Finally

      В третий раз я читаю этот абзац и в третий раз ни слова не понимаю. Буквы складываются в слова, но слова не складываются в предложения. Такого со мной ещё не бывало. Складывать слова в предложения всегда было для меня так же естественно, как дышать. В любой непонятной ситуации, всегда, когда мне было страшно, больно или одиноко, я брала в руки книгу и переставала быть собой. Я становилась текстом, я становилась героем и автором этого текста, я становилась тем, что стоит за всем этим – я становилась мыслью.       Но сейчас – без толку. Чувство странной тревоги, смешанной со смутным раздражением, не покидает меня с самого утра. Отвратительно. Все остальные ощущения притуплены, как будто я всё ещё в дурном сне. Чем там заняты Беллатриса и Джейк? От мысли о них раздражение накатывает новой волной. Когда, интересно, они успели так спеться? Трудно представить, чтобы Беллатриса по доброй воле согласилась заваривать чай, да и вообще выполнять любую работу, которую она считает обязанностью исключительно домашних эльфов. Ну и моей, разумеется. Смогу я, интересно, когда-нибудь доказать ей, что я тоже человек?       Джейк спускается по винтовой лестнице и выходит из лавки, пробормотав что-то о хорошей погоде и свежем воздухе. Кажется, я даже что-то отвечаю ему. Нахмурившись, я в четвёртый раз принимаюсь за многострадальный абзац, и вдруг из мастерской доносится вначале стук с силой распахнутой двери, потом странный шорох, а потом не то сдавленный крик, не то приглушённый стон, какого я не слышала ни разу в жизни.       Роняя книгу, я вскакиваю с кресла и бегу в мастерскую. Открыв дверь, я вижу высокую, почти до потолка, фигуру, завёрнутую в чёрные одежды. Тёмная, как будто всасывающая в себя свет, а вместе с ним и всю комнату, весь мир, всю меня…       Дементор.       Откуда ему взяться здесь, у меня в мастерской? Мои ноги словно приросли к полу, а рука сама собой тянется к волшебной палочке. И тут я вспоминаю. Крик! Кто мог здесь кричать? Ошалелым взглядом я обшариваю комнату, которая кажется пустой...       Неужели эта фигурка на полу, вжавшаяся в угол – Беллатриса? Та самая Беллатриса, которая ещё час назад щебетела за завтраком? И тут только, как в замедленной съёмке, я начинаю понимать. Дементор. Беллатриса. Сбежавшая из тюрьмы, избежавшая наказания. Я очень хорошо помню, что случилось с Барти Краучем, когда рядом с ним оказались стражи Азкабана. Она снова сдавленно стонет, сжимая голову руками и пригибаясь к полу, словно пытаясь совсем исчезнуть. Я заставляю себя сделать шаг к фигуре в чёрном балахоне. От страха у меня подгибаются колени, но если я не смогу защитить её, то… то…       Дементор медлит, и я, благодаря всех богов за эту секундную заминку, закрываю глаза и поднимаю палочку из грецкого ореха. Воспоминание. Палочка. Моя первая волшебная палочка. Тёплое, гладкое на ощупь дерево. Словно продолжение моей руки.       – Экспекто патронум!       Ничего.       – Экспекто патронум!       Дементор медленно надвигается на неё. В лицо мне веет неестественным холодом. Пока он не замечает меня, и я могу выиграть время. Сосредоточиться не получается. Всё, о чём я могу думать – это сжавшаяся в комок фигурка Беллатрисы в углу. Однажды она спасла меня от верной смерти – пусть не желая этого, но спасла. Неужели я не смогу помочь ей? Неужели это конец? Неужели для этого она столько боролась со своими демонами – чтобы лишиться своей потрёпанной, но всё ещё живой души вот здесь, в мастерской волшебных палочек? Неужели сейчас, когда у неё только-только появился шанс снова стать человеком?       Как же я хочу, чтобы ты жила, чёртова идиотка!       – Экспекто патронум!       Сначала мне кажется, что из моей палочки вырывается, скользя вверх, серебристая дымка. Хватит ли её, чтобы отогнать эту тварь? И тут я понимаю, что это не дымка.       Это птица. Небольшая птица с заострённым клювом, как у вороны. Я не успеваю сообразить, откуда она здесь взялась – ведь мой Патронус, каким я видела его всего один раз – выдра. Серебристо-голубоватая птица пролетает над самой головой дементора, задевая его крыльями, и вновь пикирует вниз. Дементор оборачивается ко мне…       Я не успеваю понять, что происходит, не успеваю даже моргнуть. Передо мной стоит, как всегда на вытяжку, Минерва МакГонагалл. Она опасливо косится на серебряную птицу – неужели это и вправду мой Патронус? – и слегка пятится.       – Что вы здесь делаете, мисс Грейнджер? – доносится до меня ледяной голос директрисы. – Кто разрешил вам взять в руки волшебную палочку? Как вы посмели думать, будто достойны владеть древнейшим и благороднейшим искусством изготовления палочек? – Я в ужасе опускаю руку. Патронус уже успел потерять к профессору МакГонагалл всякий интерес и растаять в воздухе. Что происходит? Это кошмарный сон? Когда я наконец проснусь? – Как могли вы считать, что ваши самонадеянные поступки приведут вас к чему-либо, кроме всеобщего порицания? Появившись в этом доме, вы заняли место, принадлежащее по праву рождения более благородному и куда более достойному волшебнику, чем вы! Вы никогда не демонстрировали выдающихся способностей и теперь, когда…       Внезапно она запинается и удивлённо оборачивается на Беллатрису. Потом снова смотрит на меня. Делает шаг в сторону, потом шаг ко мне, как-то неестественно поводя плечами. Она никогда не вела себя так странно. Это совсем не похоже на всегда собранную и уверенную директрису.       И я наконец выхожу из оцепенения. Откуда взяться МакГонагалл здесь, в лавке волшебных палочек! Она снова неуверенно оборачивается и собирается двинуться к Беллатрисе, но я уже знаю, что делать. Уняв дрожь и собрав волю в кулак, я поднимаю палочку и твёрдо произношу:       – Ридикулус!       С негромким хлопком Минерва МакГонагалл исчезает.       Я не даю себе ни секунды. Патронус, дементор, боггарт… Всё это ждёт.       Мгновение, и я уже опускаюсь на колени около неподвижной Беллатрисы Блэк. Не поднимая головы, она всем телом отшатывается от меня и судорожно всхлипывает, как будто её окатили ледяной водой. Я негромко зову её по имени.       – Беллатриса. – Вопреки моим ожиданиям, она отнимает руки от висков и широко распахнутыми глазами смотрит на меня, а потом сразу переводит взгляд на комнату за моей спиной, ища что-то глазами. Я беру её руки в свои. Они такие холодные, что кажутся мёртвыми. – Всё в порядке, – повторяю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Это был боггарт. Всё хорошо. – Её руки дрожат так сильно, что мне трудно их удержать. Она всматривается в моё лицо, будто не слышит. – Это был просто боггарт. Всё в порядке. – Беллатриса моргает один раз, потом второй. Наконец она зажмуривается, и по её щекам начинают бежать слёзы.       Я не знаю, кто из нас двигается первым. Кому принадлежит импульс, который неуклонно, как закон физики, приводит в движение всё вокруг. Может быть, это она подаётся ко мне всем телом, ища опоры, а может быть, я, не зная, что ещё сделать, наклоняюсь к ней и прижимаю её голову к груди. Обхватив меня за пояс, она сцепляет руки у меня за спиной и продолжает жалобно всхлипывать, почему-то держась за край моей рубашки, как ребёнок, который боится отпустить маму слишком далеко от себя. Я глажу её по волосам, по плечам, по то и дело вздрагивающей спине – и не могу отделаться от ощущения, что когда-то всё это уже происходило. Но когда? Как?       – Всё хорошо, я здесь, всё хорошо, – шепчу я, целуя её в макушку. – Всё хорошо, его больше нет. – Она только ещё крепче обнимает меня и ещё громче всхлипывает. – Всё хорошо.       Я теряю счёт времени. Сколько мы уже сидим на полу в свете по-зимнему бледного солнца, которое как раз сейчас на короткий промежуток времени освещает часть мастерской волшебных палочек Олливандера? Беллатриса держит меня всё так же крепко, но её плач постепенно становится тише. Наконец в мастерской воцаряется тишина.       – Это был боггарт?       В другой ситуации я бы ни за что не поверила, что этот тихий, надломленный голос принадлежит гордой и самоуверенной Беллатрисе Блэк. Я устало киваю.       – Да. Боггарт. – Молчание. – Ты, наверное, открыла чулан? – По движениям головы, которая всё ещё упирается мне в плечо, я догадываюсь, что она кивает. – Не стоило…       Её плечи снова подрагивают, и она, вытирая лицо, невесело усмехается.       – Не стоило.       Мы какое-то время смотрим друг на друга и наконец одновременно отводим глаза.       – Не знаю, поможет ли это от дементора-боггарта… Но где-то на верхней полке в кухне завалялся шоколад.       Она ёжится, как будто от холода, и медленно качает головой.       – Лучше крепкого чаю.       – Как скажешь, – улыбаюсь я, и тянусь, чтобы помочь ей подняться. Но опередив меня, она встаёт на ноги сама, сразу оказавшись чуть-чуть ниже меня. Не говоря ни слова, она довольно твёрдой для своего состояния походкой начинает двигаться к двери, но вдруг оборачивается и смотрит мне прямо в лицо.       – Наверное, нужно сказать спасибо.       Не будь я так опустошена – и физически, и магически, и эмоционально – я бы, может быть, оценила этот благородный жест представительницы рода Блэков. Но сейчас меня хватает только на усмешку.       – Не стоит благодарности, что ты. В конце концов, кто я в магическом мире, как не расходный материал, который разве что сгодится, чтобы заваривать чай и защищать чистокровных волшебников от всяких тварей?       Она долго смотрит на меня с каким-то странным выражением. И наконец кивает, словно сама себе, и говорит очень тихо.       – Ты и правда волшебница, Гермиона Грейнджер.