***
Я проснулся от собственного задушенного крика, покрытый крупными каплями холодного пота. Хотел бы сказать, что отвратительней я себя раньше не чувствовал, но нет. И мёртвые Магистры, и Пожиратель, и Книга Огненных Страниц были в разы хуже. А сейчас — ну что сейчас? — просто плохой сон. Кошмар. Кошмарище. Жуткий и реалистичный. Провёл по лицу рукой, будто желая стереть с лица остатки мерзкого сновидения. Встал, взглянул в зеркало. Цокнул языком, вдоволь налюбовавшись собственным растрёпанным отражением. Схватил пачку сигарет, которыми теперь меня снабжал Вершитель, и шагнул на крышу Иафаха. Не Мохнатый Дом, конечно, но тоже сойдёт. Не хотелось тревожить Макса по таким пустякам, как ночные кошмары. Тем более никаких дурных предчувствий… Или всё-таки?.. Нет, дружище, это уже называется «сам себя накручиваешь» и к реальности отношения не имеет. Воздух был холодным и пах утренней росой. На востоке брезжил рассвет, окрашивая небо в сказочный пурпурный цвет на линии горизонта, хотя звёзды и зеленоватая луна всё ещё смотрели на город с черноты ночи. Дома Левобережья, с их светящимися садами, фигурными крышами и никогда не гаснущими окнами, казались призрачно-зыбкими в таком освещении. Хотелось задержать это мгновение навсегда или хотя бы прихватить его кусочек с собой, чтобы периодически сюда возвращаться, вдыхать предрассветный воздух, с минуту вслушиваться в тишину и снова убегать обратно по своим делам, но с чистым разумом и лёгким сердцем. Однако моим планам, сведённым к точной формулировке «посидеть в одиночестве на крыше до рассвета, покурить и подумать о вечном и мимолётном (пожалуйста, хочу)», суждено было провалиться уже на первом пункте, так как моё одиночество было нарушено самым что ни на есть вероломным образом. На самом краю крыши сидел человек. И, судя по всему, наши планы не сильно различались. Я уже собрался уходить, пока не почувствовал запах, который ветер принёс с его стороны. Сигареты и кофе. На моей крыше сидел Макс. Ветер трепал его распущенные волосы, тюрбан неприкаянно валялся подле него, взгляд был отрешён и направлен в никуда. Подошёл ближе и сел, прикуривая сигарету. Макс меня будто и не заметил. Однако, как показала проверка, сновидением он не был и по Безмолвной Речи не говорил. Мы просидели так больше минуты. Наконец я не выдержал. — Что-то случилось? Я могу помочь? — Что? — Он будто вынырнул из транса и начал слеповато моргать, пытаясь сфокусироваться. Наконец, увидев среди силуэтов башен меня, он умиротворённо улыбнулся и ответил, — нет, всё хорошо. Просто сон… Дурной. Отвратительный. А ты?.. — Тоже, — пожал плечами я. — Просто диву даюсь, как в такую прекрасную ночь могут сниться такие гадкие сны, — он повернулся ко мне и обеспокоенно начал оглядывать мою физиономию, но быстро махнул на это дело рукой. — Памятник — он памятник и есть. — Что, прости? — Ах, да ничего. Просто мне показалось… Не важно. — А почему ты пришёл в Иафах? — спросил я, после минуты смущённого молчания. — Крыша Мохнатого Дома перестала быть таким одиноким, тихим и спокойным местом, как была до этого. То принцессы падают, то драконы спать не дают, то Тайные Сыщики чаи гоняют… В смысле, камру пьют, чай — только твоя прерогатива. Кстати, хочешь? — Смородиновый, пожалуйста, — согласился я. Он удивлённо на меня взглянул, но послушно вытащил из рукава большую горячую чашку, принюхался, удовлетворённо кивнул и протянул её мне. — Так вот крыша моего дома перестала быть моей неприкосновенной территорией, хоть тресни. А отойти от пережитого ночного ужаса где-то нужно. Я вообще очень чувствительный, особенно во снах. И… Мне было необходимо удостовериться, что ты в порядке. — Интересные дела. — Я нахмурился. В голове сложилось два и два. — Рискну предположить, что твой кошмар был про меня. Я прав? — Ага, — он виновато кивнул, будто всё, что там произошло случилось по его инициативе и я на самом деле… Кстати, что я там на самом деле сделал?.. — И… Что же тебе приснилось? — Тьма… — он резко дёрнулся, я насторожился. — Тебя поглотила тьма. Глупости, правда. Этого ведь быть не может. Самую тёмную тьму мы же