***
Мои бесплодные размышления прерывает стук в дверь. – Да? – настороженно отзываюсь я. Кому я могла в такое время понадобиться? – Тётя? – Драко робко заглядывает в комнату. – Прекрати меня так называть! Мне что, так много лет? – непонятно зачем огрызаюсь я. – Да нет, не много. – Он с опаской смотрит на меня. И я вспоминаю, что только так он раньше на меня и смотрел. – Привык просто. Если не нравится, могла и раньше сказать… Хм. Я ведь и правда могла. Невесело усмехнувшись, я жестом приглашаю его войти. Немного расслабившись, он садится на второй стул. – Что ты хотел? – Да просто любопытно… Вы вчера говорили про Грейнджер. – Я напрягаюсь. – Просто мимо проходил и услышал её имя, – быстро добавляет он. – Решил не подслушивать, а потом спросить. Мама сказала, что мне послышалось. А мне точно не послышалось – и теперь стало ещё любопытнее. Он улыбается краем губ. Врёт или нет? Он смотрит прямо на меня, и мгновение я раздумываю, не залезть ли к нему в голову. Но это рискованно – я кучу времени не практиковалась как следует, а окклюменции я сама его обучала, удивляясь его одарённости. Блэковское упрямство в сочетании с малфоевской изворотливостью неожиданно дали на выходе отличного природного окклюмента, а от меня требовалось только развить его талант. Да и потом – он проявил доверие, придя ко мне после отказа матери, и мне почему-то совсем не хочется это доверие терять. – Ты же учился вместе с ней? – наконец спрашиваю я. – Ну да. У нас довольно часто были занятия с Гриффиндором. – Какая она была в школе? Эти слова вырываются у меня раньше, чем я успеваю подумать. Драко на первый взгляд не придаёт моему вопросу особенного значения и пожимает плечами. – Да обыкновенная. Зубрилка страшная, на уроках вечно выпрыгивала впереди всех. Потом, ближе к старшим курсам, вроде успокоилась. – Я с жадностью слушаю, не заботясь о том, что он подумает. – Стала довольно симпатичной, как по мне. Ну и умная страшно, само собой. Может, я и был бы не против с ней дружить, если бы… – Тут он неловко спотыкается. Видимо, появление в доме Андромеды нарушило в его голове рамки дозволенного. – А почему ты спрашиваешь? – Ну… Раз тебе так нужно знать, то я жила у неё с прошлого лета. – Если ложь не поможет, можно хотя бы обойтись полуправдой. – Так получилось, – добавляю я. Как будто это что-то изменит. – Жила у неё?.. – Драко сосредоточенно хмурится, видимо, пытаясь сложить два и два. Может, он всё-таки слышал больше, чем говорит. Удивительно, но мне не страшно. Я как будто смотрю на всё это со стороны. – Тётя… Белла! Извини. Белла. Я ничего не понимаю, – наконец признаётся он. – Почему ты жила у неё? Почему не здесь? – Это долгая история. Можешь считать это случайностью. – Я хочу считать это тем, чем это является на самом деле. – Он подаётся вперёд на стуле и упирается локтями в колени. Потом, помолчав, добавляет, едва заметно улыбаясь: – Ты же понимаешь, что чем дольше ты уходишь от ответа, тем подозрительнее всё выглядит? – Да на что ты намекаешь?! Я вскакиваю со стула и подхожу к окну, просто чтобы он перестал так на меня смотреть. Я ничего не знаю, я ни в чём не разобралась, и не факт, что разберусь. Так чего он от меня хочет? Вот уж истинный сын своей матери! Откуда-то сверху доносится гул, похожий на свист ветра. Странное время Эльма выбрала для проветривания. Я выглядываю в окно: ветра нет. Драко искоса наблюдает за мной. – Ага… – тянет он. – Шансы, что я услышу что-то, что мне понравится, тают на глазах. Я даже отчасти надеюсь услышать в его голосе издёвку – тогда можно будет прогнать его ко всем чертям и наконец остаться одной. Но чтоб меня, он не издевается, он смотрит с искренним интересом и даже… с пониманием? – Что ты хочешь от меня услышать? – сдавленно спрашиваю я. Гул не стихает, и теперь к нему добавляется звон. Нет. Это происходит не снаружи. – Ничего. – Он поднимается со стула и сразу становится намного выше меня. – Только хочу задать один вопрос. Я смотрю на него из угла, сложив руки на груди. Что ему надо? Он ненадолго задумывается, рассеянно и удивлённо улыбаясь. – Ну? – Кто ты и что сделала с моей тётей Беллатрисой? Я закатываю глаза. – Убила. И закопала под бузиной в полнолуние. Он понимающе кивает. – Ну да. Я так и понял. Шутки не помогают, шум всё усиливается. Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт. Что вам от меня нужно? Я глубоко дышу. Не помогает. Они знают больше, чем я. Они знают, что я должна сделать. Что? Повисает неловкая пауза, а Драко почему-то не уходит. В какой-то момент я понимаю, что у меня заложило уши. А звон не прекращается. Проклятье! Сколько можно? Что мне сделать, чтобы мои монстры успокоились? Драко, нахмурившись, смотрит на меня. Не знаю, что он видит, но видимо, по мне заметно, что что-то не так. – Белла? Он делает шаг ко мне, я отступаю назад. Не хватало ещё его покалечить. Гул в ушах всё нарастает. Голосов нет, только ровный гул, как будто я лечу по воздуху, но в десятки, в сотни раз громче. Я не слышу, что говорит Драко, я не слышу собственного голоса. Этот гул – самое страшное, хуже, чем голоса и крики. Он наполняет мою голову, она вот-вот взорвётся… Глубокий вдох, длинный выдох. Вдох. Выдох. Я знаю, что нужно сказать. Знаю. Я отнимаю руки от лица. Набираю воздуха в грудь. – Я… люблю её. Тишина.***
Когда Драко наконец уходит, я в отчаянии зову Эльму. Через несколько секунд она появляется передо мной. – Что случилось, мадам? – Цисси уже проснулась? – Госпожа Цисси рано встала и отправилась за покупками. – Куда? Давно? – Меня накрывает волна паники. Мне нужно лететь в Лондон сию минуту, но нельзя же уйти, не попрощавшись с Нарциссой! – Нет, мадам, она недавно ушла. Что-то случилось? Случилось, чёрт подери! Госпожа Белла свихнулась и готова бросить всех и всё и лететь в Лондон к какой-то девчонке, которая, возможно, даже видеть её не захочет. Мне даже отчасти хочется, чтобы кто-нибудь от души врезал мне и привёл в чувство. Эльма хмурится. Видимо, её план по сумасшедшим с лихвой выполняет Люциус. Без лишних слов она усаживает меня на стул, потом на мгновение исчезает и буквально сразу появляется с какой-то склянкой в руках. – Выпейте это, мадам. – И она уверенно вкладывает мне в руку склянку. Я недоверчиво смотрю на неё. – Умиротворяющий бальзам. Проследив, что я выпила всё до капли и немного успокоилась, Эльма осведомляется, приготовить ли мне завтрак и, убедившись, что мне ничего не нужно, удаляется.***
Это самые долгие несколько часов в моей жизни. Умиротворяющий бальзам помог, но ненадолго и не так, как я рассчитывала. Я скорее не успокоилась, а уверилась в том, что мне надо лететь в Лондон безотлагательно. С этим знанием мне в целом стало легче, но ждать возвращения Нарциссы оказалось ещё невыносимее. Волком кружа по дому, я в какой-то момент забрела в маленькую гостиную, смутно рассчитывая найти там Драко и сыграть с ним в волшебные шахматы. Но вместо него в глубоком кресле с газетой сидел Люциус. Это первый раз, что я увидела его за те дни, что провела здесь – вернее, за те два дня, что я провела здесь в сознании. На звук моих шагов он немного опустил газету и скользнул по мне невидящим взглядом. Прежде чем я успела отреагировать, он вновь спрятал лицо за передовицей двухлетней давности. Уже начинает смеркаться, когда я во время очередного круга по большой гостиной боковым зрением замечаю вспышку зелёного пламени и из камина деловито выходит Нарцисса, отряхивая и без того безупречно чистую мантию. Увидев меня, она останавливается как вкопанная и смотрит на меня долгим изучающим взглядом. Потом глубоко вздыхает и, положив сумочку на диван, поворачивается ко мне. – Улетаешь? – Я киваю. Немного помолчав, она говорит: – Я не понимаю, что происходит. Но если ты считаешь, что так нужно… – Цисси, я не хочу уходить вот так! – А чего ты ждёшь от меня? Ты ничего не рассказала, ничего не объяснила. Что прикажешь мне думать? Что с тобой сделала это грязнокровка, что ты жила у неё полгода, а теперь бросаешь нас ради неё? Я не знаю, что знает Андромеда, но явно больше меня. Если я не заслужила правды, то не жди, что я буду желать тебе всех благ и махать на прощание платочком. – Ты сама позвала сюда Андромеду! Я ничего ей не говорила. – И тем не менее она знает о тебе больше, чем я. Нарцисса говорит со мной стоя. Сесть на диван значило бы пригласить к беседе, а она обижена. Я обидела её. Она столько для меня сделала, и вот как я отплатила ей. Это очень простая мысль, и удивительно, что я только сейчас это поняла. Она расспрашивала меня не потому что хочет контролировать, а потому что принимает