***
Этой ночью капитану Леону не спалось. Его волновало состояние Жаклин, помимо того, из головы не выходили мысли о сказанном Эжени. Если она права, и за Зверем действительно стоит направляющий его человек, то всё гораздо серьёзнее, чем они поначалу считали. Зверя можно выследить и пристрелить, но как найти его хозяина? И даже если Зверь будет убит, что мешает человеку придумать что-нибудь новое? Утро выдалось серым и туманным, но сквозь разрывы облаков проглядывало солнце. Когда гости спустились в столовую, Леон отметил, что Жаклин чувствует себя значительно лучше, хотя всё ещё бледновата. Себастьян де Шане, его дочери и гости только закончили завтракать, когда со двора послышался топот копыт, лай собак и громкие крики. Инесса воскликнула «Это он!» и опрометью кинулась во двор – лишь взметнулась ярко-красная юбка. Себастьян, Эжени и дети мушкетёров поспешили за ней. Во дворе замка была суматоха, ржали кони, лаяли собаки, шумели люди. Слуги рассёдлывали коней и успокаивали собак, а посреди всего этого хаоса возвышался на рослом жеребце крупный мужчина, сложением, пожалуй, не уступавший Портосу. Волосы его, усы и короткая борода были русыми с рыжеватым оттенком, тёмно-серые глаза смотрели внимательно из-под густых бровей, а всё лицо освещала широкая добродушная улыбка. Одет он был неярко, в глаза бросались только длинные чёрные перчатки, закрывавшие руки до локтей. – Себастьян де Шане! – голос у него был гулкий, под стать такому гиганту. – Как поживаете, старый друг? – Милостью Божией ещё жив, – сдержанно ответил Себастьян. Инесса, вся сияя, подбежала к всаднику – Леон подумал, что впервые за всё время их пребывания видит её по-настоящему счастливой. – Шевалье де Мармонтель, – она присела, скромно опустив глаза, но тут же вновь подняла их и уставилась на прибывшего. Тот легко спешился и левой рукой притянул девушку к себе, но тут же отстранился. – Инесса, ты расцветаешь день ото дня! – прогудел он и повернулся к детям мушкетёров. – А это, должно быть, те самые смельчаки, о которых ходит молва? Это они предложили свою помощь в поимке Зверя? – Именно так, сударь, – Анри поклонился и в уже привычном порядке представил себя и своих друзей. Глаза гиганта заблестели, когда он услышал известные всей Франции фамилии, и он шагнул вперёд, протягивая правую руку – с некоторым усилием, будто она была слишком тяжела для него. – А я Бертран де Мармонтель, известный в этих краях под прозвищем Железная Рука, и будь я проклят, если я не помогу вам поймать эту зверюгу, которая держит в страхе весь город! Дети мушкетёров молчали, видимо, смущённые его пылкостью. Леон первым шагнул вперёд, сжал протянутую ладонь... и отдёрнул руку, ощутив сквозь перчатку холод металла. Бертран де Мармонтель хрипло хохотнул и левой рукой стащил перчатку с правой. Леон невольно отступил назад, Анжелика за его спиной тихо ахнула. Вместо правой руки у Бертрана был железный протез – блестящий, серовато-белый, перехваченный в нескольких местах кожаными ремешками. Леон заметил на нём рычажки, позволяющие, по-видимому, менять положение пальцев. – Так вот почему Железная Рука! – воскликнула Жаклин. – Именно! – Бертран, довольный произведённым впечатлением, опустил руку. – Мне отхватили полруки на войне с испанцами, но один славный мастер выковал мне новую – из железа! Ну, Инесса, а где же твоя сестра? Где малютка Эжени? – Малютка Эжени выросла, – отозвалась старшая дочь де Шане, подходя к нему, и в голосе её Леону послышалась печаль. Несколько гончих псов с громким лаем кинулись к ней, но явно не с дурными намерениями – они крутили хвостами и заглядывали ей в глаза. Эжени потрепала их по головам и, подойдя к Бертрану, присела перед ним. – Ты и правда выросла, – восхищённо проговорил он. – Де Шане, обе ваши дочери расцвели в самые прекрасные цветы Бургундии! Думаешь ли ты о женихе, Эжени? – Моя дочь собирается стать Христовой невестой, – ответил за Эжени Себастьян. – Хоронить такую красоту в монастыре? Безумие! – фыркнул Бертран. – Опомнись, Эжени, сколько мужчин, должно быть, мечтают о тебе! – Не обо мне, а о моём наследстве и о землях моего отца, – грустно возразила она. – Прошу вас, господин де Мармонтель, давайте не будем об этом. Вы ведь приехали сюда охотиться на Зверя – давайте о нём и поговорим. – Узнаю малютку Эжени, – рассмеялся Бертран. – Она и в детстве была такой же серьёзной. Жаль, что вы, господа мушкетёры, не видели её и Инессу в детстве – чудесные были девчушки! Инесса могла часами танцевать, а Эжени всё больше тянуло к книгам. А скажите-ка мне, господин д’Эрбле, как нынче обстоят дела в Париже?***