с тобой грохнули недавно. Не мог же какой-то Рембо выжить и прийти тебе, в смысле нам, хотя нет, наверное, всё-таки, тебе лично, мстить? — Знаешь… Пожалуй, да, глупости. Но, правда, мне приснились примерно такие же. Не люблю совпадения. Но лучше пусть это будут просто они. Ни к чему не обязывающие совпадения. — Чёрт. Попробуй этот ваш фокус с произношением их имени. Меня же не берёт, я бы и сам с радостью. — Пожиратели. Пожиратели. — Старательно повторял я, без должного эффекта. — Пожиратели. Пожиратели. Драконы в перьях, олицетворяющие полное небытие, вечно голодные, вероломные, жрущие всё на своём пути, живущие только во снах и в состоянии Эширейчаушайкаруяшадайи. Макс, не работает. Они все мертвы. — Да? Значит, на тебя охотится какая-то другая тьма? Или — ну нахер. Зачем кому-то на тебя охотится? Может, мы просто зря загоняемся, а это… — Массовый кошмар с определённым сюжетом, ничего не предвещающий? Сам-то себе веришь? — Я грустно усмехнулся и закурил ещё одну. Как-то гадко это всё получается. Но если Макс сейчас поднимет панику… — Но я бы посоветовал пока не лезть с разбирательствами. Просто потому, что мы пока не знаем, с чем именно нам следует разбираться. Тьма, знаешь ли, понятие абстрактное. В каком-то смысле мы с тобой тоже тьма, потому что мы — не свет. Если я что-нибудь узнаю, ты будешь первый, кому я сообщу. — Хорошо, — он кивнул и снова повернулся к городу. Мы помолчали. Молчать с Максом гораздо приятнее, чем с кем-либо ещё. Возможно потому, что тишина, возникающая в паузах, кажется не гнетущей, а мягкой и обволакивающей. Или потому, что всегда знаешь, что после тишины придёт черёд разговоров, смеха и историй. Петь он отказывался напрочь. Сказал, что только во сне хорошо поёт, а наяву его лучше даже не слушать. Вид, открывающийся с башни Иафаха был в новинку тому, кто привык созерцать город с крыши уютного Мохнатого дома. Начиная с того, что Иафах был в разы выше, и заканчивая тем, что покатые крыши были не приспособлены к продолжительному на них обитанию. Но мы как-то умудрились, и обитали вот уже полтора часа. — Слушай… А у вас здесь отмечают… Ну… Личные праздники? — Ты о чём? — В общих чертах я, конечно, понял, что он имел в виду, но захотелось конкретики. — Дни рождения, годовщины, именины, свадьбы… — Свадьбы, конечно же, отмечают. Не все, конечно, но большинство. Например, однополые пары предпочитают связывать себя брачными узами в компании только самых близких друзей, драххи закатывают вечеринку, так что гости (знакомые и незнакомые) начинают разбредаться только через дюжину-другую дней, вурдалаки, отчасти, разделяют взгляды драххов, но пьянствуют исключительно в кругу своих семей. Крёглы… Хотя ладно… Сдались тебе крёглы, ты же не про них спрашивал. Так вот. Дни рождения тоже празднуют, но это не является обязательным. Просто не стоит забывать, что тебе на год больше, чем было вчера. Некоторые годовщины — государственные праздники, и их не отмечать как-то не получается. А что такое именины — это уже ты мне объясни. — Ну… Сглупил я, конечно, когда это спросил. Просто там, откуда родом мои воспоминания, принято называть детей определёнными именами в определённые дни. Вот родился ты, допустим, в сто семьдесят шестой день года. А в этот день тысячу лет назад родился какой-нибудь знаменитый или святой Степан. И родители тебя назовут Степаном, даже если считают это имя глупым и смешным. Но Степанов в истории было много, на один день не хватит. Поэтому тот, кто родился в день рождения Степана, празднует ещё один день Степана, хоть через полгода, хоть через десять дней. Этот «почти что день рождения» называется именины. Никогда не видел в нём смысла. — Степан… Правда, смешное имя. Кому придёт в голову называть человека Степаном? Чем больше я узнаю про этот якобы твой мир, тем больше поражаюсь, сколько же там стереотипов, которые просто напросто мешают нормально жить и радоваться жизни. — Некоторые, между прочим, называют своих детей Степанами совершенно добровольно. Это такое же имя как… Ну не знаю, Нанка, по-моему, слишком распространённое, но вот… Да к примеру твоё. Да. Степан