Finally

      Гермиона! Приходи к нам в гости в среду в четыре часа. Праздновать не собираемся: будешь только ты. Никаких подарков! Просто приходи, мы очень соскучились.       Билл и Флёр Уизли       Я на всякий случай перечитываю записку – да, всё верно, через полчаса меня будут ждать в коттедже Ракушка. На столе почти остыл пирог с яблоками и брусникой – моя гордость – и я отправляюсь переодеваться во что-нибудь более-менее праздничное. Начав работать в лавке Олливандера, я приучила себя носить мантию, но годовщина свадьбы друзей – как-никак повод приодеться. Как-то пару лет назад Флёр похвалила моё тёмно-синее шерстяное платье. Вот и представился случай сделать ей приятное.       Полчаса спустя я стою на пороге Ракушки с пирогом в руках. Дверь открывает Флёр. Она облачена в небесно-голубое платье и вообще, несмотря на обещание воздержаться от торжеств, к моему приходу явно прихорошилась.       Я никогда не думала, что смогу подружиться с Флёр. Конечно, лучшими подругами нам не стать – но с другой стороны, знаю ли я вообще, что такое “лучшая подруга”? До Хогвартса у меня толком не было друзей, а уж тем более – подруг. Сверстницы всегда казались мне пустыми и недалёкими. С мальчишками было проще, только вот большинство из них не жаловало страшненькую отличницу, вечно уткнувшуюся в книжку. Если лучшая подруга – это девчонка, с которой можно делиться секретами про мальчиков, то тут я и вовсе профан. Никогда не понимала, зачем нужен секрет, если им делиться. Даже если у меня и были какие-нибудь секреты, о них узнавал только Живоглот.       С Джинни у меня никогда не получалось говорить о сокровенном. Обычно говорила она, а я в свою очередь старалась давать ей объективные советы. Что скажешь, давать советы у меня всегда получалось лучше всех. Когда я влюбилась в Рона – казалось бы, вот он, шанс поделиться с подругой переживаниями. Но очень уж неловко мне было жаловаться Джинни на её же брата. И моим единственным слушателем снова оказался Живоглот.       Мысль о любимом коте снова нагоняет на меня незваную тоску. Ещё одним ударом, свалившимся на меня после окончания войны, стала новость о том, что он не пережил нападения Пожирателей на Нору. Наверное, попался под ноги кому-то из этих головорезов, а тот не глядя разделался с ним.       Нет, сейчас не время думать об этом. Флёр радостно целует меня в обе щёки и смущённо принимает принесённый мною пирог.       – Здравствуй, Гермиона! Ты про нас совсем забыла, – упрекает она меня. Её французский акцент за эти годы почти пропал, и сама она стала… куда больше похожа на англичанку. Её сегодняшнее элегантное, но всё же скромное платье ни в какое сравнение не идёт с нарядами, которые она носила, когда только перебралась в Англию. Флёр ведёт меня в гостиную и усаживает на диван. Я оглядываюсь по сторонам.       – А где же Вики? Я так по ней соскучилась.       – Виктуар гостит у моих родителей, – отвечает мне Билл, появившись из двери, ведущей в сад. – Мама с папой с самого дня её рождения просили привезти её в Нору, и на прошлой неделе Флёр наконец сдалась.       – Ох, мне так тяжело без неё. Впервые мы так надолго разлучились, – капризно жалуется Флёр.       – Надолго? – улыбается её муж. – Она там всего пять дней, и за это время мы уже трижды их навещали. А завтра так и вовсе отправимся в Нору на целый день. Мама всё-таки не устояла перед соблазном наготовить гору вкусностей к нашей годовщине, – поясняет он мне.       – Тебе не понять… – вздыхает Флёр. – Ну так что, Гермиона. Расскажи, что у тебя нового?       Этот вопрос всегда ставит меня в тупик. Нового? Что у меня может быть нового? Уже три года в моей жизни не происходит ровным счётом ничего, а она каждый раз с неиссякающим энтузиазмом и искренним интересом задаёт этот вопрос. Хотя как раз сегодня мне есть что сказать. “Ох, Флёр, столько новостей! У меня поселилась бывшая Пожирательница смерти, ну ты её знаешь, в общем, оказалось, она совсем не собирается меня убивать, а проблема от неё пока только одна – мои запасы брусники стремительно тают”. Да уж.       – Ничего нового, как всегда. Лучше расскажите про себя. Как твой проект, Билл?       – О, просто отлично, – откликается тот. – Когда чуть ли не треть банковских гоблинов отправилась в отставку, сразу стало ясно, что нужна капитальная перестройка всех отделений Гринготтса. Процесс, надо сказать, очень трудоёмкий – хотя бы потому, что… Ну, ты представляешь, насколько консервативны и упрямы гоблины. И как раз самые консервативные и упрямые из них остались работать в банке после окончания войны. Но в итоге руководству удалось убедить их, что…       Его прерывает негромкий стук в дверь.       Флёр недовольно поворачивается к мужу.       – Ты кого-нибудь звал, дорогой? Мы ведь договорились, что гостей не будет. И закуски только на нас троих…       – Я никого не звал, – вполголоса отвечает Билл, направляясь к входной двери. Спустя пару секунд из прихожей раздаются радостные голоса.       – Сюрприз!..       – Мы решили, что раз вы не пригласили нас на годовщину...       – Да мы и не планировали...       – … так соскучились…       – Джинни, давай я забер…       – Гарри, ты взял сумку с подарком?..       Так. На это я не рассчитывала. Пока я не услышала голоса Гарри и Джинни, я и не думала, что настолько не хочу никого видеть. В последний раз мы виделись мельком год назад – сразу как родилась Вики. И сейчас я совсем не готова к вечеру воспоминаний, который непременно последует, когда все выпьют вина и расслабятся.       Войдя в гостиную и завидев меня, Джинни радостно восклицает:       – Гермиона! Вот так сюрприз! Значит, тебя они пригласили, а нас – нет? – Она шутливо грозит пальцем Биллу. Хозяева кажутся смущёнными, и я, как могу быстро, прихожу на помощь:       – Я тоже заявилась без приглашения, Джинни. Уж теперь этим тихоням не отвертеться от поздравлений!       Последующие несколько минут все обнимаются, обмениваются рукопожатиями и делятся свежими новостями. Оказывается, Гарри и Джинни прибыли порталом сегодня утром с намерением остаться до завтра и присоединиться к празднованию годовщины в Норе. Отдать должное Флёр – она ни единым взглядом не даёт гостям понять, что совсем не планировала их появление. Она искренне обнимает Гарри, чуть более натянуто, но всё же дружелюбно – Джинни, и парой взмахов палочки умножает количество закусок, дожидающихся своей очереди на небольшом столике у окна.       Когда все наконец рассаживаются на диване и креслах, Билл продолжает прерванный рассказ о проекте, над которым он работал несколько последних месяцев. И вскоре Гарри, Джинни и я с удивлением узнаём, что Билл Уизли теперь руководит довольно большим отделом Гринготтса. Что-то вроде связи с иностранными подразделениями банка. У Гарри, который по работе теперь косвенно связан с канадским отделением, находится, что обсудить с ним, и мы с Флёр и Джинни отправляемся на небольшую прогулку вдоль пляжа.       Здесь так же пустынно и ветрено, как три года назад. Солнце стоит высоко, но с моря всё равно веет влагой и прохладой. Я теплее кутаюсь в шаль, которую выдала мне Флёр перед прогулкой.       – Как ты, Гермиона? – спрашивает меня Джинни. – Твоё последнее письмо было таким странным. Тебя что-то беспокоит?       Удивительно. Эта женщина видит меня не чаще раза в год и раз в несколько месяцев получает письма. И всё равно безошибочно чувствует моё состояние. Даже тогда, когда его не чувствую я.       Когда я писала ей последнее письмо? Я напрягаю память. Ах, ну конечно. Это было вечером после того представления, устроенного в кухне Беллатрисой. Само собой, тогда меня что-то беспокоило.       – Я... Я не знаю, Джинни. Мне сложно это описать. Не то чтобы беспокоит. Вернее будет сказать, я запуталась. – Джинни терпеливо ждёт, не перебивая меня. Флёр пытается тактично отстать, но я улыбаюсь ей краем губ, давая понять, что она может остаться. Я не собираюсь говорить ничего, что мне стоит от неё скрывать. – Три года у меня ровным счётом ничего не происходило. И теперь даже маленькое изменение ставит всё с ног на голову.       Флёр кивает.       – Да, я понимаю, о чём ты.       Мне трудно в это поверить.       – В общем, что-то начинает происходить. Начинает... меняться. Я пока не знаю, будет это изменение в хорошую или в плохую сторону – но точно знаю, что оно будет.       Как странно. С того вечера я почти не думала о том, что произошло. Не формулировала. Не задумывалась о том, что всё это значит. Что я сделала то, чего не делала много лет. Пустила нового человека в свою жизнь. И сейчас эта мысль потрясает меня до основания.       – Скажи только одно, – перебивает Джинни мои размышления. – Мне… нам волноваться?       Когда-то у меня был принцип говорить только правду. Я тщательно следила за тем, чтобы не сказать ни слова лжи. Но это время давно прошло. “Конечно, конечно, волноваться! В соседней от меня комнате живёт женщина, которая несколько лет назад активно пыталась избавить магический мир от немалого количества наших друзей и от меня в частности. Так что да, поволнуйтесь, пожалуйста, потому что я ни черта не понимаю и вообще до сих пор не уверена, что меня не убьют в собственной постели”.       – Конечно, нет. Я в порядке. – Я улыбаюсь. Видимо, достаточно убедительно, чтобы Флёр мне поверила, а Джинни поняла, что я искренне не хочу продолжать этот разговор. Когда мы возвращаемся в гостиную, выясняется, что Билл и Гарри уже обсудили все экономические и политические новости и теперь дружно умирают с голоду, дожидаясь нас.       За тёплой беседой проходит около часа. Выпив вина и отведав тарталеток по фирменному рецепту мадам Делакур, я расслабляюсь и чувствую себя почти комфортно. Может, столько времени жить в затворе и вправду не было такой уж хорошей идеей.       Вдруг рассказ Флёр о Виктуар прерывает громкий хлопок, раздавшийся, как кажется, сразу за дверью в сад. И из-за двери сразу доносятся голоса:       – Чёрт подери, я же говорил, давай я тебя направлю!       – Что тебя не устраивает, мы на самом пороге!       – Что не устраивает? Ты едва не впилился в дверь!       – Мальчики, не ссорьтесь. Джордж, остынь. Большая удача, что мы не оказались в море.       – Верно говоришь. Или на крыше...       – Или в Шотландии...       – Заткнись, а!       – Может, уже постучишься?       – Рон, где пирог?       – Откуда мне знать, твой муж до последнего пытался...       – Ты серьёзно считаешь, что нас никто здесь не слышит? Может, всё-таки постучать?       – Так и стучи сам…       – Хватит, я стучу!       Из-за двери раздаётся дружный смех и стук сразу трёх кулаков одновременно.       Каждый из присутствующих прислушивается к сцене, разворачивающейся за дверью, с разными эмоциями. Флёр слегка хмурится: сразу ясно, что её запланированный тихий вечер летит в тартарары. Билл сдержанно улыбается, видимо, не решаясь засмеяться над перепалкой братьев, зная, что жена будет недовольна его ребячеством. Джинни откровенно веселится, а Гарри ностальгически улыбается, с нежностью поглядывая на жену.       А что написано на моём лице, мне и представить страшно. Я не видела Рона, Джорджа и Анжелину три года. И не рассчитывала, что наша встреча пройдёт в такой обстановке.       Усмехнувшись, Билл наконец поднимается с ручки кресла и открывает дверь братьям с невесткой, и те дружною гурьбой вваливаются в гостиную. Они шумно здороваются, обнимаются со всеми, поздравляют Билла и Флёр и водружают на стол уже четвёртый за сегодня пирог.       