С добрым утром. — Что, уже не злимся? — хохотнул Бён, удивляясь своему низкому голосу и неожиданному поцелую.Воды!
— Да сколько уж можно, — откинув одеяло в сторону, Сехун поднялся с кровати, задевая того своими непомерно длинными ногами. Приметив утренний стояк О, Бэкхён поджал губы и неловко улыбнулся. — Чего смеёшься? — ловко смекнул Сехун, по-доброму улыбаясь и натягивая взятые с собой спортивные штаны. — По звукам там уже все завтракают, долго не лежи, а то всё съедят, — вежливо подметил О, отыскав в своём рюкзаке чистую футболку и надевая её на худые широкие плечи. Бэкхён понимающе кивнул и проводил парня заинтересованным взглядом. Когда за Сехуном закрылась дверь, Бён неохотно вылез из-под душного одеяла и согнулся пополам от резкой боли в боку. Опустив голову на голые колени и сильно зажмурив глаза, он слабо простонал, надеясь, что это состояние не будет долгим, потому что Бэкхён буквально крошился на глазах. Тело ломало, а глаза слезились от любого яркого света. Всё дело в дряни, которую он вчера пил. Вчера пил. Вчера. — Бля, — в голову как будто ударил ток силой в десять тысяч ампер. В разлетающихся перед глазами тёмных кругах от головокружения Бэкхён явственно увидел произошедшее в ванной прошлой ночью. Он и Пак целовались, да ещё как. Сехун об этом ни сном ни духом не знал. И сейчас Бэкхён должен был, как ни в чём ни бывало, спуститься вниз и приняться за завтрак, сидя за одним столом с Сехуном и Чанёлем. Он должен смотреть им в глаза и делать вид, будто ничего страшного не случилось, будто всё, как раньше. Словно не было никакой интрижки, никакой измены, словно всё отлично и Бэкхён не устал врать абсолютно всем вокруг. В шумной компании Бэкхён почувствовал, как его щёку резанул взгляд чёрных глаз. Призывно, больно, неоднозначно. Ожидаемо. Бэк поднял голову, мигом забывая про миску с размякшими в молоке хлопьями, и поймал ту самую мглу на себе. Чанёль, медленно пережевывая хрустящий завтрак, смотрел точно на блондина. Убийственная чернота срезала всю воцарившую вокруг Бёна ложную уверенность в себе; она сдавливала горло и поджигала лёгкие молчаливого парня — оттого тому сразу стало так жарко и стыдно. Но Чанёль ничего не делал. Он просто жевал чёртовы хлопья, иногда противно шкрябая ложкой по дну посудины. И так громко, будто специально хотел, чтобы на него обратили внимание. Бэкхён сжался сильнее обычного, не замечая, как еда вдруг потеряла какой-либо вкус. В отражении молока Бэк чётко видел картинки минувшей в забытье ночи: Чанёль, жадно съедая глазами, целовал его, сильнее вжимая в стиральную машину в узенькой, пропахшей страстью ванной комнате. Жарко. Душно. Возбуждающе. Ненормально.Не смотри. Не смотри. Смотри! Чанёль. Смотри на меня!
— Не вкусно? — голос Сехуна чувствуется рядом, как треск стекла под голыми ступнями. До крови, до сумасшедшей боли, отдающей тяжестью в грудной клетке. Сердце пропустило удар.Я изменил тебе.
— Вкусно, — одобрительная улыбка со стороны Бэкхёна. А на деле получилось сжато и неестественно. Кто бы сомневался? — Добавки? — с присущей Сехуну нежной заботой в голосе, которая когда-то кружила Бэку голову в вихре влюблённости и желании. Когда-то.Я целовался с твоим лучшим другом.
— Не нужно, я наелся, — короткий ответ и холодная улыбка. Парень, правда, старался выглядеть по-обычному — непринуждённо и естественно, — но действительность была куда ужасней.Я изменил тебе, я кончил от одного его прикосновения.
— Может, ещё чего-нибудь хочешь?А после этого ты признался мне в любви.
