00:28. Я: Да, я в порядке. ◉◡◉
00:28. Неизвестный номер: блять неужели!00:28. Я: Извини за то, что заставил тебя волноваться o(╥﹏╥)o Откуда у тебя мой номер?
Тодороки занес номер Бакуго в список контактов, расстелил футон, выключил везде свет и уже успел улечься, как пришло новое сообщение: 00:33. Бакуго: я НЕ волновался запомни это!! 00:34. Бакуго: ты дома??00:34. Я: да, я уже дома и готовлюсь лечь спать. ╮(︶︿︶)╭
00:35. Бакуго: так блять ляг уже и избавь меня от этих смайликов00:35. Я: А что плохого в смайликах? (ʘᗩʘ')
00:35. Бакуго: блять это НЕВОЗМОЖНО Тодороки хотел ответить что-то еще… что-то… Он уснул с телефоном в руках.***
Тодороки проснулся с больной головой под утро. Он сел на футоне и провел ладонью по вспотевшему лбу, зачесывая челку назад. В голове стояла неразбериха, будто он учил школьные формулы по алгебре вместе с детальной картой климата на территории Южной Азии. Он не мог вспомнить, что ему снилось; любая попытка зацепиться за угасающие воспоминания растворялась, вызывая лишь больше дискомфорта и тревожащего непонимания. Он был уверен, что ему приснилось что-то из прошлого; что-то, от чего он ворочался на футоне и не мог проснуться, пока лоб не покрылся испариной. Тодороки даже сейчас ощущал стоящий во сне запах гари, который хотелось с себя смыть, до крови стерев кожу. Стоя под холодным душем, от которого задеревенели ноги и сбилось дыхание, Шото вспоминал встречу с отцом, казавшуюся кошмаром, нагрянувшим из далекого детства. Впрочем, появление Энджи Тодороки можно было рассматривать как кошмар, ставший явью. Тодороки открыл глаза и опустил голову, следя за тем, как по разноцветной челке ливнем стекала вода. Отец следил за ним все это время. Контролировал каждый его шаг, выжидая, когда следует перейти в наступление и предстать на пороге его новой, независимой ни от кого жизни (он зависел от коммунальных счетов, стипендии и фотосъемок). Шото прикусил губу и выключил душ. «Разговор не окончен, Шото». Энджи Тодороки так просто от него не отстанет. Можно ли посадить отца за преследование? Шото покачал головой и потянулся к полотенцу, но не увидел его на батарее. А потом по нему ударило воспоминание (барабанными палочками, не иначе) о вчерашней переписке. Тодороки схватил полотенце, всю ночь пролежавшее посередине комнаты, наскоро вытерся им, переоделся и взял телефон. Нет-нет, руки у него не дрожали — ладно, немного подрагивали пальцы. 00:49. Бакуго: эй ты спать умотал? Тодороки постучал телефоном по подбородку, посмотрел в окно, снова вернулся к телефону и отправил сообщение.08:34. Я: Да, я уснул с телефоном в руках. 08:34. Я: Доброе утро. (ﾉ◕ヮ◕)ﾉ*:･ﾟ✧
Шото глубоко вздохнул и направился готовить завтрак из того, что было в холодильнике. В холодильнике не было ничего, кроме банки кофе, нескольких полуфабрикатов, хлопьев и почти закончившегося молока. Он не умел готовить, да и, честно сказать, не то чтобы горел желанием этому научиться. После того, как он начал жить один, он предпринимал несколько попыток приготовить что-то, кроме оякодона*, но все они успехом не увенчались (во время одной из них ему пришлось открывать окна на балконе и кухне, чтобы проветрить квартиру). Шото, сидя за столом и хрустя хлопьями, залитыми молоком, не смотрел на телефон, нет-нет — просто его взгляд сам случайно притягивался к темному экрану. Когда возник значок уведомления о пришедшем сообщении, Тодороки едва не выронил ложку, но… это оказалось пожелание хорошего дня от Ииды в приложении Line. Шото был рад увидеть его, но… он отправил стикер с улыбающимся кроликом в общий чат. Экран телефона загорелся снова. 09:02. Бакуго: оно было добрым пока ты не написал09:03. Я: Послушай радио egoRIFF. Там играет бодрая музыка, которая помогает мне проснуться, если я успеваю его включить |◔◡◉|
