«Выплюнь все свои грехи, пусть даже в эту небольшую бутылочку. И после, внимательно вглядываясь в нее, наконец-то пойми, что же ты такое.»
«Место, в котором ты должен осознать все свои грехи, открыто.»
Где-то справа что-то щелкает и, повернув голову в ту сторону, Гарри — о боже, почему их так много? — вновь видит в темноте деревянную приоткрытую дверь. На всякий случай оборачиваясь назад, Гарри на время ужасается: чёртового прохода назад нет! Там лишь чёрная стена и ничего больше. Он тут же дёргает девочку за руку, и с тихим «Посмотри!», заставляет ту повернуться назад. У той, так же быстро, глаза расширяются и становятся большими, как две пуговицы или монетки, а её маленькая ладонь сжимает его, Гарри, сильнее. Гарднер удивлённо смотрит ему в глаза, совсем не понимая, что, чёрт возьми, происходит в этом месте. С каждыми новыми секундами и минутами это место кажется обоим только страннее и страннее. Но, к большому сожалению, думать сейчас об этом неуместно, решает мысленно черноглазый, ведь им всем нужно как-то выбраться не только с этого этажа, но и в принципе из этого странного здания, поэтому, не долго думая, лавандоволосый сжимает маленькую, бледную кисть и уверенно тянет блондинку в темноту, хотя та, так-то, и не сопротивляется, спокойно следуя в другую комнату. Она оказывается небольшой, с уже низким потолком, больше напоминает какой-то коридор. Впереди, на стене, висит большое и красивое зеркало в полный рост, к нему ведёт этакая дорожка из всё тех же золотых, металлических подставок и свечах на них. В какой-то момент, как только они подходят к этому самому зеркалу, над ним, на стене, начинают появляться всё такие же ярко-белые буквы, которые в дальнейшем выстраивают слова, а те и полные предложения. — Ладно, ты же тоже это видишь? — спрашивает Гарри и, как только получает в ответ ошарашенный кивок, прищуривается и начинает читать:«Посмотри-ка на себя повнимательнее. Ты жертва, лишь заблудшая душа или же… Демон?»
«Бог желает видеть бесхитростную душу.»
— Посмотреть на себя? И что это может значить? — приложив руку к подбородку и задумчиво его потирая, сам себе, прямо под нос, шепчет парень, стараясь внимательно всматриваться в их с Рейчел отражение, но ничего странного в зеркале всё равно не видит. — Мы — это мы, разве не так? В отражении лишь ты и я. — Я тоже не… Ах, смотри! Снова надпись! — дергая Гарри за длинный рукав плаща, Рейчел указывает второй рукой на надпись, которая, кажется, явно изменилась.«Ты невежественен или просто пытаешься лгать себе? Это — чистейшее место исповеди. Возьми осколок себя и, наконец-то, познай, что же ты есть!»
— Это кто это тут невежественен, а?! — глаз Гарри, тот, который не скрыт под челкой, нервно дёргается, и он, не выдерживая всего этого, начинает закатывать рукава своего темно-синего плаща, резко берёт в руку одну из металлических, но совсем легких, подставок, до этого отдав свечу, которая в ней стояла, и (свою) маленькую бутылочку Рейчел, начинает замахиваться. — Отойди, пожалуйста, а то я не хочу, чтобы в тебя что-то попало, — шипит он Гарднер, и та послушно отходит на метра два, прикусив зубами нижнюю губу. Примерно расчитав угол удара и его силу, художник всё-таки ударяет подставкой о зеркало и то с громким грохотом и неприятным лязгом — Гарри, кажется, задел не только стекло, но и красивейшую золотую рамку — разбивается, маленькими и большими осколками падая на пол, прямо у ног парня. К счастью, он успевает вовремя отойти в сторону, и ни один острый кусочек его не задевает. — Тьфу, кажется, Зак влияет на меня слишком сильно, — сквозь зубы говорит он, вероятнее всего, сам себе, и, ставя целёхонькую металлическую вещь на её законное место, с милой, но при этом немного нервной, улыбочкой поворачивается к до жути напуганной Рейчел. Это можно понять по тому, как её руки сжимают горящую свечу, а глаза широко распахнуты в шоке. — Чёрт, ты держишь свечу голыми руками, Рей, — Гарри забирает горячую свечу из рук девочки и тут же ставит её на подставку. — Извини меня, пожалуйста. Поглаживая голубоглазую по голове, нежно начинает шептать парень, тем самым пытаясь её успокоить, что, кстати, очень хорошо в итоге помогает, ведь блондинка, выйдя из оцепенения, недоуменно начинает моргать глазами, а после и вообще с какими-то странными искорками в них начинает смотреть на Гарри. — Это… Это было потрясающе! — в конечном итоге выдаёт она, отодвигает лавандоволосого в сторону и направляется к разбитому зеркалу: — О мой