Мы не выбираем тех, кого любим

Пять выматывающих интервью за пять дней и один кошмарный ужин в компании Тайвина Ланнистера – такими были первые итоги семейной жизни. Журнал «Traditional Home» хотел было еще сделать репортаж с их первого семейного Дня благодарения, но – и это спасение – они улетали к ее отцу на Гавайи. PR-служба «Cаsterly Corporation» опекала их практически круглосуточно: «нужно сделать фотографию в вашем любимом месте в Вашингтоне», «что вы ему подарили на день рождения?», «а теперь о вашем идеальном завтраке», «гулять с собакой лучше в Эллипс-парке, там многолюдней», «Джейме, поделитесь, как вы выбирали обручальное кольцо»... О них говорили. Но разговоры о Серсее и набирающем обороты следствии не утихали тоже. Да, более или менее серьезные источники перестали намекать на имеющий место инцест, но остальные продолжали обсуждать с удовольствием. Напряжение не сходило с лица Джейме. На совместном ужине за день до отъезда на Гавайи настоял Тайвин Ланнистер. Сама она была так измотана, что предпочла бы обнять Пейна, укрыться пледом и поспать. И этот вечер в ресторане «Rose’s Luxury» был намного хуже, чем общение с любым из журналистов. Нет, врать не приходилось. Но... Не так она представляла себе семейные ужины. Не то чтобы она жаждала стать частью семьи, где твой муж когда-то был любовником собственной сестры. Но Ланнистер-старший дал ей понять, что она не смогла бы, даже если бы захотела. Он разговаривал с сыном так, как будто ее не было рядом. И даже рука Джейме, успокаивающим жестом поглаживающая ее колено, не помогала расслабиться. – Ты уверен, что Лансель готов пойти на сделку со следствием? – она чувствует в голосе Джейме тревогу. – Я разговаривал с Киваном. Нет никаких сомнений. Я всегда ему говорил, что все это тесное общение Ланселя с проповедниками якобы истинного христианства закончится в итоге какой-нибудь феерической чушью. Но я думал, что дело приведет к исчезновению приличной суммы с его счета, а не к исчезновению мозгов. Духовное возрождение и очищение! Бред. – И в чем именно он хочет покаяться? – Бриенна видит, как старательно Джейме при этом не смотрит на отца. – Я не знаю, – Тайвин отпивает из бокала и косится на нее. – Я могу с ним встретиться, – ей кажется, что каждое слово, которое произносит Джейме, дается ему с усилием. – Если он захочет, – фыркает его отец. – Киван в последний раз не взял трубку, когда я звонил. Я даже не знаю, где Лансель сейчас. Здесь, на территории страны, или где-то в другом месте прячется. И тяжелое молчание под тонкое, деликатное позвякивание столовых приборов. Единственная фраза, с которой Тайвин обратился к ней – сухое извинение за то, что он с Джоффри до сих пор занимает дом в Чеви-Чейз. «К Рождеству я заберу его с собой в Лос-Анджелес, и вы сможете там окончательно обосноваться», – усмешка на тонких губах. Она не выдержала вечером, уже в их доме, в Дьюи-Бич. – Лансель знает всё? И если он заговорит, то никакой суд присяжных ей не поверит? Она не хочет произносить имя. Вместо ответа он гладит ее по щеке. Заправляет выбившуюся прядь за ухо. Пальцы, теплые, живые, любимые, останавливаются на шее, вызывая дрожь. – Иди спать, Бриенна. Тебе завтра рано вставать. Она взматывает головой, взгляд утыкается в новую открытую пачку cуворексанта на подоконнике. – А ты? – Позже. Ей казалось, что из его недомолвок в последнее время можно было бы нагородить стену. Огромную ледяную стену. Она тоже ему многое не говорила. Не говорила, как хочется, чтобы пропала эта встревоженная морщинка между его бровей. Что хочется гулять с ним взявшись за руки, где придется: там, где на них смотрят, где не смотрят, где до них никому нет дела. Хочется не пускать никого в их дом в Дьюи-Бич. Хочется снова уехать с ним на машине – куда глаза глядят. Хочется услышать, как он скажет «люблю»... Вот это последнее. Она прикусывает губу. Вот в этом последнем желании она не хотела признаваться самой себе. Именно оно теребило душу. Бриенна вспоминает вчерашнее раннее