Finally

      – Ну давай, соберись, тряпка!       – От тряпки слышу!       – Ты не сосредоточена!       – Как я сосредоточусь, когда ты меня отвлекаешь!       – Как хорошо, что я не стала преподавателем.       – Как повезло деткам.       – Ты хочешь нарваться или научиться вызывать Патронуса?       – Сейчас я хочу только есть.       Гермиона в отчаянии садится за верстак и роняет голову на руки. Разговоры такого порядка идут у нас уже третий вечер. Конечно, я не рассчитывала, что будет легко, но за три дня не продвинуться ни на дюйм – это слишком. Может, дело в неправильном воспоминании. Я перебрала уже всё, что только можно. Детские годы, школьные успехи, особенно ценные моменты, связанные с Эмилией, несколько воспоминаний за последние полгода. Ничего. В какой-то момент я подумала, что дело в моей метке, которая даже сейчас всё ещё часть меня. Но Гермиона сказала, что Снейп вызывал Патронуса. Значит, и я смогу. Просто не сразу.       Со дня визита Нарциссы и Андромеды прошло почти три недели. Я ожидала от Цисси нравоучений, но она удивительно спокойно отреагировала на известие о нашем отъезде. Она вообще была странно присмиревший после того, как они с Гермионой поговорили. Ни от одной, ни от другой я, разумеется, не добилась подробностей, но может, оно и к лучшему. Есть вещи, о которых лучше не знать.       На следующий же день Гермиона написала Джейку, и нам оставалось только ждать ответа. Я думала, что после нашего последнего разговора он не захочет меня видеть, но он отреагировал на удивление быстро и главное – утвердительно. Оказалось, правда, что он не вернулся домой, а решил попутешествовать по Европе, так что письмо шло до него в общей сложности недели две. И вот буквально три дня назад мы получили ответ. Никакого упоминания о его внезапном отъезде, вообще ничего, что намекало бы на обиду или недопонимание. Да, он понимает сложность ситуации, да, он хотел бы взять на себя ведение дел, и нет, это не доставит ему неудобств, ведь именно с этим планом он и покинул осенью Штаты. Теперь мы ждём его со дня на день, и я, чтобы хоть немного отвлечь Гермиону от обдумывания планов и составления списков, предложила ей обучить меня заклинанию Патронуса.       После первого занятия мне снова приснился этот чёртов сон, но всего один раз – огромный успех. А вчера я просто выдохлась как пёс, но результата всё равно никакого. Я не знаю, что я делаю не так.       Сегодня мы занимаемся всего полчаса, поэтому силы ещё есть. А вот желания практиковаться – всё меньше. Я подхожу к верстаку и, не успев сообразить, что делаю, беру в руки палочку из грецкого ореха. В последний раз я держала её в сентябре, когда Гермиона поранилась пихтой, и я, сама толком не понимая, как, остановила её паралич. У меня есть подозрение, что палочка сделала часть работы за меня, хотя теперь уже сложно сказать наверняка.       Палочка ложится в ладонь идеально, как будто всё это время ждала меня. Подчиняясь скорее инстинкту, чем разуму, я сжимаю пальцы на знакомой с детства изогнутой рукояти, отхожу к центру мастерской и закрываю глаза. Воспоминание приходит на ум само – за треволнениями последних недель я почти забыла тот вечер – вернее, то, с чего он начался. А сейчас картинка встаёт перед глазами как живая: слабо освещённая лавка, Гермиона протягивает мне светлую с прожилками, гладкую и прохладную палочку из боярышника.       Пальцы сжимаются почти до боли. Её улыбка. Она радуется тому, что нашла мне новую палочку. Она радуется – мне.       – Экспекто Патронум!       Даже сквозь опущенные веки я вижу это сияние. Я открываю глаза. Из палочки струится лёгкий, почти невидимый туман, но всё равно от него так тепло, что хочется раствориться в нём без остатка, хочется, чтобы он был рядом всегда. Но сияние быстро гаснет, и в следующую секунду Гермиона заключает меня в объятия, а я вдруг чувствую такую усталость, что едва держусь на ногах.       – Получилось, Белла, получилось!       Из последних сил я обнимаю её и позволяю усадить себя на стул. Так вот, значит, каково это? Неужели такое опустошение ощущаешь каждый раз? Словно прочитав мои мысли, Гермиона говорит:       – Потом будет легче, это с непривычки. Эта магия совсем не похожа на ту, к которой мы привыкли. Она использует другие ресурсы и по-другому влияет на человека. Но у тебя получилось!       Всё так же сияя, она опускается на колени рядом со стулом и целует мою руку. Возможно, когда-нибудь я привыкну к таким спонтанным проявлениям нежности, но пока я только что не краснею каждый раз, когда она делает что-то подобное.       Я до сих пор сжимаю в руке палочку из грецкого ореха. Неужели всё дело было в ней? Неужели палочка из боярышника не принадлежит мне по-настоящему? Но ведь и моя старая палочка не должна слушаться меня, я была обезоружена, и по всем правилам она принадлежит Уизли. Но тогда почему Гермиона говорила, что по её ощущениям она хранит верность мне?       Видимо, её мысли двигаются по той же траектории, что и мои: она поднимается с пола и качает головой.       – Что-то здесь не так. Она не должна подчиняться тебе, она должна слушаться того, кто тебя обезоружил.       – Уизли.       – Да. Не понимаю. – Она забирает у меня палочку и изучает, как будто хочет прочесть на ней что-то, что объяснит такое странное поведение. – Конечно, палочки бывают своенравными, они не всегда соглашаются служить новому хозяину. Но грецкий орех и дракон… Она уважает силу, по всему, она должна была принять Рона как нового хозяина. Но понимаешь… – Она растерянно смотрит на меня. – У меня с первого дня было ощущение, что она осталась верна тебе. Наверное, нужно просто принять это как данность.       – Ты никогда не думала сделать себе новую?       – Думала, конечно. Я вообще много думаю, – усмехается она, возвращая палочку в карман и протягивая мне руку. – Пойдём, надо тебя накормить.       – Как думаешь, – осторожно говорю я, пока мы поднимаемся по лестнице. – С этой палочкой я смогу вернуть память твоим родителям?       – Не знаю. Я уже вообще ничего не понимаю. Всё возможно. – Дойдя до верхней площадки, она разворачивается и внимательно смотрит на меня. – Ты бы хотела помочь мне расколдовать родителей?       – Ну конечно, – отвечаю я. Разве это не очевидно?       Я жду от неё неизвестно какой реакции и заранее готовлюсь защищаться. А она только улыбается. Улыбается, улыбается, улыбается.

