Be somebody

Тодороки сидел в поезде метро, мчащегося в сторону Отэмати, держа телефон, и то и дело приникал взглядом к черному экрану, в котором отражался взволнованный блеск его разноцветных глаз. — Ты не сможешь просто ворваться в компанию, подняться в офис и швырнуть моему отцу документы в лицо, — сказал Шото часом ранее, когда Бакуго в спешке натягивал на себя толстовку. — У тебя есть другие варианты? Ах да, если бы у тебя, тупоголового кретина, — Бакуго ткнул Тодороки пальцем в грудь и подошел угрожающе близко, — хватило мозгов рассказать об этой херне раньше, мне бы не пришлось переть на другой конец города за сраными документами. — Что это вообще за документы? — Тодороки упорно не отводил взгляда и стоял, сложив на груди руки. — Я не понял нихрена, — он развернулся, надевая кроссовки и быстро завязывая шнурки. — Что-то про компромат, терки и пакт о ненападении. Тодороки сжал переносицу; голова болела от стресса и нервного напряжения. — Потяни время, окей? Эй? — не услышав ответа, он досадливо цыкнул. — Придурок? — Бакуго наскоро затянул узел, едва не порвав жалобно затрещавшие шнурки, повернулся, резво поднялся и убрал руку Тодороки от лица. Бакуго недовольно, шумно выдохнул и обхватил его за затылок, резко притягивая к себе и заставляя уткнуться носом в шею. Тодороки удивленно моргнул, почувствовав бережное касание пальцев к линии роста волос; успокаивающе вдохнул запах сигарет и цитрусов, прикрывая глаза. — Ты тупой, конечно, пиздец, но перестань уже загоняться, — сказал он в его ухо, перебирая короткие пряди. — Все разрулим. — Да. — С тебя время, с меня компромат. — Так компромат же с Яойорозу. — Заткнись. Тодороки чувствовал себя последним дураком, кретином, идиотом и… что там еще Бакуго про него говорил? Ах да, точно, придурком. Если бы он… если бы он рассказал все раньше, то не было бы этой суеты, не было бы истраченных нервов и беглых взглядов на экран молчащего телефона. Тодороки нужно было потянуть время, пока Бакуго не приедет? Что ж, он с радостью побеседует с отцом, в который раз высказав все, что думает о нем и его бизнесе. Тодороки прибыл на Отэмати без опоздания и медленно направился к многоэтажному зданию компании, расположенному неподалеку от станции метро чуть восточнее от центра Токио. Солнце все еще нещадно палило, будто стоял не апрель, а какой-нибудь июль, выдавшийся без дождей. Тодороки смотрел на кричащие вывески магазинов, на маленькие офисы компаний, все ближе подходя к «Todoroki GO Industry», разросшейся на деловом районе огромной прямоугольной глыбой с впалым, закругленным входом. После того, как Тодороки узнал о слежке, он внимательнее присматривался к встречающимся людям, затратив весь профессиональный опыт, но так и не заметил возможную опасность. Энджи Тодороки был настолько уверен в том, что сын не соскочит с крючка? Поэтому он приказал своим людям оставить его в покое? Тодороки, пересекая перекресток, в который раз пришел к выводу, что его отец самоуверенный ублюдок. Когда Тодороки подходил к стеклянным дверям, чувствуя нарастающее волнение, ему пришло сообщение: 14:58. Baku_bang: 40-50 минут Тодороки очень хотелось написать, что это долго, потому что ни один человек не будет столько времени слушать, что его презирают и ненавидят. Он вздохнул, приказывая себе собраться, и отправил «ок» в ответ. Тодороки вошел в огромное здание. У информационной стойки молодая девушка доброжелательно объяснила, что ему следует пройти к лифтам и подняться на последний этаж (что-что, а вот желание отца быть выше всех не только в бизнесе, но и чисто на физическом уровне оставалось неизменным). — Ваш отец ждет вас с нетерпением, — с улыбкой добавила она, возвращаясь к делам. Тодороки кивнул. Еще бы. Он подошел к стерильно белым лифтам и нажал на кнопку, внимательнее рассматривая свободный первый этаж; двое охранников занимали места за своим постом и благополучно проводили рабочий день за телефонами, смотря на заходящих людей (нет, он не искал пути отхода — откуда они вообще могли здесь появиться?). Однако ему нужно было на чем-то сосредоточиться, чтобы избавиться от раздрая в голове и иметь возможность достойно вести себя с отцом. Тодороки вошел в лифт и нажал на последний этаж, устало прикрывая