утро, когда заболевшая Бетани не пришла. Она решила сама приготовить тосты с ореховой пастой и тунцом. Джейме заглянул в столовую неожиданно, обычно он просыпался позже. Она как раз укладывала тунец на хлеб, быстро облизывая пальцы. В один шаг он оказался рядом, обнял ее, растерянно застывшую с растопыренными пальцами, так крепко, что она чуть не охнула. Начал целовать и она, закрыв глаза, подставляла под его губы плечи, шею, грудь, чувствуя разливающийся по телу жар, вжимаясь в его тело и задыхаясь. А потом где-то в гостиной зазвонил его телефон. И он, нехотя оторвавшись, вышел, прикрыв дверь. И совместного завтрака снова не получилось. Захватив с собой бутерброды, она уехала в колледж. Занятия в колледже стали невыносимыми, достигнув своего пика перед самой поездкой. Именно тогда состоялся первый за период ее обучения разговор с мистером Уйальдом, ректором. Когда она приехала учиться в колледж, ей показалось, что все насмешки прыщавых одноклассников и не слишком умных одноклассниц уже позади. И это действительно было так. Парни, пару раз оглядев ее с любопытством, потом просто не обращали на нее внимания. Интересы с девушками были настолько разными, что они ее не включали в свой круг, ограничиваясь дежурным «Привет!» «Можешь одолжить мне маркер?» или «Сегодня мы работаем в паре». И это было комфортно. Ее нежданное замужество перевернуло все. Да так, что она оказалась к этому абсолютно не готова. Мужская часть начала ее снова разглядывать. Даже преподаватели. Не так, как раньше. А по-другому. Так, как будто ее грудь неожиданно выросла до пятого размера. А с девчачьей стороны нарастал неумолкающий шепчуще-хихикающий гул. Почти каждая поспешно отводила от нее взгляд, если она резко поднимала голову. Разговор в аудитории, споткнувшись, обрывался, стоило ей войти. Но один из них она все-таки услышала. – Все знают, что он трахает свою сестру , – Трейси Маккормик, дочь канцлера Университета Джорджа Вашингтона, тоненькая, весом не более ста фунтов, с кукольно-курносым личиком, первая красавица колледжа. – Думаешь, он спит с этой уродиной? – Ты видела кольцо у нее на пальце? – Анна Смит, ее подружка, которая жгуче мечтает занять место Трейси в негласном мужском рейтинге колледжа. – Я сфотала, когда мы вместе делали опыты на биологии. Это Лоррейн Шварц, последняя коллекция. Восемьсот тысяч долларов. – Пфф, ну и что? Их берут напрокат. И вся эта свадьба в Вегасе – сплошной фейк. Я уверена. Отмазка ради сохранения репутации. – Ну... тогда Джейме Ланнистер мог бы выбрать кого-то еще? Не такую страшную и тронутую, – тонкий высокий голосок Лиззи Полански. – Может, это для того... Трейси не замечает, что она уже стоит в дверях, потому что сидит спиной к ней. Зато ее видит Анна и трое других девчонок, которые делают большие глаза. Трейси резко оборачивается, но все-таки насмешливо заканчивает фразу: – ...чтобы хранить верность своей сестре? В этом случае она точно гарантирована. Бриенна молча кладет рюкзак на свое место и подходит к притихшей компании. Сердце колотится и в носу почему-то щиплет. Останавливается напротив Трейси и говорит негромко, нависая над ней: – Я знаю точно, с кем бы он спать не стал. С тобой. Даже если бы на планете вообще никого не осталось. Потому что ты мелочная, завистливая, пустоголовая сучка. Трейси хватает ртом воздух, двое девчонок фыркают, захлебываясь. – Если только его сестру выпустят, тебе дадут пинка под зад! – Трейси сужает глаза. Вместо ответа – он не находится – она никогда не была особо находчивой в таких ситуациях, Бриенна резко толкает стол, прижимая Трейси к стулу. Это получается почти инстинктивно. Она не может разобрать выражение ее лица, потому что мешает противная, невесть откуда взявшаяся влага на глазах, но ее пронзительный взвизг слышит хорошо. ... «Тебе нужно научиться уходить в себя. Воздвигать стены вокруг своего «я», куда пробиться не сможет никто. Что бы тебе не говорили. Как бы к тебе не относились» , – вспоминает она слова Джейме, сказанные перед первой встречей с журналистами. Мистер Уйальд смотрит на нее озадаченно и даже, кажется, смущенно. – Мисс Тарт, – начинает и запинается. – Извините... Бриенна...