Мы не выбираем тех, кого любим

Коробки с подарками перенесли на стол у камина. Часы на каминной полке показывают половину третьего ночи. В голове гудит, хотя он выпил всего пару «манхэтеннов» и сто грамм виски со льдом. Раньше алкоголя было больше, как и гостей на вечеринках. Сегодня он понял, что количество приглашенных можно было уменьшить вдвое без ущерба для качества общения. Статус, имя, вся эта мишура обязывала с детства, хотя вчера вечером ему остро захотелось все отменить и свалить куда-нибудь к океану, туда, где нет никого. Одному. Или не одному. Джейме представил, как на другом конце города Бриенна Тарт получает его сообщение и думает, что ему ответить. Пока лежал в клинике, не раз пытался мысленно нарисовать себе, как она живет, чем занимается, какую музыку слушает, что вспоминает, что она ест на завтрак, в конце концов. У нее не было ни одного профиля в соцсетях, за исключением твиттера, да и там запись была годичной давности. Хотелось знать больше, потому что это было странно — так много думать о девушке, о которой ты не знаешь почти ничего, ну, за исключением того, как хорошо она бьет правой с размаха. Он злился из-за того, что она сбежала из Лос-Анджелеса. Потому что казалось, что даже просто — сиди она рядом, со своими упрямо сжатыми губами и огромными, понимающими глазами — и ему будет легче смириться с потерей руки и легче дышать. Но ее не было. Зато она ему снилась. Последний раз — в этой чертовой ванне. С торчащими из воды, прижатыми к груди коленями, по которым медленно стекали искрящиеся в свете свечей капли, и с такими же искрящимися глазами из-под насупленных бровей. Вот только большой пухлый рот не был упрямо сжат. Влажные губы приоткрылись, когда его рука — правая — во сне у него всегда была цела правая, лаская, разъединила ее колени. Он проснулся от этого сна среди ночи, было жарко даже под тонкой шелковой простыней. Отрегулировал климат-контроль в комнате и выпил стакан ледяной воды, чтобы смочить пересохшее горло. Пальцы несуществующей ладони, казалось, продолжали гореть от прикосновения к нежной, гладкой, как атлас, коже. Ему стоило немалых усилий не вспоминать этот сон, когда они встретились в ресторане. Не думать об ее обнаженных коленях и бедрах, которые она крепко сжимала на ужине у Русе Болтона, пока он старался не смотреть в распахнутый вырез ее короткого платья. Сегодня… сегодня было тоже непросто. Перед глазами снова припорошенные сахарной пудрой губы Бриенны. Хотелось почувствовать их вкус, накрыть своими, и не отпускать ее, пока она не ответит на поцелуй. А еще хотелось узнать: будет ли ее кожа такой же опьяняюще гладкой, как в его сне, если он проведет по ней губами - от круглой нежной выемки у ключиц, где золотисто-рыжими брызгами собралась россыпь веснушек, вниз, по открытой воротом пиджака груди. Притягивая ее к себе в танце, он хорошо представлял себе ее всю под этой тонкой голубой тканью: крепкие мускулы рук и пресса, возбуждающе контрастирующие с маленькой, остро торчащей розовыми припухшими сосками грудью. С пуговицами ее пиджака он бы легко справился даже пальцами левой. Люди вокруг казались абсолютно лишними. Он ощущал, как волнуется она, видел, как быстро бьется крохотная синяя жилка на шее. С ее щек почти не сходил румянец. Она так испуганно и стремительно выдернула руку из его пальцев, что он больше не решился прикоснуться к ней. Хотя не мог не чувствовать, что притяжение было взаимным. И он точно может не врать больше себе. То, что он ее хочет, абсолютно никак не связано с воздержанием, как он объяснял себе после совместных ванных процедур в Харнехолле. Секса в последние несколько дней перед отъездом в Вашингтон было достаточно. Серсея сразу же осталась в его квартире в Лос-Анджелесе, как только отец разрешил ему покидать клинику. И это было с одной стороны, как всегда, сумасшедше-адреналиново, с другой — его не покидало ощущение, что он вязнет, как в трясине, в ее едких словах, ее параноидальной ненависти к брату, к Баратеонам, с которыми она судилась из-за наследства, даже к той же Кейтилин Старк, которая уже не могла быть опасной. А еще алкоголь. Много алкоголя, он уже говорил ей об этом, но она не хотела слушать. Серсея вообще редко прислушивалась к нему, еще в детстве заявив, что она гораздо умнее и сообразительнее. Закончилось все снова грандиозной ссорой. Опять из-за Тириона, которого выпустили под залог. Распалившись из-за его слов, что убийцей в их семье может