Be somebody

Тодороки ехал в метро вместе с Мидорией, которому часом ранее отвозил забытый дома окончательный вариант дипломной работы. — Извини за то, что мне пришлось отвлекать тебя, — Мидория, испытывающий стыд за свою рассеянность, смущенно опустил брови. — У меня не было сегодня важных дел, поэтому ты меня не отвлек. — Ох, ну хорошо, — друг заметно расслабился. — А как дела с твоей дипломной работой? — Все так же. — Тебе опять забраковали вариант? — Мидория опустил взгляд на ярко-зеленый рюкзак с тремя прикрепленными значками Капитана Америка, лежащий у него на коленях. — Я не понимаю, в чем причина. Ты же вложил все силы в поиск и отбор материала. Тодороки молчал, смотря в окно на проносящиеся мимо них безразличные здания. До защиты ненаписанной дипломной работы оставалось две недели, и, как Тодороки считал, вряд ли за это время могло что-то измениться — например, лояльность преподавателя. Здравый смысл, решивший, видимо, отправиться покорять Альпы, явно не собирался возвращаться в ближайшие дни. Однако его голова, гудящая от недосыпа и свалившихся на него кошмаров, была забита не этим. Не то чтобы ему было плевать, но его отношение к учебному сюру пролегало на границе апатии и злости. После окончания фестиваля Тодороки несколько раз открывал дипломную работу, чтобы ее переделать опять, но… он так и не смог сосредоточиться. Сначала из-за удушливых, неразборчивых кошмаров, из-за которых Тодороки просыпался в поту (они оставили отпечаток на его лице синяками под глазами), потом из-за воспоминаний, в которых блеклой вспышкой возникала удаляющаяся спина Бакуго. Сегодняшней ночью он смог поспать от силы час (в лучшем случае полтора), поэтому сконцентрироваться на чем-то одном было так же сложно, как и забраться по канату со сломанными руками. После громкого ухода Бакуго с фестиваля «HERO» пребывали в молчаливом недоумении, а позже, когда дар речи вернулся, они принялись активно-эмоционально обсуждать, что это была вообще за хрень. Джиро винила себя, Токоями утверждал, что она здесь не при чем, Урарака соглашалась с ним, Иида подбадривал, Яойорозу тоже, Каминари судорожно ходил кругами. Тодороки, продолжающий смотреть на то, как в толпе исчезал светлый затылок, не мог заставить себя двинуть ногами, будто те примерзли к асфальту и покрылись ледяной коркой. От Бакуго исходила всепоглощающая ненависть вперемешку с чем-то еще, сидящим глубоко внутри и спрятанном за десятками подземелий, к которому нельзя было подобраться, не сбив костяшки в кровь; от него шарахались встречные на пути люди и недоуменно оборачивались вслед. Тодороки поправил сползшую набок черную кепку. — Ты думаешь о том барабанщике? — поинтересовался Мидория, пытливо заглядывая в глаза. — О Бакуго? Тодороки кивнул и прислонился головой к спинке кресла. Мидория был довольно проницательным, однако никогда не переходил черту, стараясь не нарушить личное пространство друзей. Возможно, по этой причине Тодороки еще в школе не отсел от него за тем самым столиком в столовой: Мидория чувствовал, когда следовало сказать что-то приободряющее или оставить человека в покое. Тодороки старался не сваливать ворох проблем на друзей, потому что у них и своих вполне хватало, а тут… Ему необходимо было с кем-то поговорить, иначе его грудь могло разорвать от волнения и непонимания происходящего. — Я не могу ему дозвониться с окончания фестиваля, — голос Шото был поникшим, усталым и совсем немного обеспокоенным. — И на сообщения он не отвечает. Прошло уже почти три дня. Мидория нахмурился и, поникнув, опустил голову, отчего темные вихры упали на глаза. Он был в курсе произошедшего конфликта на фестивале, потому что после отправленных видеовыступлений музыкальных групп в их чате поднялись возмущения из-за реакции Бакуго. Иида злился, отправляя гневливые сообщения с обилием восклицательных знаков, Урарака тоже, но ее злость постепенно спадала на нет, оставляя после себя слепящее негодование многочисленными точками в конце предложений. Тодороки читал чат, прокручивал его вверх и вниз, перечитывал сообщения друзей и, держа в руке кружку с холодным кофе, раздумывал над тем, стоило ли писать Бакуго и спрашивать, все ли с ним в порядке (конечно же, он не в порядке, ну что за