За ужином случилось то, чего Эжени боялась больше всего – её слова никто не воспринял всерьёз. Когда она заговорила о Звере и о том, что он, возможно, подвластен человеку, Инесса досадливо поморщилась и заявила: – Неужели обязательно всякий раз говорить об этом за едой? Мне теперь кусок в горло не полезет! – Прости, сестра, но когда же ещё мне говорить об этом? – возразила уязвлённая Эжени. – Господин де Мармонтель обязан выслушать меня, если он собирается поймать Зверя. – Ты забила себе голову страшными сказками, – поджал губы отец. – Сложно представить, чтобы человек мог справиться с таким крупным и опасным созданием, да ещё и натравить его на кого-то. Я считаю, что Зверь сам по себе слишком хитёр и коварен, человеческий умысел тут не при чём. – Мне попадались такие волки и лисы, которых можно заподозрить в сговоре с дьяволом – до того они ловко скрывались и запутывали следы! – поддержал его Бертран. – В самом деле, кому придёт в голову подобная безумная идея – приручить Зверя, чтобы он убивал людей! – Мы приручаем собак, чтобы они загоняли дичь, – проговорила Эжени уже менее уверенно и покосилась на мушкетёров, ожидая поддержки. – Господа, помнится, вы были согласны со мной... – Я сказал, что такое возможно, но я ничего не могу утверждать наверняка, – осторожно произнёс Анри. – Если ваше предположение правильно, то поймать Зверя ещё труднее, а выследить его хозяина – почти невозможно, – добавил Рауль. У Бертрана, однако, на этот счёт было другое мнение. – Сначала убьём Зверя, а потом доберёмся и до хозяина – если он, конечно, существует, – он тяжело опустил железную руку на стол. – Справимся с Божьей помощью. Неужели убить какого-то волка, шастающего по лесам, труднее, чем выдержать натиск испанцев? – Это не просто волк – он куда крупнее и хитрее обычных волков, – заметила Жаклин. – Но не хитрее человека, – усмехнулся Бертран, не зная, что повторяет слова, произнесённые совсем недавно капитаном Леоном. – Завтра будет большая охота, и нам всем нужно хорошенько подкрепиться перед ней. – Я не поеду, – решительно сказала Эжени. – Вы знаете, я плохо стреляю и вообще не люблю охоту. – Я тоже, – неожиданно поддержала её Анжелика. – Не хочу смотреть, как убивают несчастных волков. – Эти несчастные волки лишают крестьян пропитания, убивая их скот, – холодно ответил Себастьян де Шане. – Впрочем, воля ваша. Если хотите, можете остаться в замке. А что насчёт вас, Жаклин? Вы тоже не любите охоту? – Не очень, – Жаклин выпрямилась на сиденье, – но я поеду. – Я тоже, – вставила Инесса. – Я должна быть рядом, когда Бертран убьёт Зверя и положит конец нападениям. – Ты слишком наивна, – обратился к невесте Бертран. – Может, это буду не я, а твой отец или кто-нибудь из господ мушкетёров. А может, какой-нибудь охотник. Например, Жан Шанталь – должно ведь ему когда-нибудь повезти? Дальше разговор пошёл в другом направлении, и Эжени, чувствуя усталость и бессилие, покинула столовую раньше других, сославшись на головную боль. Она поднялась наверх и долго стояла у окна, глядя на сгущающиеся сумерки. Завтра наступит день, уже прозванный Днём Великой охоты. Будет убито множество волков, но окажется ли среди них Зверь? Верно ли её предположение насчёт его хозяина? Или всё, высказанное ею в библиотеке – не более чем фантазии, и дети мушкетёров сейчас смеются над её предположениями вместе с отцом, сестрой и Бертраном? Небо уже потемнело, на нём зажигались первые звёзды, из-за облаков выплывала луна. Корнель мягко опустился на плечо Эжени, но она едва почувствовала его тяжесть. Голоса доносились до неё будто издалека – видимо, ужин закончился, и гости расходились. Эжени услышала приближающиеся шаги, но не отошла от окна и даже не повернула голову – она чувствовала себя удручённой, и ей не хотелось ни с кем разговаривать. – Мадемуазель де Шане, – негромко окликнули её. Она узнала