***
Спустя полтора часа тесто замешано и остужается, кухня прибрана, я приняла душ – и уже не могу отказать себе в удовольствии разбудить Беллатрису. Зайдя в комнату, я в первую секунду смущаюсь и даже подумываю уйти, а потом смеюсь над собой, накрываю её одеялом и сажусь рядом. Она спит, как младенец, и мне должно быть жалко её будить, но мне просто до смерти хочется сотворить какое-нибудь озорство. И наклонившись, я осторожно дую ей в лицо. Белла хмурится, потягивается и закрывает лицо ладонью. Смеясь, я продолжаю дуть, и она наконец приподнимает тяжёлые веки. Видит меня и – я почти вижу, как в её сонной голове пролетают те же мысли, что у меня после пробуждения – блаженно улыбается. – Доброе утро, соня. Не успеваю я договорить, как она, высвободив вторую руку из-под одеяла, заключает меня в объятия. Не удержав равновесия, я заваливаюсь прямо на неё. – Ну я же в одежде… – без особого энтузиазма сопротивляюсь я. На самом деле меня куда больше интересуют следы от подушки у неё на шее. – Как будто мне есть дело, – бормочет она, зарываясь лицом мне в волосы. Когда она наконец выпускает меня из объятий, её глаза сияют такой радостью, что я немножко смущаюсь. – Сегодня придут твои чистокровные сёстры, – говорю я, просто чтобы что-то сказать. – Так что я настоятельно рекомендую тебе выползти из-под одеяла и помочь мне на кухне. За два последних дня Белла успела смириться с тем, что я не успокоюсь, пока визит Нарциссы и Андромеды не останется в прошлом, и покорно спускает ноги с кровати. Не дожидаясь, пока она закончит с туалетом, я отправляюсь проверять, как поживает тесто. Если я переживу этот день, то буду считать это одним из своих величайших достижений, наравне со сдачей ЖАБА после года дистанционного обучения.***
В начале пятого, закончив все возможные и невозможные приготовления и успев окончательно замучить Беллатрису (“Если ты не уймёшься, я наплюю на этические заморочки и свяжу тебя!”), я буквально силком заставляю себя усесться в кресло за прилавком с так и недочитанной книгой по орнитологии. Читать получается с трудом, но отсюда уже гораздо сложнее бегать на кухню проверять, не пора ли делать сэндвичи и достаточно ли остыло печенье (“Остудим мы твоё печенье, ты точно волшебница или всё-таки притворяешься?”). Наконец в 5.05 звонит колокольчик, и в лавку Олливандера входят Андромеда Тонкс и Нарцисса Малфой. Я поднимаюсь им навстречу, одновременно чувствуя, что у меня слабеют ноги. В ту же секунду большая чёрная птица, вылетев из коридора, опускается рядом со мной на прилавок. Белла, конечно, не может прямо здесь поприветствовать гостей в человеческом облике, но всё равно прилетела, чтобы поддержать меня. Это придаёт сил. – Добрый вечер, – взяв себя в руки, улыбаюсь я. – Добрый вечер, мисс Грейнджер, – без особой теплоты, но и не слишком враждебно произносит Нарцисса. В конце концов, это она захотела со мной встретиться, негоже теперь воротить нос. – Здравствуй, Гермиона, – говорит Андромеда. Видимо, она сразу поняла, какая роль в сегодняшнем вечере отведена ей, и разряжает обстановку, отряхивая плащ от снега: – Не помню, чтобы погода в январе менялась когда-нибудь с такой космической скоростью. Там снова пошёл снег! Преодолев сковавший меня в первую секунду страх, я приглашаю гостей наверх, и Андромеда на правах знающей дорогу первой поднимается по винтовой лестнице. На кухне всё становится проще. Печенье в идеальной кондиции, сэндвичи готовы, и я разливаю чай, а Беллатриса, поздоровавшись с сёстрами, расставляет на столе молочник, чашки и приборы. Нарцисса, глядя на неё, вполголоса замечает: – Так ты теперь сама накрываешь на стол? Я делаю вид, что не слышу этого явного укола в мою сторону, но Белла, к моему удивлению, только отмахивается: – Цисси, уймись, я тебя умоляю. Нарцисса замолкает и озирается, видимо, ища, какому предмету обстановки сделать комплимент, чтобы завязать беседу. Ничего не обнаружив, она говорит: – Значит, раньше здесь жил Олливандер? А вы стали его преемницей? – Да, – с облегчением отвечаю я, разливая чай. – Он умер около двух лет назад, и теперь я занимаюсь производством волшебных палочек. – Кстати, спасибо за подарок, Гермиона, – говорит Андромеда. – Тедди до сих пор в восторге от палочки и просится к тебе в гости, чтобы подарить рисунок. Я предложила передать его сегодня, но он сказал, что хочет сделать это лично. – Самостоятельный! – смеюсь я. Андромеда с нежностью кивает. – А где он сегодня? – А сегодня мы проверяем, как Драко ладит с детьми, – с нервным смешком отвечает Андромеда. – Если что-то пойдёт не так, Эльма будет