– неуверенно продолжает он. – Мисс Маккормик через своего представителя направила официальную жалобу в администрацию колледжа на ваше поведение, которое она назвала неподобающим. Я обязан буду разобраться в ситуации, дать ответ ее представителю и принять меры в соответствии с Уставом колледжа. – Хорошо, я понимаю, – она смотрит на свои изрядно потрепанные кроссовки и лежащие на коленях руки. Камни в кольце вспыхивают разноцветными искрами в падающем из окна луче солнца. В свадебную клятву стоило добавить еще много-много пунктов. ... Собирая чемодан на Гавайи, она была почти счастлива. Даже учитывая тот факт, что встреча с отцом не ожидалась безмятежной. «Ты можешь делать то, что считаешь нужным, – он сжимал ее ладонь крепко и надежно, перед тем как попрощаться с ней в больнице. – Но побереги себя. Разберись в себе. И только потом решай». А потом был выматывающий телефонный разговор, на протяжении которого отец мог только тяжело повторять «так», каждый раз, когда она сбивалась и замолкала. Но теперь он знал всё. Начиная с того дня, когда она стала случайной свидетельницей убийства Эддарда Старка на NewYorkAvenu. Бриенна промахивается, швыряя сланцы мимо своего чемодана в стоящий рядом чемодан Джейме. – Ты же был на Гавайях? – спрашивает она. – Дважды, – он не вдается в подробности, укладывая солнцезащитные средства. И это задевает. Она не хочет спрашивать «с кем». – А где? – Один раз на Оаху , второй – на Мауи. Встречается с ней глазами, и тут же отводит взгляд. ... Пять часов перелета из девяти она проспала. Проснулась, выглянула в иллюминатор: внизу на всю зону видимости – безмятежное, бирюзово-голубое пространство. – Да, точно такой цвет, – Джейме заглядывает через ее плечо. – Что? Где? – спросонья плохо соображается. – Глаза у тебя того же цвета, как океан в этих местах. Я это заметил в первый же день, когда тебя увидел. – Ты это сейчас придумал, – вопреки вырвавшимся словам, хочется поверить, безоглядно и безоговорочно. – Да нет же! – его глаза так близко, что в зрачках она видит отражение своего растерянного лица. ... В Гонолулу их встречает яркое солнечное утро. Отец на три дня забронировал для них номер люкс в одном из своих отелей, том, что находится на северной стороне пляжа Вайкики. – Добрый день, Кристи! – Бриенна знает эту девушку, она всего лишь годом старше ее и работает на ресепшене с прошлогоднего рождества. – Добрый день, Бриенна. Добрый день, мистер Ланнистер. Ваш багаж сейчас поднимут. Мохито? Вид из номера потрясающий. Бирюзовая полоса океана непривычно режет взгляд безумием красок после серо-коричневой гаммы Вашингтона. Оторвать глаза от этого слепящего вида невозможно. – А как вы отмечаете День благодарения? – походка Джейме бывает настолько незаметно-подкрадывающейся, что Бриенна вздрагивает от неожиданности. Он легонько опирается своим подбородком сзади об ее плечо. – Да так же, как и все... Праздничный стол с индейкой и бататом – я его терпеть не могла в детстве. Парады на улице – ну эти, с надувными диснеевскими Микки-маусами. Правда, здесь они далеко не такие впечатляющие, как в Нью-Йорке. Подарки. – А это разве обязательно? – Нет. Но у меня были. Особенно много она их получила в тот первый год, который они отмечали без мамы. Но и после, даже уже после окончания школы, отец не изменял этой традиции. ... Индейка в яблоках на этот раз такая упитанная, что едва влезла на праздничное блюдо из белого фарфора с позолотой, которое она помнила столько, сколько себя. – Это миссис Пламб приготовила? –Да, – смущается отец. Как только Бриенна начала хоть что-то понимать в отношениях, а это случилось лет в 12, до нее дошло, что между отцом и их соседкой миссис Пламб существуют те самые отношения. Все бы ничего, но миссис Пламб периодически бывала замужем. На ее памяти раза три. Почему отец за все это время не сделал ей