глупости). Шото написал ему в воскресенье днем и до сих пор не получил ответа. Тодороки крутил собачку от молнии на рюкзаке и смотрел на поручни из-под козырька. — Он вспылил, как только на сцену вышли «Mind Controlled Ravens». Я пытался найти информацию о них, так как сначала подумал об их возможном конфликте, однако имя Бакуго нигде не упоминалось. Имя Бакуго действительно нигде не упоминалось, но на одном сайте он наткнулся на интервью, в котором солист вместе с барабанщиком смеялись над тем, как последний, едва ли не подыхая, меньше, чем за неделю, выучил партии десятка песен. Несколько лет назад они записали свой первый альбом, который разошелся крупным тиражом; две песни попали на радио. После подписания контракта группа тем же годом отправилась в тур, собирая полные залы и покоряя сердца фанатов. Сейчас у них насчитывалось два альбома, но второй, к огорчению публики, вызвал меньший восторг и в целом был принят довольно прохладно. — «HERO» сегодня должны были начать записывать альбом, — Тодороки оставил собачку в покое и сцепил руки в замок. — Возможно, они этим и заняты сейчас. Бакуго мог выключить телефон, чтобы ничего не отвлекало, — предположил Мидория, просматривающий информацию о группе в телефоне; ему попадались короткие статьи, небольшие интервью с четырьмя участниками группы и видео с их концертов, собирающие миллионы просмотров на ютубе и восторженные комментарии под ними. Мидория воткнул в одно ухо наушник, собираясь прослушать несколько композиций из первого нашумевшего альбома. «Но он так же мог бы ответить мне на два десятка сообщений», — подумал Тодороки. Ему хотелось выйти из вагона, чтобы наконец закурить и забить легкие никотином, а не задыхаться невысказанными словами, которые раздирали горло и превращали его в испещренное шрамами месиво. Чем дольше сообщения оставались непрочитанными, тем больше Шото винил себя за то, что так и не пошел за Бакуго в тот вечер. Он бесконечное множество раз возвращался к так и не состоявшемуся разговору, ограничившемуся неловким «Бакуго» и чуть не обожженными о потухший фитиль пальцами. Мидория протянул ему один из наушников. Тодороки закрыл глаза, пытаясь абстрагироваться от происходящего. Он так и не прослушал их песни раньше (на фестивале их музыка не могла пробиться в тревожный разум и отражалась от его стеклянных стен). От мелодичных переливов гитар дрожали ресницы, пока он вслушивался в слова, разносящиеся осколками по сознанию и отзывающиеся рождающимися искрами в груди. Ее переполняло от слепящей искренности, неспокойными светлячками проникающими под кожу, на которой выступили дрожащие мурашки; они ползли по спине и рукам, по пальцам и шее, рисуя на них белыми всполохами отголоски слов. Стянутые сеткой легкие отказались качать воздух, вынуждая Тодороки судорожно, едва слышно вдохнуть. Раздался кавер на песню «Shake It Off», донесшийся из динамика телефона Тодороки и вытащивший его из воздушного трепета слов. Он, отдав наушник Мидории, не сразу попал пальцем по экрану, принимая незнакомый вызов и недоверчиво поднося устройство к уху — не отец ли решил в который раз до него достучаться? «Эм, привет, Тодороки?» — взволнованный голос казался знакомым. — Да? «Это Киришима, э-э-э, мы познакомились с тобой на базе». — А, да, Киришима, — Тодороки выпрямился; Мидория отсоединил наушники и заблокировал телефон. — Что-то случилось? «Кацуки, он… Черт, он не выходит на связь. У «HERO» сегодня запись альбома, но он не появлялся в студии. Там ребята в панике. И немного злятся. Но больше они в панике. Ты не знаешь, где он?» — Нет, я… я тоже не могу до него дозвониться. И он не читает мои сообщения, — Тодороки в нарастающем волнении прислонил руку к кепке на голове, водя по ней неспокойными пальцами. — Что я могу сделать? «Ты свободен сейчас?» — Да. Да, я свободен, — Шото закивал, забыв о том, что собеседник его не видит. «Можешь заехать к нему на работу? Вряд ли он будет там, но, черт, вдруг. Он работает на…» — Я знаю. Я перезвоню тебе, когда приеду в кофейню. «Отлично, спасибо!» Тодороки убрал телефон в карман и поднялся с сидения. Он мельком взглянул на карту метро, чтобы рассчитать маршрут, и посмотрел на готового за ним идти Мидорию. До кофейни они добрались за долгих