глаза, пока на панели цифры сменялись одна за другой. В «Todoroki GO Industry» желало попасть довольно большое количество выпустившихся студентов, первым делом отправлявших резюме в отцовскую компанию. Быть причастным к ней считалось престижным, поскольку та продолжала развиваться и успешно отстаивать место на рынке; она вела довольно жесткую политику по отношению к собственным сотрудникам, не прощая ошибок и увольняя за различные неудачи. Впрочем, тех, кто стремился попасть сюда, это не останавливало. На низших должностях стояла текучка кадров, однако те, кто смог подняться выше, были едва ли не золотом компании, на которой она держалась. Несмотря на то, что компания требовала максимум затрачиваемых усилий сотрудников, руководство не скупилось на приличные премии, страховку и другие мелочи, способные улучшить жизнь работника и его семьи, при этом наделив рядом привилегий. Тодороки Шото эту компанию ненавидел. Он поднялся на последний этаж, из длинного панорамного окна которого открывался вид на весь город (Бакуго где-то там, да? Он уже в метро? Или еще не успел в него сесть?). Секретарша, сидевшая чуть левее от двери, бросила на него изучающий взгляд. — Пожалуйста, проходите, Энджи Тодороки ждет вас с самого утра, — произнесла она, улыбнувшись, и вернулась к делам. Да, он это уже слышал. И похоже, в курсе этого был едва ли не весь офис. Возвращение блудного сына? Тодороки подошел к дверям и, еще раз взглянув на время, на сообщение, походившее на спасительный маяк, на себя в зеркальном отражении (он выглядел слишком удрученным; отца это определенно порадует), толкнул дверь. Кабинет Тодороки Энджи был довольно просторным и выполненным в темных, коричнево-черных тонах. В нем находилось несколько шкафов, забитых документами, плазменный телевизор, висящий на стене, широкий диван, напротив которого располагался невысокий столик, загруженный папками и бумагами. Большие и высокие окна пропускали в кабинет теплые солнечные лучи. Отец сидел на широком стуле напротив панорамного окна, разбирая стопку бумаг, в которых была перечислена прибыль за последний квартал. При виде стоящего на пороге сына он мгновенно выпрямился и отложил бумаги; в острых углах его рта, под усами, появились кривые изгибы от налетевшей на лицо величественной улыбки. — Сын. Шото нужно было продержаться в его обществе чуть меньше часа? Он уже хотел выйти отсюда и захлопнуть за собой дверь, выбивая окна. — Сядь. Шото сел напротив отца, на мягкий стул, опираясь спиной о спинку и складывая руки на груди. Пока он пытался погасить в груди разрастающееся напряжение, Энджи Тодороки вышел из-за стола, подошел к ряду платяных шкафов и достал из него папку, в которой хранился заверенный договор. Раскрытый на странице с подписью договор оказался перед Шото секундами позже (миллисекундами? Шото не понимал, потому что время ускорилось, будто у него открылось второе дыхание на велогонках). Отец стоял над ним, взявшим не слушающимися руками бумаги и принявшимся скрупулезно вчитываться в каждое слово. — Ты мне не доверяешь? — А ты ожидал, что я прибегу и подпишу то, что ты мне подсунул, даже не ознакомившись? — Шото едва сдерживал себя от того, чтобы не огреть листами отца по самодовольной морде. — Плохой же из меня тогда бы вышел преемник. Энджи Тодороки весело усмехнулся — даже в его глазах появился блеск, пропавший за бесконечным чтением стопок документов с самого утра. Он сел за стол, подперев щеку рукой в ожидании. Шото внимательно читал договор, медленно, по несколько раз прочитывая каждый пункт и не обращая внимания на не способного усидеть на месте от волнения отца. С каждой прочитанной строчкой в договоре он чувствовал, как чернильные слова материализуются, склеиваются между собой и затягиваются петлей на его шее. Где-то там, за чередой бесконечных условий, было требование отказаться от фотографирования без рабочей на то необходимости (Тодороки ожидал чего-то подобного, но не смог удержаться и не погнуть угол листа). Однако страницы договора были не вечны, поэтому, как бы Шото ни пытался удержать время, оно неумолимо неслось вперед. — Если бы я отказался, что бы ты сделал? — спросил он, когда до окончания текста оставалось несколько абзацев. — Осуществил бы то, о чем