Зверь в землях де Шане

То, что Великая охота закончилась неудачно, было понятно ещё издалека, когда вереница всадников только приближалась к замку. Они ехали необычно тихо – не было слышно радостных криков, возвещающих о победе над Зверем, не грохотал голос Бертрана Железной Руки, и даже собаки, казалось, лаяли тише. Анжелика поспешно спустилась во двор, чувствуя, как сердце сжимается от неотвратимой беды. Эжени, бледная и серьёзная, шла следом за ней. Всадники спешивались, конюхи рассёдлывали коней, Бертран о чём-то разговаривал с собаками, трепля их по головам – до Анжелики долетели слова: «Молодцы, хорошо постарались... Мы его, проклятого, ещё выманим из леса». Среди прибывших мелькнул священник – он быстро прошёл за Себастьяном де Шане, что-то взволнованно говоря ему. Потом Анжелика перевела взгляд на подъехавших друзей, и дыхание замерло у неё в груди. Рауль, её любимый Рауль, не спешивался, а сползал с седла, голова его была наспех обмотана какой-то тряпицей, на которой проступали кровавые пятна, рукав был порван и тоже в крови. Граф, смертельно бледный, пошатнулся и упал бы, если бы его не подхватил оказавшийся рядом Анри. – Рауль, что с вами? Что случилось? – Анжелика, забыв все сомнения, не боясь выдать свои чувства, движимая одним огромным страхом за графа, подлетела к нему. – Конь испугался выстрела, понёс, а Рауль не удержался в седле и, падая, ударился о дерево, – коротко пояснил подошедший Леон. – Ладно ещё, что мы его быстро нашли – Жан Шанталь был неподалёку... – Рауль, бедный Рауль! – перепуганная Анжелика зашагала рядом с Анри, ведущим графа в замок. – Вы тяжело ранены? – Ерунда, – Рауль попытался улыбнуться, но получилась скорее гримаса боли. – Обычный удар головой, я сотни раз так падал, когда был мальчишкой и только учился ездить. Я... ох, эти ступеньки! – не стою ваших слёз... Сам во всём виноват – надо было крепче держаться в седле... – Не бравируйте, – Анри подтолкнул друга в сторону его комнаты. – Боюсь, ближайшие несколько дней вам придётся провести в покое. То же самое сказал и прибывший вскоре врач. Разбитый лоб Рауля был промыт и перевязан чистой тканью, как и ободранное плечо. Анжелика всё это время в волнении крутилась около врача, то присаживаясь, то отходя к окну и пытаясь сдержать слёзы. Как не вовремя это вышло – она ведь только собиралась признаться Раулю в любви! Может, падение графа – знак, что ей не следует этого делать? Или, наоборот, она должна признаться, ведь с ним могло случиться худшее – на Рауля мог напасть Зверь, и тогда он никогда бы не услышал слов Анжелики... Прошло чуть больше часа с момента возвращения охотников, но для юной баронессы это время показалось вечностью, и она, в тревоге бродя из комнаты в комнату, сама ощущала себя больной. Как сквозь сон до неё доносились обрывки разговоров – Анри и Жаклин что-то рассказывали Эжени, отец Роберт убеждал Себастьяна де Шане, Бертран с Инессой весело смеялись, прощаясь... Сердце сжималось всё сильнее, Анжелика подняла голову и попыталась сквозь пелену слёз различить среди мутных фигур своего брата. Вскоре она заметила Леона в коридоре, но не решилась подойти – он разговаривал с отцом Робертом, ещё более суровым, чем обычно. – Теперь я сильнее, чем прежде, убеждён, что здесь замешано колдовство, – звучал мощный, привыкший читать проповеди в церкви, голос священника. – Беда, случившаяся с вашим другом, не что иное, как происки Сатаны, – отец Роберт перекрестился. – Зверя не так легко поймать, и вы в этом убедились... Кстати, господин дю Валлон, что вам известно о ведьмах? – Они пляшут голыми по ночам перед кострами на своих сборищах, – ответил Леон, даже не пытаясь скрыть насмешку. – Всегда хотел попасть на такой шабаш, да всё как-то не получалось. – Вы насмешник и ни во что не верите, – отец Роберт покачал головой. – Женщины духом гораздо слабее мужчин и куда легче поддаются искушениям нечистого. Чем красивее женщина, тем легче ей околдовать мужчину. Не всякая женщина – ведьма, но всякая ведьма – женщина... Говорят, у многих ведьм рыжие волосы. Говорят также, что они читают свои колдовские книги, дерзки и любят спорить. Они заводят себе питомцев – чёрных котов, псов или воронов... – Намекаете на Эжени де Шане? – Леон перестал улыбаться. – Что ж... Думаю, шевалье де Шане не обрадуется, узнав, что вы считаете его дочь ведьмой. – Я не боюсь ваших угроз, – отец Роберт выпрямился во весь рост. – Кроме того, я ни в чём не обвиняю Эжени. Она может быть чиста, как первый подснежник, но её любовь к кладбищенской птице, её стремление к книгам, к поискам Зверя – от лукавого. Она сама не осознаёт, в какой опасности её душа. – Если вы так беспокоитесь за её душу, скажите это ей, – резко перебил священника Леон. – А что до меня, то мне надо кое о чём переговорить с друзьями. Он коротко кивнул и пошёл в сторону, противоположную той, где стояла Анжелика. Она же, чтобы не столкнуться со священником, поспешила скрыться, зашагала прочь и, сама того не заметив, попала в комнату Рауля. Он лежал на кровати, вытянувшись, бледный и усталый, и сердце Анжелики затопили жалость и любовь к нему. Внезапно решившись, она тихонько подошла и села на краешек кровати. Умом она понимала, что сейчас не лучшее время для разговора по душам, Рауль измучен и хочет отдохнуть, но сердце настойчиво колотилось, заставляя разум отступить. – Рауль, – негромко позвала она. – Рауль, как вы? – Лучше, – он лениво разлепил веки и поглядел на неё, пытаясь улыбаться. – Не плачьте, право же, оно того не стоит. – Я не плачу, – Анжелика быстро отёрла глаза. – Я просто... хотела сказать вам одну вещь. Мы сегодня говорили с Эжени, и она дала мне мудрый совет. Я думаю, что нет ничего плохого в том, что я скажу правду... – Это касается Зверя? – брови Рауля сошлись к переносице. – Зверя? – растерянно переспросила она. – О нет, Зверь тут не при чём, просто я... Я должна сказать вам кое-что важное. – Какое совпадение, – пробормотал Рауль. – Простите? – Нет-нет, ничего. Я тоже собирался вам кое-что сказать... думал всю дорогу... но вы говорите первая. На миг Анжелике стало стыдно – Рауль даже раненый думает о Звере и строит планы его поимки, а она тут лезет со своими глупыми чувствами! Но роковой шаг был сделан, и Анжелика, сосредоточенно глядя на белую ткань постели, проговорила: – Рауль, я люблю вас. Наверное, я должна была сказать это раньше, но я боялась, что вы оттолкнёте меня, что это разрушит нашу дружбу... Сегодня Эжени сказала, что знает, что я люблю вас, и знает, что вы любите меня тоже. Она сказала, вы так тепло смотрите на меня, когда никто, даже я, этого не вижу! Рауль, это правда? Выпалив эти слова, Анжелика осмелилась поднять глаза и увидела, что Рауль смотрит на неё с изумлением. Ей стало жарко, щёки горели огнём, на глазах снова выступили слёзы... и тут Рауль рассмеялся – не насмешливо, а с невыразимым облегчением. – Господи, какое счастье! – он приподнялся, сжал её руку, но тут же застонал и снова повалился на подушку. – Ох, в глазах темно... и надо было же мне упасть... Анжелика, – он собрался с силами, сел на постели и прижал её руку к груди, – вы лучшая на свете, прекрасная, замечательная девушка, и я тоже хотел признаться вам в любви... что я и делаю. – Нет, этого не может быть, – пролепетала Анжелика, чувствуя, что становится похожей на румяное яблоко. – Это сон, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Рауль, неужели вы и правда меня любите? Вы говорите это не из жалости ко мне? – Анжелика, посмотрите на меня, – серьёзно произнёс граф, заглядывая в её глаза. – Разве я похож на жалеющего человека? – Нет, вы похожи на счастливого человека, – выдохнула она, видя, как сияют его глаза. – И это правда, – кивнул Рауль. – Сегодня вы сделали меня счастливейшим человеком на свете. Право, ради этого стоило свалиться с лошади и хорошенько стукнуться о дерево! – А как же Луиза де Лавальер? – рискнула спросить Анжелика. – Луиза... – сияние его лица померкло, но не