Be somebody

На фестивале, проходящем в парке рядом со станцией Сибуя, народу было столько, что на входе приходилось отстаивать длинную очередь, несмотря на поставленное в каждом отдельном блоке множество рамок и подключенных к мероприятию волонтеров, оперативно выполняющих свою работу. Тодороки ждал, когда Урарака и Иида пройдут через металлоискатели и окажутся на территории обширного парка, в самом конце которого расположилась сцена; с нее доносился рев электро-музыки, пронизывающей вибрациями тело даже на входе. Тодороки сочувствовал людям, которые стояли рядом с огромными колонками. — Я думала, это никогда не закончится, — понурила голову Урарака, наконец добравшись до стоящего рядом с бордюром друга. — Это необходимость, которая обеспечивает нам безопасность, — Иида протирал заляпавшиеся очки рукавом рубашки. — Знаю-знаю. Брат Ииды работал в полиции и смиренно охранял спокойствие города от нарушителей, поэтому к столпотворениям у металлоискателей он относился значительно спокойнее, чем не терпящая их подруга. — Так, и куда пойдем? О! Я вижу палатку с яблоками в карамели! — мгновенно воодушевилась Урарака, но, заметив выстроившуюся очередь, так же быстро стушевалась. — Это было ожидаемо, — похлопал ее по плечу Иида. — Фестиваль музыки в выходной день на одной из самых больших площадок города. — Нет, такого я не ожидала, — вздохнула Урарака. — Еще хуже, чем в нашей школьной столовой. Друзья синхронно кивнули, вспоминая не самые приятные школьные моменты, и двинулись к палатке с яблоками. Солнце ласкало голову; на этой неделе выдалась особенно теплая погода, которую половина токийцев восприняли с восторженным ликованием. Тодороки, с детства легко переносящий жару, держал в руках бутылку с купленным яблочным соком (потому что вода оказалась раскупленной) и косился на сцену, на которой выступала незнакомая группа. Бакуго вчера жаловался, что их выступление хотели поставить на три часа дня — а это мало того, что сокращало количество людей, которые услышат их музыку, потому что народ подтягивался к вечеру (Тодороки косился на выход, косился на сцену и не понимал, куда тут еще можно подтягиваться), так еще и солнце пекло нещадно (по всем новостным телеканалам передавали, что эта неделя выдастся довольно жаркой для конца марта и рекомендовали почаще смотреть на термометр), отчего находиться на сцене почти сорок минут было равносильно пребыванию в царстве Аида. «HERO» повезло: одна из групп отказалась выступать в последний момент и освободила наиболее благоприятное время, на которое Джиро успела их протащить. Тодороки крутил в руках телефон с открытым чатом с Бакуго, в последнем сообщении которого говорилось о том, что они добрались; сообщение об их местонахождении осталось недошедшим из-за проблем как с интернетом, так и со связью. Иида предположил, что дело в расставленных по парку глушилках. Часы показывали второй час дня — Урарака хотела приехать раньше, чтобы послушать всех исполнителей, но из-за проблем со сборами они опоздали к началу. Наконец, когда долгая очередь за яблоком была стоически отстояна, Урарака и Иида подошли к Тодороки. — И где мы будем искать ваших друзей? — спросил Иида, смотря на непрекращающий проходить через рамки поток людей. — Я не могу дозвониться до Джиро, — Урарака смотрела на телефон, как на заклятого врага, не отрываясь от карамели. — Сообщения тоже не отправляются. Иида вздохнул. — В любом случае, если будем стоять на месте, то, во-первых, ничего не услышим, — он показал на далекую сцену; несмотря на то, что музыка разносилась по всему периметру проведения фестиваля, слов было не разобрать, — во-вторых, никого не найдем. Друзья двинулись к сцене, не обделяя вниманием поставленные в рамках фестиваля небольшие закусочные, очереди к которым, кажется, только увеличивались. Несколько компаний оккупировали единственный работающий фонтан, используя его и в качестве места для съемок, и в качестве маленького оазиса. Дежурившие машины скорой помощи выстроились в ряд неподалеку от входа; медперсонал, к счастью, пока никому не требовался. Шумные