говорил в машине, — ответил заскучавший отец, все это время не сводящий с него взгляда; словно к нему вернулся сбежавший домашний любимец, несколько лет назад не выдержавший каждодневных напутствий и скотского отношения, и мужчина теперь не мог им налюбоваться. — Тебе бы не сошло это с рук, — произнес Шото, пока яркие картины злополучных событий возникали перед ним в черно-белом фильтре. — Какие бы связи у тебя ни были, ты не смог бы избежать ответственности. — Не недооценивай мое влияние, Шото, — уверенно воспротивился отец, закидывая ногу на ногу и откидываясь на спинку кожаного стула. — Чтобы спасти компанию, я пойду на все. — Складывается впечатление, будто у твоей дорогой компании серьезные неприятности. — Как я уже сказал ранее, есть одна вещь, которая не дает мне покоя. — Зрачки его глаз потемнели, на лбу возникли гневливые складки. — Чтобы избавиться от нее, связей недостаточно. Следует перейти на более крайние меры. — Что в твоем понимании крайние меры? — процедил Шото; он угрожал его друзьям, угрожал ему — и это не было тем, что входило в разряд «крайних вещей»? Да он его жизнь пустил по наклонной, подломив веру в себя! — Отправить маму в психбольницу? Это для тебя крайности?! — Она первая предала наше дело! — Ей всегда было плевать на твое дело, — Шото кинул договор на стол и оперся на его деревянную поверхность кулаком. — Ее семья была в долгах, лишь поэтому она согласилась выйти за тебя. — Ей не следовало идти мне наперекор. — Да что она сделала, чтобы это заслужить?! — Пыталась нарушить мои планы, — Энджи посмотрел в окно, на высотные крыши зданий в центре, и протянул Шото ручку, которую тот отказался брать; мужчина положил ее перед ним и откинулся на стул. — Она хотела выкрасть моих детей, пока я был в командировке. — Она... пыталась забрать нас? — голос Тодороки мгновенно утих, поднявшийся гнев слетел, оставляя его обреченно вглядываться в поверхность стола. Тодороки плохо помнил детство. Оно исчезло из его воспоминаний из-за приема таблеток, спасающих от ночных кошмаров и позволяющих окрепнуть поломанной психике. Лицо матери постепенно стиралось из его памяти вместе с проведенными вместе днями, но он подсознательно знал, что как бы она ни презирала своего мужа, своих детей она искренне любила. Шото болезненно закусил губу. Его тело сковало стальными доспехами, пока винты вкручивались до предела и пластины сжимали его кости. — Она ставила под сомнение мои методы воспитания. — И за это ты сплавил ее в психушку? Она же… умерла там. — Какая мне разница? Она оставила мне детей. — Ты... — Ручка, которую Шото в гневе схватил, затрещала между его пальцами. — Ты пошел на все это ради... — И пойду на многое, — кивнул. — После всего, через что мне пришлось пройти, когда бизнес моего отца разорился, я поклялся, что построю свой. — Дед был неудачником, который проиграл все в карты. Но он не угрожал тебе. Не отправлял в психбольницу свою жену, не заставлял работать на него своих детей до самой смерти. — Он был тряпкой, — презрительно фыркнул Энджи и поставил локти на стол, кивком головы показывая на лежащий перед Тодороки договор. — Подписывай. Шото напряг челюсть. — У нас никогда не было таких разговоров по душам. — С тебя достаточно откровений. Шото пролистал договор еще раз, бегло просматривая каждую строчку и не находя ничего нового. Лазейки, которую он пытался усмотреть в первый раз, все так же не наблюдалось. Конечно, ведь этот договор был составлен лучшими юристами компании (и на что он только рассчитывал). А если с Бакуго что-то случилось? Если все же была слежка, но Шото не мог этого знать, потому что следили не за ним? И теперь он зря ждал его появления, потому что... Но нет, это ведь Бакуго, он такое бы затылком почувствовал. Ручка продолжала трещать под его пальцами, готовая вот-вот сломаться. Слова, которые он читал на автомате, оставались нераспознаваемыми, слившись в мешанину из темных красок. — Быстрее. — Разве не ты учил, что нужно хорошо ознакомиться с материалом перед тем, как его подписывать? — Стал бы я тебя обманывать? — Ты последний человек, которому я бы поверил. — Мне осточертело слышать твои претензии, — он оттянул рукав пиджака, чтобы посмотреть время на наручных часах. — У меня встреча через