***

      После ужина я устроилась с книгой на диване и вскоре задремала. Мне снился мой Патронус в форме какого-то диковинного зверя, с которым я явилась к родителям Гермионы. А они узнали меня и прогнали, не дав ничего объяснить. Глупый бессмысленный сон, но в итоге я проснулась спустя полтора часа совершенно отдохнувшей, а теперь уже второй час ночи, а сон всё не идёт. Похоже, волнение Гермионы по поводу отъезда передалось и мне, и теперь я сижу, прислонившись к изголовью кровати, и прокручиваю в голове все детали плана, пытаясь понять, что может пойти не так.       Мы решили, что лучшим решением будет лететь отдельно. Я – через океан, как в первый раз, а Гермиона – маггловским самолётом. У неё, собственно, нет других вариантов: порталов в Исландию, как мы и предполагали, не существует. Мы встретимся в столице и попробуем вместе добраться до деревни, в которой я жила. Гермиона уже заранее предвкушает, как будет подбирать мне маггловскую одежду, чтобы не привлекать внимания.       Спит она сегодня беспокойно, всё время ворочается и тихонько постанывает. Я уже подумываю разбудить её, как вдруг она сама, всем телом вздрогнув, просыпается. Открывает глаза и, тяжело дыша, смотрит на меня, как будто не ожидала здесь увидеть. Я осторожно убираю волосы с её лица.       – Приснилось что-то?       – Да. Ты.       Она трёт ладонями лицо, отгоняя сон, и мне не нужно спрашивать, при каких обстоятельствах я ей приснилась.       – А раньше снилась?       Она ненадолго задумывается.       – Может, один раз.       Она придвигается ближе и кладёт голову мне на колени, тяжело дыша и явно неосознанно продолжая потирать левое предплечье. А я глажу её по волосам, по плечу, по рукам – и думаю, что в каком-то смысле это даже хорошо. Конечно, её кошмары – плохо. А вот напоминание о том, что я всего этого не заслужила – это очень хорошо.