и веселые голоса пришедших разносились со всех сторон, вторя музыке выступающих групп и пронзительным голосам их солистов. На фестивале царила атмосфера праздника, отпечатывающаяся на радостных лицах пришедших. Тодороки же чувствовал себя взволнованным. После осознания своих чувств к Бакуго с ним он больше не встречался. Именно поэтому от желания увидеть барабанщика его одновременно бросало и в жар, и холод (если бы он был каким-нибудь супергероем из вселенной Марвел, то обладал бы этими способностями в равной мере). Принять то, что он испытывал вполне определенные чувства к Бакуго, оказалось так же просто, как и залезть на двухколесный велосипед и съехать с крутой горы (адреналин вроде как зашкаливает, страх упасть тоже, но ты все равно едешь, не сбавляя скорость, пока трясутся руки, стынет кровь, а встречный ветер готов выбить тебя из сиденья). Тодороки не отказался бы сейчас от встречного ветра, но за неимением оного приложился к бутылке с яблочным соком. Он пытался отгородиться от недвусмысленных мыслей, выстроить стену безразличия, потому что чувства чувствами, а Бакуго отвечать взаимностью не торопился. Так что… К трем часам дня друзья обошли весь парк и, уставшие, сели на бордюр, с которого можно было смотреть на происходящее на сцене через установленные большие экраны; на них скакали исполнители, пытаясь завести и раскачать толпу. «I tear my heart open, I sew myself shut, my weakness is that I care too much*». Слова песен наконец доносились до ребят, чему обрадовалась Урарака, завороженная атмосферой и поддавшаяся всеобщему веселью. Иида был полон энтузиазма, поэтому они на пару увлеченно слушали исполнителей, пока их глаза заманчиво переливались бликами в свете солнца. Они еще несколько раз попытались связаться с «HERO», но, решив, что это гиблое дело, оставили телефонную книгу в покое. Зато сняли несколько видео, чтобы по прибытии домой отправить их работающему Мидории. Тодороки находился далеко, за пределами фестиваля (за пределами Млечного Пути, где-то рядом с Андромедой, не ближе), и как бы он ни хотел сосредоточиться, он попросту не мог. Он достал фотоаппарат и, почувствовав уверенность, оплетающую его руки и ноги, поднялся с бордюра, чтобы прогуляться еще раз и сделать снимки. Тодороки пытался представить, сможет ли он подобраться к сцене, чтобы заснять выступление группы, но… по большей части он был реалистом (склонным к излишней драматизации и пессимизму, но все же реалистом). Если бы они подоспели к самому открытию (судя по количеству посетителей, приезжать стоило рано утром — прошлым утром), ему бы удалось занять место ближе к сцене. Сейчас же это не представлялось возможным. Однако он не оставлял попытки и тщательно высматривал, как можно сократить расстояние. Если и есть что-то страшнее японского метро в час пик, то это японские фестивали. Тодороки прогуливался по местности, пытаясь остудить голову; он не мог избавиться от ощущения прилипшего к его спине взгляда, но не видел среди толпы никого необычного и ничего странного. Он же не стал параноиком после встречи с отцом? Нет? Фотографирование всегда помогало ему справиться с проблемами как в семье, так и в учебе, привнося мнимое ощущение порядка и иллюзорное чувство безопасности. Шото сел на освободившееся место возле дерева и оперся макушкой на его ствол, слушая разносящиеся по парку слова песни: «I know I can't survive, walking on the line, i have to deal with all the things in my life, listen to the words, spoken in my mind*». Проблем у него, конечно, все еще было выше крыши. Ему едва хватало денег до окончания учебы (он начал сомневаться, что вообще сможет окончить университет), отправленная переделанная теоретическая часть оказалась забракована (о чем ему сообщили через двадцать минут после отправки), да и отец, собирающийся рано или поздно нагрянуть, к веселью особенно не располагал. Энджи Тодороки звонил несколько дней назад, но Шото, едва услышав его голос, от которого свело от злости челюсть, ограничился тем, что сбросил звонок и добавил номер в черный список. Он не хотел