быть кто угодно, но только не Тирион, она обвинила его в предательстве, безмозглой слепоте и идиотской доверчивости. И в конце разговора, уже не контролируя себя, швырнула в него тяжелым дизайнерским светильником Henge, стоящим у кровати. Лампа пролетела сантиметрах в пяти от его головы. Их стычки и раньше нередко перерастали в жаркий секс, но наоборот еще не случалось. И послевкусие у всего этого было отвратительным, как похмелье. И еще Бриенна. Навещая его в клинике, Серсея, хохоча, сказала, что она огромная, как морская корова. «Помнишь, мы видели таких в атласе, в разделе исчезнувших видов, сейчас покажу», — она полезла в телефон. «И она точно влюбилась в тебя!» — Серсея со смехом рассказала, как та сбежала из клиники, чуть не опрокинув столик и напугав администратора. «Тебе показалось», — он остановил ее и быстро перевел разговор. Кожей, мельчайшими порами почувствовал, что сестре не понравился ни его ответ, ни уход от разговора. Он знал ее так же хорошо, как самого себя. Она поставила себе галочку поговорить с ним о Бриенне Тарт еще раз. Серсея прилетела в Вашингтон, хотя он не ждал ее на своей вечеринке. И хотела остаться в его доме, пока он не сказал, что у него ночует Тирион со своей подружкой, что было не совсем правдой, поскольку брат остался один. Но этого было достаточно, чтобы сестра уехала, при этом опять набравшись явно больше нормы. За дверью раздаются шаги, потом в нее вваливается Бронн. Они с Тирионом облюбовали гостиную в правом крыле дома и, судя по его раскрасневшемуся лицу, прихватили с собой пару бутылок из бара. — Не спится? — Бронн плюхается рядом с ним на софу. — Ничего подозрительного? — спрашивает он его в свою очередь. — Нет, — отвечает он. — Кстати, та девушка, по которой я собирал данные. Ты просил об этом, помнишь? Бриенна Тарт. С ней точно все в порядке? Мы просто сидели, болтали, пили коктейль. Потом она срывается, вызывает такси и уезжает. — Ничего не объяснила? «Болтали, пили коктейль — это еще что за фантазии», — думает он. Вообще, Бронн не похож на фантазера, но представить Бриенну, болтающую с ним, тоже не получается. — Ничего. Да я и не рискнул ее спрашивать и останавливать. Ты не сказал мне, что она под два метра ростом и легко уложит любого мужика на лопатки. Хотя в этом что-то есть. Знаешь, как она сжимает руку при приветствии? А если она не только руками… — Она тебе переломает руки, ноги и все остальное, если ты к ней сунешься, — перебивает его Джейме. «А я добавлю», — едва не срывается с языка. Бронн хмыкает и выразительно смотрит на его протез: — Что, есть опыт? Окей, я понял. Мне всегда больше нравились брюнетки. Кстати, о брюнетках. Там с одним из твоих родственников была такая маленькая, аппетитная кошечка, Молли или Лолли? Не вспомню, как зовут. — Лоллис, — припоминает Джейме. — Она его жена. И что? — У них счастливый брак? — Понятия не имею. Они недавно женаты. По-моему, она и двух слов связать не может. — Зато задница у нее шикарная. Джейме вздыхает, проводя рукой по лицу: — Вообще я охрененно устал. Если хочешь остаться здесь, гостевые спальни на втором этаже. Ключ возьми на камине, третья дверь слева — твоя. — Нет, я лучше воспользуюсь твоей машиной с водителем, не против? Джейме делает жест, который должен означать «не против» и «выметайся» одновременно. Бронн уходит, прихватывая со стола открытую бутылку с виски. Этот язвительный мудак, который треплется только деньгах и девках, никогда не был и не будет подарком для своих работодателей. Но, несмотря на то, что он в подробностях готов рассказывать, кого ему удалось трахнуть минувшей ночью, все, что касается доверяемых ему сведений — остается с ним. Джейме проверил это, прежде чем начать с ним сотрудничать по рекомендации Тириона. К брату всегда липли люди самых странных способностей и профессий. Бронн как-то заступился за него в третьесортном баре где-то на окраине города перед агрессивной выпившей компанией, и, по словам Тириона, дерется он как профи. Жаль, сейчас уже не было возможности проверить и это. Хотя, если он не прекратит свои намеки относительно Бриенны Тарт… Мысли опять возвращаются к ней. В клинике у него было достаточно времени для самокопания. И там он понял, что есть не только желание. Точка уязвимости — вот как это называется. Когда он начал участвовать в первых серьезных боях и противники с каждым разом становились все сильнее и именитее, его тренер сказал, что у любого есть точка уязвимости. Нужно только