Лонли-Локли. Зашибись звучит. — Тебя Мелифаро, случайно, не кусал сегодня? — Нет… Если ты обиделся, прости… Сам вообще спросил… — Не спрашивал. — Поднял тему… — Не поднимал. — Когда ты родился? — Я не… Стой, а зачем тебе это? — Для расширения кругозора. Я же не спрашиваю, зачем тебе информация о праздновании именин? — Потому что и так знаешь, что мне интересно узнавать новое, даже если оно маловероятно пригодится в дальнейшей жизни. — Я нахмурился и замолчал. Макс испытывающе глядел на меня взглядом подбитого щеночка. Потом сделал вид, что ему не интересно и развернулся, впустив в воздух дракона из дыма. Внезапно для самого себя, я проговорил тихим холодным голосом. — Сто восемьдесят восьмой день три тысячи шестьдесят пятого года Эпохи Орденов. — Что, прости? — Я родился в Сто Восемьдесят Восьмой день Три Тысячи Шестьдесят Пятого года Эпохи Орденов. Если спрашиваешь, слушай внимательнее, пожалуйста. — Нет-нет, я услышал. Просто прозвучало это как-то странно. — А как это должно было прозвучать? — Не знаю… — Тогда что тебя не устраивает? — Тебе не нравится твой день рождения? Ну и что я должен ответить? Что я так замотался сначала в Тайном Сыске, а потом и в Ордене, что уже больше ста лет не вспоминал о существовании такого знаменательного события, как день моего рождения? Что более-менее этот праздник был мне важен, пока ещё был жив отец, потому что после его смерти никто даже не интересовался этим аспектом моей жизни? — Я не знаю. Я не праздновал его… Уже очень давно. Некогда было. Да и незачем. — Я тоже не люблю свой день рождения. Потому что… — он скорбно взглянул на дно опустевшей чашки кофе, раздосадовано вздохнул и швырнул её вниз со всей дури. Я незаметно слевитировал бедный сосуд и поставил с другой стороны окна своего кабинета. — Ну, во-первых, и не было у меня никакого рождения. А во-вторых, родители всегда приглашали кучу бесполезных родственников, которых я знать не знал, и запрещали звать друзей, которых, кстати, было не так уж и много, и превращали приятный праздник во взрослые пьянки. Когда я вырос… Ну, вроде бы как я вроде бы как вырос… Я переезжал с места на место, постепенно обрывая контакты со всеми старыми знакомыми, пока однажды вечером я не понял, что уже праздник прошёл, а мне так никто и не позвонил. И это было чертовски круто… — Тогда зачем ты спрашивал про праздники? — Я подумал, что тебе они могли бы нравится. И в принципе, мой день рождения не нравился мне из-за отвратительной компании для празднования… — Мне нравился день рождения. — Грешные Магистры, зачем я это говорю?! — Пока был жив отец. Он делал мне подарки. И играл со мной. Потом просто присылал в Орден подарки раз в год. Книги. Редкие. Или не редкие, но очень интересные. А потом… Ну, я рассказывал. Лис, аквариумы, ледяные руки, безумство, Чиффа, Смерть на Королевской Службе, Истина на Королевской Службе, Великий Магистр Ордена Семилистника. И о дате дня рождения знает только один единственный буривух в Архиве. Теперь ещё и ты. — Вау… Мы снова замолчали. Он достал ещё одну чашку кофе и целый чайный сервиз, откинулся на спину и закурил очередную сигарету. — Ты не хотел бы снова отметить день рождения? — Его голос вывел меня из задумчивого состояния. — Не уверен, что у меня получится. Дел невпроворот. Но если тебе очень хочется, то я попробую разобраться со всем немного раньше. Тем более, у нас ещё целое лето впереди. — Так ты что, осенью?.. — Ну да. Можно же посчитать. Он чему-то мысленно ухмыльнулся и радостно сказал: — Дружище, мы просто обязаны вернуться в твоё детство и вернуть детство мне! — Не думаю, что Мост Времени… — Да при чём здесь Мост Времени?! Мы устроим… Путешествие. Маленькое. Короткое, но приятное. Как я тогда обещал тебе, помнишь? Я придумаю, куда можно пойти, чтобы было весело и интересно. А ты научишь меня, как контролировать время. Один день — и он полностью наш. В смысле, твой, но я надеюсь, что ты поделишься. — Поделюсь. А ты когда?.. — Хм… Ну, получается, тоже осенью. Хотя до Джуффина я был уверен, что весной. Короче говоря, я ещё не определился. Но начать я всё же планирую с