Бог, посмотри, на осколках остались наши отражения, — поднимая с пола два куска разбитого стекла, говорит Рей, вместе с этим отдавая один кусок Гарри и заодно, впихивая ему синий флакончик с буквой «Г»: — Тут было написано, что нужно взять осколок себя, поэтому, возможно, они нам как-то пригодятся. — Да, спасибо. Здесь ничего больше нет и я, вроде бы, видел с другой стороны точно такую же дверь, может быть, она открыта, пойдём. Немного смутившись, Гарри поворачивается назад и выходит из комнаты, направляясь к другой. Мельком глядит на стул и стену, которые, в принципе, совсем никак не изменились, и продолжает идти дальше, в конце концов останавливаясь у идентичной деревянной двери, мирно ожидая того момента, когда к нему дойдёт и Гарднер. Та оказывается рядом с ним через считанные секунды, сама открывает дверь и тут же заходит внутрь. Эта комнатка, какого-то чёрта, оказывается ещё более темной, чем прошлые, в углах снова горят свечи, от которых идёт этот неприятный приторно-сладкий аромат, и кажется, даже здесь отчётливо слышны тихие звуки органа. Напротив них, на все той же стенке в полоску, висит картина. Она представляет из себя черный холст в золотой узорчатой рамке, на котором (Гарри, честное слово, заебался видеть эти надписи) написана белая, как обычно непонятная с первого раза, фраза:«Выплюнь свои грехи. Если не знаешь как — отринь их, оторвав.»
Ладно, хорошо. Парень отчаянно вздыхает и пытается отвлечься от той, откровенно говоря, херни, которая происходит с ними прямо сейчас. Интересно, как поживают Зак и Иб? «А чего это ты так беспокоишься о них? Я понимаю, Иб, но этот чёрт с косой на плече… Он же такой тупой и практически ничего не делает! Почему ты таскаешься с ним? Можно же было просто оставить его где-нибудь, а после свалить отсюда втроём! Или, стой-стой..! О. Мой. Бог. Только не говори, что он тебе…» Хотя, пожалуй, нужно сосредоточиться на другом. Губы юного художника искривляются в недоулыбке: — Ах, Рей, малышка, думаю, я не очень-то понимаю, что нам нужно делать. Ты? — Я, честно, не знаю, но у меня присутствует сильное желание… Разорвать эту картину точно так же, как ты разбил то зеркало, поэтому, я так и сделаю. Девочка сильно замахивается, из-за чего парень быстрым движением отскакивает назад и с громким криком ударяется спиной об одну из подставок, вместе с ней летя на пол. Рейчел в это время успевает лишь совсем слегка задеть острым осколком окрашенную краской ткань, тут же теряя равновесие и тоже падая на пол. Как только металлическая, явно винтажная, вещь падает на пол, свеча отскакивает от неё куда-то в угол, ломаясь на две части, тем самым — всё-таки, он был прав — заполняя всё помещение, которое, кстати, было плотно закрыто, — после того, как зайти, Гарри на всякий случай закрыл дверь и, к сожалению, достаточно плотно — ярко-фиолетовым дымом и всё тем же запахом, который прямо сейчас стал казаться не сладким, а по-настоящему едким и противным до тошноты. Дым буквально не даёт что-либо увидеть, не даёт нормально дышать, при каждом вдохе заполняя собой лёгкие всё больше и больше, но черноглазый парень всё равно поднимается из лежачего положения в сидячее, склонив голову вниз и прикрыв рот с носом ладонью. Это, конечно же, никак ему не помогает. Он пытается встать или позвать голубоглазую блондинистую девочку, которая находится где-то рядом, но из его горла выходит только хриплый кашель, и ничего кроме этого. С каждой секундой в глазах темнеет, веки тяжелеют, а зрачки становятся до ужаса стеклянными, и в итоге Гарри всё-таки прикрывает их, — глаза — свято надеясь, что с Рейчел всё хорошо. Два тела практически одновременно, в унисон, падают на пол, теряя сознания.***
Приоткрыв один глаз, Гарри резко встаёт с холодного пола, ошарашенно озиряясь по сторонам: он находится в странной — куда уж страннее? — комнате без какого-либо выхода, все стены яркие и радужные, что аж режут глаза. На одной из стен висят три картины, и каждая из них имеет свое название и автора, написанные в уголочке. Звуки органа и сладкий запах всё ещё присутствуют, но парень этого будто не замечает или просто не хочет. Рядом с собой Гарри находит осколок, всё ту же небольшую синюю бутылочку, и решает сразу же их поднять, быстрым шагом направляясь в центр комнаты, ведь там стоит деревянный стол с маленькой записочкой на нём:«Избавился ли ты от своих грехов, юноша, или просто пытаешься пренебрегать ими? Дай же им свершиться второй раз и не забудь после захватить их.»