Тодороки, доев завтрак и убрав тарелку в раковину, включил ноутбук, чтобы проверить почту, куда должен был прийти ответ от девушки, которую он недавно фотографировал. И только он хотел посмотреть, не пришло ли очередное сообщение, как телефон отключился. Шото пулей подключил его к подзарядке, едва не задев бедром угол стола. 09:07. Бакуго: я не слушаю радио 09:10. Бакуго: оно немецкое. как я тебе немецкое радио поставлю 09:16. Бакуго: там играет какая-то херня. у тебя странное представление о бодрой музыке А потом почта, которую нужно было проверить, оказалась забытой. Переубеждать Бакуго в том, что инди-радио довольно неплохо, он не стал, потому что предчувствовал скорый провал. За утро субботы Тодороки выяснил, что общаться с Бакуго посредством переписки выходило гораздо тише. За обед оказалось, что Бакуго действительно ненавидел смайлики, поэтому, как только они начали общаться в приложении Line (у Бакуго на аватарке стоял орущий кот*; у Тодороки — он сам), Тодороки отправлял ему стикеры. За вечер Тодороки узнал, что сегодняшний выходной Бакуго провел, лежа на диване и пересматривая «Рика и Морти», потому что в ноябре намечался новый сезон. Тодороки должен был выполнить домашнее задание на понедельник и сходить в магазин за продуктами. Домашнее задание оказалось выполнено ближе к ночи, тогда как поход в магазин отменился вовсе (не сказать, что он так сильно хотел покинуть квартиру и снова — маловероятно, конечно — наткнуться на отца; глупости какие, если тот захочет, он его из-под земли достанет). Общаться с Бакуго все еще было странно-легко. У них не совпадали вкусы во многих вещах (и зачастую были противоположными), но темы для разговоров все равно находились. Шото беспокоился, что им будет не о чем разговаривать (потому что увлечения Тодороки вряд ли можно было характеризовать как нечто занимательное; да и не так уж их много было из-за забитого графика), но… окончательные опасения пропали тогда, когда Шото заснул после отправленного сообщения с пожеланиями спокойной ночи. И кошмары в ту ночь ему не снились. На следующей неделе Тодороки по пути в университет внимательно смотрел по сторонам, выискивая черную тойоту. Еще раз оказаться лицом к лицу с отцом не было тем, о чем он страстно грезил. Он не сказал о появлении отца друзьям, потому что считал, что способен сам с этим разобраться (и волновать их из-за этого не было ни малейшего желания). В конце концов, не перейдет же Энджи Тодороки черту лишь для того, чтобы сын возглавил компанию. В среду, когда Тодороки сидел на скучной лекции, пытался вслушаться в излагаемый материал и вместе с этим подсчитывал оставшиеся на месяц деньги (ситуация была довольно печальной, но уже превратившейся в обыденность), ему пришло сообщение в Лайне. 11:37. Baku_bang: мы записываем альбом в следующем месяце так что в сб будем отмечать. ты придешь? 11:38. Baku_bang: потому что твои фотки смогли привлечь внимание и ты косвенно нам помог выложив наш профиль в свой инст Тодороки пару раз моргнул, положил ручку на стол и не с первого раза попал пальцами по клавиатуре.11:39. Todoroki_Shoto: Я вас поздравляю, это отличная новость. *стикер с коалой, поднявшей вверх большие пальцы* 11:39. Todoroki_Shoto: Ты приглашаешь меня? *стикер с подмигивающим котом*
11:39. Baku_bang: НЕТ11:40. Todoroki_Shoto: Я приду. Спасибо за приглашение. *стикер с улыбающейся коалой*
Тодороки подпер рукой подбородок, скрывая улыбку, застывшую в уголках губ, и уже совершенно не слушал оставшуюся лекцию.***
В субботу в репетиционную «HERO» Тодороки вошел вместе с Ураракой, которую пригласила Джиро. В уже знакомом помещении, в котором раздавались приглушенные звуки альтернативной музыки, собралась вся группа. Здесь ничего не изменилось по сравнению с прошлым разом, разве что стол на сей раз был завален не хламом, а выпивкой и дешевой закуской из супермаркета. — О, привет! — воскликнула Джиро, стоящая рядом с заказывающим пиццу Каминари и держащая в руках банку пива. — Попроси положить побольше колбасы, — обратилась она к гитаристу, зачитывающему составленный список с листка. — Урарака, Тодороки, вы что будете? — Ой, да мне все равно, — Урарака поспешила подойти к подруге, пока Тодороки закрывал за ними дверь. Токоями стоял возле колонки, к которой по блютусу был подключен его телефон, и пролистывал список треков, остановив выбор на Breaking Benjamin. В помещении, помимо группы, находился еще Киришима, раскинувшийся на диване в компании незнакомого брюнета. «I'm losing sight, don't count on me, i chase the sun, it chases me*» — Лови, — раздалось слева от него; Тодороки успел схватить брошенную флэшку раньше, чем та ударила его по лбу. — В тот раз я забыл тебе ее вернуть, — Бакуго стоял напротив шкафа, опершись на него плечом, и не спускал с него глаз. — Спасибо. Тодороки всю оставшуюся неделю думал о встрече с ним (и даже перенес фотосессию с субботы на пятницу, из-за чего пропустил последние пары), а сейчас не мог сказать и слова, чувствуя себя крайне неловко. Сколько сообщений у них было отправлено друг другу за прошедшую неделю? Ну вот верните ему телефон. — Тодороки, у тебя есть с собой фотоаппарат? — поинтересовался с другого конца Каминари, закончив с заказом. — Есть, — Шото потянулся к рюкзаку. — Нет, блять, нет, только не эта хуйня, — Бакуго оттолкнулся от шкафа и мгновенно оказался рядом с фотографом, хватая его за руку и отводя ее от молнии. — Сегодня никаких фоток, — произнес он, пронзительно всматриваясь в разноцветные глаза. У Тодороки ноги потяжелели. — Да ты опять? — заныл Каминари. — Если ты не любишь фотографироваться, это не значит, что все не любят. — Фотографируйся на свой гребаный телефон! — рявкнул барабанщик, заставляя друга отказаться от дальнейшего спора. А потом, будто вспомнив что-то, резко отпустил руку Шото и отошел на шаг назад. — Не задерживай Тодороки в дверях! — крикнула Джиро, усевшаяся в кресло рядом с поникшей Яойорозу, смотрящей на носы своих ботинок. — Тодороки, проходи на базу. — На базу? — переспросил он. — О, это аналогия! — влез Каминари. — Поскольку мы называемся «герой», то логично предположить, что у героя должна быть своя база. — Логово, — недовольно произнес Токоями. — «Логово» звучит отстойно, мы же не супермены. Шото снял с плеча рюкзак и положил его рядом со стулом, на который оказались свалены верхняя одежда и сумки. Рука, оказавшаяся перехваченной Бакуго, все еще горела его прикосновением (у него мозолистые пальцы, да?). За прошедший час, за три съеденных куска пиццы и наполовину выпитую бутылку пива Тодороки узнал, что новая песня на фестиваль еще не готова, потому что «HERO» не могла определиться с гитарной партией Токоями, играющего на басу. Запись альбома, которую они с взволнованным нетерпением ждали, должна состояться через неделю и занять несколько дней, если во время работы не возникнет проблем. Джиро утверждала под тихо играющую «Lately I been walking, walking in circles, watching, waiting for something*», что присутствовать в процессе сведения дорожек необязательно, так что они могут освободиться раньше. — В конце концов, у нас нет собственной студии, чтобы торчать там день и ночь, — утверждала она, беря в руки кусок горячей пепперони. — Доверите работу над альбомом левому мужику? — спросил Киришима и отвернулся от сидящего рядом Каминари, пытающего стащить с его куска курицу. — Во-первых, это не мужик, а женщина, — подняла палец Джиро. — Во-вторых, мои знакомые из университета рекомендовали ее, — Джиро подняла второй; она училась в университете искусств, получая музыкальное образование. — В-третьих, — подняла еще один и еле успела перехватить падающую колбасу, — у фее приемлифые цефы. Конечно, не за бесплатно все, но оплата за час в студии гораздо дешевле, чем у других. — Это наводит на определенные мысли, — почесал голову Киришима. — Они открылись недавно, — объяснил Токоями. — Пытаются привлечь внимание. А дальше было несколько громких тостов, пожеланий и валявшихся на столе крышек и пустых пачек. В принципе, это было все, что Тодороки запомнил, потому что думать рядом с сидящим с ним весь вечер Бакуго было несколько затруднительно. На маленьком диване было недостаточно места, поэтому приходилось сидеть вплотную друг к другу. Справа от него вальяжно развалилась Джиро, разговаривающая с Ураракой и с сидящей напротив Яойорозу, отвечающей обрывочным фразами. Слева же колено Бакуго касалось его колена, взрывая в его груди ядерные закаты. Тот опирался локтем о подлокотник, по которому стучал пальцами, при этом сжимая в правой руке жалобно скрипящую банку пива и смотря в окно; за ним опускалось солнце. — Я начинаю думать, что мои руки растут из задницы, — обреченно произнес сидящий на полу Токоями, согнув одну ногу и опершись на нее локтем. — Они в любом случае не сравнятся вот с этими, — Киришима, держащий в руках большой пакет с чипсами и кивающий головой в такт песне «You can’t quit until you try, you can’t live until you die, you can’t learn to tell the truth, until you learn to lie*», показал пальцем на Бакуго. — Э-э-э, — протянул тот, сощурив глаза. — Херню несешь. — Когда этот крутой барабанщик только учился играть на барабанах, палочки