тебя. — Хитрец. — Традиция, — он самодовольно развёл руками. — С самого первого моего дня в криминальной жизни столицы мне в голову вдалбливали, что в непонятные места первым следует пускать сэра Шурфа Лонли-Локли. Мол, у него отменная реакция и чудесные ручки. Причём тогда я твои ручки даже не видел. Но они и вправду чудесные. — Ты в первый раз увидел мои руки, когда моим разумом завладел Магистр Гугимагон и я был вынужден сдать Перчатки Смерти. — протянул я задумчиво, разглядывая свою разрисованную и искарябанную рунами руку. — Нет. Позже. Тогда мне было как-то не до разглядывания чужих ручек, сколько бы чудесными они не были, уж прости. Настрой не тот. — Тогда когда же? — В Мире Пляжей. Во сне. Я тогда до последнего был уверен, что ты — глюк. Пока не пригляделся к рукам. И подумал, на кой-хер моему больному воображению так детально изображать то, что я ни разу в жизни толком не рассматривал. И решил тебе поверить. Как видишь, не прогадал. Хотя… Иногда мне кажется, что это тоже сон. Больная игра умирающего сознания. Но я отгоняю эти мысли. А что, если так и есть? Тогда я проснусь в трущобах с тараканами, одинокий и практически безработный, без друзей, без семьи… А тут так хорошо. И надо ли просыпаться? Неравноценный обмен. — Мне кажется, — начал я, внутренне соглашаясь с каждым его словом, ведь после Книги Огненных Страниц меня тревожит этот вопрос изо дня в день, но я не позволяю себе на него отвечать как бы то ни было, — что каждый раз, когда мы совершаем выбор — верить или не верить в реальность происходящего, — мы не можем быть уверены полностью. Сколько раз я убеждал тебя, что ты есть? Что есть всё вокруг тебя? Что, в конце концов, есть я, тебе об этом толкующий? И ты не веришь мне до сих пор. Потому что наваждение и реальность схожи по своей структуре. Ты поверил мне из наваждения и ошибся, но поверил же. Потому что, от части, его модель поведения была сходна с моей, и теоретически можно было бы допустить, что в данной ситуации я поведу себя именно так. И теперь мне, сидящему здесь, чуть более реальному, чем тот, сбежавший от греха подальше из Ехо, ты не веришь, потому что — «а вдруг?» Вдруг я тоже решил заморочить твою бедную голову, только чуть более изощрённо, чем в прошлый раз? В той Небесной Канцелярии подкорректировали ошибки, сделали людей вокруг реалистичнее, и убивают тебя, медленно, но верно… Такие мысли сидят в твоей голове? — Да. Умеешь ты утешить, конечно. Но у меня к тебе пара вопросов. — он настороженно посмотрел на меня, чуть попятившись, насколько это позволяла скользкая от росы крыша. — Как ты узнал, что происходило со мной, а вернее, что делал ты из Книги Огненных Страниц, и откуда ты знаешь, как я себя чувствую и ощущаю? — Сложные, конечно, вопросы, — я грустно усмехнулся. — Ответ на оба один. Но если ты его не помнишь, мне не следует тебе его напоминать. — Почему? — Ты сам просил. — Когда? — Ответ снова тот же самый. — Ты мне мозг взорвёшь и выешь ложечкой! Ну ладно. Если ты говоришь надо, значит надо. И похер, реальный ты или придуманный. Я тебе верю. — Я тебе тоже. — О, Грешные Магистры, зачем я это сказал? Который раз я взываю за сегодняшний вечер к Грешным Магистрам с этой формулировкой? — Так ты тоже… Тебя пыталось убить наваждение? — Да. — Вечер откровений. Хотя какой там вечер? Уже самое настоящее утро. Солнце уже лижет верхушки деревьев. — Как давно? — Относительно недавно. — И ты молчал?! — Мне неприятно об этом говорить. Как я уже сказал, мне кажется, что я ушёл из него не до конца. И когда я говорю о нём, оно стоит сзади и щекочет спину холодным пламенем. — Пламенем? Подожди… Так… Я кажется понял. Книга Огненных Страниц?! — Ты феноменально догадлив. — И мне ни слова? Ни намёка?! — Мне показалось, они тебе не нужны. — Я, как ты выразился, конечно, догадлив, но не до такой степени феноменально! Я же волнуюсь за тебя, в конце концов! — А я не хочу, чтобы ты без толку волновался. — Голос мой стал холоден, как лёд, и мне показалось, что даже воздух от него похолодел. Макс резко затих и посмотрел мне в душу своими удивительно-пурпурными глазами. Но моя душа сейчас