ничего о нем знать, не хотел его видеть и слышать. Он был бы рад забыть о его существовании (и лучше бы Энджи Тодороки сделал то же самое по отношению к нему). — Охереть, я тебя нашел, — Бакуго стоял слева, сложив руки крест-накрест на мятой футболке, и внимательно глядел на Тодороки, закрывшего глаза. — Бакуго? — Шото мгновенно поднялся. Бакуго был в темной футболке с черепом, подвернутых джинсах и легкой черной кепке с эмблемой фестиваля — круглой музыкальной колонкой, из которой раздавалась музыка — на голове, спасающей глаза от слепящих лучей. Внутри у Тодороки взорвалась парочка солнц. — Нет, блять, Тейлор Свифт, — закатил глаза Бакуго. — Тупая, мать ее, связь. Какие идиоты только ставят глушилки на такие мероприятия? — Полагаю, те, которые заботятся о безопасности отдыхающих. — Я чуть не словил солнечный удар и чуть не сдох, так что это нихрена не безопасно. — Герои не умирают, они превращаются в легенды*. — Они превращаются в пыль*. Тодороки постарался придать голосу максимальную степень осуждения: — Это жестоко, Бакуго. Бакуго ухмыльнулся и, неловко почесав нос, направился в сторону сцены. — Поднимай задницу, проведу тебя за сцену. — Ты стал моим личным гидом? — вроде бы простая фраза, ни к чему не обязывающая, но у Тодороки заалели щеки; он радовался, что Бакуго не смотрел на него, натянув на глаза кепку. — Много чести, кретин. Я иду один, ты идешь один, просто нам идти в одну сторону. — Мне нужно найти Урараку и Ииду, — вспомнил Шото и остановился, судорожно оглядываясь по сторонам. — Джиро их уже нашла. Сидел бы, блять, на месте, — Бакуго гневно стрельнул взглядом из-под козырька, — и тебя бы нашли. Тодороки не ожидал, что Бакуго будет его искать по всему парку, вместо того чтобы… знакомиться с другими музыкантами? Повторять партию? Веселиться в компании друзей? Что вообще делают на таких фестивалях музыканты? Тодороки не мог справиться с накатившими эмоциями, вылившимися в широкую, искреннюю улыбку. Бакуго споткнулся. — Нужно воды купить, — произнес тот, когда они проходили мимо палаток. — Токоями сказал, что сдохнет, если не получит ее. — Сомневаюсь, что он так и сказал. — Я тебе не цитатник, чтобы дословно повторять. Очередь они стоически отстояли, несмотря на то, что Бакуго успел продумать план, включающий в себя кражу бутылок с элементами отвлечения. Тодороки на это покачал головой и сообщил, что его поймают быстрее, чем он успеет пробежать десять метров по такой жаре. Бакуго это не оценил, ударил его по плечу купленной бутылкой, едва не уронив остальные шесть, и направился к сцене. Тодороки, потирая плечо, последовал за барабанщиком. — Где твои барабаны? — спросил Шото, когда они проходили мимо тира; в руках он держал несколько бутылок для себя и друзей (денег у него с собой, к слову, больше не осталось). — На базе. Не потащу же я их через половину Токио. — Ты не будешь выступать? — Совсем дебил, да?! — Бакуго шумно выдохнул. — На фестивалях барабанная установка обычно одна для всех барабанщиков. Ну некоторые, если им в кайф, тащат несколько барабанов от своей установки. Но мне в падлу. Так что я притащил только Эбони и Айвори. Тодороки замедлился, опуская подбородок и рассматривая голубые крышки. Он сжал губы и остановил себя быстрее, чем вопрос «И маску ты с собой тоже принес?», слетел с его длинного языка. В конце концов, ответ был очевиден. Когда они уже подбирались к сцене с другой стороны, им навстречу шла мать с дочерью. Девочка лет восьми трясла пустой бутылкой и махала ладонью, чтобы немного освежиться, пока женщина разговаривала по телефону с мужем, который не мог отыскать палатку с водой. Тодороки подошел к ним и, протянув женщине купленную воду, удалился под слова благодарности. Бакуго же закатил глаза так, что зрачок едва не скрылся, пытаясь показать, насколько это было необдуманно. Воду начинаешь ценить только тогда, когда не можешь ее купить (и пронести на входе). Возле сцены толпа свирепствовала. Выступала известная молодежи группа (Тодороки понятия не имел, кто это). Тодороки и Бакуго, пробирающиеся к сцене с другой стороны (здесь