предложения, Бриенна не знала. Но индейка с яблоками в День благодарения на их столе появлялась всегда, вне зависимости от текущего семейного статуса миссис Пламб. Отец разливает по бокалам горячий яблочный сидр – на Гавайях помимо апельсиновой цедры и корицы в него добавляют душистый перец. А отец перчит сидр с особой щедростью, хвастаясь тем, что это рецепт еще местных аборигенов, который перешел шеф-повару его отеля бог знает от каких сородичей. Бриенна предпочитала ледяной мохито, но Джейме было не отвертеться. К ее немалому удивлению, отец вел себя так, как будто она приехала домой со старым приятелем. Они с Джейме даже перешли на «ты», хотя разговор за столом по-прежнему идет ни о чем: ожидаемая погода на три дня, особенности приготовления яблочного сидра, спад туристической волны в связи с прогнозируемым зимним штормом и все вот это. – Ну, что у нас там дальше в программе? Лист благодарности? – деловито осведомляется отец, нарезая тыквенный пирог. – А вы его составляете? – Джейме отодвигает сидр и показывает ей глазами на кувшин с клюквенным морсом. – Обязательно, – отцовская рука тянется к листам на полке. – Бриенна их начала писать с тех пор, как научилась держать карандаш. Интересно, что там было в последнем, малыш? Щеки обжигает горячей волной. Она помнила отлично, что было в последнем. Но говорить об этом не стала бы даже под «сывороткой правды». – Неважно, пап. Давай листки. «Спасибо» пишет она вверху. Когда она училась в школе, этот список был ничтожно мал, а однажды она и вовсе скомкала листок и выбросила. Она поворачивает голову к Джейме. Сцепляется взглядом. Синхронный вдох и выдох колеблет тонкий листок на столе. В его глазах так много всего, что она теряется: нежность, грусть, отрешенность, понимание. Он склоняется над своим листком, между бровей у него появляется складка. Неуклюжие и размашистые движения маркера заставляют ее косить взглядом. Она пытается угадать по движениям. Но он, чуть усмехаясь, приподнимает брови и демонстративно прикрывает листок рукой. – Отлично, – отец, как всегда, справился быстрее всех. – Бриенна, для тебя есть подарок, в твоей комнате наверху. Лежит на кровати, можешь пойти и примерить. – Примерить?! – Ну да,– невозмутимо отвечает отец. – И спуститься в этом сюда. Потом вдруг поворачивается к Джейме. – И для тебя тоже есть. Передам с глазу на глаз. Это что-то прямо совсем удивительное. Она медлит, прежде чем встать. Но поскольку оба, и Джейме, и отец смотрят на нее выжидающе, приходится выйти из-за стола. На ее кровати лежат две коробки. Сверху – обувь, белые сандалии, украшенные крупными стразами, совершенно не ее вариант. Туфли Золушки 10-го размера*. Но хотя бы отец не ошибся. В те времена, когда ее ступня росла еще быстрее, чем остальное тело, им нередко приходилось сдавать обувь, которая покупалась без примерки. Вторая, плоская, белоснежная коробка с золотистым логотипом открывается с шуршанием. В легчайшую шелковую бумагу завернуто платье. Тонкий, полупрозрачный шифон скользит в руках. Она с бьющимся сердцем прикладывает его к себе, глядя в большое зеркало напротив. Темно-синий цвет тонких лямок и лифа к подолу постепенно переходит в легкий оттенок голубого и белую полоску кружев. «Я буду выглядеть еще хуже надувных Микки-Маусов». Но обещание отцу приходится держать. Зажмурившись, не глядя, Бриенна барахтается руками в тонком коконе, ругаясь сквозь зубы. Замок получается застегнуть с третьей попытки. Платье оказывается свободного кроя, просторное, но вырез сзади открывает лопатки, а плиссированный край не достает до колен. Хочется закрыть руками свои широкие плечи и одернуть подол. Сказать, что в этом она чувствует себя уязвимой и беззащитной – не сказать ничего. Дерьмовое чувство. Кусая губы, она решительно дергает дверь. Спотыкаясь, спускается по лестнице, глядя в пол. – Вот. Платье... – она проводит руками по струящейся ткани, не зная, что еще сказать. Джейме присвистывает, как мальчишка. Отец оглядывается на него, но совершенно не осуждающе. – Ты мне обещала... Помнишь? Я надену платье, когда.. – Папа, я всё помню! – она чувствует, как жар снова подбирается к щекам. У Джейме в глазах появляются веселые искорки. – Ты мне тоже обещала, – говорит он вдруг. – Показать местный карнавал. Мистер Тарт, эмм, Сельвин, никто не обидится, если... – Нет-нет...