сорок минут. Выражение лица Тодороки сохраняло каменное спокойствие, которому могли бы позавидовать античные статуи, тогда как внутри все шло трещинами, раскалывалось и обрушивалось. В кофейню они ворвались ураганным ветром, испугав посетителей, сидевших у самого входа. — Шинсо, — Тодороки подошел к стоящему за прилавком работнику с усталым выражением лица. — Ты не видел Бакуго? Он не работал сегодня? Мидория встал рядом с ним. — Нет, — ответил Шинсо, убирая сдачу в кассу и опираясь о прилавок локтями. — Понятия не имею, где он. Он взял выходные на этой неделе из-за записи альбома, так что мне приходится тут крутиться одному. Не занимайте мое время. — Это важно, — вмешался хмурый Мидория, которого вывело из себя столь наплевательское отношение к собственному коллеге. — Он не пришел в студию и не отвечает на звонки. — Ну а я что могу поделать? Созвать Братство кольца, чтобы мы вместе решили, куда нам идти за Бакуго? — Проявить хотя бы каплю участия, например. — Могу предложить вам нашу выпечку, — он указал ладонью на прилавок, забитый кондитерскими изделиями, от которых в любой другой ситуации забурчало бы в животе. Мидория сжал пальцы в кулак, игнорируя нахальный взгляд. Тодороки отошел в сторону, чтобы позвонить Киришиме. Да, он несся в кофейню на всех парах, чуть не сшибая двери и пассажиров в метро, однако он практически не надеялся на то, что Бакуго окажется здесь. Это могло бы быть слишком просто, слишком сказочно (а Тодороки в сказки никогда не верил). Однако ничего поделать с расползающимся разочарованием, от которого стягивалась сетка вен и виски гудели минором, не мог, будто тело перестало ему подчиняться и выбросило ключи от управления собой в ближайшую канаву. — Его здесь нет, — коротко сообщил он выругавшемуся Киришиме. — Я могу... — Тодороки оперся бедром о прилавок и провел рукой по волосам, цепляясь за них на затылке; кепка лежала в рюкзаке после того, как она чуть не слетела с его головы во время бега по платформе. — Я могу еще что-то сделать? Съездить куда-то? Позвонить? «Нет, не думаю». — Он мог не доехать до дома или... — Тодороки не паниковал, но был близок к этому примерно на треть от горящей спички. Киришима, молчавший на другом конце связи, пламя спички тушить не торопился. — Он повел себя неадекватно после того, как «Mind Controlled Ravens» вышли на сцену. Это может быть как-то свя... «Кто вышел?» — Тодороки почувствовал скрипнувшую сталь в его голосе. — «Mind Controlled Ravens». «Что они там делали? Их не было в списках», — протараторил Киришима. — Они выступали в качестве хедлайнера, — Тодороки сжало виски от подскочившего напряжения, от которого можно было зарядить парочку густонаселенных кварталов. — В чем дело? Это как-то связано с исчезновением Бакуго? На том конце повисло гробовое молчание. Тодороки судорожно взглянул на экран, проверяя, не сбросил ли он случайно вызов. — Киришима? Эй, Киришима? «Да, да, — ответил он прежде, чем Тодороки успел выдернуть себе волосы. — Я, кажется, знаю...» — Ты знаешь, где он? — Шото отлип от прилавка, едва сдерживая себя от того, чтобы не начать нарезать круги по кофейне, ставя на уши посетителей — да какое, черт возьми, дело вообще может быть до посетителей и этой дурацкой кофейни, когда Бакуго черт знает где и черт знает что творит? Или если уже натворил? (Или же с ним что-то случилось?) Тодороки игнорировал последний вопрос на протяжении нескольких дней, поворачивался к нему спиной и сбегал, как только тот готовился нависнуть над ним острым серпом и снести голову. Тодороки успешно миновал путь длиною в треть от горящей спички. «Он не в городе». — И где он? — выдохнул Шото; ладно, чего-то подобного он ожидал — по крайней мере, он не валялся в подворотне с проломленным черепом (вроде бы). «Слушай, Тодороки, — Киришима тяжело вздохнул, отчего в динамике раздался раздражающий свист, — это уже было, так что... Короче, не бери в голову». — Как я могу это не брать в голову? Объясни мне, что, черт возьми, происходит, — былая деликатность врезалась на самолете, учиненном бомбами, во льды и заморозилась среди них. «Он уже сорвался так один раз». — Ты можешь мне рассказать об этом? — Киришима молчал; Тодороки начал отсчитывать секунды. — Я знаю, что это не