***
Когда я просыпаюсь, на улице уже светло. Я выхожу из сна рывками, время от времени вяло открывая отяжелевшие веки. Мне снилось столько всякой чуши, что я первым делом стараюсь начать думать о чём-нибудь отвлечённом, чтобы только не зацикливаться на сновидениях. Я знаю по опыту, что если начать обдумывать сон сразу по пробуждении, то точно его запомнишь. Так что, отгоняя воспоминания, я пытаюсь сконцентрироваться на том, что происходит вокруг меня, и на своих ощущениях от бодрствования в целом. Первое, что я осознаю – у меня болит спина. По всей видимости, провалившись-таки в сон, я лежала всё это время в одном положении, и теперь спина будет весь день мстить мне за этот неосмотрительный поступок. Как и за продавленный диван, разумеется. Я осторожно пытаюсь повернуть голову и… Да, шея тоже одеревенела. Ненавижу своё тело. Иногда у меня создаётся ощущение, что оно вовсе не моё, а выдано мне во временное пользование кем-то, кто совсем не желает мне добра. Итак, спина болит, шея болит, голова уже начинает болеть, руки и ноги затекли. С телом всё ясно. Теперь я пытаюсь разлепить глаза и проанализировать звуки, которые доносятся со стороны кухни. Если мои внутренние часы меня не подводят, сейчас что-то около половины десятого утра. Может быть, немного позже. Значит, Джейк, который не любит рано вставать, запросто может суетиться с завтраком. Я слабо улыбаюсь. Было бы неплохо сейчас выпить чаю, который кто-нибудь для меня заварит. Первые два дня он боялся заваривать мне чай, говоря, что это всё равно что готовить пасту для итальянца. Но потом я смогла убедить его, что не против чайных экспериментов – и оказалось, что среднестатистический американец, коим, по его собственному заявлению, он является, может заваривать вполне сносный чай. Собравшись с силами, я берусь рукой за спинку дивана и пытаюсь принять сидячее положение. И тут понимаю: с кухни доносятся голоса. Я ещё недостаточно проснулась, чтобы определить на слух, кто это, но вполне достаточно – чтобы попытаться понять это методом анализа. Беллатриса на моей памяти подходила к кухне всего раза три. Один раз, чтобы сделать мне воду с лимоном, один раз, чтоб достать из шкафчика огненный виски и всего один раз, чтобы приготовить себе ужин, когда меня не было дома. Значит, это вряд ли она. Да и что ей делать на кухне, когда там уже есть кто-то, кто может приготовить еды для её аристократического высочества? Мимоходом я отмечаю, что вчерашние потрясения и плохие сны пробудили во сне скрытые доселе резервы сарказма. Если не Беллатриса, то кто? Кто вообще может появиться в моём доме? Полумна? Исключено. Она никогда не бывала наверху – кроме моего последнего дня рождения, когда сначала нагрянули без предупреждения Билл и Флёр, а потом и она. Больше гостей у меня не бывает. Или.. может быть, гости пришли как раз к Джейку? Кто мешал ему списаться со своими британскими знакомыми и позвать их сюда? Мне бы и в голову не пришло приглашать гостей в чужой дом, тем более, без разрешения хозяев – но кто его разберёт, этот американский этикет? А что если… Но где тогда Беллатриса? А если она вдруг выйдет из своей комнаты и её кто-то увидит? Похолодев от одной мысли об этом, я резко поворачиваюсь в сторону кухни и.. вскрикиваю. Но не от удивления, а оттого, что поясница отвечает на это опрометчивое движение вспышкой боли. Ко мне оборачиваются сразу два удивлённых лица. И тут я понимаю, что, во-первых, никакой угрозы обнаружения Беллатрисы нет, и во-вторых, вскрикнуть от удивления тоже было бы вполне уместным. Эти двое как ни в чём не бывало готовят завтрак. Я пару раз моргаю для верности. Да, всё верно. Джейк ковыряет лопаткой шкварчащую на сковороде яичницу, а Беллатриса смотрит на меня, замерев с занесённой над чайником ложкой чая. Ну просто идеальная пара из журнала про счастливую семью. А кто же тогда в этой семье я? Стараясь не делать резких движений, я встаю с дивана, одновременно отвечая Джейку на пожелание доброго утра. – Надеюсь, мы тебя не разбудили? – радостно вопрошает он, ни на секунду не оставляя в покое яичницу. – Белла очень любезно согласилась заварить чай. Я подхожу к плите, с любопытством оглядывая кухонный стол. Тосты, джем, масло, бекон, готовый присоединиться к яйцам на сковородке – картинка из журнала становится всё более объёмной. Я внимательно смотрю на Беллатрису – вот чёрт, на ней опять вчерашнее платье, при одном взгляде на которое мне становится неловко за свою пижаму. – Как ты? – спрашиваю я, надеясь, что Джейк увидит в этом вопросе обычную дань утренней вежливости. – Лучше не бывает, – уверенно отвечает Беллатриса, возвращаясь к своему чайнику. Я пытаюсь услышать в её ответе сарказм, скрытую насмешку или хотя бы вчерашнюю показную беззаботность, но, кажется, ничего этого в нём нет. Она действительно только что искренне ответила на мой вопрос, не попытавшись унизить меня, посмеяться надо мной или каким-то иным образом выразить презрение? Вот уж в самом деле до этого момента стоило дожить.***
После неестественно мирного завтрака я, почти не скрывая облегчения, спускаюсь в лавку. Мне всегда не по себе, когда я открываю магазин позже обычного. Конечно, если кому-то понадобится купить волшебную палочку, я услышу заколдованный колокольчик, где бы ни находилась, и всё-таки в хаосе, которые накрыл мою жизнь этим летом и не отпускает до сих пор, должен быть островок привычного и организованного благоразумия. Именно поэтому я стараюсь находиться в своём кресле за прилавком в рабочие часы магазина. Сегодня компанию мне составила книга, подаренная мне на день рождения Полумной. Я уже несколько месяцев читала только рабочую литературу и маггловские романы и теперь с удовольствием погружаюсь в мир магической беллетристики. Имя автора состоит из восемнадцати букв, а фамилия – из тридцати трёх, а название романа и вовсе не похоже ни на одно слово английского или латинского языка. Но чего в самом деле можно было ожидать от книги, подаренной Полумной Лавгуд? Я уже прочитала сто пятьдесят три страницы и всё ещё слабо понимаю, о чём идёт речь, но пока не теряю надежды. Тем более что язык и в самом деле хорош. К тому же это отличный способ справиться с паникой, которая по непонятным причинам нарастает у меня в голове с самого момента пробуждения.