постоянно отлетали в стороны. Дружное «у-у-у» разнеслось по всему помещению, отразилось от стен и стукнуло Бакуго по голове. Он, недолго думая, схватил из глубокой тарелки попкорн, случайно наступив Шото на ногу, и бросил в ржущего Киришиму, попадая точно в лоб. Тодороки поджал губы, опуская подбородок. Конечно, то, что лучший друг Бакуго знал о нем гораздо больше, чем любой из здесь присутствующих, было вполне логичным и должно было так же восприниматься, однако Шото не мог подавить скребущих отголосков колющего чувства. — А вы не сыграете нам? — спросил уже не незнакомый парень; Тодороки узнал, что его звали Серо, он был на год старше и работал в канцелярском магазине, который держала его семья. — Будем вашими первыми слушателями. — Вы и так наши первые слушатели, — пожала плечами Джиро, вытянув ноги. — За наших первых слушателей! — произнес Каминари, поднимая полупустую банку; очередной тост поддержали все. — Давайте сыграем. Будем считать, что это демо-версия демо-концерта. Под общие разговоры о том, что сыграют они ужасно и вообще плохая примета играть недоработанную музыку, «HERO» поднялись с мест, выключили колонку, из которой доносилось: «I tried so hard, and got so far, but in the end*», — и прошли к инструментам. Бакуго перед этим снял кожаные браслеты и положил их на стол. — Он всегда снимает их перед тем, как сесть за установку, — объяснил Киришима, заметив, как Тодороки смотрел на черные браслеты, на которых бликами отражался свет горящих ламп. — Где мои палочки? — Бакуго обошел барабанную установку два раза, всмотрелся в пол и, упирая руки в бока, громко произнес: — Где Эбони и Айвори?! — Ты фанат Devil may cry? — спросил Тодороки, пока в его памяти всплывало несколько вечеров, проведенных в комнате Мидории за плэйстейшеном; пальцы тогда болели от частого нажатия на кнопки в попытках сделать «SSS». — Типа, — неопределенно махнул рукой тот. — Он фанат Данте, — сказала Джиро, настраивая микрофон. — Тот безвкусный постер с Данте с гитарой* — его, — произнес Токоями заплетающимся языком, перекидывая ремень гитары через шею и задевая ирокез. — Главная безвкусица той стены — твои наклейки с Бэтменом! — Бакуго вышел на середину комнаты, заглядывая под стол. — Они коллекционные! — Всегда считал Вергилия более интересным персонажем, чем Данте, — пожал плечами Тодороки; да, он играл во все части «Devil may cry» — это был единственный слэшер, который он прошел от начала и до конца на всех уровнях сложности. — Очень жаль, что в серии игр дается мало возможностей поиграть за его персонажа. — Вергилий — отмороженный ублюдок, поехавший крышей из-за силы, — изогнул бровь Бакуго, смотря сверху вниз на Тодороки, готового отстаивать персонажа. — Это было обусловлено его рождением и сформиро… — Нет. Нет, не надо, — воспротивился Каминари, махая руками. — Что угодно, только не ДМС. — Самый переоцененный слэшер, — сказал Токоями и оперся спиной о стену в ожидании остальных. Бакуго и Тодороки одновременно повернулись в его сторону, отчего гитаристу стало не по себе (или, возможно, ему стало не по себе из-за выпитого алкоголя). — Эй, Кацуки, — Киришима протянул Бакуго валяющиеся рядом с креслом барабанные палочки. — О, ага, — Бакуго схватил их и направился к барабанной установке, испепеляя взглядом не обращающего на него внимания Токоями. — Так, окей, готовы услышать? — произнесла Джиро, обращаясь к четырем гостям их небольшого праздника. — Токоями, сыграешь последний вариант? Урарака поднесла руки ко рту и, сложив их на манер рупора, громогласно закричала; Серо и Киришима поддержали ее. Тодороки же неотрывно следил за тем, как Бакуго засучивал рукава толстовки. Очень сильно хотелось, чтобы тот еще раз схватил (а лучше взял) его за руку. Шото удивился своим же мыслям и, наклонившись вперед, оперся локтями о расставленные колени. Он потер пальцами виски (ему бы больше подошел холодный душ) и поднял взгляд на готовящуюся сыграть группу. Знакомая мелодия раздалась в стенах репетиционной. Взгляд Тодороки метнулся к барабанной установке, внимательно ловящий каждое движение палочек; он неосознанно вычленял партию Бакуго и вслушивался, отмечая, что та немного изменилась с того момента, как барабанщик давал послушать незаконченный вариант. Шото взял отставленную бутылку и сделал несколько больших глотков, отчего