было значительно тише), сошлись во мнении, что их музыка и тексты явно слабоваты (Бакуго сказал «дерьмо и говно»). В парке находилось довольно большое количество молодых фотографов, желающих выложить снимки на свои страницы в социальные сети под тегом фестиваля, чтобы привлечь людей к аккаунтам. Тодороки пришлось объяснять навязчивой девушке, что Бакуго не фотографируется (сам Бакуго в это время не мог как следует разозлиться из-за бутылок с водой). «HERO» ждали своей очереди выступать, сидя чуть правее от сцены в компании других молодых музыкальных групп, с которыми успели познакомиться. Вибрация от тяжелой музыки, раздающаяся из колонок, заползала под кожу и мышцы, отзываясь многочисленными вспышками внутри. «I know that people say we're never gonna make it, but I know we're gonna get through this, close your eyes and please don't let me go*». Отсюда открывался неплохой вид на сцену (если высоко поднять голову, конечно), поэтому даже огромные экраны оказались не нужны. — Да в каждом втором фильме про загнанного в угол мудака у него внезапно появляется ствол хрен знает откуда, — сказал сидящий на коробке Каминари, бурно размахивая руками. — Обычно его держат в ящике стола, — согласился с ним Токоями. — Однако выглядит со стороны это довольно глупо. — Не глупо, если это оправданно характером мудака. А он мудак, так что все. — Никто не будет держать ствол в ящике стола, — вмешалась Джиро. — О чем вы вообще? — спросил подошедший Бакуго, вскинув бровь; он кинул бутылки с водой на траву. — Пытаемся отвлечься непринужденной беседой, — объяснил Токоями, проверяя, как настроена гитара. — Тодороки, а сегодня мы можем паниковать? — спросил Каминари, поворачиваясь к пришедшим. Тодороки, отдающий бутылки воды Урараке и Ииде, обернулся в сторону огромной толпы, качающей головой и руками в такт доносящимся ударам барабанов и ритмичной игре на электрогитаре. — Да. — Я ожидал услышать вдохновляющую речь, — Токоями обнял гитару и с неприкрытым страхом в глазах посмотрел на время на телефоне. Каминари согласился с ним, активно закивав, отчего молния на его волосах превратилась в загогулину. — Разве вы не должны получать удовольствие от этого? — не смог остаться в стороне воодушевленный Иида, волосы которого взъерошились, а рукава рубашки оказались засученными; они вместе с Ураракой чуть больше получаса сидели в компании групп, успев познакомиться с некоторыми из них. — Там же энергия, — указал ладонью на толпу, — адреналин, — на сцену, — ядерный взрыв! Вы выйдете туда, и ваши пальцы сами заиграют! Закройте глаза, вдохните и представьте, что вы уже там. Что вы чувствуете? — Он всегда такой? — опешивший Бакуго наклонился к Тодороки и задел его щеку козырьком; нет-нет, Тодороки совсем не вздрогнул, это холод пробежался по его коже (в такую-то жару, ага). — …По большей части. Бакуго вытащил пачку сигарет из кармана джинсов, собираясь закурить. Мужчина с наушником в ухе, стоящий неподалеку, заметил это и остановил его: — Не здесь. — Ой, блять, да ладно! — Не здесь, — монотонно произнес мужчина, которому порядком надоело повторять заносчивым личностям одно и то же на каждом обширном мероприятии. — Я что, по-твоему, сцену спалю?! Мне на ней еще выступать! — Если вы не замолчите, я буду вынужден вывести вас. Бакуго закипал так же быстро, как и лава в кратере вулкана перед началом извержения. В моменты волнения, когда контролирование эмоций стиралось, Бакуго превращался в уменьшенную версию Везувия. Тодороки успел положить руку ему на плечо раньше, чем «HERO» приготовились оттаскивать Бакуго от охранника, раньше, чем охраннику прилетело бы по зубам, и раньше, чем Бакуго оказался бы выставленным с фестиваля. Помпеи оставались невредимы. — Бакуго, — Тодороки успокаивающе сжал ладонь на его плече, повинуясь невольному порыву, — не стоит. Бакуго заскрежетал зубами, сверкнул глазами, в которых сквозило презрение ко всему живому (мужчина с наушниками в его представлении проходил все круги ада), и сел на бордюр, в утихающем гневе стуча ногой по раскаленному асфальту. «HERO» облегченно