– отец быстро взглядывает на часы. Ну, можно точно поклясться, что миссис Пламб в очередном разводе и вот-вот появится на пороге. На бульваре Капиолани не протолкнуться. Шныряющие под ногами, хохочущие дети, облизывающие карамельные яблоки. Пританцовывающие и целующиеся на ходу пары. Подростки, пытающиеся удержать в руках рвущиеся в небо огромные надувные шары - оранжевые, в форме тыквы, желтые в виде початков кукурузы и колышащиеся индейки всех мастей. И все это перекрывает барабанная дробь и мелодичные звуки укеке. – Давай зайдем в бар? – губы Джейме у самого уха, он старается перекричать общий шум. – Можно в этот. «Formaggio Wine Bar” – красная вывеска на приоткрытой узкой двери. Изнутри слышится гвалт и звуки музыки. – Нигде наверняка же нет мест! – Найдут!– он уверенно тянет ее за собой. В переполненном помещении с низкими круглыми столиками ничуть не тише, чем на улице. Абсолютно непонятно, как Джейме удается договариваться, но их действительно сажают за стол. Правда, в самом центре зала. – «Голубые Гавайи» и безалкогольный Мохито, – заказывает он, глянув в трехстраничную винно-коктейльную карту. Их приносят на удивление быстро. – Поменяемся? – неожиданно для себя предлагает она. – Надо тебя почаще привозить на Гавайи, – хмыкает он, ловко, как фокусник, переставляя бокалы. Хотя вряд ли кому-то из взмыленных официантов придет в голову спрашивать ее удостоверение личности. – Что тебе подарил отец? – этот вопрос все время крутился у нее в голове. – Ммм... это очень личное, вообще-то, – в его глазах вновь загораются смешинки, лучики бегут от глаз. Вот как. Ну и ладно. За спиной раздается барабанная дробь – в центр выходят двое музыкантов с тыквенными барабанами ипу и укулеле. Она узнает заводной ритм хулы, и танцовщицы – их шестеро – двигаются прямо между столиками. Они похожи одна на другую, как близнецы: с шоколадной гладкой кожей, черными завитками волос и блестящими зубами. Бриенна смаргивает: под традиционными гавайскими цветочными ожерельями, туго сплетенными из листьев и цветов, нет нагрудников. И вызывающе торчащая грудь покачивается в такт ритму танца, так же как и зеленые струящиеся ленты юбки, в разрезе которых мелькают крепкие загорелые бедра. Ближайшая к ним танцовщица двигает этими бедрами рядом с Джейме, почти задевая его юбкой. Он, приподняв голову, с любопытством смотрит на нее – выше линии ожерелья. Девушка опускает ресницы, взглядывая на него поверх заломленного в танце плеча. Оглядываясь, Бриенна понимает и другое: на него смотрят все женщины. Вон та азиатка в ярко-красном. Эта вот пухлогубая блондинка с идеальной грудью под полупрозрачным топом. И даже вон та девчонка, на вид не больше семнадцати, вытянувшая длинные загорелые ноги в белых мини-шортах. Это парадоксально, но ей кажется, что даже его протез и обручальное кольцо на пальце каким-то непостижимым образом добавляют плюс сто к его мужской привлекательности. Бриенна опускает глаза на свои бледные руки. Это нонсенс – не загорать на Гавайях, но ее белая кожа мгновенно становилась красной, стоило ей побывать на солнце. Веснушки высыпали даже там, где высыпать не должны были, а потом все это начинало шелушиться самым зверским образом. Открытые вещи она могла надевать только после заката. Кожа Джейме после пары часов на солнце приобретала медово-песочный оттенок, который ярко контрастировал с золотом волос и зеленью глаз. Она никогда не думала о нем до этого в контексте «мой мужчина» или тем более «мой муж». Носить обручальное кольцо, слышать к себе обращение «миссис Ланнистер» - все это на уровне ощущений было еще гораздо менее реальным, чем проснуться с ним в одной постели в Дьюи-Бич. Все это время