горячий вкус горечи растекся по рту и горлу, собираясь в желудке. Он пил нечасто, хоть и умел, и старался не напиваться, но, кажется, сейчас ему было нужно, потому что Бакуго, сидящий за установкой без маски (он раньше не видел его играющим без маски и лучше бы не видел и сейчас), сосредоточенно прикрыл глаза, расслабил плечи и прикусил губу, пока удары барабанных палочек отсчитывали ритм, с которым забивались гвозди в гроб Шото. Прозвучали последние гитарные аккорды. Бурные овации раздались сразу же, заполняя воздух. — Если кто-то из вас скажет, что это «что-то знакомое», мы выставим его за дверь, — произнес Каминари, перебирая струны. — А это разве на что-то похоже? — повернулся к друзьям Серо. Бакуго поднялся, бросил тихое «я курить», схватил браслеты, на ходу надевая их, и вышел на улицу, хлопнув дверью. — Когда-то я слышала шутки про альбом, который можно купить на айтюнс, а теперь вы на самом деле записываете альбом, — улыбнулась Урарака, продолжающая качать головой в такт засевшему в голову ритму. — Ага, скоро Guns N’Roses будут смотреть на то, как мы поднимаемся по звездной аллее, — усмехнулся Каминари, проигрывая партию из новой песни в припеве. — У нас есть почти записанный альбом, концерты. Не хватает мерча и менеджера. — Удивительно, ты поставил мерч и менеджера на одну ступень, — покачала головой Джиро, выключая микрофон. Под звуки включенной Токоями музыки наваждение от игры постепенно уносилось прочь, позволяя Тодороки свободно вдохнуть и поставить наконец бутылку, которую до этого крепко держал в руках, на стол; тот выглядел еще хуже, чем тогда, когда Тодороки заносил флэшку. Громкий, радостный смех раздавался в стенах помещения. Тодороки довольно редко присутствовал на шумных празднованиях, на которых оказывалось больше пяти человек; на студенческие мероприятия он не ходил, потому что сначала не было времени из-за срочного поиска квартиры и работы, а затем из-за графика, съедающего желание куда-либо выбираться вовсе. Тодороки, еще с детства привыкший к одиночеству, не испытывал серьезного недостатка в общении, однако от перспективы проводить большинство вечеров в компании ноутбука его спасали друзья. Последние несколько месяцев выдались для Шото особенно тяжелыми. Поэтому сейчас, находясь в столь необычной компании, он по-настоящему расслаблялся, постепенно забывая о неприятностях, готовых похоронить его под обвалами. Дверь открылась, и в репетиционную вернулся Бакуго. Бакуго был тем, кто не давал ему окунуться в бархатистое спокойствие и отдаться общей праздничной, непринужденной атмосфере. Он сел на свое прежнее место рядом с Шото (расстояния между ними стало больше, и это помогало ему держать себя над разжигающимся пожаром). От барабанщика пахло знакомым дымом дешевых сигарет. Ох, кажется, теперь его очередь выходить на улицу, да? — Слушайте, там пиццу привезли, — оповестила друзей Джиро, держащая телефон плечом возле уха и скидывающая в черный мешок мусор с тумбочки. — Доставщик не может найти вход к нам. Я не могу сейчас... — Я заберу, — произнесла Яойорозу, до этого сидящая в кресле и не принимающая участия как в разговоре, так и в общем веселье. Она торопливо вышла на улицу. — Да, Тодороки, все хочу спросить, — обратился Серо к нему. — Почему у тебя так покрашены волосы? — Сер-о-о, это самовыражение, — закатила глаза Джиро, размышляя над тем, стоило ли выкидывать пачку, на самом дне которой лежали чипсы, или нет; все-таки пришла к выводу, что кто-нибудь доест, и переложила ее на стол к другим закускам. — Это вышло случайно, — сказал ничуть не смущенный Шото, поправляя растрепавшуюся челку. — В смысле случайно? На тебя упала краска? — предположил Каминари, насвистывая падение на манер мультяшного персонажа. — О, или как в том тиктоке, — Киришима потянулся за телефоном. — Там парень выбирает кисточки для рисунка на ватмане, а рядом с кисточками сидит друг. Ну он берет этого друга, окунает волосами в краску и рисует ими*. — Да-да!! Я его видел, — активно закивал Каминари. — Вот по этой причине я никогда не скачаю Тикток, — прикрыла глаза Джиро. — Что такое Тикток? — тихо поинтересовался Тодороки у Бакуго, чуть наклонив голову к нему. — Приложение, в котором эти идиоты ловят мемы для отсталых, — Бакуго показал пальцем на Каминари с Киришимой, принимающихся искать ролик, и повернулся