Мы не выбираем тех, кого любим

Он обещал, что у нее будет возможность побыть одной, поэтому все пять дней оставался в Вашингтоне. И это были адски загруженные пять дней: работа с адвокатами, еще одна беседа с детективом — на этот раз на вопросы касались Эддарда Старка, визит в SPCA и объяснения с извинениями. Джейме до сих пор не знал, почему Бриенна согласилась переехать в Дьюи-Бич. Он ждал категоричного отказа с рефреном: «Я сама со всем справлюсь». Впрочем, если судить по отчетам Пека, мисс Тарт и там находила поводы демонстрировать упрямство своего характера. Джейме все эти дни с трудом останавливал себя от приезда в Дьюи-Бич, потому что скучал даже по ее упрямому бурчанию. В пятницу утром Бриенна позвонила ему сама, и попросила прочитать письмо от нее в почте. Он напрягся сразу, потому что это было совершенно не в ее духе — говорить загадками. Это оказалась пересылка пришедшего ей накануне анонимного сообщения. Безымянный отправитель предлагал встретиться ей в понедельник в Вашингтоне, в кафе «Бонапарт» — это совсем рядом с центром, в районе Дюпон Серкл. Подчеркивалось, что это касается дела Кейтилин Старк и, что это исключительно в ее личных интересах. Ему совершенно не нравится такая внезапная заботливость неизвестного источника, и сердце тревожно екает. «Я приеду вечером, и мы все это обсудим, ладно?», — спрашивает он. «Угу», — коротко отвечает она. Вечером начался снегопад, совершенно нетипичный для начала ноября в этих широтах, резко похолодало. Пробки образуются моментально на всех выездных магистралях, и в Дьюи-Бич он оказывается уже затемно. Пек останавливает его перед входом. — Мисс Тарт каждый день интересуется, где вы бываете в Вашингтоне. Я ей должен это рассказывать? Джейме пожимает плечами. — Вообще в моих поездках ничего секретного нет. — А еще… — Пек опять мнется. — Вы говорили, что ей требуется охрана. Так вот, она дала понять всеми возможными способами, что охрана ей не нужна. Она ходит гулять со своей собакой совершенно одна. Джейме опять пожимает плечами. А что еще остается делать? Но все-таки он добавляет, хлопая Пека по руке: — Догадываюсь про ее способы, но если с ней что-нибудь случится, отвечать будешь ты. В доме тепло, в гостиной зажжен камин, и Бриенна со своим терьером на коленях сидит на диване, уткнувшись в смартфон. Коротко машет ему рукой вместо приветствия. В столовой на столе разложены приборы на двоих, миссис Бракс заканчивает сервировку. Пахнет рыбой с пряностями и его любимым пирогом с медом и кориандром. Миссис Бракс — настоящий гуру французской кухни, еще лет десять назад ее ему порекомендовал Тирион. И, хотя чаще он ест вне дома, то, что готовит она, нередко вкуснее новинок от шеф-поваров. — Добрый вечер, Бетани, — здоровается он с ней. Она улыбается, разливая чай: — Добрый вечер, Джейме. «Мистер Ланнистер» по его просьбе она перестала говорить уже через неделю после знакомства. — Погода совершенно непредсказуемая в этом году, — продолжает она. — Я посмотрела прогноз, снегопады затянутся дня на три. Мы уже начали беспокоиться, как вы доберетесь. Он бросает взгляд на Бриенну при этом «мы», но она только ниже опускает голову, почти касаясь носом экрана, и сильнее прижимает к себе пискнувшую собаку. — Все готово, — Бетани снимает фартук. — Черничный мусс в холодильнике, он должен еще постоять в холоде. — Пек вас отвезет до дома, — Джейме присаживается ближе к камину. — К какому времени завтра приготовить завтрак? — она обращается к нему. — Мисс Тарт завтракает всегда в девять. Подойдет? — Да, — они отвечают одновременно. — Сервировать как обычно, здесь, в столовой? — уточняет она. — А где еще? — спрашивает