ее найти. И он часами пересматривал записи поединков, анализируя и продумывая тактику. И находил то самое слабое место. Бриенна Тарт, о существовании которой он не имел ни малейшего понятия еще пару месяцев назад, и сведения о которой ему и сейчас приходится добывать по крупицам — его точка уязвимости. Болтон своим чутьем шантажиста понял это гораздо раньше его самого. И это тревожит. А если она снова ввяжется во что-нибудь опасное… не успокаивало почему-то даже то, что она вполне может защитить себя сама. По крайней мере, у нее есть обе руки, а он с одной — так себе защитник. А еще он все время размышлял по поводу насмешливых слов Серсеи «она в тебя влюбилась». В памяти мелькают непривычно умоляющий, отчаянный голос Бриенны «пей же», когда он выплывал из черного, наполненного невыносимой болью небытия, ее испуганно распахнутые глаза, когда он отключился в той самой ванне, ее дрогнувшая ладонь в его руке. Он был окружен вниманием противоположного пола всегда, сколько себя помнил. Это были девочки, молоденькие девушки, зрелые женщины и молодящиеся старушки — возраст вообще не играл никакой роли. Серсея иногда зло и ехидно говорила: «Они клеятся не только к тебе, но и к Тириону. Так что дело просто в отцовских миллионах». Но что бы она не говорила, сам он, став взрослым, всегда мог безошибочно определить, когда женщина его хочет. И с возрастом научился аккуратно выходить из всех щекотливых ситуаций или не попадать в них. Порой не без репутационных потерь, конечно. Но на все распространяемые обиженными женщинами слухи ему было плевать. Бриенна — это было другое. Сложно было представить, чтобы она начала с ним флиртовать. Сложно было представить, чтобы она заговорила о чувствах. Но, обнимая ее сегодня в танце, он интуитивно понял, что она ответит, если он ее поцелует. И не знал, почему он этого не сделал. Из-за ее явного смущения и неопытности, из-за опасения разрушить те отношения, которые уже между ними сложились, из-за того, что пока не может ответить себе на вопрос «а что потом?». А потом она снова исчезла без объяснений. За дверью опять слышится шуршание, и теперь в комнату боком просачивается Тирион. Он непривычно мрачный, и, судя по тому, как раскачивается, тоже порядком пьян. Они не успели толком поговорить об обстоятельствах его похищения, и Джейме думает, что разговор пойдет именно об этом. Но Тирион, усаживаясь в кресло напротив него, начинает о другом. — Ты знаешь, что за пару дней до того, как меня похитили, я еще раз попросил отца ввести меня в совет директоров? Конечно, я не особо надеялся, что он легко согласится. Хотя я получал образование для того, чтобы заниматься семейным бизнесом и это я посоветовал в последний раз не покупать акции Continental Resources, и благодаря мне ICBC согласились стать нашим партнером. Но он даже не стал придумывать аргументы на этот раз. Просто сказал, что этого не случится никогда, пока он жив. И так всю мою жизнь. Всю жизнь я чувствовал вину только за то, что появился на свет. Ты знаешь, сколько я перечитал в свое время о взаимосвязи онкологических заболеваний и гормональных сдвигов во время беременности? Я могу защитить степень доктора медицины по этому вопросу. В день смерти матери вы всегда навещаете ее могилу, а я отказался с вами ходить туда в десять. Знаешь, почему? Потому что вы не оставляли за мной права даже скорбеть. Да, я всегда ощущал твою поддержку, и, если бы не ты, я бы просто сбежал из дома. Но в этот день я всегда чувствовал себя лишним. Вы объединялись, чтобы вспоминать ее, вы проживали заново каждый проведенный с ней день. А я был причиной, по которой ее не стало. Джейме пытается его перебить, но видит, что Тирион его даже не слышит. Он конечно пьян, но ведь не настолько, чтобы не соображать, что говорит. — Ты никогда не поймешь, как тяжело быть нелюбимым сыном, выродком, по сути, — брат отводит глаза в сторону. — Не тяжелее, чем быть любимым и разочаровать, — говорит, наконец, Джейме. Он совершенно не понимает, почему Тирион затеял этот разговор именно сейчас. — Сколько я помню, я разочаровывал его всегда, — брат продолжает совсем глухо. — Даже моя женитьба. Ты помнишь Тишу? Мне было 20, и я ничего не соображал от того, что у меня кружилась голова от любви. И я никогда не забуду, с каким торжествующим презрением отец показал мне те фотографии, снятые на скрытую камеру в отеле. «Деньги, твою жену всегда интересовали только деньги». Он предлагал ей заплатить