голос Леона и нехотя повернулась. Корнель на её плече раскрыл крылья и хрипло каркнул. – Он не нападёт на меня? – капитан улыбнулся, но вид у него был усталый и, что странно, недовольный. Эжени подтолкнула ворона рукой. – Лети к себе, – она проводила Корнеля взглядом и повернулась к капитану. – Неужели вы его боитесь? – Я уже давно никого и ничего не боюсь, – медленно проговорил он. – Даже завтрашней охоты? – А чего её бояться? – он дёрнул плечом. – Преследовать зверей – не то, что преследовать людей. Звери куда менее опасны, потому что не знают, что такое подлость. – Интересное суждение, – Эжени снова посмотрела за окно. – Бертран как-то раз заметил, что каждый человек похож на какое-то животное. Он сам считал себя медведем, Инесса была домашней кошкой, а я – ласточкой. – Ласточка, – повторил Леон. – А что, это красивые птицы, лёгкие и быстрокрылые. Хорошее сравнение. Ну а я, по-вашему, на кого похож? – На льва, – быстро ответила Эжени, пытаясь не вспоминать о своём сне. – Храбрый лев с золотой гривой. – Лев, – усмехнулся дю Валлон. – Видел я как-то льва в королевском зверинце – обычный кот, только большой, толстый и разморённый жарой. Грива свалялась, сам лежит и не может подняться – ни храбрости, ни золота я не заметил. Эжени обескуражила как резкость его слов, так и спокойствие его тона. – Я не хотела обидеть вас этим сравнением. Между прочим, это был комплимент, – голос её дрогнул, и Леон это заметил. – Простите, – похоже, он был смущён. – Знаете, я не мастер вести такие разговоры – не то что д’Эрбле или Рауль. Если я задел вас... прошу простить. – Вас часто сравнивают со львом? – Эжени постаралась проявить участие. – Вам это надоело, поэтому вы злитесь? – Меня ни с кем не сравнивают – жизнью дорожат, – хмыкнул он. Это смутило Эжени ещё больше, и она опустила голову. – Простите меня, – тихо сказала она. – Знаете, время позднее... наверное, я пойду к себе. Удачи вам в завтрашней охоте. – Благодарю, – кивнул Леон. Эжени уже шла по коридору, когда он окликнул её: – Мадемуазель де Шане! – Да? – она остановилась и развернулась к нему. – Если мои слова вас утешат, то я думаю, что вы правы насчёт хозяина Зверя. И мои друзья думают так же. Именно поэтому я считаю, что завтра мы Зверя не поймаем. Но всё равно, спасибо вам за добрые слова. После этого Эжени покинула его в совершенном смятении. Уже лёжа в своей постели, она долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, сминала одеяло, а когда всё же провалилась в сон, опять оказалась в лесу. На этот раз за окном не гремел гром, не лил дождь, поэтому во сне было тихо, и даже ветер дул не так сильно. Эжени по-прежнему стояла возле дерева в одной ночной рубашке, но сейчас она почему-то не испытывала страха – только тихую обречённость. Зверь появился, как и прежде, из-за деревьев, одним большим прыжком преодолел разделявшее их расстояние и приземлился у ног Эжени. Она видела, как поднялась огромная, неправильной формы голова, как засветились глаза, как заизвивалось тело Зверя, избавляясь от тёмной, пахнущей землёй и кровью шкуры. Ещё несколько мгновений – и Леон дю Валлон стоял перед Эжени на коленях, насмешливо глядя на неё снизу вверх. – Почему волк? – не своим, хриплым и дрожащим голосом произнесла Эжени. Леон посмотрел на неё вопросительно, и она добавила: – Почему волк, а не лев? Вы же Леон, значит, лев... – Серьёзно? Я стою перед тобой голый, только что превратившись из Зверя в человека, а ты спрашиваешь, почему не лев? – он рассмеялся и, легко поднявшись с колен, шагнул к Эжени, прижимая её к стволу дерева, уже знакомому по прошлому сну. – Это единственный вопрос, который у тебя возникает? «Нет, не единственный. Далеко не единственный», – подумала Эжени, но вслух ничего произнести не успела – Леон крепче прижал её к дереву, стискивая рубашку и тело под ней, утыкаясь лицом в шею. Сил сопротивляться не было, и Эжени безвольно обмякла. Ей было жарко и холодно одновременно, сердце бешено стучало, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди, спину больно царапала кора дерева, а шею обжигало дыхание Леона. Вот он поднял голову, чтобы поцеловать Эжени в губы... и за мгновение до того, как он исполнил это намерение, она проснулась в своей постели.