он недоуменно. Миссис Бракс бросает взгляд на винтажную тележку для сервировки завтраков, но быстро спохватывается: — Конечно. Как только за Бетани закрывается дверь, Бриенна тут же поднимается со своего места, отпускает на пол терьера, который недовольно обнюхивает его ботинки, и идет к столу. — Подожди, — он, сидя в кресле, перехватывает ее руку, притягивая к себе, она присаживается на подлокотник. — У тебя нет никаких вариантов, от кого может быть письмо? Может, розыгрыш? Уловка какого-нибудь твоего поклонника? Он пытается шутить, хотя тема не очень к этому располагает. — Я не знаю, — она смотрит на него сверху вниз. Взгляд у нее чуть напряженный и смущенный. В джинсах и свитшоте Бриенна выглядит еще моложе, чем есть на самом деле. Она не убирает теплые пальцы из его ладони, но при этом он четко понимает, что попробуй он притянуть ее еще ближе — столкнется с сопротивлением. Хотя притянуть очень хочется. Ужин проходит достаточно скованно, он злится и смущается сам, не понимая, почему так происходит. Гораздо легче и проще было, когда они оба наперебой пытались оскорбить друг друга. Джейме рассказывает о том, что происходит в Вашингтоне, о проверках и взысканиях в госпитале Святой Елизаветы после того, как они разрешили выйти «погулять» Кейтилин Старк, о том, что Клиган уже через пару дней сможет дать показания. Медовый пирог Бетани, как всегда, выше всяких похвал, и он смотрит, стараясь не выдать улыбку, как Бриенна щедро добавляет к нему ванильный крем, и с аппетитом уплетает второй кусок. После она встает и прихватывает упаковку мороженого из холодильника. — Уже поздно, — поднимает на него взгляд. — Я пойду к себе. Он отмечает мысленно это «к себе». И такое ощущение, что она читает его мысли, потому что краснеет и сердито прикрывает дверь. Джейме переходит в гостиную и пробует читать новости, но они абсолютно не дают расслабиться. Подходит к большому, в пол, окну. Дорожки вокруг дома заметает. Не такой он уж и большой, а по ланнистерским меркам и вовсе маленький: спальни всего две, одна внизу, рядом с небольшим тренажерным залом и выходом на летнюю террасу, и вторая, которую, видимо, облюбовала Бриенна, наверху, рядом с бильярдной. Там же, на втором этаже, лаунж-зона с домашним кинотеатром. В гостиной полумрак, свет от камина неровно ложится на деревянные панели стен. Для него спать еще рано, и самое главное, он точно понимает, что не уснет. Не поможет даже суворексант, на который он подсел в последнюю неделю. Он остро ощущает, что они с Бриенной в доме только вдвоем. Представляет ее сладкие, перепачканные мороженым губы, то, как крепче обвиваются ее руки вокруг его шеи. Через минуту колебаний все-таки выходит из гостиной. «Можно просто пожелать спокойной ночи», — подсказывает внутренний голос, хотя Джейме точно знает, что это никому нахрен не нужное лицемерие. Поднимается на второй этаж и останавливается у ее спальни. Стучится правой, получается неожиданно громко для стоящей в доме тишины. «Да, можно», — раздается ее голос через дверь. Бриенна сидит на большой кровати, поджав ноги к подбородку, серые хлопковые пижамные брюки плотно натянуты на бедрах, заметно, что они ей немного тесноваты. В вырезе серой же хлопковой футболки виден край пластыря на месте прооперированной раны. Она, видимо, только что вышла из душа — розовеющая в свете прикроватной лампы кожа поблескивает, влажные пряди волос падают на лицо. Это сразу напоминает Харренхолл и все его сны, которые не давали об этом забыть. Бриенна смотрит на него своими глазами-блюдцами выжидающе и без улыбки. Рядом на столике — большая креманка с остатками клубничного мороженого и перевернутая