начеку, – добавляет Нарцисса. Это самый странный разговор, в каком я когда-либо участвовала. Кажется, любая тема, которую мы затрагиваем – от Тедди Люпина до Гаррика Олливандера – прямо или косвенно касается вещей, говорить о которых совершенно точно не стоит: не нам, не здесь, не сегодня, возможно, вообще никогда. Некомфортно всем, даже Андромеде, которая, разумеется, старается изо всех сил. Как видно, она сама ещё не поняла до конца, на каких тонах готова общаться с сёстрами, и я тем сильнее благодарна ей за то, что она приняла сегодняшнее приглашение. Около двадцати минут мы старательно обходим потенциально опасные темы, включая первоначальную причину визита сюда сестёр Блэк, и наконец Беллатриса, видимо, устав от натянутых улыбок и светских любезностей, в которых она совсем не мастер, говорит: – Цисси, у Гермионы есть для тебя подарок! Я мысленно закатываю глаза. Белла, если тебе когда-нибудь говорили, что твои социальные навыки имеют право на существование… Тебе бессовестно врали. На лице Нарциссы Малфой появляется, кажется, первая за это время искренняя эмоция. – Подарок? Мне? Она приподнимает брови и вопросительно смотрит на меня. Андромеда тоже заинтригована. А у меня нет другого выхода, кроме как пробормотать: “Да-да, сейчас, минутку”, встать, едва не уронив чашку, и отправиться в мастерскую за волшебной палочкой. Ругая последними словами Нарциссу, которой зачем-то понадобилось меня видеть, себя, согласившуюся на это, и Беллу, которая даже не попыталась нас отговорить, я спускаюсь по лестнице. Волшебная палочка из тополя лежит на верстаке в ожидании владелицы, и – о чудо! Как только я беру в руки эту тонкую, изящную, почти юношескую палочку, вся неуверенность и вся боязнь исчезают в мгновение ока. Она как будто придаёт мне сил. И уже когда я поднимаюсь по лестнице и захожу в кухню, я точно знаю: человек, которому она принадлежит, не пожелает мне зла. А в том, что Нарцисса – истинная хозяйка этой тополевой палочки, я уже не сомневаюсь. Она практически рвётся из моих рук к владелице, словно они встретились после долгой разлуки. Словно это и есть та самая палочка, которая выбрала юную Нарциссу Блэк, когда она впервые вошла в лавку Олливандера. Пока я сажусь в своё кресло, Нарцисса изумлённо смотрит на палочку, словно узнаёт давно забытого друга. – Миссис Малфой, – начинаю я. – Когда я начала учиться у мастера Олливандера, он рассказывал мне многое о палочках, принадлежащих волшебникам и волшебницам, которых я знала. Так мне было удобнее анализировать природу взаимодействия магии палочки с её владельцем. Тогда я узнала, что палочка, которая погибла при пожаре в Хогвартсе, не была вашей первой. Что в школьные годы вы пользовались волшебной палочкой из тополя с сердцевиной из волоса единорога. И тогда я… при поддержке Беллы взяла на себя смелость изготовить копию той палочки… По крайней мере, по описанию она должна была получиться похожей. Неловко закончив свою речь, я вместо привычного жеста (развернуть палочку в ладони и направить рукоятью к покупателю) протягиваю её Нарциссе обеими руками, как меч. Она ошеломлённо принимает у меня подарок и как зачарованная смотрит на десять с половиной дюймов тополя. Беллатриса и Андромеда тоже молчат, ожидая её реакции. – Очень похожа, – наконец негромко произносит Нарцисса, взвешивая палочку в ладони и рассматривая моё творение. – Мне кажется, рукоять была толще. А может, – усмехается она, – у меня была меньше рука. – Она поднимает на меня глаза – и, кажется, впервые смотрит на меня не просто как на грязнокровку, которая не то соблазнила, не то приворожила её сестру, а как на человека, как на волшебницу, такую же, как и она сама. – Спасибо вам, мисс Грейнджер. Я не знаю… Я не ожидала. – Вдруг она делает глубокий вдох и улыбается. Не широко, не весело, не ласково, как Андромеда – но всё-таки эта улыбка говорит мне об очень, очень многом. – Спасибо. Не знаю, ожидала ли Андромеда подходящего момента, или это просто совпадение, но именно в эту минуту она, изучая мои книжные полки, говорит: – Здесь так много книг… Они все твои, Гермиона, или часть принадлежала мистеру Олливандеру? – Здесь в основном мои, – немного растерявшись, отвечаю я. – Полки Олливандера внизу – в мастерской и… – Да-да, я ещё в прошлый раз обратила внимание на стеллаж с книгами по истории магии. Но, честно говоря, постеснялась рассмотреть получше. – Ну что вы, ему было бы приятно, – говорю я, собираясь встать. – Пойдёмте, я покажу вам… – О нет, ты накрыла такой прекрасный стол, мне неловко тебя беспокоить. Не кстати я вспомнила про книги… Белла, может, покажешь? Беллатриса