во мне участие – потому что заботится обо мне. Я жестом приглашаю её сесть. Она не реагирует. – Цисси, я правда не знаю, что сказать. Я не знаю, что Гермиона рассказала Андромеде. Она приподнимает бровь и поджимает губы, будто увидела что-то неприятное. – Гермиона, значит? Я молчу. Что на это ответить. Если бы только был способ объяснить всё без слов. Если бы… – Цисси! Я могу показать тебе свои воспоминания. Я с надеждой смотрю на неё. Как я могу сказать словами, чего я сама толком не понимаю. А если она увидит всё своими глазами, моя совесть будет чиста. Нарцисса растерянно блуждает взглядом по гостиной. – Ты уверена, что стоит? Когда ты последний раз пускала кого-то к себе в голову? – “Пускать” подразумевает добровольность, – вполголоса отвечаю я. Нарцисса отводит глаза. – Да, уверена. Это всё, что я могу сделать. Она медленно кивает. – Хорошо. Жди меня здесь, я отнесу покупки наверх. Снова ждать. Я покорно сажусь на диван. Что именно ей показать? Всё с самого начала? Как я увидела у неё свою палочку, как прилетала на окно, а она кормила меня брусникой? Как я шантажом и манипуляцией заставила её пустить меня к себе? Как она следила за моей безопасностью, как вызывала для меня Патронуса? Показать, как я спасала её от паралича, а она меня – от меня самой? К тому времени, как Цисси возвращается в гостиную и неуверенно садится рядом со мной, я точно знаю: надо показывать всё – или ничего. Она достаёт волшебную палочку – почему-то не свою, а терновую, она принадлежала нашей матери – и поднимает на меня взгляд. – Белла, – негромко начинает она. – Я погорячилась. Это твоя жизнь, ты ничего не обязана мне объяснять. – Нет! – поспешно прерываю я её. – Пожалуйста, не надо. Если ты продолжишь, то я откажусь. А я хочу это сделать. Я хочу, чтобы ты знала правду. Чтобы ты не была несправедлива ко мне. И к ней. – Хорошо. Она поворачивается ко мне и пристально смотрит мне в глаза. Для этого нужно доверие – и ничего больше. Ты должен быть уверен, что человек, которому ты собираешься открыть свои мысли, не причинит тебе вреда и не захочет увидеть больше, чем ты сам покажешь ему. Если доверия нет – легилименция сродни насилию. Палочка смотрит прямо мне в лицо. Ну что ж. Цисси, я доверяю тебе. – Легилименс!***
Отложив палочку, Нарцисса ещё долго сидит без движения, уставившись в холодный пустой камин. А я… Пожалуй, я даже рада, что решилась на это. Теперь, ещё раз пережив всё то, что привело меня сюда, я точно знаю: моё решение правильное. Я не знаю, что будет дальше, но точно уверена, что хочу сейчас быть в одном-единственном месте на земле: в квартирке над лавкой волшебных палочек Олливандера. – Это всё? – вдруг спрашивает Нарцисса. – Да. – Ну что ж… Всё, что я могу сказать – у неё королевское терпение. – Она не особенно весело усмехается. Я выжидающе смотрю на неё. – Кажется, вторая из сестёр Блэк наконец влюбилась. Мне стоило бы разозлиться, но вместо этого я обнимаю её. Так же я обнимала её в тот день, когда мы поняли, что больше не увидим Андромеду. Что ж. В этом мы оказались неправы. Нарцисса нетерпеливо похлопывает меня по спине. – Ну хватит драм. Мы же не навсегда прощаемся? – Я опять качаю головой. Последнее время я куда чаще прибегаю к невербальным средствам общения, чем требуют обстоятельства. – Лети. До Лондона долгий путь. Я отпускаю её и оглядываюсь по сторонам. И уже через минуту, не попрощавшись ни с Драко, ни с Эльмой, я вылетаю в окно и беру курс на Лондон. Впереди несколько часов пути.***
Судя по часам на фасаде Гринготтса, уже десять. Где-то в районе Эшера я остановилась передохнуть и немного заплутала, слишком забрав на север. В итоге в Косом переулке я оказалась в то время, когда порядочные люди уже спят. Дверь в лавку, конечно, заперта. Я влетаю в форточку и принимаю человеческий облик. В лавке темно, только из коридора виден слабый огонёк. Значит, она на кухне. Значит, не спит. Я медленно прохожу через тёмное помещение, в котором могу ориентироваться с закрытыми глазами. Направо, мимо прилавка, в коридор мимо полок с бесконечными рядами волшебных палочек. По кованой лестнице вверх. Чем выше я поднимаюсь, тем сильнее во мне страх, что я делаю что-то не так. Не может всё быть настолько просто. Верхняя ступенька, лестничная площадка, две закрытые двери передо