вздохнула; в их переглядках сквозило невысказанное удивление, родившееся из наблюдаемой сцены. Солнце скрылось за горизонтом под оглушающую музыку, голос солиста и громкие аплодисменты. В парке зажглись фонари, усеяв площадку белыми вспышками и придавая мероприятию элементы сказочности. Урарака поделилась, что вот это вот — то, что ей нравится на таких мероприятиях. — Думаю, мне нравится чувствовать эмоциональное единение с другими, — сказала она, глядя на толпу, которая подняла телефоны вверх с включенными фонариками, когда выступающая группа заиграла тихую, лиричную мелодию. «I’m not perfect, but I keep trying, cause that’s, what I said, i would do from the start, i am not alive, if I’m lonely, so please don’t leave*». — Музыка является катализатором эмоций и отражением наших душевных переживаний, — произнес Токоями, на что Бакуго нахмурил нос и сильнее сжал пальцы на сложенных на груди руках. Мелодичные переливы клавиш и тонкий голос солиста разносились по всему парку. Шото было жарко и до безумия хотелось пить, несмотря на наступивший вечер и скользнувшую по коже прохладу. Бакуго протянул ему одну из купленных для группы бутылок, даже не глядя в его сторону. — Волонтер гребаный. — Спасибо, — у него совсем чуть-чуть, на парочку сантиметров, подпрыгнуло в груди сердце. Тодороки, сидя рядом с «HERO», мандраж которых перед выходом на сцену передался и ему, краем глаза наблюдал за крутящим на пальце кепку задумчивым Бакуго (будто его профиль еще не отпечатался на сетчатке его глаз, не вплавился в центр беспокойного сердца и не спрятался в бесконечных, сокровенных переплетах памяти); тот чувствовал его изучающий взгляд, отчего кепка на пальце крутилась все быстрее, грозя улететь в Каминари. Яойорозу, ломая руки, извинялась за то, что уходила из группы. — Уверена, после сегодняшнего выступления вы быстро найдете себе клавишника. — Да мы тут подумали и решили, что не будем никого искать, — сказал Каминари, привалившийся к плечу Токоями; он смотрел на собирающиеся облака и вслушивался в гитарные переливы выступающих, с которыми успел познакомиться, закорешиться и обменяться контактами. «It's on my mind, i've got, i've got it all, and I wanted you to come inside*». Яойорозу в удивлении вытянула лицо, непонимающе глядя на друзей. — Но как же… — Если ты вдруг поймешь, что семейный бизнес — это не твое, и решишь вернуться, тебя будет ждать он, — Джиро кивком головы показала на лежащий возле девушки синтезатор. — Прозвучало так, будто ты планировала его забрать, — лениво произнес Каминари; он израсходовал весь запас нервов, поэтому поймал дзен и смирился с неизбежным выходом к многотысячной толпе. — Что?! — Джиро поднялась на ноги. — Нет-нет, я не это имела в виду! Денки, какого черта ты опять… — Спасибо, — тихо произнесла Яойорозу, опустив голову, отчего челка закрыла ее глаза. — Хэй, Яойорозу, все в порядке, — смущенная Джиро крепко обняла подругу. — Это так трогательно, — сказал Иида и шмыгнул носом рядом с протирающей уголки глаз Ураракой. — Если что, то это предложил Бакуго, — Джиро улыбнулась и вытерла слезы с щек обескураженной подруги. — Мне похуй, — мгновенно донесся голос барабанщика, расстегивающего браслеты и запихивающего их в карманы джинсов. — «HERO», ваше выступление следующее, приготовьтесь, — оповестил их волонтер, держащий планшет с расписанием выступлений. Группа поднялась. Они все еще испытывали волнение, но в этот раз держались более собранно, чем тогда, когда выступали на собственном концерте. — Удачи!! — одновременно произнесли Иида и Урарака, поднимая вверх кулаки. Бакуго достал из рюкзака маску и палочки. — Че расселся, пошли, — он схватил сидящего Тодороки за руку и потащил к лестнице, ведущей на сцену, к которой торопливо двигалась группа. — Что? Куда ты… — Ты хотел сфоткать наше выступление? — произнес он, не оборачиваясь. — Ну так вперед, болван. — Я не… я не могу, у меня нет пропуска. Бакуго остановился, отчего Тодороки врезался в его спину и ударился о затылок носом. Он снял с себя кепку и напялил ее на голову замершему фотографу, для надежности