исчезло. – Она была моей юношеской несбывшейся мечтой. Наверное, когда-то я и правда любил её, но теперь, особенно после той таверны, где я почти умер и воскрес, это всё кажется далёким забытым сном. Анжелика, – мечтательность исчезла из глаз Рауля, уступив место решительности, – я знаю, это не лучшее место для того, чтобы делать предложение, и я не в лучшем состоянии, но... вы выйдете за меня? – И вы ещё спрашиваете! – Анжелика рассмеялась, и из глаз её брызнули слёзы. – Разумеется, я выйду за вас замуж! Радость, кипевшая в ней, требовала выхода, и Анжелика крепко обняла Рауля за шею, рискуя задеть раненое плечо. Она уронила голову ему на грудь, и граф здоровой правой рукой погладил её по волосам. Будь её воля, Анжелика просидела бы так, прижимаясь к любимому человеку, всю ночь, но радость всё ещё рвалась наружу, и дочь Портоса, вскинув голову, поцеловала Рауля в губы. Комната как будто закружилась вокруг них в плавном и неторопливом танце, затрепетало пламя свечей, ветер снаружи жалобно завыл и ударился в окно. Анжелика задыхалась, но не могла оторваться от Рауля – она вдыхала его, пила его, как воду, не в силах утолить жажду, и граф отвечал, прижимая её здоровой рукой к себе. Где-то в коридоре послышались голоса, затем шаги, но влюблённые не могли оторваться друг от друга, пока их уединение не было грубо разрушено скрипом двери. – Анжелика! – от резкого голоса оба вздрогнули и шарахнулись друг от друга. Анжелика поспешно поднялась, чувствуя, что краснеет ещё сильнее. В дверях стоял Леон и глядел на неё с выражением, которое сложно было описать – пожалуй, в нём смешались изумление, гнев, ужас и неверие. – Барон дю Валлон, – Рауль заговорил первым, пытаясь скрыть смущение, – думаю, мне следовало сказать это давно. Я люблю вашу сестру и сегодня узнал, что она отвечает мне взаимностью. Я попросил у Анжелики её руки, и она сказала «да». Теперь я прошу вас благословить наш брак. – Граф де Ла Фер, – Леон дышал так тяжело, как будто только что бежал через лес, выслеживая Зверя, – признаюсь, это слишком неожиданно для меня. Поговорим об этом позже, когда ваше состояние улучшится. Анжелика, можно тебя на пару слов? И он покинул комнату, на прощание коротко кивнув Раулю – так же, как давеча священнику. Анжелика послала графу нежную улыбку и последовала за братом, предчувствуя, что разговор будет не из лёгких. Непонятно почему, но Леон очень разозлился. Предчувствие её не обмануло. Едва они отошли от комнаты на десяток шагов, как брат резко развернулся к ней и грозно спросил: – И что это, чёрт возьми, было? – Я целовалась со своим женихом, – твёрдо ответила Анжелика, глядя ему в глаза. Гвардейцы, которыми Леон командовал раньше, боялись его, мушкетёры, которыми он командовал теперь, тоже, но ей, его сестре, бояться было нечего. Так, по крайней мере, она надеялась, глядя в полные гнева глаза брата. – Он тебе не жених, – отрезал Леон. – Я ещё не дал своего согласия. – Он сделал мне предложение, и я согласилась. Он мой жених. – Ты ведёшь себя безрассудно и неприлично. – И это говоришь мне ты? – у Анжелики вырвался нервный смешок. – Напомни-ка, кто в первый же вечер разгневал Инессу де Шане словами о Париже? Кто спорил с отцом Робертом? С Жаном Шанталем? Кто, в конце концов, рассказывал непристойные шутки Бертрану Железной Руке? – Ты тоже над ними смеялась, – буркнул Леон. – Анжелика, ты слишком молода, чтобы выходить замуж. – Я старше Жаклин, а она уже замужем! – Ты была монахиней! – Я уже давно перестала ей быть! – Ты... ты... – Леон пытался найти подходящие слова. – Ты ещё очень юна и неопытна, ты многого не знаешь, тебе рано становиться чьей-то женой. – Не чьей-то, а женой Рауля, – Анжелика упёрлась руками в бока. – Леон, я не понимаю, почему ты против этого брака? Рауль твой друг, он так же храбр и благороден, как его отец, и мы все это знаем! Луизу де Лавальер он уже давно забыл! Он будет любить меня и заботиться обо мне, так чего ты боишься? – Кто же будет хозяйкой в замке