Finally

      Проснувшись, я ещё какое-то время смотрю в потолок (давно ли я сплю на спине?) и пытаюсь понять, сколько сейчас времени и скоро ли утро. Ветер наконец перестал завывать, и комната наполнилась холодной звенящей тишиной – она прямо-таки оглушает после звуков и голосов из моего сна. Наконец я нашариваю палочку и смотрю на циферблат. 3.25. Но спать не хочется совершенно. Зевнув, я сажусь на постели и прислоняюсь к изголовью, не зажигая свет. Глаза постепенно привыкают к темноте.       Давно я не видела таких реалистичных снов. Мне снился особняк Малфоев – таким, каким я видела его один-единственный раз. Там были все Малфои, были Гарри, Рон, почему-то Полумна и даже Билл. И Беллатриса. Но самое смешное – я знала, что всё это уже было и что она теперь живёт у меня в соседней комнате – только не помнила, что уже почти неделю её здесь нет. В коротких перерывах между вспышками оглушающей боли я пыталась сосредоточиться, чтобы спросить её – а почему она этого не помнит? Почему продолжает разыгрывать этот бессмысленный спектакль – для кого? Под конец, временами теряя сознание и снова приходя в себя, я думала, закончится ли всё сейчас и проснусь ли я снова в своей постели, или мне придётся ещё раз пережить эти четыре года. И от этой мысли мне становилось гораздо хуже, чем от её ножа.       Потом рядом стали появляться какие-то случайные люди, и я оказалась не то в Норе, не то в доме родителей, всё завертелось, и я быстро и легко проснулась.       Выскользнув из постели, я отправляюсь на кухню и завариваю какао. Молоко почти кончилось, и мне приходится добавить больше воды, чем обычно – от этого напиток получается водянистый, и желаемого удовольствия от него я не получаю. Эх, всё против меня. Ну хотя бы согрелась. Прихлёбывая на диване какао, я снова прокручиваю в голове разговор с Андромедой. Странно, но у меня возникло ощущение, что она знает больше, чем говорит. Может ли быть, чтобы Беллатриса выходила с ней на связь? Могли ли они видеться в эти несколько дней? Это кажется маловероятным, но всё же… Или, может, она всё-таки отправилась к Нарциссе, и та решила сообщить об этом сестре? Тоже чушь.       Допив какао и так и не придя ни к какому выводу, я споласкиваю чашку и направляюсь к себе. Но, дойдя до лестничного холла, на мгновение останавливаюсь и вместо своей двери подхожу к той, что справа. Я кладу ладонь на ручку, и на одно отчаянное мгновение мне кажется, что я слышу за дверью шорох.       Я вхожу в комнату. Конечно, она пуста. В нерешительности я останавливаюсь у комода. Я ни разу не была здесь с того дня, как она у меня поселилась. Да и до этого заходила только изредка убрать пыль. Мастер Олливандер до последних дней наводил порядок сам, и только когда однажды утром он не вышел к завтраку, я, набравшись смелости, вошла в эту комнату и увидела его лежащим на постели. Он был абсолютно спокоен, как будто готовился к этому дню, а в его ещё чуть тёплой руке поверх одеяла лежала его грабовая волшебная палочка. Так ребёнок сжимает любимого плюшевого медведя, ложась спать.       Сейчас кровать аккуратно заправлена, а на тумбочке лежит мой пропавший в августе серебряный нож. Рядом – мамино подарочное издание Уилки Коллинза. Больше ничего в обстановке не говорит о том, что здесь полгода кто-то жил. Не отдавая себе отчёта в том, что делаю, я открываю комод и в верхнем же ящике вижу её. Шаль, которую я связала для Беллатрисы ещё осенью, сине-бронзовая с серебристым центром. Сейчас ночь, в комнате практически темно, если не считать тусклого газового рожка, а в крохотной квартирке над лавкой волшебных палочек никого, кроме меня, нет. Поэтому мне почти не стыдно, когда я беру в руки шаль и подношу к лицу, надеясь уловить хотя бы совсем слабый аромат парфюма. Но его нет.       От этого мне почему-то становится вдвойне одиноко. Зарывшись лицом в мягкую тёплую пряжу, я прячу непонятно от кого слёзы. Сколько можно реветь, Гермиона Грейнджер! Давно пора смириться с тем, что чем старше ты будешь становиться, тем больше будет вокруг вещей и событий, происходящих вне твоего контроля.       Закрыв ящик комода, я заворачиваюсь в шаль и гашу рожок. В нерешительности останавливаюсь возле кровати – и почти поддаюсь минутному порыву лечь на неё. Но это почему-то кажется неуместным. Как будто хозяйка может в любой момент вернуться. Как будто это не я выгнала её отсюда, как будто не я кричала ей вслед, чтобы исчезла из моей жизни. Как будто не её рукой сделана надпись у меня на коже.       Как будто всё это ещё что-то значит.       Сжав кулаки, я возвращаюсь в свою спальню и забираюсь под одеяло. Возьми себя в руки, тряпка. Возьми себя в руки. Ты умеешь.