ударив по ней кулаком. — Я твой пропуск. Тодороки открыл рот, но не смог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Как он оказался на сцене рядом за выстроенными панелями, за которыми находилась аппаратура, он не помнил. Он стоял в нескольких метрах от играющей на синтезаторе Яойорозу, когда Джиро, закрыв глаза, пела: «Cause the end is where we begin, where broken hearts mend and start to beat again*». Шото хватило пары секунд, чтобы собраться, и под оглушительный шум толпы, рев гитар, перелив клавиш и удары барабанов настроить фотоаппарат. Его переполняла исходящая энергия от музыки «HERO», и адреналин бил ключом по венам (кажется, организаторы начали подозревать, что такого фотографа они не видели среди состава), пока он смотрел в видоискатель и наводил объектив на выступающих. Он не мог позволить себе вывалиться на сцену, поэтому, без конца настраивая фотоаппарат и меняя положение на доступной территории (всего-то два на два метра), он делал снимки в попытке оставить на пленке как можно больше ярких событий. Те стремительно заполняли карту памяти, превращаясь в картинки-воспоминания и запечатляя эмоции на лицах выступающих. Тодороки не переставал возвращаться к Яойорозу, пальцы которой ловко скользили по клавишам, а на лице стояла дрожащая улыбка. Тодороки успел сделать сотню снимков перед тем, как его выперли со сцены под угрозой отправить в полицейский участок за нарушение порядка проведения мероприятия. Но он оказался быстрее. Находясь в нескольких десятках метров от сцены, Тодороки сидел на траве под мигающим фонарем, пытаясь отдышаться, смотрел на экраны, показывающие выступающих, и чувствовал стучащий у виска пульс то ли от бега, то ли от пережитого чувства, близкого к будоражащему трепету, сравнимому с тем, который он испытывал во время первой встречи с группой. Оно было более четким, будто постепенно обретало контуры чего-то далекого и давно забытого; от него ныло под сердцем. — Тодороки, ты в порядке?! — подбежавшая к нему Урарака оперлась на колени, восстанавливая дыхание. — Да, — удовлетворенно ответил тот, зачесывая растрепавшуюся от бега челку. — Этот Бакуго, он… он… — Иида сгорал от праведного гнева; даже стекла его очков запотели. — Все в полном порядке, правда, — Тодороки ободряюще улыбнулся переглянувшимся в недоумении друзьям и перевел взгляд на сцену. За время просмотра концерта он пришел к выводу, что барабанщикам уделялось нещадно мало внимания вездесущих камер. Он был рад видеть Джиро, песнями заряжающую веселящуюся толпу энергией, однако увидеть игру Бакуго он желал сравнительно больше. Те несколько раз, когда он, в маске, стучащий по барабанам, попадал на экраны, Тодороки не мог отвести от него глаз. От надетой на голову кепки горела макушка. Спустя двадцать минут выступление «HERO» завершилось под оглушительные овации. — Спасибо большое, вы замечательная публика! — кричала Джиро в микрофон, прыгая по сцене. — На следующей неделе мы начинаем записывать наш первый альбом! Будем рады, если вы купите его! Еще раз спасибо! — Я действительно жалею, что не ходил на них раньше, — Иида сидел рядом с Тодороки, включившим фотоаппарат после окончания выступления, чтобы просмотреть снимки, и Ураракой, звонко кричащей уходящей со сцены группе. — Вот!! — вскочила девушка. — Я же говорила, — и уперла руки в бока, надув губы. — Фух. Тодороки, — ее прищуренный взгляд скользнул по фотографу, — не делай так больше никогда. Выступление закончилось, поэтому я могу позлиться на тебя. — Да, Тодороки, это было безумием! — Иида осуждающе качал головой. — Смотрите. Дальнейшие возмущения пропали за просмотром сделанных снимков с выступления. Тодороки удалил те, которые не получились от слова совсем, показывая друзьям только те фотографии, которые могли бы отправиться в сообщении на почту Яойорозу. На сцену вышла следующая группа, состоящая из двух гитаристов, играющих довольно тихую инди-музыку и возвращающую взорвавшейся после выступления «HERO» толпе спокойный настрой. С «HERO» они встретились только к концу выступления; до конца фестиваля