Per aspera ad veritatem, или Сквозь тернии к правде

      — Теперь ты настоящий дракон, Максимус.       Мальчик открыл глаза и резко сел на постели. Стояла глубокая ночь, во всём доме слуги и хозяева мирно спали, и Максимус различал только собственное прерывистое дыхание и яростный стук сердца.       Та фраза, от которой он проснулся, была частью сна, но граница между явью и сном оказалась настолько размытой, что слова прозвучали очень живо — словно кто-то сказал их, стоя возле кровати. Поэтому несколько долгих минут юный маг потратил на осознание, где очутился — на новом витке сновидения или в реальном мире.       Когда разобрался, что всё вокруг не мираж, то бессильно упал головой на подушку и натянул на себя одеяло до самого носа.       «Кто ты, та, что с любовью говорит со мной? Кто ты, тот, чьи крылья ношу я за своей спиной? Что за меч так неистово требует моя рука? И чьи слова порой без ведома срываются с языка?»       Младший наследник не сразу понял, что невольно высказался в стихах, и, подскочив на ноги, точно от укола булавкой, бросился искать в темноте листок бумаги. Тот, как и перо, нашёлся в верхнем ящике стола, и Максимус торопливо прыгающими буквами набросал четыре строки. Правда, стоило ему закончить, как они мгновенно стёрлись из памяти.       «Я скоро с ума так сойду, честное слово».       Он собрался оставить в низу листа небольшой комментарий для себя на будущее, но пальцы дёрнулись, и перо в красивом золочёном держателе выпало из них. Правое запястье сковала нестерпимо жгучая боль, как будто на него надели раскалённый железный браслет, и Максимус закусил нижнюю губу — настолько сильно, что на подбородке возникла кровавая дорожка.       «Снова…»       Тонкая кожа невыносимо горела, пока её кто-то словно царапал тупым гвоздём изнутри. Впервые это случилось около трёх недель назад, и сегодня приступ боли дал о себе знать в четвёртый раз.       «О, боги, дайте мне терпения и сил!..»       Максимус устремил замутнённый взгляд в открытое окно — ночь стояла безлунная, только точки звёзд изредка мерцали, и громкий стрёкот кузнечиков заливал пустые улицы. В такой тишине любой крик или стон мог привлечь ненужное внимание, поэтому юный маг зажал себе рот здоровой рукой.       Едва «огненный браслет» немного остыл, мальчику стало легче; тот вернулся к себе в кровать, но болью сон как отшибло, и, разочарованно взглянув на часы на стене, Максимус покинул комнату. Он тихонько мимо спальни брата шмыгнул на просторный балкон, где уселся с ногами на широкую скамью, и ушёл, когда первые лучи восходящего солнца озолотили Башню Совета магистров.       Около семи утра Максимус провалился в какой-то нелепый морок, и в десять его разбудила уже не белокурая красивая женщина, с которой он разговаривал почти каждую ночь, а брат, одетый в парадный костюм и, судя по лицу, весьма недовольный.       Лето неизбежно подошло к концу, и братьям остался ещё один день беззаботного отдыха. Потому Корнелиус Венатори надумал отвести семью на городскую ярмарку развлечений — мероприятие с широким размахом, последнее счастье уходящих каникул перед началом учебного года.       Когда все собрались в обеденной зале, глава семьи не досчитался младшего сына, и Магнус на пороге комнаты испытал досаду, увидев брата до сих пор спящим.       — У нас прогулка сегодня. Ты разве забыл? — раздражённо спросил он Максимуса, который выглядел так же нехорошо, как во время приступов.       — Не забыл, но если можно, то я бы не хотел выходить из дома.       — Что-то случилось?       — Ничего страшного, просто бессонная ночь, но если люди увидят меня в таком состоянии, то замучат вопросами. — Максимус виновато вздохнул. — Пожалуйста, не сердись. Я это всё не нарочно.       Магнус нахмурил брови, кивнул и оставил брата одного. Вскоре он вернулся и передал, что отец при любом раскладе желает видеть дракона за завтраком. Тот с неохотой ответил, что явится через пять минут, и старший наследник покинул комнату.       «При любом раскладе, — язвительно подумал мальчик. — Это же до какой степени дошло его недоверие ко мне?»       Он снял ночной хлопковый костюм, уложил его на кровати аккуратной стопкой и распахнул дверцу платяного шкафа — собрался взять оттуда вешалку с брюками и рубашкой, да так и застыл с протянутой рукой, устремив недоумённый взгляд на правое запястье.       «Это ещё что?..»       На тонкой коже он увидел белые выпуклые шрамы, что образовали круг, внутри которого расположилась голова дракона с раскрытой пастью, а снаружи её опутала надпись на драконьем языке. Максимус дрогнул; его прошибло холодным по́том от мысли, что он обрёл собственную печать, пусть даже незавершённую, а это значит, что в нём начала просыпаться сила.       «Мои настоящие родители были драконами, — вспомнил он разговор с ведьмой. — Были. Настоящие…»       — Были, — тихо повторил он вслух и медленно опустился на край кровати. — Как же я так послушал, но не услышал?..       Для юного мага чета Венатори не стала вдруг посторонней, но мальчик понял, чем не заслужил полноценной родительской любви. Корнелиус и Амелия дали ему ровно столько эмоций, сколько не смог забрать их родной сын, и удивительно, что за годы в младшем наследнике не выросло тяжёлое чувство долга.       «Хорошо, если Магнус об этом знает, и его отношение ко мне осознанное, — с тоской подумал Максимус, одевшись и причесав растрёпанные волосы. — А если нет, он, возможно, испытает такую же боль, как я сейчас».       Он чуть задрал манжету на рубашке, рассмотрел ещё раз контуры печати на запястье и с удручённым вздохом опустил рукав обратно. Мальчика накрыла мелкая противная дрожь; он еле сдержался, лишь бы не зарыдать у двери, чудовищным усилием взял себя в руки и вышел в обеденную залу.       — Всё остыло, пока ты шёл, — упрекнула дракона Амелия. Тот молча устроился за столом, придвинул тарелку с кашей, но ни ложки не съел — бессонная ночь и недавнее потрясение обернулись настойчивой дурнотой, и Максимус откинулся на спинку стула, прикрыв глаза.       — Я не болен, — сказал он прежде, чем кто-то успел задать вопрос, — но пойти с вами на ярмарку не смогу.       — Это я уже понял, — отозвался Корнелиус. — Значит, сегодня прогулка у нас отменяется. Я вызову врача…       — Не надо, — прервал его младший наследник. — То, что я плохо себя чувствую, не повод забирать праздник у остальных.       — Не повод, согласен, но если мой сын в таком состоянии, я не вправе покидать его.       — Не забывай про Магнуса, отец. Ты говорил, что на ярмарке будет много важных людей, но в отличие от брата я ничего не потеряю, если останусь дома.       — Неправда, — возразил глава семьи, отложив нож и вилку. — Ты тоже наследник, и мои дела лягут на ваши плечи поровну. Или ты хочешь перебросить все обязанности на старшего брата? Я тебе это вряд ли позволю.       — Отец, — тихо проговорил Максимус, едва приоткрыв глаза, — не торопись, прошу. Через два года всё может круто измениться.       — Почему же?       — Потому что на часть своих вопросов я уже нашёл ответы.       Несколько секунд Корнелиус наряду с остальными провёл в напряжённой тишине.       — Что ты узнал?       — Пока слишком мало, чтобы делиться.       — И всё же я хочу знать.       Максимус повернулся к отцу аккуратно, чтобы не закружилась голова, и не затошнило ещё больше, и его болезненный прожигающий взгляд заставил мужчину тревожно подобраться.       — Если ты не хочешь открывать мне свои тайны, почему это должен делать я?       Корнелиус не ответил. Амелия будто язык прикусила, а Магнус нарочно встревать не стал. В это время дракон поднялся на ноги, слегка пошатываясь, вышел из обеденной залы, и брат, не спрашивая разрешения родителей, бросился за ним.       — Постой, — выдохнул он, схватив мальчика за руку возле двери в его комнату. Тот хотел было вырваться, но Магнус прижал его к стене и, глядя в глаза, слишком яркие на фоне нездорово-серого лица, сказал всего одно слово: — Что?       