— Мне достаточно.И утром ты, ни о чём не подозревая, поцеловал меня, как делал это всегда.
— Ну, смотри сам, я вот не откажусь от добавки, — Сехун потянулся через весь стол, легко задевая плечо и пошатнувшуюся нервную систему Бэкхёна, в данный момент горевшую красным пламенем.А сейчас ты улыбаешься мне. Сехун…
Бэкхён изо всех сил держался, чтобы не обронить на стол слезу. Она замерла где-то между «я такая скотина» и «но мне так понравилось, что я хочу ещё». Бэкхён не знал и не понимал, к чему это все приведёт. Но сейчас ему было, откровенно говоря, плохо. И не только из-за того, что совесть рвала его кожу, сосуды и вены, забрызгивая всё кровью, но и из-за того, что ему очень сильно понравилось целоваться с Чанёлем. Намного больше, чем с Сехуном. А это неправильно, потому что О для него весь мир, самый близкий человек. И Сехун, в конце концов, любит его. А ещё потому, что Чанёль — лучший друг О с самого детства. Бэкхён понял, что не скажет ни слова, потому что страх окончательно взял верх над остальными эмоциями. Над всеми, кроме отвратительной похоти, которая хотела Чанёля. Потому что… Потому что Чанёль хотел того же. Молния, соединявшая Бэкхёна с его здравым смыслом, постепенно расходилась. Им как будто управляли животные инстинкты, с которыми у парня не получалось совладать, да что уж там, те разбивали всё нормальное в щепки. Всё, что построил Бэкхён за эти несколько лет, впервые за долгое время летело к чертям собачьим. Когда Бэк поднял глаза, он заметил, что его хлопья окончательно размякли и теперь больше походили на неприятную кашицу. Если до этого он хоть как-то пытался уместить в себя пару ложек, то теперь аппетит окончательно пропал. Недалеко от раскрытого окна на хиленьком табурете покачивалась Лиса, её усталый взгляд блуждал по пустому, налитому холодным солнечным светом двору. Она со слабо натянутой на лицо улыбкой старалась выглядеть счастливой, но Бён видел, что она разбита: её плечи были напряжены, взгляд тусклый да и сама девушка не ела, в отличие от остальных, в ком проснулся зверский аппетит. Её пушистые ресницы порхали, точно маленькие крылышки ангела в такт тихой беседе между Минсоком и Чонином. Дженни, вымыв после себя тарелку, незаметно ретировалась из просторной светлой кухни, но счастье Бёна продлилось недолго, потому что темноволосая круглолицая девчушка так же быстро вернулась. Она самовольно накинула на плечи Чанёля тонкий мягкий плед. Не привлекая к себе внимания, Пак принял помощь и скупо кивнул. Его густые брови изобразили недовольную волну, будто прикосновения девушки ему были далеко не приятны, но Дженни, казалось, умело проигнорировала сей факт, как видно, довольствуясь своей смекалкой. Эта её вычурная забота смотрелась совсем некстати. Бэкхён всеми силами старался не выдавать своего волнения, смотрел на Сехуна через раз, и то с неохотой, потому что… Он сам ещё не определился, почему именно. Но Сехун упрямо шёл на контакт. Ни разговоры, ни улыбки, ни приятные слова не могли избавить Бэка от тяжёлого, неподъёмного в груди груза, весом в чёртову тонну или две. О всегда таким был? Или всё дело в том, что раньше Бэкхён воспринимал это отношение к себе как должное? Потому что сейчас взглядов на себе вдруг стало в десять раз больше. Сехун будто издевался над ним, испытывал, ждал, когда тот сломается. Прикованное к блондину внимание стало для Бэка каторгой похуже, чем удары отца. Все ссадины, синяки на теле теперь воспринимались довольно легко, воспоминания о драках перестали казаться такими страшными, потому что они ни в какое сравнение не шли с тем, что сейчас творил с ним Сехун, вот так намертво приклеившись, как жвачка к волосам. Душевная боль оказалась куда невыносимей физической. Это пытка бы продолжалась ещё