к Тодороки. — Я даже не знаю, советовать тебе его скачивать или нет. Смотря насколько ты готов к поглощению дерьмоконтента. — После того, как ты скинул мне видео про кожаных ублюдков*, предполагаю, я прошел просвещение. Бакуго со свистом втянул воздух в легкие, готовый защищать то несчастное видео всеми возможными способами. — Я пошел краситься в белый, — сказал Шото, краем губ улыбаясь из-за бурной реакции Бакуго, — а рядом со мной сидела девушка, которая красилась в красный. Нашу краску перепутали. — Я ожидал жесткача, — расстроился Каминари, показывая подошедшей Урараке и Серо видео. — Что-то наподобие «у меня есть вторая личность, вместе с которой мы создали проект "Разгром", а покраской волос закрепили наше сотрудничество». Шото пожал плечами — да, он красил волосы, преследуя некую цель, но ею не являлось уничтожение небоскребов. Бакуго схватил его за запястье и потянул вниз. Тодороки замер, вытянув в недоумении лицо, как почувствовал на своей макушке чужой палец. От дыхания у виска у него перехватило собственное. — Я подумал, что это смотрится довольно… неплохо. — Он выпрямился, когда барабанщик отпустил его руку и развалился на диване, будто ничего странного (зачем он вообще это сделал?) не произошло. — И решил краситься так дальше. Но корни уже отрастают. Телефон, поставленный на беззвучный режим, завибрировал в переднем кармане. Тодороки достал его и, увидев на экране номер редактора газеты, принял его. Он поздоровался с мужчиной, работающим в ней уже второй десяток лет, поднялся с дивана и подошел к окну, чтобы не мешать остальным. А через минуту редактор уволил его, пообещав в скором времени перевести заработанные за месяц деньги на счет. Тодороки не чувствовал ни злости, ни разочарования. Он просто подумал, что очень забавен и даже смешон контраст радостных событий с вот этим вот. Ему необходимо было выйти на улицу, чтобы освежить голову, прийти в себя и, в конце концов, не испортить всеобщее веселье. Потому что еще чуть-чуть, еще немного, и его нервы могли сдать. Или отправиться в утиль. Сгореть на костре? Тодороки Шото был сильным мальчиком, но иногда даже сильным мальчикам нужно было побыть одним. На улице было прохладно. Он бы пожалел о том, что не взял со стула куртку, если бы погода его в данный момент волновала. Он прошел несколько метров и вышел на главную, тихую улицу, стараясь поглубже вдыхать воздух и смотреть на потемневшее небо; солнце скрылось еще несколько часов назад. Тодороки не жалел себя. У всех случались проблемы, которые так и норовили ударить побольнее, отправить в нокаут, а затем и вовсе оставить на скамейке запасных, пока с этой же самой скамейки тебя не переложили бы в черный мешок. Во всяком случае, можно пережить любой апокалипсис. Люди, к слову, всегда умели приспосабливаться. Как приспособиться к череде стабильно падающих на его голову неудач, Шото не знал. И ладно деньги — он уже пару месяцев планировал поднять цены на фотосъемку из-за стабильно растущей аудитории (их бы все равно не хватало), — но что делать с работой и дальнейшим существованием в рядах фотографов, он понятия не имел (что-то из разряда главного философского вопроса, но в лайт-версии). Ему уже стоило бронировать место на кладбище, в котором можно было бы похоронить его профессию вместе с фотоаппаратом, или пока рановато? От желания выкурить пачку сигарет сдавило горло и зачесались десны, но он поздно вспомнил, что оставил их в кармане куртки. Тодороки краем глаза увидел тень слева от себя и повернулся. — Яойорозу? Девушка сидела на невысоком заборе, держа на коленях две большие, ароматно пахнущие коробки с пиццей. Она подняла голову и, шмыгнув носом, протерла ладонью щеки. — О, Тодороки, я тут… — она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла покореженной. — У тебя произошло что-то серьезное? — Шото подошел к ней. — Ты весь день выглядела отстраненной. Тодороки заметил перемены в ней после их первого сольного концерта в клубе, но не решился спрашивать, в чем была причина ее подавленности. Он не был ей другом, не был хорошим знакомым, поэтому не считал, что ему следовало вмешиваться. — Да? — Яойорозу удобнее перехватила коробки. — Ты можешь рассказать мне, если хочешь. Я не буду говорить ни о чем твоей группе, — Тодороки сел рядом с ней на забор и перехватил железку по