***

      “Волшебные палочки из яблони мощны и лучше всего подходят для людей, исповедующих высокие цели и идеалы, так как плохо сочетаются с тёмной магией. Говорят, что обладатель такой палочки будет всеми любим и проживёт долгую жизнь, и я часто замечал, что очень обаятельным покупателям идеально подходят именно яблоневые палочки.”       Когда мы прощались с Андромедой, я всё-таки набралась смелости и попросила её показать мне свою волшебную палочку. 11 с половиной дюймов, яблоня, сердечная жила дракона. Очень красивая палочка без рукояти, чем-то похожая на мою первую палочку из виноградной лозы. Она в нескольких местах сужается, и создаётся ощущение, что ты держишь в ладони не изделие из дерева, а струю воды. С одной стороны корпус украшает ненавязчивая резьба, а конец заострён, почти как у шпаги. Древесина у яблони довольно лёгкая и очень гладкая, почти атласная наощупь – я просто обожаю с ней работать. Ну а держать такую палочку в руках каждый день наверняка вдвойне приятно. Больше всего меня завораживает многообразие оттенков яблони – от светлого, почти медового, до бархатно-коричневого. Конечно, самые красивые палочки получаются из комбинации разных слоёв, но такая работа мне пока не давалась.       Вдохновленная знакомством с очередным шедевром мастера Олливандера, я в тот же вечер спустилась в мастерскую и взялась за новую яблоневую палочку. Это не самая популярная древесина для волшебных палочек, и Олливандер предупреждал меня, чтобы я не запасала их слишком много. Но я всё-таки не могу отказать себе в удовольствии поработать с яблоней – и это уже моя третья палочка из неё. У меня всегда лежат на просушке несколько кусков древесины на разные настроения, и сейчас я решила, что лучше всего мне дастся яблоневая палочка. И вот уже четвёртый день я корплю над новой заготовкой. Мне пока не идеально удаются ассиметричные рукояти с плавными переходами, и я решила, что плотная, но податливая яблоня будет идеальной для тренировки.       “Очень обаятельные покупатели,” – крутится у меня в голове, пока я при свете керосиновой лампы обстругиваю более широкий конец палочки, одновременно решая, оставить ли её довольно длинной (чуть больше четырнадцати дюймов) или всё же укоротить. Интересно, Андромеда тоже была обаятельной покупательницей? Я пытаюсь вообразить её в одиннадцать лет, но ничего у меня не выходит. Странно, некоторых волшебников, даже пожилых, очень легко представить в детстве, а других – совершенно не получается. Я очень легко могу представить маленькую Беллу, которая покупает палочку у Олливандера. Могу представить, как она двигается, что говорит, даже могу представить, что в этот момент происходит у неё в голове.       Я ни на секунду не прекращаю работать своим серебряным ножичком, потому что знаю: если отложу его, опять придут мысли. За эти четыре дня, прошедших после нашей встречи с Андромедой, я передумала столько всего, что, кажется, хватит на всю оставшуюся жизнь. Мои размышления раз за разом начинались с “действительно ли Беллатриса нуждается во мне так же, как я в ней, и может ли Андромеда заблуждаться?” и заканчивались на “всё это бессмысленно, просто выкинь её из головы и вернись к своей спокойной счастливой жизни”.       А разве моя жизнь когда-то была счастливой? До Хогвартса? Когда моими лучшими друзьями были книги, а главной мечтой – иметь кота, чтобы было с кем играть, дожидаясь родителей с работы? Вряд ли. В школе? Когда я точно знала, что мои главные и единственные задачи – лучше всех учиться и делать так, чтобы Гарри не только спас мир без ощутимого ущерба для академической успеваемости, но и дожил как минимум до совершеннолетия? Возможно. Пожалуй, первые месяцы учёбы у Олливандера были бы сравнительно счастливым временем, если бы не тоска по родителям, которая, хорошо это или плохо, немного сгладилась с тех пор.       Как врать себе, что могу вернуться к нормальной жизни без Беллатрисы, думаю я, состругивая с заготовки слишком много, если я уже призналась себе, что к концу этих шести месяцев мне впервые за очень долгое время захотелось жить и дышать полной грудью?       Никак, чёрт возьми, никак!       Просто не думай об этом, давай, это легко.       Палочка из вяза, которой пользовалась Нарцисса Малфой и которая сгорела в Выручай-комнате, была свадебным подарком от Люциуса – об этом я с изумлением узнала от мистера Олливандера. Он выложил круглую сумму за дизайн рукояти и алмазную инкрустацию – куда больше, чем запросил сам мастер – и настоял, чтобы тот принял все предложенные деньги. Такой подход к подбору палочки до глубины души возмутил Олливандера, о чём он, конечно, не счёл необходимым сообщить заказчику. Он молча принял деньги и употребил всё без остатка на изготовление палочки, связавшись с поставщиками, с которыми раньше не имел дел, по единственной причине их дороговизны. Результатом стала самая, пожалуй, эстетически совершенная палочка, какую он когда-либо создавал, и тем не менее этим эпизодом своей карьеры он совсем не гордился.       Первая палочка, выбравшая Нарциссу Блэк, когда той было одиннадцать, была совсем другой: 10 с половиной дюймов, тополь, волос единорога. Светлая, уверенная, сдержанная – и по внешности, и по характеру. Палочка человека, который будет верен своим близким, своим стремлениям и своим убеждениям, что бы ни случилось. А делать будущей супруге палочку на заказ, просто чтобы она красиво сочеталась с твоей фамильной реликвией – такой поступок демонстрирует полное непонимание теории магический науки и природы взаимодействия палочки с волшебником, которому она служит.