долго, если бы… Если бы не тупая Дженни, чей рот Бён предпочёл бы намертво зашить. — Бэкхён, как тебе вечеринка? Понравилась? — парень дёрнулся, как от слабого удара током при соприкосновении с наэлектризованными вещами. То, что Дженни обратила на него внимание, удивительно, а что та первая с ним заговорила, так вообще поражало. По-женски, аккуратно убрав тёмные пряди за ухо, она громко взглянула на Бэкхёна таким взглядом, будто знала всю подноготную его жизни. Бён, парализованный и безмолвный, интуитивно сжал ложку в руке, чувствуя в вопросе нескрываемый подвох. — Нормально, — неуверенно протянул парень, и обстановка на кухне мигом накалилась. Ким Дженни была точно осьминог: она хваталась за добычу своими проворными сильными щупальцами, намертво приклеивалась к коже слизким вниманием и перетирала всего тебя в кровь леденящим душу взглядом. — А чего ты спрашиваешь? — отозвался Бэкхён, мигом сожаления о том, что вообще открыл рот. Он уже понял, что разговоры с Дженни никогда до добра не доводят. — Просто интересно, как Сехун отреагировал на твой поступок. Или у вас в отношениях это типа нормально? Я просто не в курсе, как у геев это принято. У Бэкхёна за секунду будто земля из-под ног ушла. Он, окаменевший и с глупым выражением лица, застыл, забывая, как дышать. Противное ощущение присутствия рядом щупалец мгновенно обострилось, и уже через секунду Бэк буквально чувствовал их на своей шее; они сдавливали мускулы, оставляя после себя круглые красноватые следы. Эта Ким Дженни… Но Бён не единственный, кто напрягся не по собственному желанию, будто чувствуя прижатый к горлу осколок стекла. Все перестали трапезничать, а глаза Чанёля и вовсе вперились в стол пристально и серьёзно, словно пытались проделать в мебели дырки. — О чём ты? — вцепился Сехун голосом в спокойную, явно чувствующую себя победительницей Ким.Да что я тебе такого сделал, а?!
— О поцелуе, — она безобразно хохотнула в ладошку, отложив телефон на стол, и сложила руки на груди. — Я видела, как Бэкхён вчера целовался с Лисой на балконе. Так он не сказал тебе? Похоже, не слишком уж Бэк дорожит тобой, — всё это время, что она говорила, её грозный взгляд держался на испуганном лице Бэкхёна, хотя обращалась девушка явно к старшему. Все стихли, ложки перестали звенеть по дну тарелок, а некоторые даже перестали, кажется, дышать. А Бэкхён, как полнейший дурак, всего на секунду, всего на одну чёртову секунду где-то глубоко в себе облегчённо выдохнул, когда понял, что Ким говорила не о поцелуе с Чанёлем, а всего лишь о ничего не значащем поцелуе с Лисой. Для Бэка это не была измена, потому что он ничего не чувствовал к девушке, но вот для Сехуна… — Это правда? — О резко кинул ложку обратно в тарелку, из-за чего остатки молока выплеснулись на стол. Его голос стал глубже и острее. Бэкхён, всё ещё не верящий в то, что Дженни произнесла эти слова вслух, мог только в немом жесте открывать и закрывать рот. Реакция парня напугала его, поэтому слова потерялись где-то на полпути. Всё получилось слишком быстро, чтобы Бэк мог что-либо сообразить. Раздражённый Сехун поднялся с места, бросив бьющее по перепонкам «аппетит пропал», и поспешным, тяжёлым шагом скрылся в тени коридора. — Сехун! — резво окликнула Лиса, вскакивая со стула и потянувшись в сторону исчезнувшего с горизонта О. Бэкхён, окончательно наплевав на завтрак и поняв, что только что в его жизни случился непоправимый пиздец, кинул на Дженни презрительный, полный ненависти взгляд. И это меньшее, что он мог. Такой подставы он никак не мог ожидать. — Дженни, — прикрикнула Лиса, грубо поворачивая подругу за плечо к себе лицом. — Ничего личного, — спокойно ответила Ким, а потом развернулась к как будто ошпаренному кипятком Бэкхёну. — Не думала, что Сехун