обложкой вверх книга «Гордость и предубеждение» Джейн Остин, которую она тут же стремительно убирает на пол. Два года назад он купил этот дом вместе с небольшой библиотекой, и книгу она, похоже, откопала где-то в шкафу гостиной. — Тебе еще принести мороженого? — спрашивает первое, что приходит в голову. Присаживается на кровать с другой стороны. Говорит себе, что встанет и уйдет при малейшем намеке на нежелание его видеть. — Нет, мне хватит, — она косится на него по-прежнему чуть настороженно, что опять вызывает харренхолльскую картину в голове. Взгляд исподлобья, коленки у подбородка и перспектива получить травму за одно неверное движение. Жаль, что сейчас он не может повторить: «Ты меня совершенно не волнуешь». Потому что чувствует лишним каждый разделяющий их дюйм. Потому что помнит ощущение ее губ, которые она сейчас прикусывает, краснея. Джейме готов поспорить на что угодно, что она вспоминает то же самое. В напряженной, звенящей тишине слышно только их дыхание — в унисон, глубокое и частое. Наконец, она прерывисто вздыхает, как ребенок, которому не хватает воздуха. И в тот же момент он произносит единственное, что ему кажется правильным и нужным: — Поцелуй меня. Она резко вскидывает на него в замешательстве глаза, удивленно и неверяще, но не возмущенно. Этого точно нет. Поэтому он просто продолжает на нее смотреть, не отводя взгляда. Он не просил так ни разу в жизни. Голубые глаза Бриенны распахиваются еще больше, и Джейме в общем-то готов к тому, что сейчас она пошлет его, ударит, выйдет из комнаты, ответит что-нибудь резкое. Но не происходит ничего из этого. Ее руки, замыкающие колени, разъединяются, она придвигается к нему, одна ее ладонь замирает у ворота его футболки, вторую он чувствует на своих плечах. Ее лицо с горящими щеками совсем близко, кончики волос влажно щекочут его кожу, когда она наклоняется. От Бриенны пахнет клубникой, кокосовым молоком и еще чем-то будоражащим, и он закрывает глаза, когда ее губы дотрагиваются до его рта. Легкое и несмелое касание переходит в опьяняющий поцелуй, и тогда он обнимает ее за плечи и тянет к себе, опрокидываясь спиной на подушки в изголовье кровати. Ладонь левой прикасается к гладкой коже ее спины под футболкой. Пальцы комкают ткань, тянут вверх. Она разрывает поцелуй, и он замечает легкую растерянность в ее взгляде. Мгновенно застывает: — Ты…сомневаешься? «Боишься» не спрашивает, потому что уверен, что получит в ответ энергичное отрицание. Он ни разу не слышал, чтобы она чего-то боялась. И она никогда не признается, даже если это так. Но Бриенна решительно мотает головой: — Нет, — и снова тянется к нему губами. На пол падает сначала ее футболка, потом сверху его, он вздрагивает от прикосновения ее рук к своей коже, когда она помогает снять одежду. Мягкий свет обрисовывает ее обнаженное до пояса тело, он видит золотящиеся веснушки, ямки у ключиц, маленькую, высоко торчащую грудь, плоский живот. Когда он впервые касается губами ее груди, голова начинает кружиться и дыхание перехватывает, как после глотка крепчайшего алкоголя. Потому что все гораздо ярче, чем представлялось: она вцепляется дрожащими пальцами в его волосы, прижимает его голову к себе, пока его губы медленно, поочередно прихватывают розовые крупные соски, и комната начинает плыть от ее тихих ахающих стонов. Его рука гладит твердый подтянутый живот, скользит ниже, по тонкому хлопку на ее бедрах, пальцы касаются намокшей ткани между ее ног; то, что никакого белья под пижамными брюками нет, он понял еще раньше. Она инстинктивно сжимает бедра, и все, о чем он может думать в этот момент — к черту эти мешающие тряпки. …Кожа на