В конце концов скомкав старый, немного пожелтевший, листочек и кинув его куда-то в угол, парень подходит к самой первой картине, всё ещё не до конца понимая, что нужно делать. Подходит и тут же отпрыгивает от неё на метр, потому что то, что он видит перед собой, кажется до безумства страшным: на холсте изображён он сам с закрытыми глазами и маленькой улыбкой на бледном лице, сжимающий одну ярко-синюю розу в руках и чуть ли не утопающий в других таких же. С первого взгляда кажется, что он просто спит или на несколько секунд прикрыл свои чёрные глаза. В правом углу, под самой картиной, написано её название и автор, которые так же сильно ужасают.«Забытый Портрет»
Гуэртена Вейс
Гарри тут же переводит взгляд и на вторую картину, надеясь на лучшее, но выходит зря: на ней, в полный рост и с милой улыбкой на губах, стоит дама в длинном, роскошном и красивом красном платье, поправляя двумя руками белые рюшки на рукавах.«Дама В Красном»
Гуэртена Вейс
Не задумываясь ни секунды, лавандоволосый, прямо как Рейчел несколько (?) минут назад, замахивается, и двумя быстрыми, точными и лёгкими, но при этом плавными движениями режет обе картины стеклянным осколком, разрывая ткань холстов. А после, на всякий случай, делает ещё штучек десять надрезов, уничтожая и не оставляя от ужасающих картин ничего, кроме кучи лоскутков, валяющихся на полу у его чёрных туфель. Волосы немного прилипают ко лбу, а сам парень неровно дышит, сердито и тяжело смотря на последнюю, третью картину в самом углу. Но злость и другие чувства пропадают, потому что она — картина — от и до пустая. Просто белый холст, на который даже не успели что-либо нанести, ни краски, ни какого-либо лака нет. Ничего. И это напрягает только сильнее, поэтому, собравшись с мыслями, Гарри проделывает то же самое, что и минуту назад — разрывает холст на две половины. Из него, да-да, прямо из картины, начинает течь что-то вязкое и чёрное, не похожее на краски, воду или чернила. Больше смахивает на смолу или обычную смазку, хотя это всё равно что-то другое. Первое, что приходит в голову, это то, что жидкость можно легко залить в пустой флакон, что, собственно, Гарри и делает, при этом случайно наступая каблуком своих туфель в лужу. — Чёрт, — шипит он себе под нос, бросает на пол осколок и уже полностью свободной рукой медленно потирает переносицу, при этом прикрывая глаза, тем самым пытаясь прийти в себя хоть чуть-чуть. Этого у него, конечно же, не получается, потому что, распахнув веки, Гарри вновь видит перед собой ту самую тёмную комнату, освещаемую лишь свечами, а перед ним, такая же удивленная, тоже с полным бутыльком в руках, Рейчел. Она несколько раз хлопает своими голубыми глазами и в недоумении открывает рот. — Ты тоже это видела? — Ты сейчас имеешь в виду картины, которые нужно было разрезать? — Да, — тихо вздыхает Гарри, слегка посмеиваясь. — Я имел в виду именно это, Рей. — О. Славненько. Мгм, как думаешь, нам стоит выйти отсюда сейчас или… — Определённо сейчас, — парень закрывает свою бутылочку на крышку и кладёт её в карман своего плаща, протягивая руку Гарднер, чтобы та могла отдать и свой, а после берет её за руку и торжественно произносит, между тем посмеиваясь. — Ну, что же, пора отправляться в путь!