касается меня, но я беспокоюсь о нем. Поэтому, пожалуйста, объясни, в чем дело. Тодороки, кажется, затаил дыхание. Он не слышал ничего, кроме тихой возни на другом конце связи. Секунды перевалили за первый десяток. «Ладно, — Киришима сдался. — Это не телефонный разговор. Давай я… давай я подъеду в кофейню минут через тридцать». — Буду ждать, — Тодороки прервал связь. — Тодороки? — взволнованно взглянул на него Мидория. Тодороки в двух словах передал суть диалога и занял один из свободных столиков возле окна (нет, к счастью, не тот, за которым он сидел в прошлый раз с Бакуго). Он нервно крутил в руках телефон и смотрел в окно на проезжающие машины. В опустившихся сумерках город оброс безликими тенями. Тодороки представлял безликую тень себя (нет)? Его голова кишела мыслями-тараканами, забирающимися в подкорку мозга и скребущими по ней своими мелкими, омерзительными лапками. Тодороки не хмурился, не кривился, не кусал в отупляющей нервозности губы, только смотрел в окно, следя за прохожими, и думал о том, что его нервы, конечно, выплавлены из крепкой стали, но не настолько же. Мидория поставил перед ним стаканчик с горячим кофе и сел напротив с чаем в руках. — Тодороки, не накручивай себя сейчас, пожалуйста, — Мидория смотрел в его глаза до тех пор, пока не дождался слабого кивка. Через пару минут Шото вышел на улицу. Он не сразу открыл запакованную пачку сигарет, вот уже третью за последние дни (знакомство с Бакуго нещадно било по его кошельку и отнимало здоровье). Как только он поднес сигарету к губам, мимо него пронеслись воспоминания о бордюре, фонаре и барабанщике рядом; они перемешались с ударом по макушке рядом с кофейней, брошенной вслед фразой возле клуба и красным закатом на холме, от которых контрольный выстрел в голову мог показаться детской забавой. Колесико зажигалки едва не сломалось. Когда Тодороки вернулся за столик, кофе уже был холодным. Киришима, кажется, добирался до него вечность, несмотря на то, что дорога заняла даже меньше оговоренного времени. Он вошел в кофейню в футболке, поверх которой была накинута мешковатая толстовка, и сел рядом с Тодороки, сгорбившись и так и не вытащив руки из карманов. Рюкзак кинул рядом на диван. — Он так и не вышел на связь? — Не, — Киришима мотнул головой и поднял взгляд на осунувшегося фотографа. — Насчет всей этой хрени… — он зарылся пятерней в игольчатые, залакированные волосы, напоминающие пламя костра. — Я не буду вам мешать, — Мидория поднялся с дивана и, сжав плечо Тодороки, пересел за ближайший к кассе свободный столик. — Так в чем дело? — Тодороки сжал в руках стаканчик с выпитым кофе, пристально глядя на обеспокоенного парня. — Я сам толком не знаю, что произошло, — начал Киришима и выпрямился. — Это случилось еще в старшей школе, в выпускном классе. Он тогда играл в группе. — «Mind Controlled Ravens»? — догадался Тодороки. Киришима кивнул, едва ли подбородком не доставая до груди. — У них произошел конфликт, из-за чего Кацуки свалил из города на несколько дней. Его родители полицию на уши подняли, я всех знакомых обошел, но мы так его и не нашли. Он вернулся через неделю, сказал, что ездил в другой город. — Зачем? — его голос оставался таким же спокойным, как и море во время штиля. — Черт, я не знаю! Я… — Киришима сжал зубы. — Я столько раз пытался у него узнать, но он так ничего и не объяснил, только посылал меня, — глубоко вздохнул, пытаясь привести в порядок сумасбродные мысли. — У Кацуки сложный характер, он эмоциональный, иногда творит разную дичь, но… Он бы никогда не уехал из города, не предупредив родителей. Там… что-то серьезное было, понимаешь? — Киришима исподлобья взглянул на него. — Что-то связанное с той группой? — Бумажный стаканчик жалобно затрещал в руках Тодороки. — Да, сто процентов, — фыркнул Киришима и стукнул по столу кулаком, отчего стоящая возле окна сахарница загремела; Шинсо скрипнул зубами, но не решился ничего сказать под пронизывающим взглядом Мидории. — Кацуки мне тогда говорил, что они должны были записать наконец альбом и на носу было получение крутого контракта, а потом за несколько дней до записи он собирает шмотки и сваливает и никому ничего не объясняет! За соседним столиком гремел смех трех девушек, обсуждающих