***

      Основа для палочки готова, и теперь я, по завету Олливандера и по собственному опыту, оставляю её на три дня “отлежаться”. Прежде чем заканчивать палочку, нужно дать и себе, и ей отдохнуть, и только потом приниматься за сердцевину и финальную обработку.       Таким образом у меня освободился вечер. Поужинала я тем, что осталось с обеда, глазам нужно дать отдохнуть после нескольких часов в мастерской, так что чтение тоже стоит пока отложить. И я нашла решение – уборка! Все три с половиной года, что я здесь живу, я прибиралась только локально и в основном бытовыми заклинаниями, не особенно утруждаясь чистотой. Но если я не займу себя чем-нибудь сегодня, я сойду с ума.       И, вооружившись ведром, тряпками и специальными отварами (Флёр в своё время поделилась фирменными рецептами миссис Уизли), я принимаюсь за дело. Я перемываю все полы, мою лестницу (перила и ступеньки), натираю все деревянные поверхности в лавке, в мастерской и в квартире, тщательно мою все окна и зеркала, разбираю залежи в паре шкафов в мастерской – и в завершение всего чищу камин.       Я и представить не могла, что могу за три с небольшим часа переделать столько всего. Вот что бывает, когда пытаешься любыми средствами себя занять. И конечно, спина остаётся мною совсем недовольна. На часах десятый час, но спать, несмотря на усталость, мне не хочется. Наскоро перекусив, заварив побольше чая и разведя огонь в камине, я заворачиваюсь в плед и устраиваюсь на диване с книгой.