у нее было чувство, что она заняла чье-то место. Что все это на время. И сейчас эти красивые («все до одной красивые»! – отчаянно думает она) женщины ей дадут понять, что это время истекло. Но вместе с этим внутри поднимается строптивое собственническое чувство, что-то среднее между желанием показать всем сидящим вокруг красоткам средний палец и устроить ему сцену ревности. Это ужасно дискомфортно, и наверно, глупо, и он точно будет смеяться, но этот зудящий порыв с каждой минутой только нарастает. Бриенна уже который раз бросает взгляд на его профиль. Потолочный прожектор подсвечивает его контур, и она сглатывает. «Какой ты красивый», – это то, о чем она тоже молчит. Джейме, словно чувствуя ее взгляд, поворачивает к ней голову. – Платье и правда сногсшибательное, – он делает глоток из бокала, его взгляд скользит по ее голым плечам, спускаясь ниже. – Под ним что-то есть? Последний вопрос звучит небрежно, почти тем же тоном, как он спрашивал до этого у администратора «Что у вас есть в меню?». Но то, что она видит в его глазах, заставляет вспомнить скомканные простыни и его руки на своих бедрах. – Проверь, – она сама не понимает, как произносит это, не отводя от него взгляда. – Ого! А если бы мы сидели не в центре зала, хватило бы у тебя смелости это предложить? – он умехается, чуть приближая к ней лицо. Но ее уже несет, виной этому коктейль, музыка, пялящиеся на него женщины, что-то еще, она уже не знает. – Ну, так что? – подначивает, глядя прямо в ему глаза, чувствуя мурашки, азарт, холодок в груди, как перед поединком на ринге. Джейме прикусывает губу, в затененной глубине его глаз появляется то выражение вызова, которое она помнит еще по их первой встрече. – Поехали в отель, – в его голосе появляются знакомые хриплые нотки.– Прямо сейчас. – Так быстро? А как же танцы? – Ты же не танцуешь, – напоминает он. – Зато я смотрю! Может, конечно, не так увлеченно, как ты... Он приподнимает брови, чуть сдвигая их, и решительно останавливает проходящего мимо официанта. – Еще, пожалуйста, «Голубые Гавайи». – Вам или вашей жене? – Обоим, – он подмигивает ему. Тот понимающе кивает головой. Хула сменяется другой музыкой – быстрой и ритмичной, это бачата или меренге, она всегда их путала. Но очень любила смотреть, когда отец приглашал для вечернего шоу в отелях танцоров. Садилась куда-нибудь в тень и замирала с бухающим сердцем. Это было красиво. И красиво сейчас. Бедра женщины движутся раскованно, легко, мелькают лодыжки, крутится юбка, прогибается спина под крепкой мужской рукой, рассыпавшиеся волосы бьют по плечам. Она не смотрит на Джейме, но остро ощущает его близость, даже не прикасаясь – до покалывающих кончиков пальцев. Через полчаса программа заканчивается, как и содержимое бокалов. – В отель? – спрашивает он, доставая карту, чтобы рассчитаться. Она просто кивает головой. Места на заднем пассажирском сиденье в небольшом Форде Фальконе оказалось не так уже много. Впрочем, даже в просторных салонах ее колени почти всегда касаются спинки сиденья. Бриенна повыше поднимает их, отчего тонкая ткань платья съезжает, но она не поправляет ее. Рядом горячая кожа плеча Джейме, которое прижимается к ней крепче, когда машина трогается с места. Бриенна пытается рассмотреть, где они едут, хотя голова кружится, и в ушах все еще звенит от барабанного стука. Боковым зрением снова видит четкий, чуть откинутый назад профиль Джейме, он смотрит на дорогу, полуприкрыв глаза. Неожиданно она чувствует его руку на своем голом колене, длинные пальцы продвигаются вверх, лаская кожу легкими круговыми движениями. Он проводит ими по внутренней стороне бедра, заставляя ее чуть раздвинуть ноги: мурашки бегут от поясницы вверх, сердце начинает отстукивать чаще. Бриенна бросает быстрый смятенный взгляд в его сторону, но он по-прежнему смотрит вперед, хотя она уверена, что слышит его участившееся дыхание. И очень надеется, что негромкая музыка в салоне заглушает ее выдохи. Его пальцы продолжают гладить, дразняще прикасаясь