Finally

      Палочка из терновника в моих руках – брак или нет? Это очень важный вопрос, и я не могу заниматься ничем другим, пока не отвечу на него. Я верчу в руках довольно короткую, всего девять дюймов, палочку. Маленькая, негибкая, почти без резьбы, с аскетичной широкой рукоятью. “Любопытной особенностью тернового куста, колющего своими острыми шипами, является то, что после сильнейших морозов на нем вырастают сладчайшие ягоды”, само собой всплывает у меня в голове. Все заметки мастера Олливандера я помню наизусть. Если бы это ещё ощутимо помогало мне в практике! Я двигаюсь почти наощупь, изучая, ошибаясь, постигая, приручая.       И всё-таки – брак или нет?       Так я живу уже четвёртый день: концентрируюсь на одной конкретной задаче, будь то работа над палочкой, уборка или приготовление пищи. Иначе, неровён час, рискую свихнуться не хуже Беллатрисы.       Первые сутки я просто злилась. Злилась на себя, что устроила скандал и выгнала её. Злилась на неё, что послушалась и ушла – с каких это пор она меня слушается?! Злилась вообще на всех сразу, и даже накричала на сову, которая принесла письмо от Джинни и разбудила меня. Меня раздражала моя работа, мои книги, моя квартира, вообще всё, что меня окружает. Никогда ещё я не испытывала столько злости сразу.       На следующий день я начала волноваться за Беллатрису. Куда она пошла? Где сейчас? Не наделает ли глупостей? Насколько быстро она сообразила, что нельзя, не приняв облика ворона, просто идти по Косому переулку, даже после наступления темноты? Я по кругу перебирала в голове места, куда она могла отправиться, и не могла выбрать из них самые вероятные. А на третий день с содроганием брала в руки газету, страшась увидеть в ней объявление о поимке Беллатрисы Лестрейндж.       А сегодня я с самого утра отгоняю желание отправиться на её поиски. Куда идти? К Малфоям? Исключено. В пустой особняк Блэков? Даже если я найду её – что я ей скажу? Что я погорячилась и хочу, чтобы она вернулась? Что я переживаю за неё? Что я хочу, чтобы она была рядом? С каждым вопросом во мне вспыхивает новая волна злости, и вместо этого я сижу за прилавком с этой чёртовой палочкой в руках и пытаюсь понять, что с ней делать.       Я не замечаю, как открывается дверь лавки, но поднимаю голову на звук заговорённого колокольчика.       И вскакиваю с места.       Я не знаю, сколько долей секунды уходит у меня на осознание того, что это не Беллатриса. Но мне кажется, что проходит вечность. И то, что проносится в моей голове за эту вечность, я хочу забыть. Но точно не забуду.       Это не Беллатриса. Эта женщина выше неё, у неё тёмные с проседью волосы, одета она в красивую жемчужно-серую мантию, и я её знаю.       Передо мной стоит Андромеда Тонкс.       А мальчик, который держится за её руку и восхищённо озирается, должно быть, Тедди.       – Здравствуй, Гермиона, – с улыбкой здоровается Андромеда, снимая перчатки. Наверное, я всё-таки не успеваю совладать с лицом, потому что она, негромко рассмеявшись, добавляет: – Не ожидала меня увидеть?       – Не ожидала, – с облегчением улыбаюсь я. Почему-то в первую секунду я не смогла сличить Андромеду, которую знаю я, с Андромедой-сестрой Беллатрисы. Но теперь наваждение прошло. – Я очень рада встрече. А этот джентльмен, должно быть, Тедди?       Тедди наконец отрывается от полок с волшебными палочками и смотрит на меня в упор.       – Это мисс Олливандер? – спрашивает он бабушку.       – Это мисс Гермиона Грейнджер, – отвечает Андромеда. – Она дружила с мамой и папой.       – Мне нравятся ваши волосы, мисс Гермиона, – серьёзно изрекает Тедди, на секунду морщит нос – и вот у него на голове вырастает копна каштаново-рыжих, прямо как у меня, волос.       – У него сейчас такой возраст – любит всем подражать, – смеётся Андромеда.       Я видела её всего пару раз, но всё равно замечаю, что она постарела за эти три года.       – Выпьете чаю?       Она качает головой.       – Нет, спасибо, мы только на минутку – давно было любопытно, как выглядит лавка сейчас. – Она задумчиво смотрит по сторонам. – Кажется, за сорок лет мало что изменилось.       – Мистер Олливандер жил в своём собственном мире, – отвечаю я.       – Тебе не одиноко здесь?       Это просто вопрос, в нём нет скрытого смысла, но я сразу остро ощущаю, как, должно быть, одиноко ей. И испытываю странное чувство вины.       – Нет, здесь хорошо. Мне нравятся тишина и книги. Ещё со школы. И, конечно, работа.       – Ты занимаешься производством палочек? Или только продаёшь?       – Занимаюсь. Мне ещё столькому предстоит научиться, но это невероятно интересная сфера магии.       Андромеда пытливо смотрит на меня, и у меня появляется ощущение, что я на экзамене. Оценивает ли она меня? Всё-таки у сестёр Блэк гораздо больше общего, чем они сами думают. Так мне кажется.       – Это всё волшебные палочки? – Тедди аккуратно проводит рукой по рядам футляров. Я киваю. Он смотрит на бабушку, кажется, немного стесняясь меня. – А когда у меня будет своя палочка?       – Когда тебе будет одиннадцать лет. – Андромеда опускается на корточки рядом с ним. – Ты получишь письмо из Хогвартса, где будет написано, что тебе нужно купить много разных вещей для школы. – Тедди слушает, широко раскрыв глаза, а его волосы медленно приобретают прежние цвет и длину. – Помнишь, мы были сегодня в книжной лавке? Сначала мы зайдём туда и купим тебе много интересных книг для учёбы. А потом пойдём за волшебной палочкой. Ты придёшь сюда, и Гермиона…       – Но это будет нескоро, – перебивает Тедди. – Почему книжки мы сегодня купили, а палочку не можем? – Тут у меня появляется идея.       – Я сейчас вернусь!       И я убегаю в мастерскую. Кажется, у меня есть то, что нужно. Через минуту я торжественно вручаю Тедди шестидюймовую волшебную палочку. В конце лета я получила небольшую партию ольхи, часть из которой оказалась браком. Я сделала из той партии несколько рукоятей, но ольха слишком жёсткая, и рукоятки из неё не самые удобные, поэтому остаток древесины просто лежал в мастерской. А потом я попробовала из чистого озорства выстругать небольшую детскую палочку и заговорить её. Результат превзошёл все ожидания – палочка может выбрасывать довольно яркие, но не горячие искры, может испускать цветной пар, может издавать звуки, похожие на пение птицы – моя гордость! – а немного поломав голову, я заставила её вспыхивать тёплым, но не обжигающим синим огоньком. Правда, всё это она делает в ответ на сжатие в совершенно случайном порядке, но уверена, юный Тедди Люпин оценит моё изобретение.       Поблагодарив меня, Тедди радостно повизгивает, глядя на искры-звёздочки, летящие из конца палочки, а я объясняю обеспокоенной Андромеде:       – Это пустышка, просто кусочек дерева, к тому же без магических свойств. Я просто заговорила её на несколько видов волшебства. Искры и огонёк не горячие, не волнуйтесь. Скорее всего, через какое-то время магия потихоньку сойдёт на нет, но пока пусть играет.       – Какая искусная магия. Спасибо, – отвечает Андромеда, ласково глядя на внука, который бегает по кругу, направляя палочку то на дверь, то на прилавок, то на стеллаж. – Он так похож на Нимфадору. – Я киваю. – Такой же шебутной. Но при этом страшный аккуратист. Попробуй только криво посади игрушки! Обожает всё складывать на места и расставлять рядами. А Дора и шагу не могла пройти, чтобы чего-нибудь не уронить. И словно не замечала этого. – Она грустно, но очень тепло улыбается.       – Спасибо, что зашли, – искренне говорю я. Она не спросила ни о ком из Ордена – значит, либо знает, либо… Либо не хочет знать. Я открываю было рот, чтобы попросить её приходить почаще, но осекаюсь. А вдруг Беллатриса вернётся? Вдруг они встретятся? Вдруг…       Беллатриса.       Как я могу говорить с Андромедой, как могу делать подарки её внуку, как могу говорить с ней о Тонкс, когда со мной под одной крышей живёт убийца её дочери?       Жила.       Мы скомкано прощаемся, и я так и не нахожу в себе сил пригласить её в гости. Потому что не имею права. Не имею, не имею, не имею.