нашего отца, если ты уедешь? – Леон заговорил чуть тише. – Твоя жена, – беспечно усмехнулась Анжелика. – Ты ведь всё равно когда-нибудь женишься, и твоя жена будет заниматься замком. – А если не женюсь? – Ты говоришь это назло мне, – она нахмурилась. – Но ты ведь и сам неплохо управляешься – зачем тебе я? – Если ты уедешь, я останусь совсем один, – голос Леона дрогнул, и у Анжелики сжалось сердце. Её брат никогда не пытался давить на жалость – что это с ним сегодня? – Ты не будешь один, – твёрдо возразила она. – У тебя останусь я, Рауль, Анри, Жаклин, мы с Раулем будем навещать тебя, привозить наших детей. Если родится мальчик, я назову его в твою честь – хочешь? – Анжелика мечтательно улыбнулась. – Нет, – Леон медленно покачал головой. – Слышишь, я не даю своего согласия на твой брак. – Почему? – слова брата упали, как камень, и у Анжелика задрожали губы. – Я уже объяснил тебе. – Это всё пустое! – из глаз снова потекли слёзы, но на этот раз Анжелика не стала их вытирать – пусть катятся по щекам, пусть лицо Леона расплывается перед глазами, всё равно она не может его видеть. – Ты просто упрямец! А Рауль всё равно будет моим мужем, потому что он должен жениться на мне! – Что? – глаза Леона полыхнули гневом. – Что ты сказала? Дьявол, что он с тобой сделал? – Ничего, – Анжелика поняла, что брат превратно истолковал её слова, но сейчас ей было всё равно. – Пока ничего. Но он должен жениться на мне, потому что мы друг друга любим! – Что у вас с ним было? – продолжал наступать Леон. – Ничего, кроме одного-единственного поцелуя, – Анжелика посмотрела ему в глаза с вызовом, сквозь слёзы, а губы её горько усмехались. – Но только пока. А когда он выздоровеет, будет всё, всё... потому что я его люблю! Мне наплевать, что обо мне подумают, наплевать на репутацию, слышишь? Я буду любить его, а ты... не будешь указывать мне, что делать! Слёзы полились, и Анжелика, не в силах сдерживать рыдания, бросилась прочь – подальше от комнаты Рауля, из злополучного коридора, в свою комнату, где она сможет всласть выплакаться. Леон крикнул ей вслед: «Анжелика, постой!», но эти слова не достигли её сердца, ещё недавно вознесённого на самые высоты, а теперь низвергнутого в морскую бездну.

***

И брат, и сестра думали, что разговор происходит без свидетелей, но оба они ошибались. Свидетель, точнее, свидетельница, была – она стояла в укромном уголке, опустив рыжеволосую голову и проклиная себя за любопытство. Эжени де Шане всего лишь хотела поговорить с дю Валлонами о Звере, а была вынуждена выслушать душераздирающую сцену ссоры. Тревожные мысли о Звере и его хозяине отошли на второй план, оттеснённые тревогой за Леона и Анжелику. Брат и сестра всегда были дружны, так почему же они поссорились в самый неподходящий момент, когда Рауль ранен, Зверь всё ещё на свободе, а подозрения Эжени так пугающи, что она не осмеливается произнести их вслух? Почему Леон так противится браку сестры с его другом, благородным и разумным человеком? Некоторое время Эжени в задумчивости стояла, глядя на то место, где только что спорили брат с сестрой, потом быстро проскользнула в свою комнату, а оттуда отправилась на поиски Леона. Она знала, что Рауль сейчас отдыхает, Анри и Жаклин, проведав друга и убедившись, что с ним всё в порядке, где-нибудь уединились, Инесса оживлённо рассказывает отцу об охоте, а Бертран возвращается в свой замок. Анжелика, скорее всего, печалится у себя в покоях, а Леон... где может быть Леон? Она нашла его в одной из башен – капитан стоял у окна, сквозь щели которого дул холодный вечерний ветер, глядя на тёмно-синее небо. Эжени вспомнилось, как она сама точно так же стояла накануне охоты, и Леон подошёл к ней, пытаясь развеять её печаль. Грустно сознавать, что она не сможет порадовать его, скорее, ещё больше разозлит и расстроит. – Леон, мне нужно с вами поговорить, – нарочито сухо произнесла Эжени. Леон обернулся, глядя сквозь неё. – Слушаю вас, мадемуазель де Шане. – Я совершила плохой