обе стороны от себя руками. Повисшую тишину между ними разбавляли звуки стучащего мяча с расположенной рядом баскетбольной площадки. — Я ухожу из группы. Тодороки распахнул глаза и повернулся к ней. Атмосфера вокруг них сгустилась и потяжелела, горечью осев на ресницах. — Из-за семейных проблем, — Яойорозу вздохнула. — Мой отец является владельцем газовой компании, которая досталась ему в наследство. «A-GAS*», думаю, ты должен слышать о ней. — Тодороки кивнул; конечно он слышал, ведь она раньше сотрудничала с отцовской компанией, пока у них не возникли разногласия. — Двадцать лет назад она едва не разорилась, но отец сумел ее спасти. Поскольку это семейный бизнес, то компания вскоре должна была перейти в мои руки. Шото сильнее сцепил пальцы на заборе. — Я не была против этого. В детстве меня даже брала гордость за то, что я смогу продолжать дело родителей. Но… — Яойорозу постучала пальцами по коробке, представляя синтезатор и наигрывая мелодию, которую недавно исполняли «HERO». — Меня с самого детства учили играть на пианино. Для родителей это было поводом показать, что их дочь хороша в музыке. И сначала, — Яойорозу улыбнулась, вспоминая события прошлых лет, — мне совершенно не нравилась игра на нем, но вскоре, когда я начала сочинять свою музыку, я изменила свое мнение. — И... у тебя нет другого варианта, кроме как уйти? — Я уже месяц пытаюсь переубедить отца и остановить передачу компании, но… — Яойорозу опустила подбородок и сжала губы, — из-за возникших проблем с конкурирующей компанией его здоровье ухудшилось. Я видела это раньше, но не отдавала себе отчета в том, насколько все серьезно. Поэтому с января я собираюсь возглавить пост. — Яойорозу, почему ты… — Тодороки свел брови на переносице, пытаясь верно сформулировать мысль; слова не шли на ум и разлетались в разные стороны, точно бильярдные шары. — И ты не сомневаешься? В том, что тебе стоит пойти в компанию. — Это семейное дело, — легко и быстро ответила девушка. — Я не могу и не должна отказываться от этого. — А музыка? — Шото покосился на магазин с пластинками, за которым находилась репетиционная. — Я люблю музыку. Но бросить компанию я не могу, как бы это ни сказывалось на мне и моих увлечениях, — она зажмурила глаза. — Я поступаю нечестно по отношению к ребятам, я знаю, я… Шото успокаивающе положил руку на плечо девушки. — Я все не могу им сказать. Собиралась неделю назад… но потом пришло приглашение на фестиваль, теперь запись альбома на носу. Но, предполагаю, это лишь отговорки. Потому что я боюсь их реакции. — Это твое решение. Они твои друзья, они примут его. — Хотелось бы мне в это верить. Тодороки, возможно, следовало сказать больше ободряющих слов. Попытаться провести психологический сеанс. Поговорить с ней о том, чего она хотела на самом деле, задействовав в аргументации весь диснеевский арсенал, состоящий из того, чтобы маленькие дети, да и взрослые следовали за мечтой, преодолевали любые препятствия и верили в себя и в свои силы. Шото не знал, о чем мечтала Яойорозу, но отчего-то ему казалось, что управление компанией, если раньше и значило для нее нечто большее, сейчас уже не занимало главное место в ее сердце. Но Тодороки не мог ничего сказать. Потому что разве он, человек, который сам не понимал, чего хотел от собственной жизни, от собственного увлечения, который бегал от отца, имел на это право? Ему бы со своими приоритетами разобраться, прежде чем пытаться помочь кому-то другому. — Тодороки, — девушка нарушила установившуюся между ними тишину и исподлобья взглянула на него, — твой отец ведь глава «Todoroki GO Industry»? — Да, — он кивнул; говорить об отце не хотелось. — Я слышала, у него проблемы в последнее время. Из-за сделок, заключенных в начале становления компании. Что-то всплыло наружу и… Мне искренне жаль. Я… — Я рад. Надеюсь, он когда-нибудь отравится своим газом. И подавится нефтью. Яойорозу удивленно приоткрыла рот, но тут же сочувственно сжала губы. — Вы с ним не ладите? Ой, — девушка осеклась и замахала руками, — прости, это не мое дело. — Он сделал для этого все возможное. — Но он же… он же твой отец, — она сжала пальцы в маленькие кулаки. — Таких отцов еще поискать нужно, — Тодороки поднялся с решетчатого забора. Яойорозу поднялась следом и покрепче обхватила коробки с пиццей. — Я помогу. Оказавшись в