Я боялась, что с появлением Рона буду чувствовать себя неловко, но неловкость моя проходит в первые несколько минут. И теперь мне... всё равно. Мы усаживаемся вокруг камина, едим, пьём вино, кто-то болтает, кто-то больше молчит. Мирные посиделки старых друзей. Вдруг Анжелина обращается к Флёр:       – Очень вкусный пирог. Чей это? Я запуталась. Точно не мой – я пекла с черникой.       – Твои пироги с черникой – это что-то с чем-то! Мои любимые, – вставляет Джордж, уплетая очередной кусок.       – Я сегодня в первый раз испекла пирог с черникой, – задумчиво отмечает Анжелина. Джордж ничуть не тушуется.       – Ну значит, с этого дня они мои любимые!       – А пирог Джинни – с вишней, – сообщает Гарри Анжелине. – В Канаде этот сорт не найти, приходится заказывать издалека.       – С вишней тоже был вкусным, – отзывается та. – Но этот... сливовый. Из каких-то жёлтых слив, кажется. Гермиона, твой?       – Нет, – отвечаю я. – Мой – из брусники и яблок. – Этот бессмысленный разговор о пирогах начинает меня порядком забавлять.       – Сливовый пирог испекла Флёр, – наконец отвечает Билл. – Он из слив Мирабель, в Англии они не растут. Эти нам прислала мадам Делакур. Очень их люблю, но Флёр не велела есть – сказала, что все пойдут на пирог. – Он с улыбкой смотрит на жену.       Воцаряется неловкое молчание. И тут Рон подаёт голос.       – А мне больше всего понравился с брусникой.       Впервые за вечер он смотрит прямо на меня. Остальные взгляды в комнате тоже направлены в мою сторону. Я отлично понимаю, о чём все они думают – кто специально, а кто ненамеренно. Что здесь должны сидеть четыре семейные пары. Мужчины должны обсуждать работу и кулинарные шедевры своих жён, а те в свою очередь – рецепты этих шедевров и... Я не знаю, что ещё должны обсуждать замужние женщины.       Ну хватит. На помощь мне приходит мысль о том, что Джордж и Рон ещё не рассказывали, как идут дела у них в магазине. И я завожу разговор на эту безопасную тему.       Наконец закатное солнце окрашивает гостиную в золотистые цвета, и я решаю, что самое время откланяться. Конечно, Билл и Флёр начинают на все лады уговаривать меня остаться, но я, пробормотав что-то про головную боль, всё же отправляюсь домой. Хотя Флёр успевает-таки всучить мне коробку с кусками всех четырёх сегодняшних пирогов, в том числе и моего. Мне на эти пироги уже смотреть не хочется, но я всё равно с благодарностью принимаю гостинцы и трансгрессирую домой.       Когда я наконец оказываюсь в лавке, на улице уже совсем темно. В ушах ещё немного гудит после шумного вечера, а в голове непривычно теснятся мысли. Мне нужны одиночество, тишина и чашка чаю.       Едва поднявшись наверх по винтовой лестнице, я вижу, как открывается дверь комнаты по правую руку и из-за неё показывается знакомая фигура.       – Ты не оставила мне обед.       Ох нет. Последнее, к чему я сейчас готова – это разборки с голодной Беллатрисой. Странно, но страха я не чувствую. Кажется, тот вечер, когда она выбила окно на кухне и расколотила графин с водой, стал переломным. Инстинкты больше не кричат мне, что надо уносить ноги. Или я просто слишком устала.       – Нет, не оставила.       Забавно наблюдать, как голод борется в ней с со стремлением поставить меня на место. Наконец она, вероятно, решает пойти в отступление и нарочито медленно разворачивается, намереваясь снова скрыться в своей комнате.       – Подожди, – окликаю я её.       Беллатриса оборачивается слишком уж поспешно и, кажется, сама это понимает. Мне привиделось, или это правда тень улыбки? Или ухмылки. А скорее всего – просто игра света на полутёмной лестничной площадке.       – Я была в гостях. Держи. Тут пироги.       Она молча забирает у меня коробку и удаляется, бесшумно закрыв дверь.       Усмехнувшись, я отправляюсь на кухню заваривать чай.