поступок, возможно, даже не один, – решительно начала она. – Во-первых, я подслушала ваш с сестрой разговор, – Леон поморщился, как от боли. – Я знаю, что это меня не касается, но я считаю Анжелику своей подругой, и... – Эжени сделала глубокий вдох, – это я посоветовала ей признаться графу де Ла Фер в любви. – Значит, вы знали? – Леон быстро вскинул голову и пронзил её взглядом. – О её любви к Раулю? Знала. И о том, что она взаимна, тоже. – Почему вы мне не сказали? – А почему я должна была вам говорить? – возразила Эжени. – Тогда это меня не касалось, но сегодня днём мы с Анжеликой разговорились, и я призналась, что знаю её тайну. А что, собственно, случилось? Она призналась Раулю в любви, он признался в ответ и попросил её руки? Леон нехотя кивнул и снова бросил взгляд за окно. – Они целовались, – проговорил он. – И всё? – Эжени искренне удивилась. – Можете считать меня дурой, но я не понимаю, что здесь плохого. Рауль – достойнейший человек, они с Анжеликой любят друг друга и хотят вступить в брак – разве вы не должны радоваться за сестру? – Лучше бы он не был достойным человеком – тогда я смог бы отказать ей, – сквозь зубы процедил Леон. – Не понимаю. – Всё вы понимаете, – он махнул рукой. – Вы же умны, значит, не можете не понять, что я чувствую. Эжени снова глубоко вздохнула. Она надеялась, что до этого не дойдёт, но раз уж Леон сам заговорил про её ум... – Я догадываюсь, – кивнула она. – Сегодня днём Анжелика кое-что рассказала мне о вашем прошлом. Вы всю жизнь были одиноки и полагались только на себя. И вдруг появилась Анжелика – ваша сестра, чистое и светлое создание, которое вы полюбили всей душой и поклялись защищать. Вы наивно надеялись, что, пусть отец и покинул вас, сестра будет рядом всю жизнь. Но – вот неожиданность! – она влюбляется, выходит замуж за другого и покидает вас. Конечно, она будет вас навещать, но это уже совсем не то, верно? Она будет уделять больше времени мужу, чем вам, вы чувствуете себя одиноким и никому не нужным... – Больше и добавить нечего, – перебил её Леон, скрипнув зубами. – Вы словно прочитали мои мысли. Может, отец Роберт правду говорил, что вы ведьма? – он мрачно усмехнулся. – Роберт называл меня ведьмой? – она почувствовала обиду, но не удивление – кюре видел ведьму в каждой женщине, а уж если у этой женщины рыжие волосы, ворон на плече и страсть к знаниям... – Впрочем, неважно. Леон, вы несправедливы к вашей сестре и думаете только о себе. Вы хотите, чтобы она любила только вас, была только с вами, но если бы вы и правда любили её – отпустили бы к жениху, ведь вы знаете, что он позаботится об Анжелике, защитит её. – Не слишком ли много вы себе позволяете? – Леон нахмурился. – Мои отношения с Анжеликой касаются только меня и её. Это было правдой, но уязвлённая словами капитана Эжени уже не могла остановиться. – Я не договорила! – она повысила голос. – Справедливо ли с вашей стороны осуждать сестру, если вы сами мечтаете о жене вашего друга? – она протянула руку с зажатой в ней чёрно-золотой ленточкой, захваченной ей из комнаты. – «J. A.» это ведь «Жаклин д’Артаньян», верно? Глаза Леона засверкали, как у настоящего льва, и он одним быстрым движением вырвал ленточку из пальцев Эжени. – Откуда у вас это? – прохрипел он. – Нашла в лесу, когда мы его осматривали. Вы зацепились за ветку и оставили на ней ленточку, – в глубине души Эжени поднималось какое-то странное чувство, тёмное, злое и плохое, но ей ужасно хотелось дать ему волю. – Не бойтесь, я никому о ней не говорила и не показывала её ни отцу, ни сестре. Жаклин вам её подарила? – Нет, – выдохнул Леон, пряча ленточку в карман. – Она потеряла её так же, как я, обронила во время схватки, а я подобрал, если хотите – украл! Да, мне нравится Жаклин д’Эрбле – что вы будете делать с этим знанием? Будете шантажировать меня? Если я не дам согласия на брак сестры, расскажете обо всём Жаклин и Анри? – Как вам могло в голову такое прийти? – воскликнула Эжени. – С ленточкой и со своими