Максимус в ответ кое-как расстегнул пуговицы на правом рукаве рубашки и одним рывком закатал его до локтя — повернул руку так, чтобы брат очень хорошо разглядел печать драконов.       — Откуда она у тебя? — спросил Магнус, и голос его сорвался от накатившего волнения. Максимус перешёл на громкий шёпот.       — Четыре недели эта рука не даёт мне покоя. Сегодня был четвёртый раз. Ещё один — и печать будет готова.       Мальчика вновь стала накрывать истерическая дрожь, и Магнусу пришлось перехватить запястье, чтобы внимательнее рассмотреть вьющуюся по краю круга надпись.       — И всё же откуда?       — В наследство досталась.       — Да бредишь! Наследственная печать бывает лишь у детей, чьи родители…       — Мертвы, — закончил младший наследник таким неприятным тоном, что Магнус буквально похолодел от ужаса. Он отошёл от брата, с трудом укладывая в голове, что разговор происходит наяву, а не в кошмарном сновидении.       — Но как… Я… Я не понимаю…       — Я тоже, — проговорил Максимус, и странная улыбка медленно сползла с его губ. — Я увидел эту печать, когда переодевался сегодня к завтраку, и пусть мне очень больно осознавать правду, но все мои догадки, наконец, объединились в одну картину. — Дракон сделал несколько глубоких вдохов, чтобы унять безотвязный тремор и продолжить. — В своих снах я видел не просто прошлое — я видел жизнь человека, чью память хранит моя печать. Его звали Максимус, как и меня, а та красивая женщина, которая обнимала меня с такой любовью все последние годы, была его женой. Её имени я так и не узнал, но оно наверняка такое же прекрасное, как и она сама.       Мальчик сделал ещё несколько вдохов, но на этот раз приём не возымел никакого действия, и, закрыв лицо руками, младший наследник медленно съехал на пол по стене.       — Они мертвы, Магнус, — выдавил он сквозь рыдания, — понимаешь? Мертвы… Мои родители… Мертвы! И это значит… что я не брат тебе… Не сын Корнелиусу… Просто чужой… Чужой в этой семье! Вот почему чета Венатори так не любит меня! Вот что они скрывали от меня! Мою суть! Мою кровь! Вот их тайна, которой они так боятся!       Ошарашенный Магнус упал на колени перед братом, не удержавшись на ослабевших ногах, и в тот же момент Амелия с горечью прислонилась к широкой колонне у лестницы. Она почти сразу пошла вслед за Магнусом; тот увидал её на пути обратно — Максимус едва ли не приказным тоном велел оставить его в покое, и при встрече взглядом с матерью старший наследник не понял, что ощутил. Он одновременно разозлился на родителей, которые проявили трусость перед большими сложностями, испытал грусть, что его брат оказался так сильно угнетён своей судьбой, и безумно испугался, что Максимус после выпуска из Академии бросит его, и он останется совершенно один, лишённый такой надёжной опоры.       Мальчик поравнялся с матерью, но даже не взглянул на неё и жестом руки не жал заговорить.       — Не надо, мама. Не сейчас.       Он продолжил спускаться по лестнице, на ходу поправляя камзол. Между тем Амелия вихрем пронеслась по ступеням, обогнала сына и на первом этаже возле обеденной залы встретила мужа.       «Что происходит?» — спросил он одними глазами.       «Они всё знают», — ответила женщина едва заметным движением губ.       Она посмотрела на Магнуса. У того от избытка чувств энергия начала обжигать и выплёскиваться как лава из жерла вулкана. Мальчик неописуемо злился, о чём говорили плотно сжатые губы, и его пронизывающий взгляд избегали и мать, и отец.       По дороге на ярмарку Магнус немного пришёл в себя, но дети друзей Корнелиуса, с кем его старший наследник общался довольно часто, в этот раз не узнали друга. Они не рискнули подойти к нему с темами разговоров, которые занимали их детские умы, а родители с недоумением покосились на чету Венатори, что была чересчур невеселой для такого мероприятия. Многих давних знакомых это всерьёз расстроило.