притащит тебя. Меня тошнит от геев. Последнее слово эта стерва протянула нарочито медленно, будто стараясь втоптать всю самооценку Бёна в землю и не оставить от неё даже пустого места. Задыхаясь от льющейся через край ненависти, Бэкхён, не ожидая от себя ничего подобного, перевернул свою тарелку с молоком на стол. Остатки еды полетели точно в виновницу, обрызгивая её с ног до головы. И Бэк уверен, была бы Дженни парнем, Бён бы разбил её нос тотчас же. Так что пусть радуется своей неприкосновенностью и вагиной между ног, иначе бы уже давилась кровью. — Что ты, блин, творишь?! — пронзительно завопила Ким, смахивая со своих щёк молоко и прилипшие к волосам хлопья. Горячо дыша через нос, Бэкхён немного перегнулся через стол и выплюнул в лицо темноволосой бестии резкое: — Гомофобка хренова! Минсок подавился воздухом, начиная кашлять, а Чонин, давно потерявший голову от влюблённости к бывшей Пака, встал перед Бэкхёном, не давая прохода. — Ты вообще, что ли, из ума выжил? — оскалился он, смотря на Бёна сверху вниз, но разве это могло как-то унять злость самого младшего? Да что ему может сделать этот выскочка, когда Бэкхён изо дня в день сталкивается с кулаками отчима, который раза в два шире Чонина. — Уйди с дороги, — точно змея прошипел Бэк, не позволяя Киму подавить его своими габаритами. Не то чтобы его разозлило то, что она рассказала это Сехуну при всех. По сути, Бэк сам виноват, что поцеловался с Лисой, это его ошибка. Но Бэкхёна возмутило поведение девушки. Агрессивная гомофобия — это последнее, с чем хотел бы столкнуться Бён, решив выехать за город, в первую очередь, отдохнуть. Она смотрела на него с таким пренебрежением, с такой надменностью в невозмутимых глазах. Казалось, будто её девичья гордость достигла пика и она была довольна собой и своим поступком. На её лбу словно было написано: «Ты заслужил это». Если бы Бэкхён только знал, что в их компании окажется ярый ненавистник геев, он бы мигом изолировал себя от этой девчонки. Если изначально она ему не нравилась из-за того, что у неё с Чанёлем раньше были отношения, то теперь к этому наложилось жирное «гомофобка». Комната, в которой Бэкхён проснулся с утра, встретила его тишиной и скрючившимся на полу Сехуном, яростно складывающим свои вещи в рюкзак: носки, футболки, зарядка для телефона, зубная щётка. О, походу, даже не волновало, что он собирает, он просто бросал всё, что попадётся под горячую руку. Бэкхён замер у двери, былая злость испарилась, сменившись только чувством вины. — Сехун, — неуверенно позвал Бён, резко останавливаясь на полпути, когда О вскочил с пола и невидящим из-за обиды взором подошёл к Бэку вплотную. — Специально, да? Из глаз Бэкхёна чуть не полились слёзы из-за того контраста в голосе О. Ещё буквально несколько минут назад старший нежно целовал Бёна, за завтраком предлагал добавки, а сейчас безразличным, ледяным тоном просто-напросто втыкал в сердце Бэка лезвия. Но насколько должно быть больно сейчас было Сехуну? — Из-за того, что мы накануне поездки поссорились, ты решил мне так отомстить? — Нет, боже упаси, Сехун. Прошу, успокойся, и мы нормально поговорим. — Да как я могу нормально говорить? — схватив волосы на затылке, в потолок прорычал О. — Ещё вчера вечером я проклинал себя за нашу ссору и думал о том, как же мне пиздецки повезло с тобой, а на следующий день я узнаю, что ты с кем-то целовался. Это, блядь, должно меня успокоить? Нет, Бэк, я ахуеваю от твоей наглости вообще-то. Блядь, я так вчера загнался по этому поводу, ты даже не представляешь, а сейчас я чувствую себя настолько идиотом, ты даже, блядь… И ты предлагаешь мне успокоиться?Чёрт, надо срочно что-то придумать. Сехун, ты загоняешься из-за какого-то поцелуя с девушкой, когда на деле я… Ох, Боже.