с готовностью поднимается со своего кресла, и они обе выходят из кухни, негромко переговариваясь. Безупречно. Всем ясно, что целью было оставить нас наедине с Нарциссой, но как же легко и изящно. Невероятно. Когда они уходят, на кухне повисает неловкая пауза. Нарцисса прихлёбывает чай, а я жду, когда она заговорит. Честно говоря, я слабо представляю, что она вообще имеет мне сказать. Вернее, так: что она может сказать мне такого, чего я не знаю. Если бы она собиралась сказать, что не желает видеть меня в жизни сестры и вообще не отправиться бы мне ко всем чертям, светский визит был бы совершенно ни к чему. А раз она пришла, пьёт чай и к тому же приняла от меня подарок, значит… Что это может значить? – Мисс Грейнджер, – с усилием произносит она. – Гермиона. Если вы не против. – Гермиона. Я… У меня не было конкретной причины искать встречи с вами. Мне, в сущности, нечего вам сказать. – Говоря всё это, она невидящим взором смотрит на волшебную палочку из тополя. – Если… Я могу быть откровенна? – Она переводит взгляд на меня, я молча киваю. – Сказать по правде, я хотела просто взглянуть на вас. В более… располагающей обстановке. Нарцисса совершенно точно не готовила эту речь, иначе она не заикалась бы и уж совершенно точно не назвала бы наши прошлые свидания “встречами в не располагающей обстановке”. Не удержавшись, я улыбаюсь краем губ, и видимо, это оказывается последней каплей. – Я не понимаю! – почти с отчаянием восклицает она. – Не понимаю! Я не понимаю Беллу, но ещё меньше я понимаю вас. Как вы можете? После всего, что… – Дождавшись паузы, я открываю рот, чтобы ответить, однако Нарцисса поднимает руку. – Я не прошу объяснения и не жду его. Прошу вас, не думайте, что я пришла, чтобы учить вас жить или требовать обоснования своих поступков. Я… Я не могу не спросить вас. Вы понимаете, что вы первый человек после Андромеды, к которому она настолько привязана? – Первый? А как же… – Я, кажется, впервые запинаюсь об это имя. Нарцисса только отмахивается. – Вы не хуже меня понимаете, что это другое. Простая человеческая привязанность… Я думала, она давно забыла, что это значит. – Она заставляет себя не отводить взгляд, и я могу только догадываться, каких усилий ей это стоит. – Я люблю её и, несмотря ни на что, переживаю за неё. Конечно, и она по-своему любит меня, но та связь, которая была у неё с Андромедой… Она ненадолго замолкает. Как я могла не понять этого раньше? Из обрывочных фраз, из того, что Белла говорила об Андромеде – из всего этого я должна была давно догадаться, что по-настоящему одинокой в этой семье была именно маленькая Цисси, которая всегда поступала правильно – и всё равно не получила за это ничего хорошего. – Когда Андромеда оставила нас, – продолжает Нарцисса, – это было ударом для всех. Но Белла… Я думаю, это добило её окончательно. Пути назад для неё уже не было. Во всяком случае, до недавнего времени я так думала. – Я вижу, как её коробит необходимость рассказывать семейную историю чужому человеку – но она не может не рассказывать. Бороться со стыдом она будет потом, в одиночестве. А сейчас ей нужно получить от меня ответ. – Поэтому я не могу не спросить вас, Гермиона. Вы понимаете, насколько она зависима от вас? Что ж, этого тоже стоило ожидать. Я делаю глубокий вдох. – Миссис… – Нарцисса. – Нарцисса. Вы были откровенны со мной, и я хочу ответить вам тем же. – Теперь сражаться с собой предстоит уже мне, но она заслужила правду. Тем, что пришла в мой дом, тем, что разговаривает со мной – и даже тем, что сейчас где-то на первом этаже разговаривают о книгах Беллатриса Лестрейндж и Андромеда Тонкс. Она заслужила правду, почти уговариваю я себя. – Вы знакомы с заклинанием Патронуса? – Да. – Меня обучали ему в школьные годы, но тогда создать телесного Патронуса у меня получилось всего один раз. А в те полгода, что Белла живёт здесь, мне несколько раз довелось использовать его. И в декабре… Мой Патронус изменил форму. Вы понимаете, что это значит? – Опустив глаза, она кивает. – Эта магия очень тонкая, сложная, по-своему своенравная. Это как с палочками: не всегда можно прямо интерпретировать увиденное. Но я думаю, что это что-то значит. – Я через силу улыбаюсь. – Меня готова защищать от дементоров анимагическая форма Беллатрисы. Беззвучно усмехнувшись, она качает головой. В то же мгновение в кухню заходят притихшие Беллатриса и Андромеда. И по лицу Беллы я понимаю, что они говорили совсем не о книгах. Все трое молчат, а я, подогревая чай, чувствую, как всю меня до кончиков пальцев наполняет непонятно откуда взявшееся облегчение.