неустойку за то время, которое она провела со мной. Ты же должен хорошо помнить об этом! Ты мне сам говорил, что сомневаться бессмысленно и женщины могут быть еще и не такими актрисами. Отцу хотелось доказать мне, что даже та единственная, которая поклялась быть со мной и в горе, и в радости, была всего лишь меркантильной шлюхой. — Она не была шлюхой, — Джейме говорит это совершенно неожиданно для себя, он не собирался этого делать. — Это был фотошоп. И видит, как сначала недоумением, а потом недоверием искажаются черты брата. — Это не был фотошоп, я проверил, — Тирион снижает голос до шепота, и его глаза начинают блестеть. — Я всегда помнил, в какой семье я вырос. Смотреть ему в глаза больно, но Джейме делает над собой усилие. — Ты же знаешь, отец всегда обращался только к самым лучшим. Высококлассным профессионалам. Тирион, не мигая, смотрит на него: — И ты знал всегда? — Я узнал потом, после того, как отец показал фотографии тебе. Но после говорить об этом уже было бессмысленно… Она же уехала из Лос-Анджелеса в неизвестном направлении. Тирион резко встает с софы и хватает первый попавшийся в руки бокал, сжимает его с бешенством, короткие пальцы белеют на матовом стекле. — Значит, отец не хотел, чтобы какая-то обычная девчонка из Комптона носила фамилию Ланнистеров и тратила его деньги? Для этого нужно было родиться в той самой семье? Как его любимая дочь? Он же ей все прощал, стоило только сказать кому-то, как она похожа на мать. Ему ничто не помешало выставить мою жену шлюхой в глазах всех родственников, зато репутацию Серсеи он бережет, как может. Покрывает все ее грешки, хотя не обо всех, я уверен, знает. Она изменяла Роберту всегда. Она точно спала с Ланселем, а еще с начальником отцовской службы безопасности, Осмундом Кэттлблэком, а может, и с аниматорами в отелях, откуда мне знать. Роберт и не предполагал, что самые развесистые рога он привозил не из своих поездок по сафари, а носил на голове… И никогда бы не догадался, с кем она ему их наставляла чаще всего. Джейме резко вскидывает на него опущенный взгляд. Он время от времени спрашивал себя, знает ли Тирион. Иногда ему казалось, что да. Но чаще всего он старался не искать ответа на этот вопрос. Тирион, сгорбившись, идет к двери максимально широкими шагами, которые ему удается делать. — Вы оба с ней больные ублюдки! — он поворачивается к нему. — Никому никогда не приходило в голову, что я — самый адекватный в нашей семье? Хлопок двери звучит как удар по лицу. Джейме, обняв себя за локти — почему-то резко стало холодно — пытается собраться с мыслями. Ему всегда было плевать, как это могли назвать другие — порочной извращенностью, сексуальными девиациями или чем угодно еще. В его системе координат это всегда была любовь. Он смирился с присутствием мужа в ее жизни. Когда Серсея ему сказала, что ей нужны дети, а Ланнистерам — наследники, он молча принял ее желание. О своих детях он не задумывался никогда, и по-своему был привязан к племянникам, особенно к младшим, Мирцелле и Томмену. Джоффри был избалован в худших традициях «золотых мальчиков», и выносить его дольше пяти минут, особенно когда он вошел в подростковый возраст, было невозможно. Джейме знал, что Серсея многое бы отдала за то, чтобы детей не было и у Тириона. Она постоянно проезжалась на тот счет, что одного карлика в их семье и так достаточно, вызывая напряженную гримасу на лице у отца. И отчасти Джейме был даже рад, что Роберт Баратеон оказался дерьмовым мужем, изменяющим Серсее чуть ли с первых дней их брака. Потому что только их отношения в его глазах были настоящими. Он усмехается про себя, хотя ему совсем не весело. Кэттлблэк, Лансель, кто еще? Голова теперь не просто гудит, боль пульсирует в висках и затылке. Сестра всегда говорила, что они связаны на всю жизнь, с первого вздоха, она говорила, что только с ним ей хорошо, но, видимо, выборка была гораздо шире, чем он мог себе представить. Оставаться в доме совершенно не хочется. Серсея может вернуться сюда завтра, в любое время, и ей что-то нужно будет сказать. Хотя сейчас сама мысль о том, что ему придется завести с ней разговор на эту тему, невыносима до зубовного скрежета. Джейме несколько минут раздумывает, затем набирает номер водителя. — Пек, мы едем в Дьюи-Бич. Нет, не завтра, сейчас. Подходит к огромному окну и смотрит, как поднявшийся ветер шуршит листвой. К рассвету они доберутся до гостевого дома в Дьюи-Бич и вместо листьев будет прибой океана.