— Я понимаю, — сдавливая свой внутренний голос, еле-еле проговорил Бён. — Нихера ты не понимаешь, — на лице О сияла сумасшедшая улыбка, сбивающая Бэка с толку и одновременно ужасно пугая. — Мне кажется, ты вообще меня нихера не понимаешь никогда. Ты эгоист, Бэкхён. Самый настоящий эгоист. — Ты вообще себя слышишь со стороны? Если ты продолжишь говорить со мной в таком тоне, то я даже не стану париться, чтобы тебе что-то объяснить. Оправдываться и извиняться перед обезумевшим от обиды Сехуном с самого начала было глупой идеей, а вот перейти в наступление оказалось довольно разумным решением. Впрочем, если и это прогорит, тот Бэкхён уже ничего не потеряет. Правда же? Остаётся только блефовать по-крупному. — Что ты сказал? — офигел Сехун, окаменев точно статуя. — А то. Ты себя вообще слышишь? Перестать нести бред и послушай меня. — Давно таким храбрым стал? — сложив руки на груди, процедил О.Только что, извини, но у меня нет выбора, как соврать тебе ещё раз.
— Я не такой. Я бы не стал тебе изменять, ты же знаешь. У меня даже в мыслях никогда не было такого, я хоть раз давал тебе повод усомниться во мне?Блядь…
— Я, честно, даже не помню того, что бы с кем-то целовался вчера. Да я вчера в таком ауте валялся на диване, я не помню даже того, когда спать пошёл и как оказался в кровати. Я вчера первый раз в жизни так напился. И ты злишься, что я целовался с Лисой. Я это подтвердить даже не в состоянии, да и сам подумай. С Лисой. Она же девушка, ты приревновал меня к девушке. Насколько же у тебя должна быть низкая самооценка, чтобы так просто ревновать меня к полу, который меня ну ни капли заинтересовать не может априори. Это, по меньшей мере, глупо с твоей стороны. Я ехал сюда с мыслями о нашей ссоре, и мне тоже было, мягко говоря, не ахти всё это. Но ты игнорировал меня, и я подумал, что ты до сих пор злишься. Мне было плохо из-за этого практически весь вечер.Господи, заткнись, пожалуйста. Почему я опять вру? Может, плюнуть на это и сказать ему правду прямо сейчас? Кажется, терять уже нечего, я и так прогнил глубже некуда.
— Мне что, думаешь легко после услышанного? Я в таком же шоке, как и ты. А вдруг Дженни вообще врёт, а? Она же гомофобка до мозга костей, ты знал? С каждым последующим словом Бэкхёна Сехун помаленьку приходил в себя, вероятно, осознавая, что он слишком погорячился. Но на то были и свои причины. Дыхание старшего постепенно выровнялось, а взгляд стал чище. Он взглянул на ситуацию со стороны Бэкхёна, пусть она и была соткана из абсолютного вранья, но О же этого не знал. — И я, правда, не хочу, чтобы наши отношения становились ещё хуже из-за такой ерунды. Я надеюсь, ты выше всего этого, Сехун. Я, правда, не хочу с тобой снова ссориться, и я не хочу подрывать твоё доверие ко мне, понимаешь? — Я знаю, — спустя пару долгих секунд всё же ответил Сехун, успокоившись. Но Бэкхёну от этого почему-то легче не стало. Наоборот, он прямо-таки почувствовал, как всё его тело ломило изнутри, а чернота, копившаяся несколько лет, наконец вырывалась наружу нескончаемым потоком гнилья. Зачем Бэкхён это делал, зачем говорил такое? Разве в детстве его не учили, что врать плохо? Ведь от вранья никому не лучше. И теперь Бён мог в полной мере ощутить это на своей коже, пульсирующих висках и подрагивающих пальцах на руках. Всё это было неправильным с самого начала, а теперь Бэкхёну приходится разгребать своё дерьмо, размазывая поверх новое. Это отвратительно. Это не тот Бён Бэкхён. Это жизнь его таким слепила. — Пообещай мне, — подал голос Сехун, жадно