подушечками, костяшками, еще выше, еще нежнее, забираясь под тонкий, окончательно сбившийся шифон. Она открывает рот, готовясь прошептать: «Что ты делаешь?». Но только отворачивается к окну, кусая губы, потому что точно не хочет, чтобы он останавливался. Ситуация заводит еще сильнее, когда таксист уточняет, не поворачивая головы: – От следующего поворота направо? – Налево, – голос Джейме на удивление спокойный, такое ощущение, что он контролирует себя гораздо лучше ее. Кончики его пальцев натыкаются на кружевную каемку, проводят по ней, сердце колотится так, что его стук отдается в горле, ушах, теснит грудную клетку. Хочется выгнуться навстречу его пальцам, потереться, попросить если не словами, то движениями, чтобы он продолжал. Она закрывает глаза, чувствуя, как дрожат губы от возбуждения. Но его пальцы, замерев на какое-то время между ее ног, коснувшись прикрытого кружевом треугольника, уходят вниз по бедру, по-прежнему медленно гладя чувствительную, тонкую кожу, возвращаются к колену, и горячая ладонь остается на нем. Бриенна открывает глаза ровно в тот момент, когда машина притормаживает перед отелем. Джейме помогает ей выйти из машины, открыв дверцу. Освежающий бриз, пахнущий ароматом цветущей плюмерии и иланг-иланга, чуть треплет ее волосы. Они одновременно касаются друг друга руками, кончиками пальцев, пока молча идут к вращающейся двери отеля, и это легчайшее касание кажется ей самым будоражащим на свете. – Добрый вечер, Кристи, – она не видит, как он улыбается, но легко может себе представить его улыбку, кружащую голову посильнее любого алкоголя. – Добрый вечер, мистер Ланнистер! Добрый вечер, Бриенна! Хорошо отдохнули? Нужно что-то в номер? – Нет, спасибо! – он отвечает за обоих, нажимая на кнопку лифта. Дверь лифта мягко закрывается, когда они входят, и через секунду она чувствует холодную металлическую поверхность голыми лопатками, а его горячий язык у себя во рту, проникающий требовательно и глубоко, как и его пальцы, нетерпеливо сдвинувшие тонкий кружевной лоскут. Ее предплечье справа оказывается накрепко заблокировано его локтем, бедра разведены коленом и прижаты его телом. Но даже если бы она хотела его остановить, это было бы невозможно, потому что невозможно дышать, думать и двигаться. Колени подкашиваются, сердце стучит так, что вот-вот выпрыгнет, она чувствует, как накатывают сладкие тягучие волны внизу живота, и может только цепляться за его плечи, пока двери лифта не разъезжаются бесшумно прямо напротив их номера. Их руки сталкиваются, прижимая карточку, чтобы открыть, голым плечом она чувствует его жаркое дыхание. В прохладном от кондиционера номере полумрак, в спальне горит только настенное бра. Он снова притягивает ее к себе, губы торопливо обжигают плечи, шею, подбородок. Ее руки, дрожа, дергают молнию на его брюках, ладонь касается напряженного паха, она слышит, как мгновенно осекается его дыхание и чувствует, как его его пальцы - быстрые - левой и не такие ловкие – правой – подцепляют кружевные тонкие лямки на ее бедрах. Она переступает через них, отбрасывая вместе с его брюками ногой по полу. От возбуждения начинает трясти. Он резко комкает подол платья, тянет ее к себе, садясь на край кровати. Внутри горячо, мокро и очень тесно, и он не отводит опущенный вниз взгляд, тяжело переводя дыхание, пока она, пробуя, медленно насаживается, с длинным стоном опускаясь полностью. «Я не смогу долго», – его горячий шепот у уха прерывается, пальцы крепко, сильно и почти больно впиваются в ее бедра, скользя по сминающейся ткани, поддерживая и помогая двигаться. Лбом она прижимается к его лбу, зажмуриваясь от наслаждения. Пальцы цепляются за рукава его футболки, которую он так и не снял, за предплечья, скользят по мокрой коже его шеи. «Да, еще, так, еще», – она не знает, говорит ли это вслух или это только вспышкой мечется в сознании. Есть только ощущение сильных, глубоких толчков внутри, царапающей щетины на закинутой шее и его пальцев на своих скользящих бедрах. Дальше все