репетиционной, Тодороки услышал, как под «Shot down by strangers, whose glances can cripple the heart and devour the soul*» пьяный Каминари созывал друзей играть в найденную на полке шкафа настольную игру «Подземелья и драконы». Тодороки, положив коробки с пиццей на стол, сел на подлокотник свободного кресла. После разговора с Яойорозу, сейчас помогающей Джиро вытереть пролитый напиток с пола и уже не выглядящей так, будто ее разрывали на части, он не мог отделаться от мыслей об отце. Его профиль всплывал в голове, пока грубый голос без конца повторял: «Вернись в семью и возьми на себя ответственность». Видимо, Тодороки Энджи действительно не повезло с младшим сыном, раз тот оказался таким неблагодарным засранцем. Бакуго, сидящий напротив, ударил его по ноге. — Выглядишь так, будто сейчас разревешься. Шото мгновенно вскинулся и напрягся. Бакуго, вальяжно развалившийся на диване, не сводил с него пристального взгляда, отчего стало стыдно за свои слабости. Или за то, что их увидел он? Что ж, это комбо, так что Шото мог пойти и забрать свой приз. — Ты с ума сошел? — удивился Токоями, держащий возле лба холодную бутылку; он напивался довольно быстро и так же быстро трезвел. — Там одна кампания длится несколько часов. И ты понятия не имеешь, как в нее играть. — Разберемся по ходу игры! Бакуго, вполуха слушающий их разговор, хмыкнул. Если бы Тодороки не было бы так паршиво, что хотелось лезть на Великую китайскую стену, чтобы впоследствии сорваться с нее, он бы улыбнулся краем губ в ответ. — А где список тех, кто будет выступать на фесте? — Урарака осторожно поднялась с пола и, покачиваясь, подошла к стене, чтобы прочитать приклеенный на скотч флаер со списком из четырнадцати заявленных групп. Она прочитала его два раза, прежде чем убедилась, что не знает никого, кроме «HERO». — Тут еще есть заявленный гость, — ткнула пальцем на надпись. — Кто это? — Они не сообщают, — ответила Джиро, плюхнувшись в свободное кресло. — Приглашенная в качестве хэдлайнера группа, которая будет выступать последней. — Что-то типа вишенки на торте? — усмехнулся Киришима, ставя на зарядку телефон, подключенный к колонке. — Угу, — фыркнула девушка, явно недовольная таким развитием событий. — Наверняка они заберут себе все внимание. — И уже совсем тихо: — А мы ведь хотели объявить, что выпускаем альбом. — Что за пессимистический настрой? — широко улыбнулся Серо. — А вдруг у них тексты лучше? — пробубнила солистка, подтаскивая к себе коробку с пиццей. — Или музыка. — С вашими текстами они не сравнятся. — Мне больше всего нравится «Fly on the wall», — объявила Урарака, медленно пробирающаяся к дивану и старающаяся не снести стулья. — «Вэ овер найт, ай хэд а дрим, вэ вос э ворлд фул оф кингс энд квин…» — «Бат ит вос колд, дак ас вэ найт, ви ве вэ файр он вэ мунлит скайс*», — подпел ей Серо. — Ее Токоями написал, — Джиро подтянулась на руках и выпрямилась. — Она одна из моих любимых. — У вас пишет песни Токоями? — поинтересовался поднявшийся с подлокотника Тодороки, чтобы помочь Урараке сесть на диван. — Нет, — Джиро помотала головой и потянулась к пицце. — Еще я. Яойорозу и Каминари тоже писали тексты, но они так и не доработали их. А вот Бакуго, — показала на него схваченным куском пиццы, — нет. — С вас хватит того, что я играю на барабанах, — нахмурился тот. Тодороки заметил, как он напрягся, складывая руки на груди и стискивая челюсть. — Чего не дано, того не надо, — донесся с другого конца голос Каминари, изучающего правила настольной игры. Бакуго показал ему средний палец, угрюмо опустив подбородок. Киришима, меняющий музыку, обернулся, сочувственно глядя на барабанщика и печально опуская уголки губ. После того, как последняя доставленная коробка с пиццей опустела, пиво было допито, а закуски съедены, отмечающие принялись собираться. Решение о том, что порядок наводить сейчас никто не будет (да и не сможет), было принято единогласно. Тодороки помогал добираться до метро перебравшей Урараке. — Надеюсь, я вспомню завтра что-нибудь, — пробубнила девушка, держась за заболевшую голову, пока поезд мчался по ночному Токио. — Ничего криминального не произошло. Ничего криминального действительно не произошло, думал он, просто за прошедший вечер его уволили, он узнал о том, что Яойорозу уходит из группы и что у Бакуго мозолистые пальцы.