кусая губы, видимо, всё ещё нервничая, — что больше не будешь пить. Пусть Бэкхён и клянётся такого не делать, полностью подтверждая свои слова покорным взглядом, но внутри, как по щелчку пальца, в нём загорелся огонь несправедливости. Но раз О действительно, от чистого сердца просил это, Бэкхёну ничего не оставалось, как уверенно кивнуть. Последний вопрос, который Сехун всё-таки смог задать, звучал как «Тебе нравится Лиса?». И это был первый и единственный раз, когда Бэкхён не соврал, ответив «нет». Старший покинул комнату раньше, Бён не спешил за ним, у обоих были личные причины пока что не разговаривать: Сехун, потому что его, несмотря на разъяснения Бёна, всё ещё тяготили мысли о том, что его парень с кем-то целовался, оно и нормально. Бэкхёна же мучила далеко не совесть из-за случившегося, а то, что ему пришлось врать и не краснеть перед человеком, который называл его любовью всей его жизни. Чувство вранья вместе со вчерашними ласками Чанёля остались на теле младшего, как позорное клеймо, и не давали сделать ни шагу к двери. Оставшись наедине с самим собой, Бэкхён, оперевшись на край кровати, ужасно больно выдохнул, ловя неприятный жар раскрасневшимися вмиг щеками. Уголки губ нервно поползли вниз, и только дыхание, которое Бён пытался сохранить в равновесии, удерживало его от того, чтобы не расплакаться прямо на месте. Всё-таки он не железный, пусть и полностью прогнивший. Снаружи творился полный беспорядок, Лиса и Дженни разговаривали в ванной, откуда доносился шум воды и отголоски резких голосов. Если Дженни хотела нажить себе врагов, то у неё это отлично получилось. Как минимум, Бэкхён надеялся, что Лиса, разумная и понимающая девушка, не оставит это просто так и предпримет хоть какие-нибудь меры по отношению к своей лучшей подруге. Бэкхён прошёл мимо большой комнаты, заглядывая в неё, чтобы узнать, где кто находится. Чонин с Сехуном убирали комнату, собирая в мусорные мешки пустые, раскиданные по всей комнате пластиковые стаканы и пачки от сухариков. На секунду встретившись с задумчивым, проницательным взглядом Пака, который тоже убирался вместе с парнями, Бэкхён растерялся и решил не маячить на глазах у этих троих, верно сворачивая на кухню. Единственный, кто оказался там, — Минсок, ползающий под столом с тряпкой, вытирая пролитое молоко, которое уже засохшими белыми пятнами неизменно украшало пол. Вспомнив о содеянном и неприлично покраснев, что за ним убирает старший, Бэкхён схватил валяющуюся в раковине тряпку и бросился помогать. — Прости, — стыдливо поджав губы, Бён, не поднимая глаз на мужчину, начал оттирать въевшиеся в пол пятна, при этом нахмурив брови и согнувшись в три погибели. — Забей, — спокойно усмехнулся Ким, поднимаясь с корточек и принимаясь за мытьё посуды, в том числе и бэкхёновской. Целую минуту на кухне царила давящая на перепонки тишина, кое-как подавляющаяся трением мочалки о тарелки и противным скрипом под тряпкой Бёна. — Это, конечно, не моё дело, но могу я высказаться? — ровным, вежливым тоном поинтересовался Минсок, явно не желая говорить что-то против воли собеседника. Бэкхён, ожидающий, что сейчас его начнёт отчитывать самый старший из компании, всё равно дал согласие. Всё же это лучше, чем тонуть в пустых догадках у себя в голове. — Ты, конечно, извини меня, дурак, но то, как ты поставил на место Дженни и Чонина, заслуживает уважения, — Бён, будто ослышавшись, остановился и удивлённо покосился на ехидно ухмыляющегося Минсока, который спокойно продолжал намыливать тарелки. — Правда? — «Гомофобка