полчаса. Я и так задержался здесь дольше положенного. — Последние минуты в кресле главы компании, — пытался зацепиться за готовый вот-вот оборваться диалог. — Перестань говорить глупые вещи, сын. В договоре прописано, что я отхожу от должности не раньше следующего года. По закону жанра Бакуго должен был влететь в кабинет в последнюю минуту (вот как раз сейчас), швырнуть обличающие деятельность Энджи документы на его же стол и свалить отсюда вместе с ним, с Шото, пока ошалевший бизнесмен будет раскидывать в неукротимом гневе вещи по всему кабинету. Но Бакуго все еще не было. Прошел бесконечно долгий и бесконечно быстрый час, за который Шото лишился последних нервных клеток, не успевших потонуть под литрами кофе. В его голове проносились обрывки фраз от «Бакуго, ты немного опаздываешь» до «Пожалуйста, появись быстрее, просто появись». Тодороки понятия не имел, что еще можно было сделать; его мысли устраивали вакханилеское шоу, пока руки холодели в нарастающей панике. Бакуго точно придет, да? Вдруг с документами — с этим долбанным компроматом (что это вообще, черт знает) — было что-то не так? А с Бакуго? С ним все так? Он в порядке? Точно в порядке? Тодороки пытался сохранить самообладание, сохранить лицо, маска безразличия на котором осыпалась мелкой крошкой. — Не попросишь приготовить своему сыну кофе? — Либо ты подписываешь договор прямо сейчас, либо твой парень прощается со своими руками. Шото не двигался, потерянно смотря в пустоту перед собой. Ручка между его ледяными пальцами накалилась, и в какой-то момент ему показалось, что он держит раскаленное железо. Энджи разочарованно потянулся к стоящему с краю стационарному телефону, показательно набирая выученный наизусть номер своих бесконечных связей. У Шото липкий страх прошелся по спине, голова загудела от ударившего в уши ультразвука и хаотичного, неконтролируемого волнения, всплывшего перед глазами ядовитым неоном. Кому он звонил? Шото вырвал провода из телефона. — Какого черта?! Энджи вскочил со стула разъяренным громом, хватая сына за воротник рубашки. В следующую секунду Шото упал на пол, скрипя зубами и держась за глаз, на который пришелся крепкий удар кулака. Левую сторону лица сковало болью, перетекшей на шею. — Что за цирк ты устраиваешь здесь?! — разъяренный отец вышел из-за стола, приближаясь к поднявшемуся на ноги парню. — Цирк со зверьем разв… — Шото не успел договорить от яркой вспышки боли, когда отец схватил его за руку и ударил другой в живот. Он упал на колени, жадно хватая воздух и обхватывая ушибленное место рукой. В коридоре раздался шум приближающихся шагов, удивленный крик секретарши, после чего двери кабинета распахнулись и в проходе возник запыхавшийся от долгого бега Бакуго. — Отвали от него! — крикнул он, увидев сидящего на коленях Шото и стоящего рядом с ним знакомого еще с прошлой нелицеприятной встречи мужчину, потирающего запястье. Шото, сгибаясь от нарастающей боли, медленно, облегченно выдохнул — Бакуго цел, Бакуго в порядке, так что какое ему уже дело до собственной нарастающей боли. Шото выпрямился и увидел в его руках тонкую черную папку, из которой торчали в спешке засунутые листы. Сам Бакуго выглядел так, будто последние минут двадцать участвовал в забеге на дальнюю дистанцию. Он что, бежал по лестнице? — Кто тебя пропустил?! — закричал Энджи, отходя от поднимающегося сына. — Завались, — процедил Бакуго и цыкнул, увидев на лице Шото начинающее расползаться покраснение. — Я вызываю охрану. — Энджи потянулся к кнопке возле монитора. — Не утруждай себя. Пока эти олухи доберутся, сто раз успеет стемнеть, — он угрожающе выпрямился, но, вопреки его словам, двое охранников, которых Шото видел на первом этаже, показались за его спиной. — Твою мать. Двое здоровых, озлобленных, вспотевших мужчин подбежали к Бакуго, собираясь схватить его за руки, скрутить и вывести из здания, в которое, Шото был уверен, тот нагло вломился. — Вышвырните его из моего офиса. — Не лезьте к нему, — Шото бы хотел, чтобы его фраза звучала так же угрожающе, как и фраза отца, но из-за расползающейся боли протест произнесся жалко. — А что, если я скажу, что у меня в руках есть доказательство совершения тобою крупных махинаций с деньгами, когда «Тодороки Го» только