чувствами к Жаклин можете делать что хотите, я никому ничего не скажу, но Анжелика... Если вы и дальше будете упрямиться, по замку, а затем и по деревне пойдут слухи – заговорят, что вы не хотите отдавать сестру, потому что сами любите её – не в том смысле, в котором братья обычно любят сестёр... Она не договорила – глаза Леона полыхнули гневом, и он быстрым цепким движением схватил её за запястье, притянув к себе. Впервые за весь разговор Эжени стало по-настоящему страшно – она вырвалась и отступила, готовая в любой момент броситься прочь. – Любого, кто посмеет такое сказать, я проткну шпагой, – прошипел капитан, глядя на неё в упор. – Вы молчали, Эжени – молчите и дальше. Он тяжело дышал, голубые глаза сверкали, грудь вздымалась, и перед Эжени с невероятной ясностью встала картина из сна – Леон, скинувший волчью шкуру и прижимающий свою жертву к стволу дерева. – Вы и есть Зверь! – вырвалось у Эжени. – Отец ищет Зверя в лесу и в поле, но не знает, что сам впустил его в дом! – А вы ведьма – отец Роберт был прав, – Леон отступил, но в глазах его по-прежнему была угроза, направленная не столько на Эжени, сколько на тех людей, которые могли бы повредить ему и его сестре. – Подумайте до завтра – может, вы измените своё решение, – выдохнула Эжени и метнулась вниз, подальше от этого неистового звериного взгляда и сказанных с такой горечью слов. Она бегом добралась до своей комнаты, заперла дверь и, упав в кресло, отчаянно пыталась перевести дух. Перед глазами всё плыло, не то от слёз, не то от быстрого бега, произнесённые слова жгли рот, а дыхание отказывалось восстанавливаться. Эжени понимала, что поступила неправильно, что ей не следовало вмешиваться не в своё дело, но ведь надо же было защитить Анжелику... и узнать правду о Жаклин. Что ж, хотя бы она в этом не замешана – любит своего Анри и знать не знает о пропаже ленточки. – Леон отказал Анжелике, потому что любит её и хочет, чтобы она всегда была рядом, – прошептала Эжени своему болезненно кривящему губы отражению. – Анжелика любит брата, но ещё она любит Рауля и хочет быть вместе с ним, поэтому она поссорилась с Леоном. А я... Я люблю Анжелику, поэтому высказала Леону правду. Господи, зачем я только достала эту проклятую ленточку? «Потому что ты ревнуешь Леона к Жаклин», – подсказал разум. – Остаётся надеяться, что завтра будет совсем другой день, и они все всё забудут, – Эжени грустно шмыгнула носом. – Леон помирится с сестрой, даст согласие на брак, я попрошу у него прощения... Надо бы расспросить, как прошла охота... Жаклин и Анри уже рассказали ей в общих чертах о прошедшем дне – в том числе и о своих подозрениях насчёт отца Роберта. Когда Жаклин повторила, что священнику не хватит сил справиться со Зверем, Эжени закусила губу – ей пришла в голову мысль, неожиданная и страшная. Она вдруг вспомнила, как ласково Бертран Железная Рука говорил со своими гончими, гладил их по головам, смеялся... «Он ведь тоже не сразу добился руки Инессы – отец не хотел отдавать её, как Леон не хочет отдавать Анжелику. Отец дал согласие только тогда, когда начались нападения, потому что ему и без мольб Инессы хватало хлопот. Это может быть простым совпадением, а может... Бертран охотник, он мог подобрать волчонка и вырастить из него громадного Зверя. Он сильный, уж он-то точно сумеет с ним справиться. Он знает наши леса, а Зверя он может держать в своём замке». «Но почему тогда они не поймали Зверя на сегодняшней охоте? Ведь Бертран мог собственноручно убить Зверя и стать героем!» – спросила Эжени саму себя и тут же ответила: «Может, Зверь остановится только тогда, когда состоится свадьба Бертрана и Инессы». Её воображение так ярко представило сестру, распростёртую на звериной шкуре, и нависшего над ней Бертрана, с клыков которого капала кровь, что она тряхнула головой и горячо взмолилась: – Господи, пожалуйста, пусть это будет не он! Кто угодно, только не Бертран! Господи, почему, ну почему люди убивают друг друга своей любовью?