хренова», — спародировав злой тон Бёна, искренне засмеялся мужчина, только на секунду оторвавшись от своего занятия. — Или это «уйди с дороги» прямо Чонину в лицо. Да он так прифигел, что язык проглотил. Я клянусь, это нужно было видеть со стороны. — Наверное, я перегнул палку, — впервые за всё утро улыбнулся Бэкхён, поднимаясь с колен и садясь на стул, лихорадочно тиская в мокрых руках бедную тряпку. — Не знаю, — с последней тарелкой было покончено, и Минсок, пребывая в странном приподнятом настроении, опустил свою пятую точку на свободный стул рядом с Бэком. — На самом деле я удивлён, что вчера никто ни с кем не переспал, а были только поцелуи. Когда мне было двадцать один, я отвечаю, все думали только, кхм… Половыми органами. — И ты тоже? — Бэкхён удивился той лёгкости в разговоре со старшим. Казалось, их не разделяло семь лет разницы в возрасте. Они как будто были на одной волне, замученные городом и уставшие от повседневной жизни. — Нет, — отмахнулся Ким, покачиваясь на стуле и намеренно играя с равновесием. Ему словно было всё равно, свалится он или нет. В нём как будто не было никакого чувства самосохранения. — Я тогда увлекался кое-чем другим. Но, слава Богу, это осталось в прошлом. Уже точно. Да Стоило Бэкхёну вместо вопроса только приподнять брови, как Минсок сразу суетливо улыбнулся, будто пробуя на вкус ещё не произнесённые вслух слова. — Наркотики были довольно распространены в то время, — без смущения поделился старший. Нет, он не хвастался и не гордился этим. Бён видел, что Минсоку отчасти было неловко в этом признаваться. Другие предпочли бы вообще промолчать и не распространяться на этот счёт, но мужчина думал иначе. Он сказал, что это в прошлом и что говорить об этом нормально. Это показывало, что он справился со своей проблемой и больше его это и вовсе не тяготило. Научиться принимать себя таким, какой ты есть, — вот настоящая сила. — То, что ты сделал, не делает тебя монстром. Оступившись, мы все падаем. Это больно, даже может показаться, что это конец, но что в итоге? Встаёшь и идёшь дальше. Со временем вся боль утихает, и, оглядываясь, ты понимаешь, что, если бы не это падение, ты бы не стал тем, кто ты есть сейчас. Было неясно, про кого именно говорил Минсок — про себя или Бёна, — но все его слова, эта его спокойная интонация впитывались в сознание Бэкхёна, как вода в изголодавшуюся, сухую почву. — Все решения, которые ты принимаешь, неважно, покажутся ли они плохими для других или нет, это твои решения. Я считаю, если ты чего-то хочешь, ты вправе это сделать. Конечно, я говорю сейчас в рамках закона, — засмеялся Минсок, отмахнувшись и смешно насупившись. — В конечном счёте, всё, что не убивает, делает нас сильнее, правильно? У Минсока было своё видение и своя философия, но даже если Бён не мог с ней полностью согласиться и принять, то, как минимум, слова старшего смогли успокоить парня настолько, чтобы он мог трезво думать. В конце концов, они обменялись номерами. И, сидя уже в белоснежной «тойоте», которой неизменно управлял Чанёль, а вместо Сехуна на пассажирском сидении важно развалился Минсок, Бэкхён решил, что нервничать и прятаться — это глупо и по-детски, когда уже всё случилось. Нужно, как подобает здравомыслящему взрослому человеку, всё обсудить и выслушать чужую точку зрения. Время от времени Бён ловил на себе странный обеспокоенный взгляд Пака, поэтому, собравшись с мыслями, Бэкхён разблокировал свой телефон, набирая одно-единственное сообщение: От «Бэкхён» для «,»: Я бы хотел поговорить с тобой!