внутренней поверхности ее бедер такая гладкая и нежная, что от его щетины моментально остаются красные полосы, ее пальцы снова путаются в его волосах, стоны переходят в легкие полувсхлипы. Приходится сильнее напрягать руки, удерживая ее дрожащие бедра, пока она выгибается, что-то неразборчиво, бессвязно шепча через эти повторяющиеся всхлипы. Все так возбуждающе остро: чувствительность ее кожи, чувственность каждого ее движения, эти задыхающиеся «еще», от которых окончательно сносит крышу. От сильнейшего возбуждения в глазах темнеет, в горле пересохло, и ему кажется, что он взорвется, как подросток, стоит ему чуть крепче прижаться к ней. Джейме рывком приподнимается, опирается на локти, шепчет, прижимаясь губами к ее уху, не узнавая своего голоса: «Я хочу взять тебя прямо сейчас». Бриенна обнимает его лицо ладонями и быстро, сбивчиво целует: влажные, горячие губы с чуть солоноватым привкусом закрывают его рот, она прикусывает его нижнюю губу, замирает, когда он полностью оказывается в ней, потом тихо выдыхает, и он чувствует, как понемногу расслабляются ее плечи под его руками. Наклоняется, целует ее шею с бьющейся жилкой, раскрасневшиеся щеки, приоткрытый рот, ресницы, пряди чуть взмокших волос на ее лбу, делает несколько первых движений — медленных, осторожных, которые заставляют его сжать зубы от желания увеличить темп. От каждого толчка — вспышки под сжатыми веками, тело плавится, пульсирует на грани невозможного наслаждения, и он уже не может не стонать, проникая глубже, пропитываясь ее запахом, соединяясь в одно целое. Последние хаотичные движения он уже совсем не контролирует, судорожно ловя ее губы и прижимая ее к себе, пока не ощущает, как блаженная огненная вспышка затапливает все вокруг. Тяжело дыша, устало утыкается лбом в ее плечо, под пересохшими губами — шершавая поверхность пластыря, он запоздало вспоминает, что швы ее могут еще беспокоить. Чувствует ее частое дыхание на своей шее, слышит бешеный стук ее сердца, когда губы идут вниз по соленой разгоряченной коже. Он прижимается щекой к ее груди, и этот стук становится еще громче. Дрожащие кончики ее пальцев останавливаются на его виске, потом они перебегают на его лоб, с выворачивающей сердце нежностью касаются его бровей и ресниц. Его опять ошеломляет открытие того, насколько она женщина в каждом своем касании; мысль о том, что когда-то он готов был внешне принять ее за мужчину, кажется нелепой и абсурдной. Целуя веснушки у ключиц, он поднимает глаза на нее и произносит хрипло: — Я не знаю… как ты себе все это представляла. Может быть, что-то было не так… Ложится рядом, обнимает ее. — Всё было так, — она раскрывает влажные ресницы и смотрит на него незнакомым, плывущим взглядом, потом утыкается носом куда-то ему подмышку. Джейме запускает пальцы в ее соломенные, напрочь спутавшиеся и все еще влажные волосы, гладит: очень хочется видеть ее лицо, но она не поднимает его, остро уткнувшись подбородком в его грудь. По коже проходят мурашки от щекочущего движения ее ресниц. — О чем ты думаешь? — спрашивает она вдруг. Вопрос застает его врасплох. Но через пару секунд он старается ответить максимально честно. — О том, какая ты. О том, как мне повезло, что Кейтилин Старк решила свести счеты с Ланнистерами и обратилась к тебе. И еще немного о том, что все-таки неплохо, что Ренли Баратеона кто-то убрал незадолго до этого. — Джейме! — она, наконец, возмущенно поднимает голову от его груди. Но кончики губ вряд ли дрожат от возмущения. — Я просто хотел увидеть твое лицо. — Зачем? — она, кажется, снова краснеет. — Не зачем, а почему. Потому что ты не представляешь, насколько ты сейчас красивая.