превращается во что-то совершенно не испытанное ранее: тело, напряженное как струна, полыхает, и острое, невозможное наслаждение захватывает ее всю, от макушки до кончиков пальцев, до горящих мочек ушей. Короткие, громкие крики рвутся из горла, мешаясь с его глухими стонами. Ослепляющая блаженством вспышка. Сметающая все на своем пути волна, оставляющая после себя чистый, зеркально-ровный песок. Она чувствует, как обмякает, так, что нет сил даже цепляться за него. Тело продолжает непроизвольно подрагивать. Мокрый лоб прижат к его плечу. Дыхание – одно на двоих, такое глубокое, что чувствуется движение ребер. Неловко скользя в его руках, она все же откидывается спиной на кровать. Сквозь полусомкнутые ресницы видит, как, тяжело дыша, он приподнимается, снимает мокрую футболку, отшвыривает ее не глядя и валится на постель рядом с ней. Бриенна бросает взгляд на себя. Тонкий шифон прилип к мокрым бедрам, лиф платья съехал с груди, обнажив затвердевшие соски. И ей впервые абсолютно все равно, как она выглядит. Тело еще пульсирует каждой своей клеткой, она никак не может отдышаться. Поворачивает голову, глядя на него. Приглушенный свет от бра обрисовывает его сильное, мускулистое, тронутое загаром тело. Закинутые за голову руки, вздымающуюся от неровного дыхания грудь с рельефно выделяющимися мышцами, живот с кубиками пресса и теряющуюся в паху темную дорожку волос. Его голова откинута назад, и густые разметавшиеся пряди волос чуть золотятся в тусклом свете, так же, как и концы длинных пушистых ресниц. – Ты такой красивый, – шепчет она пересохшими губами. Слова вырываются сами. Это звучало в голове с первых минут их знакомства, но она скорее откусила бы себе язык, чем сказала ему об этом по дороге из Вашингтона в Лос-Анджелес. Потому что это будоражило против воли, потому что с каждой минутой разглядывания его украдкой собственная внешность казалась еще более удручающей. Но сейчас все выговаривается так легко, как будто слова только ждали этого момента. Уголки его губ приподнимаются, чуть вздрогнув, он поворачивает к ней голову. Выдыхает еще раз. Вместо ответа легко прикасается пальцами к ее руке, поглаживая большим пальцем ямку на сгибе локтя. – Не могу даже двинуться, – это почему-то звучит совершенно жалобно, она не узнает свой голос. – И это самое приятное, что я слышал от тебя, – в его голосе еле уловимая ухмылка. Перекатывается, наклоняясь к ней, неловко опираясь на правую. – Давай снимем уже это... ненужное платье. – Ты же говорил, что оно красивое, – от возмущения она оживает. – Конечно, красивое, – он смеется, наклонившись над ней. – Но я весь вечер думал о том, как бы побыстрее с тебя его стянуть. Наклоняется, целует ее щеки, губы, плечи, обнаженную грудь нежными щекочущими прикосновениями. Она ворочается с боку на бок, пытаясь расстегнуть замок на спине. Наконец, высвобождается из платья, с наслаждением вдохнув полной грудью. Джейме проводит колючей щекой по ее груди, животу, замирает, обняв ее бедра рукой. Она гладит его по плечам и спине, пальцы натыкаются на шероховатости. Присматривается: короткие, красные вспухшие царапины сзади, у основания шеи, и на правом предплечье. – Это что? – спрашивает шепотом. – А.. это...это твое кольцо. Никогда бы не подумал, когда выбирал. Может, закажем другое? А это я верну обратно. Должны же они войти в мое положение. Если я им продемонстрирую... Джейме, смеясь, перехватывает ее взметнувшуюся руку. – И еще пожалуюсь на домашнее насилие. – Домашнее насилие – это другое, – Бриенна пытается выдернуть запястье, но он держит крепко. – Хорошо, покажешь, – он, по-прежнему смеясь, ослабляет хватку. – Чувствую, у меня впереди много интересного. Потом просто обнимает, прижимая к себе обеими руками. И ей кажется, что теперь они, как части китайской головоломки "танграм", сложились в нужную фигуру, которая никак не получалась. – Где-то с твоей стороны был пульт от кондиционера, поищи, – его голос звучит уже полусонно. – Не хотелось бы подхватить на Гавайях насморк.