набирала обороты? — Бакуго оскалился, заметив, как самоуверенное лицо Энджи дрогнуло. — Ты мелешь ересь. — Мужчина отвернулся от него, собираясь сесть за стол. — Ересь, да? А вот... блять! Отвали от меня, если не хочешь свою рожу от пола отдирать! — Бакуго вырвался из хватки охранника и оттолкнул его к стене. — Покиньте немедленно помещение, или нам придется вызвать полицию, — сказал второй охранник, хватая его за шею и заламывая руку. Бакуго стиснул зубы. — «A-GAS», которые раньше с тобой сотрудничали, готовы с тобой поспорить по поводу ереси. Энджи резко повернулся к взлохмаченному парню, горделиво трясущему папкой в свободной руке. — Вы, — показал кивком головы на охранников, один из которых был готов выволочь брыкающегося Бакуго из офиса, — выйдите. — Его подчиненные застыли, удивленно переглядываясь друг с другом. — Живо! Они отпустили Бакуго, поправившего задравшуюся толстовку, и закрыли за собой дверь; перед этим Шото в небольшую щель увидел, как переполошенная секретарша поднялась со стула и любопытно принялась подслушивать происходящее за стенами. — Что за бред ты нес про «A-GAS»? — недовольно спросил Энджи, складывая на груди руки. — Ты хотел потопить «A-GAS», потому что те начали занимать все больше рынка? Охуеешь, но они хотят сделать то же самое с тобой. — Что ты… — Именно они приложили руку к тому, чтобы пошли слухи о твоих делах. У тебя сорвалось несколько крупных сделок? Угадай с одного раза, кто к этому причастен, — Бакуго сиял, видя, как мужчина перед ним делался хмурым и бледнел, начиная казаться серым пятном в темном кабинете. — Но они предложили перемирие. Ты не лезешь в их дела, они не лезут в твои. Занимаешься своим сраным бизнесом и оставляешь его в покое, — показал пальцем на Шото. Шото приоткрыл рот, смотря на самодовольного Бакуго, и вопреки катастрофичности и идиотизму ситуации думал, что ему чертовски с ним повезло. Что-то вроде спасительной соломинки, которая поможет выбраться из ущелья? А что насчет динамита, готового взорваться и смести ущелье к чертям собачьим? — Пока я ехал в метро, прочитал эту чудесную папку, — потряс ею перед застывшим лицом Энджи, — в которой детально расписано, где, когда и в каких грязных сделках ты участвовал. Наверняка все твои связи пойдут ко дну, как только всплывет хотя бы половина этой инфы. Кому нужно иметь дело с тем, кого вот-вот посадят, а? — его глаза победно сверкали. — Крайние меры, о которых ты говорил, — нахмурился Шото в попытке разобраться со свалившейся на него информацией. — Ты хотел уничтожить компанию «A-GAS» с помощью обнародования нечистых сделок, которые вы оба заключали раньше? Но тогда ты бы тоже пострадал, твоя ком... Поэтому ты хочешь, чтобы я так быстро занял твое место, — догадка прошибла Тодороки насквозь, вынуждая его поднять на молчавшего отца взгляд. — Чтобы ты мог отойти от дел, а компания продолжила бы развиваться под началом нового руководителя. Тодороки вспомнил, что у отца Яойорозу, владельца «A-GAS», возникли проблемы со здоровьем из-за недомолвок с какой-то компанией. И это компания — компания его отца? В делах, которые касались заработка денег или расширения влияния, такие конфликты являлись довольно частыми случаями. Он не раз читал в новостях о том, как прошлые соратники и партнеры вываливали друг на друга грязь и сыпали желчью, желая убрать конкурента и занять ведущую позицию на рынке. Бакуго кинул папку на стол, нарушая мертвую, тягучую тишину и едва не сбивая монитор компьютера. Постучал ногой по полу, пожевал губу и добавил, смотря прямо в расширившиеся в ужасе глаза Энджи: — Еще раз засветишься перед ним, будешь угрожать моим друзьям или пытаться завалить «A-GAS», эта херня попадет в новости быстрее, чем ты успеешь сказать «упс». Бакуго развернулся и, схватив застывшего Тодороки за плечо, потащил его к выходу. Тот, пытаясь осознать произошедшее, терялся в чувствах и эмоциях, сметающих его прямиком в ущелье к воздушным шарикам под рев красочных фейерверков. Он восхищенно смотрел на светлую макушку впереди, ощущая тепло ладони на плече и жар в сумасшедше бьющемся от радости сердце. Это закончилось? В самом деле? Тодороки почувствовал небывалое спокойствие, пролегающее на тонкой границе с эйфорией. А потом раздался выстрел.