оставалось выйти на сцену одной приглашенной группе, название которой хранилось в секрете — даже участники не были в курсе. Впрочем, их это не особо заботило, поскольку они были заняты собственными выступлениями. Урарака и Иида бросились к «HERO», чтобы поздравить их с отличным выступлением и поделиться собственными эмоциями от прослушивания. Тодороки же остался сидеть на траве, ограничившись легкой улыбкой. Бакуго, уставший и довольный (но старательно это скрывающий, да), плюхнулся рядом с ним, застегивая браслеты; из его рюкзака в свете зажженных фонарей выглядывали Эбони и Айвори и рог черной маски. Красные глаза еще блестели (Тодороки сжал губы, понимая, что отдал бы несколько десятков фотографий из своей сокровенной папки на рабочем столе, лишь бы увидеть их натуральный цвет), мандраж сотрясал его пальцы, и то, как он не мог усидеть на месте, без конца меняя позу, выдавало его с головой. — Мне пришлось убегать от охраны, — поделился Тодороки. Его взгляд упал на их причудливо сливающиеся тени, такие похоже-непохожие друг на друга, отчего потребность в курении возросла настолько, что за считанные секунды достигла стратосферы. Он вытащил из поясной сумки пачку. Газ в зажигалке заканчивался, отчего он с трудом зажег сигарету. — Это ты еще от полиции не бегал, — Бакуго свистнул у него сигарету и зажигалку, как только Тодороки смог поджечь свою. — Ты бегал от полиции? — Тодороки повернулся к нему, взмыленному и разгоряченному, на несколько мгновений задерживая дыхание; в принципе, он не был сильно удивлен. — Было дело. Черт, — зажигалка в его руках не поддавалась, только снисходила на маленькие, разлетающиеся искры, освещающие его лицо. — После следующего концерта подарю тебе зажигалку. Возможно, хотя бы ею ты будешь пользоваться и перестанешь оккупировать мою. — Ага, вперед. Чтоб красная была обязательно, — Бакуго обреченно покрутил зажигалку между пальцев и, постучав пальцами по бордюру, покосился на глядящего на пустующую сцену фотографа, во рту которого была зажата сигарета. Бакуго выдохнул через нос и, развернув того за шею к себе, прикурил свою сигарету о зажженный конец сигареты Тодороки. Тодороки едва не уронил сигарету, фотоаппарат и, кажется, сам чуть не рухнул. Бакуго отстранился, а у него перед глазами все еще стояли опущенные ресницы, расслабленные брови и, нет, ему не показалось, покрасневшие кончики ушей, которые тот попытался скрыть, отвернувшись и положив руку на шею, потому что, боже, она тоже покраснела. Тодороки сглотнул. Если и делать что-то, то сейчас, непременно сейчас. Толпа разразилась громкими аплодисментами, как только на сцену вышла специально приглашенная группа. Тодороки потушил сигарету об асфальт, едва не сплющивая окурок. Солист группы подошел к микрофону, и его наконец показали на экранах; в толпе послышались радостные крики и визги. — Бакуго… Бакуго подскочил на ноги, выронил сигарету и, напрягшись, вперил взгляд в экран. — Эй, Бакуго, ты чего? — удивилась Джиро, заметившая его бурную реакцию. — В фанаты записался? Да, «Mind Controlled Ravens» крутые ребята, неудивительно, что их пригласили выступать. Их первый альбом стоял у меня на повто… — Заткни свой ебаный рот!! — закричал Бакуго, резко обернувшись и испепелив дернувшуюся Джиро взглядом. «HERO» недоуменно повернулась в его сторону, прекращая веселье; с их лиц сползли радостные улыбки. — Эй, чувак, какого хрена? — вмешался удивленный Каминари, смотря на друзей. — Бакуго, иногда ты переходишь границу, — покачал головой Токоями, сложив на груди руки. — Немедленно извинись перед Джиро. — Извиниться? Да ну? — прорычал он, сжимая пальцы в кулаки и царапая ногтями ладони. — А может, вам всем пойти нахуй с извинениями?! Тодороки поднялся на ноги, не понимая, как реагировать на… что вообще происходит? — Бакуго! — вмешалась Урарака, к которой вернулся дар речи. — Ты совсем с ума сошел?! Бакуго смерил их уничижительным взглядом, под которым больше никто не осмелился высказаться, и, не оборачиваясь, быстрым шагом направился в сторону выхода, оставляя друзей шокировано смотреть ему вслед.