смешную историю, приключившуюся с их общим знакомым, чуть левее из динамика планшета раздавался голос блогера, которого смотрели мужчина и женщина в деловых костюмах, в дальнем углу парень пытался подавить улыбку при ответе на сообщения друзей. За столиком Тодороки и Киришимы стояла могильная тишина. — Ты уверен, что он не в Токио? — спросил Тодороки, отклеивая бумагу от стаканчика; та забиралась под ногти мерзкими катышками и корябала подушечки пальцев. — Его нет на базе, нет в студии, нет дома, нет у родителей и нет на работе. Третьи сутки. Он не в Токио, — отчеканил Киришима. — И ты не знаешь, в какой город он уехал в тот раз? Киришима помотал головой. — У него живут родственники в Осаке, но в тот раз он там не появлялся. Я думаю, он… он просто сел и поехал хрен знает куда. — Вот как, — Тодороки оставил в покое поклоцанный стаканчик и сцепил руки на столе в замок. — Кацуки… Кацуки вернется через пару дней, — Киришима посмотрел в окно, и Тодороки показалось, что он пытался убедить в этом скорее себя, чем его. — Не ловить же его по Синкансэну*. — Он нахмурил брови и спросил у Шото, не поднимающего взгляда с гладкой поверхности стола: — Они что-нибудь сказали? Перед началом выступления? — Поприветствовали пришедших. — После того, как Кацуки вернулся, он больше не пересекался с «MCR». Они записали альбом и поехали в тур по городам. Ну, по крайней мере, я не в курсе, чтобы они общались. — Киришима положил ногу на колено, уперев ботинок в ножку стола. Постучал носком по ней и, оценивающе взглянув на поникшего Тодороки, произнес: — Он завалил экзамены, к которым усиленно готовился, просрал поступление в универ, хотя мне два года говорил о том, что собирается поступать на геймдизайн, а потом съехал на съемную квартиру. — Киришима дергал шнурок ботинка. — Он не притрагивался к барабанам пару лет. За столом Тодороки и Киришимы расползалась черная патока. Она безмерной, густой массой ползла по его поверхности, заглатывала лежащий стаканчик и слизнем подбиралась к рукам Тодороки. — Я познакомил его с «HERO» два года назад. Каминари тогда говорил, что им нужен барабанщик, поэтому я позвал Кацуки, но особо не надеялся, что он согласится. Киришима вздохнул и посмотрел в окно, собираясь с мыслями. — Кацуки всегда был не подарком, но… после того, как он вернулся, совсем крышей поехал. Не знаю, что он себе навыдумывал за ту неделю. Одно время с ним вообще невозможно было разговаривать. — Киришима отпустил шнурок, пряча непослушные руки в карманы толстовки. Тодороки потребовалось время для того, чтобы заставить язык двигаться: во рту стало вязко, будто разлили деготь и припорошили бетонной крошкой. — Спасибо, что рассказал мне. — Ага, — Киришима схватил рюкзак. — Я подумал, что тебе нужно знать об этом. Вы типа… ну… близко общаетесь, все такое, — он поднялся с дивана и закинул рюкзак на плечо, поправляя толстовку. — Если он объявится, я позвоню тебе. Тодороки смотрел на опустевшее место перед собой в бессмысленных попытках уложить в голове полученную информацию, расставить ее по качающимся полкам и плохо пишущим фломастером написать на покосившихся коробках, что в них попало и откуда. Та отказывалась покорно помещаться в подготовленные места и клубным дымом проплывала перед глазами, смутно-вяло вырисовывая нечеткие картинки-события, возникающие под впечатлением от состоявшегося разговора. Тодороки подошел к Мидории, тихо разговаривающему с расплачивающимся с посетителем Шинсо. — Узнал что-то важное? — Мидория встал со стула и, попрощавшись с Шинсо, последовал за выходящим из кофейни Тодороки, который сразу же потянулся к пачке сигарет. До метро они дошли в угнетающем молчании. Тодороки был благодарен другу за то, что тот не пытался начать разговор, чтобы отвлечь его от тягостных раздумий — над ним и без расспросов висела парочка армагеддонов. — Тодороки, ты уверен, что… — Да, я доберусь до дома, — ответил Шото. Дом Мидории находился в противоположном конце города. Он и так напряг друга, заставив влезть в его проблемы (и с каких пор Бакуго стал его проблемой?), поэтому было бы слишком эгоистично просить от него большего участия. Тодороки же не ребенок, ну; ему бы только сесть в дальний конец вагона и обдумать услышанное. — Звони, если