мной и одна открытая – позади. Чем дольше я простою здесь, тем страшнее мне станет. Сделав глубокий вдох, я вхожу в кухню. Пламя в камине потрескивает, на стене горит как всегда газовый рожок. Свернувшись клубком, она спит на диване. На столе – чашка с недопитым чаем, а на полу прямо под её рукой – книга. Я подхожу ближе. Незнакомая красная обложка, но знакомое название. “Убить пересмешника”. Подарок Эмилии на моё первое Рождество в Хогвартсе. Издание было другое, но книга точно та же. Кажется, сама судьба даёт мне шанс сбежать. Развернуться и улететь обратно, как будто меня здесь не было. В конце концов, я Беллатриса Блэк. И я ещё не сделала ничего, за что мне стоило бы стыдиться. Но скоро сделаю. Кажется, она хмурится во сне. Интересно, что ей снится? Интересно, что она делала, пока меня здесь не было? Интересно, как она выглядит, когда рядом никого нет? Уже задавая себе этот вопрос, я знаю, что не отступлю. В конце концов, я Беллатриса Блэк. – Гермиона? – Слово непривычно обжигает язык. Она вздрагивает, ёжится, сильнее хмурится. Открывает глаза. Поднимает голову со смесью удивления и смущения. А я почему-то не могу даже пошевелиться. Просто стою и смотрю, как она садится на диване, трёт заспанное лицо, приглаживает волосы, откидывает плед и поднимается на ноги. Потом молча, не сводя с меня глаз, становится за диваном и берётся руками за спинку. И смотрит почти с испугом. Я хочу что-нибудь сказать, хочу пошутить, хочу привычно поддеть её, но вместо этого говорю то, что совсем не собиралась. – Хочешь, чтобы я ушла? Она быстро мотает головой. – Почему ты вернулась? Вопрос, который задала мне Нарцисса. И тот же самый ответ. А куда ещё мне возвращаться? Здесь мой дом. Но сказать это вслух почему-то не получается. Если бы только она перестала так смотреть! Когда молчание становится невыносимым, она вдруг говорит: – Белла, я… – Я стараюсь не обращать внимание на то, как всё во мне отзывается на это имя. – Если ты хочешь жить здесь, ты должна знать. – Опять молчание. – Что знать? Медленно, как будто на ощупь, она подходит к столику и берёт в руки волшебную палочку. Потом на несколько секунд зажмуривается и почти с болью произносит: – Экспекто Патронум! Из её палочки вырывается серебристая птица. Она сначала взлетает к потолку, а затем пикирует ко мне. Я протягиваю руку, и Патронус садится мне на палец. Эту птицу я не могу не узнать: на третьем курсе я провела бесчисленные часы над справочниками по орнитологии и никогда не забуду эту картинку, на которой в итоге остановилась. Corvus corax. Ворон обыкновенный. Моя анимагическая форма. Её Патронус. Гермиона стоит, нахмурив брови и избегая смотреть на птицу, которая вскоре рассеивается, поняв, что защищать ей некого. В голове такая сумятица, что я, кажется, не могу вспомнить человеческих слов. Я делаю шаг к ней, она пятится. Ещё, ещё. Упершись спиной в кухонный стол, она по-прежнему смотрит куда угодно, только не на меня. Я кладу руки ей на плечи. – Посмотри на меня. Она мелко трясёт головой с каким-то полувсхлипом и зажмуривается. Из-под её ресниц выступают слёзы. Чёрт возьми, она смотрела мне в глаза, когда я угрожала ей! А теперь не хочет. Неужели я настолько омерзительна? – Посмотри на меня. Пожалуйста, Гермиона. Она вздрагивает, как от удара, и силой заставляет себя встретиться со мной взглядом. – Ты понимаешь, что это значит? Я киваю. И в ту же секунду понимаю ещё одно: ей стыдно. Как школьнице, которая показала кому-то свой самый тайный дневник и сейчас сильнее всего на свете хочет, чтобы этот кто-то просто сделал вид, что этого не было. Чтобы всё было как раньше, как будто она только что не вывернула душу наизнанку. Ну хотя бы в этой ситуации я знаю, что сказать. – У тебя найдётся что-нибудь поужинать? Удивительно, но мои слова срабатывают. Она спешно вытирает слёзы и почти с улыбкой отвечает: – Остался вчерашний пастуший пирог. Будешь? – Буду. Она начинает колдовать над ужином, а я с облегчением сажусь в своё кресло. Теперь, когда первая встреча прошла, будет проще. Чтобы занять себя, пока Гермиона возится у плиты, я беру в руки “Убить пересмешника” и открываю в том месте, где она заложена. “Глава 8. По причинам, непостижимым для самых дальновидных пророков округа Мейкомб, в тот год после осени настала зима.”