***
Кажется, я не засыпала, а просто лежала с закрытыми глазами. Но когда я открываю их, Беллы рядом не оказывается – значит, я всё-таки ненадолго задремала, раз не заметила, как она ушла. Я нашариваю палочку и свечу на будильник. 2.16. Почти через 14 часов самолёт Британских Авиалиний заберёт меня из Хитроу и отвезёт к жизни, о которой я пока ничего не знаю. 15 марта, обычный лондонский весенний день. Начало новой жизни. Я уже не волнуюсь. Я волновалась, когда собирала вещи в рюкзак, волновалась, когда думала, что оставлять, а что брать с собой, когда оставляла Джейку последние и самые последние указания. Когда писала письма Гарри и Джинни и когда писала общее для Билла и Флёр. Когда вчера вечером прощалась с Полумной. Когда покупала билет на самолёт и бронировала комнату в гостинице на первые пару дней. Теперь волноваться не о чем. Осталось только встать и пойти. Я выскальзываю из постели и бреду на кухню. Как я и думала, Беллатриса сидит на диване, глядя на горящий в камине огонь. В неровных отблесках на фоне тёмной кухни она почему-то выглядит совсем юной – и я пытаюсь представить, как она выглядела в моём возрасте. Картинка получается наверняка неправильной, но какое мне дело. Я подхожу и сажусь рядом. – Волнуешься? – спрашивает Белла, следя за мной одними глазами. – Да нет, пожалуй. Не о чем. Просто не спится. А ты? Она складывает руки на груди – опять этот жест защиты – и снова смотрит в огонь, будто видит в нём что-то, чего не вижу я. – Я доела бруснику. – Она кивает на пустую плошку на столе. – Извини. – За что? – смеюсь я. – Ну не оставила тебе. – Да не люблю я её. – Я пожимаю плечами, а Белла изумлённо смотрит на меня. – Серьёзно? – Ну да. – А почему тогда держишь? – Для тебя… – растерянно отвечаю я. – Думаю, в Исландии с брусникой всё в порядке. Беллатриса раздражённо хмурится. Да что с ней? – Ты уверена, что не пожалеешь? – вдруг спрашивает она. Так вот оно что. – Конечно, не уверена, – отвечаю я. Она испуганно переводит взгляд на меня. – Как вообще можно быть уверенной в таких вещах? Я могу пожалеть. Ты можешь пожалеть. Всё возможно. Разве это плохо? Если мы поймём, что совершили ошибку, мы просто начнём сначала. Она качает головой, будто я ответила совсем не на её вопрос. – Я снюсь тебе в кошмарах. Ты правда думаешь, что тут есть смысл начинать сначала? – Я набираю воздуха, чтобы ответить, но она прерывает меня. – Ты можешь сколько угодно говорить себе, мне, кому угодно, что это была не я, что это было то, что жило в моей голове. Но это чушь, ты это отлично знаешь. – Она говорит спокойно, не торопясь. Это не моментные эмоции, это много раз думанные и передуманные мысли. – Это была я. Вот этими самыми руками… Она показывает мне ладони, а я вкладываю в них свои руки, не давая ей отстраниться. – Я никогда не говорила, что это была не ты. Но сейчас это не важно. – Ты не понимаешь. Если бы я не встретила тебя здесь, я бы… Ничего бы не изменилось. – Рассуждать о том, что бы было, если бы кто-то кого-то не встретил – последнее дело. – И что, мы тут будем заниматься казуистикой? – Она пытается отвернуться, но я держу крепко. – Нет, – усмехаюсь я. – Мы будем цитировать Дамблдора. – Что то, что это… – Человека определяет его выбор, ничего больше. Ни прошлое, ни будущее, ни так называемая судьба. Выбор в каждый конкретный момент жизни. Какими бы ни были преступления, я твёрдо убеждена, что нельзя позволять им управлять человеческой жизнью. Если хочешь – перечёркивать её. Никто не заслуживает вечного осуждения. Каждый делает выбор. Ты совершала ошибки, жуткие. Ты за них расплатилась. – Не за эти. – Я не об Азкабане. Скажи мне, есть ли такая тюрьма, есть ли вообще что-то на этой земле, что может наказать тебя страшнее, чем твоё чувство вины? Она отводит взгляд и наконец качает головой – так коротко, что вначале я думаю, что мне это привиделось в неровном свете от камина. Я к крепко-крепко прижимаю её к себе и чувствую, как её руки очень медленно, как будто неохотно, обхватывают меня в ответ. – Я не могу, – целуя её в висок, говорю я, – простить тебя за всех. Так бывает только в сказках. Хотя и насчёт них не уверена… Но я могу простить тебя за себя. Слышишь меня? – Она кивает, судорожно держась за меня. – А ещё благодаря тебе у меня снова есть моя палочка, которая, как я думала, потеряна навсегда. И с ней я смогу вернуть память родителям. Я смогу, я чувствую. – Я улыбаюсь, заглядывая ей в глаза. – И всё это благодаря тебе, Белла. Веришь ты мне или нет – я тебя прощаю. Вместо ответа она улыбается и очень бережно целует меня.***
Утром мы почти не разговариваем. Вещи собраны, планы определены, теперь обсуждения одного и того же только заставят суетиться и нервничать. Джейк, не желая путаться под ногами, ретировался в мастерскую, за что я ему страшно благодарна. Мы завтракаем, одеваемся, я проверяю билеты и документы, Беллатриса переодевается в приготовленную заранее маггловскую одежду, умудрившись даже ни разу не сострить на эту тему. Мы спускаемся вниз, по очереди жмём руку Джейку, благодарим за всё и обещаем написать при первой возможности. В коридоре, ведущем в лавку, коротко обнимаемся. Я ощупываю карман – и в нём две палочки – из виноградной лозы и из грецкого ореха. Белла проверяет свою. Дальше откладывать нет смысла. Терпеть не могу долгих прощаний. Окинув последним взглядом кованую лестницу, полки с бесчисленными футлярами и прилавок, Беллатриса делает глубокий вдох – и спустя несколько секунд большая чёрная птица вылетает из форточки и берёт курс на северо-запад. А мне прощальный взгляд не нужен – я ощупью знаю здесь каждый угол, каждый дюйм. Я поправляю незримо расширенный рюкзак, твёрдым шагом подхожу к двери и открываю её. Где-то в глубине квартиры звенит заколдованный колокольчик. Небо над Косым переулком ещё по-зимнему белое, но уже по-весеннему тёплое. В такое время людей на улице почти нет. Я поворачиваю направо и шагаю в сторону “Дырявого котла”. Лавка волшебных палочек Олливандера остаётся позади. _________________________________ Cover yourself from the storm, 'Cause forever has just come and gone. And tonight the wind blows in cold, And we don't know what tomorrow will hold. And the waiting is keeping you strong, But tomorrow's far too long. Gather yourself for the ride, And whatever you can't carry You should leave behind. And the lights are fading on the shore, And tomorrow is so far to go.