что-то понадобится, — сказал на прощание Мидория. — И езжай домой, ладно? Ты не сможешь сделать сейчас ничего. Тодороки, сидя в поезде, слипающимися от недосыпа глазами смотрел на проносящиеся за окном здания, пока от детального наблюдения за ними не начала кружиться голова. Он потер гудящие виски и достал телефон, чтобы отвлечься, освежить голову и… что там обычно делают, когда волнение за дорогого человека достигает апогея? В конце концов, Киришима был прав. И Мидория был прав. Он мог потратить несколько суток (Бакуго будет отсутствовать еще несколько дней? Или недель?) на то, чтобы бесцельно раздумывать над направлением, в котором тот уехал, но так ни к чему и не прийти. Если Бакуго сорвался и уехал, успокаивал себя Тодороки, то, возможно, ему это было необходимо. На данный момент все, что он мог, это ждать, пока тот появится в сети, ответит на сообщения и позвонит (да хоть что-нибудь, пожалуйста, и поскорее). Тодороки едва не выронил телефон, когда на весь поезд раздался звонок. Он подскочил с места и принял вызов от неизвестного номера. — Бакуго?! — крикнул он, перепугав сидящих рядом людей. — Шото. Тодороки замер с телефоном в руках. — Отец, — процедил он; заведенное сердце медленно успокаивалось. — Пос... Тодороки сбросил вызов, сел на место и сжал переносицу, жмуря глаза, пока веки не заныли от напряжения. Отец был упертым, раз звонил с очередного номера, минутой позже пополнившего черный список контактов. Тодороки совершенно не волновал отец — и пусть он останавливается перед ним на машине, врывается в квартиру под угрозой расстрела или отправляет на эшафот под звуки барабанов. Тодороки сейчас вообще мало что волновало. Тодороки волновал Бакуго, снова он, в который раз за несколько месяцев он. Он зашел на почту: на ней висели непрочитанными письма от клиентов и несколько спам-рассылок (на отправленные по почте фотографии Яойорозу ответила длинным, благодарным сообщением еще воскресным вечером). Он просмотрел последние новости, которыми пестрел интернет, и заглянул во все социальные сети, игнорируемые последние дни. Тодороки пролистал инстаграм, поставил лайки понравившимся фотографиям и проверил уведомления о новых подписчиках и комментариях. Несколько восторженных отзывов получили его новые работы, сделанные во время фестиваля, и старые снимки. Тодороки взглянул на название проезжаемой станции и, рассчитав, что добираться до дома еще около десяти минут, а скоротать время как-то надо (только бы не возвращаться мыслями к Бакуго, только бы не), решил прочитать новые комментарии к фотографиям. @Josh_not_war: черт возьми, это круто @W.R.N.: горячо @Simon_M: Меня вдохновляют ваши фотографии, смотреть на них — одно удовольствие! @Markus_Manfred_38: Меня привело в неописуемый восторг то, как вы использовали преимущества искусственного света. Несмотря на то, что на фотографии запечатлена лишь тень музыканта и его инструмента, динамика движений его рук легко считывается, отчего кажется, будто снимок вот-вот оживет и я не только увижу игру, но и услышу ее. Подписан на вас больше года, и за это время вы меня ни разу не разочаровали, однако оставить комментарий решился только сейчас. Жду других снимков с нетерпением! Тодороки не нужно было переходить по значку уведомления, чтобы понять, к какой фотографии относился последний комментарий. Он заблокировал телефон, запихнул его в рюкзак, натыкаясь пальцами на ткань черной кепки, и до своей станции не отводил взгляда от проносящейся уличной панорамы. «Да мне плевать как-то было уже». Он оказался на улице и глубоко вдохнул прохладный воздух, отчего закружилась голова. Нужно было наконец добраться до дома и нормально поспать. «Как будто... получается до них донести что-то важное». Тодороки, подходя к многоквартирному дому, достал ключи. Для начала стоило принять душ. Можно было бы включить egoRIFF на случай, если сразу не удастся уснуть. «Если бы меня заставляли плодить музыку, как на конвейере, я бы тоже ее возненавидел». Тодороки, стоя у входа в квартиру, не мог заставить себя открыть дверь. «Охереть, я тебя нашел». Он стиснул зубы и сжал ключи от квартиры. Тодороки развернулся и вышел на улицу, направляясь к метро. Он понятия не имел, что будет делать на вокзале, но…