была заперта. Чтобы не выдать эмоции, чтобы не начать рыдать, биться в истерике, рассказывая Максу о том, как всё на самом деле хреново, и что тогда было ещё хреновее, что «спасибо тебе, мой любимый Макс, за то, что вроде бы как вытащил меня из той полыхающей задницы, за то, что дал надежду на счастливый исход, за то что поцеловал меня там, на крыше, за то, что ты существуешь…» Но моё лицо оставалось каменным. «Памятник — он памятник и есть». — Не бери в голову, сэр Макс. Всё плохое уже позади. А сейчас тебе пора идти и спать до обеда, а мне работать в поте лица до геморроя в одном месте. — Ты меня до цугундера доведёшь. — Посмотрим, кто кого. Макс хмыкнул и шагнул с крыши в одному ему известном направлении. Я посидел ещё минут пять, посмотрел, как солнце окончательно и бесповоротно поднимается над городом и ушёл в свой мир бюрократической волокиты. Надолго. На пару дюжин дней точно. А если точнее, на четыре дюжины.***
На сорок девятый день после нашего утреннего задушевного разговора, я ранним утром шёл к себе в кабинет. Про ночные кошмары толком не вспоминал, да и они сами о себе не особо часто напоминали. Хотя бы потому, что для того, чтобы видеть кошмары нужно спать, а после заявления Макса о том, что он намерен праздновать мой день рождения, причём желательно в моей компании, у меня появился стимул завершить все важные дела до сто восемьдесят восьмого дня этого года. Сказать, что я зашивался — ничего не сказать. Припахал побольше смышлёных магистров, но проще от этого не стало, потому что смышлёность магистров — понятие абстрактное, и то время, что я мог потратить на самостоятельное изучение проблем, я тратил на ознакомление этих оболтусов с теорией. В общем и целом, в тот день я шёл в свой кабинет в совершенно дурном расположении духа, голодный как собака, не в обиду Дримарондо это было сказано, и уставший как куфаг в Красной Пустыне Хмиро. И совершенно не ожидал увидеть в своём кресле совершенно незнакомого мне мужчину неопределённого возраста. Бывают такие люди, которые в свете грибных фонарей выглядят на сто с лишним, а когда выходят на солнце или попадают под свет луны похожи на сморщившиеся пеньки тысячи лет от роду. Короче, это точно был не Макс. И не один из Магистров, так как одежда на нём была более чем повседневная. В прошлый раз появление в моём кабинете незнакомого мужчины предзнаменовало появление у меня самого лучшего секретаря за всю историю Ордена. Может и сейчас?.. — Хороший день, сэр. — сказал я, будто каждый день вижу в своём кресле неприятных чужаков с совершенно самодовольным выражением лица. — Вы будете удивлены, но в кресле Великого Магистра должен сидеть никто иной, как Великий Магистр, а мои три дюжины лет с момента подписания договора о наследовании ещё не прошли. Позвольте поинтересоваться, что вы здесь забыли? — Смешной, — он захохотал, уставившись на меня полными насмешки глазами, — и это ты у нас теперь Благостный и Единственный? — Во-первых, я попрошу относится ко мне более уважительно, а во-вторых, я, как вы выразились «Благостный и Единственный» уже шесть лет. Где же вы были всё это время? — Где-где… В изгнании. В другом измерении. Сэр Вонка Мони Мах, — он прикрыл глаза своей худой жилистой рукой и проговорил приветствие так пренебрежительно, будто бы не здоровался, а просил подмести в сортире, — не хотелось бы говорить, что к вашим услугам, но придётся. Вы же теперь «Типа Самый Главный». — Самый главный всё ещё король… Подождите, а кем вам приходился сэр Нуфлин? — Покойничек ваш? Сыном он мне приходился. Родным, между прочим. И, кстати, Единственным. Но не очень уж Благостным. — Технически, он не совсем покойник. — Тогда почему на его месте сидит твоя задница? — Во-первых, в конкретно данный момент времени на его месте сидит ваша задница. Во-вторых, потому что сэр Нуфлин находится за стенами Харумбы, а там пока ещё нет резиденции Ордена Семилистника. — В Харумбе, значит… — Протянул мужчина, уставившись на меня. — Дорого же ему это наверное вышло. — Шесть миллионов Корон. — Дюжину вурдалаков ему под одеяло! Это сколько же он человек ограбил?! — Правильнее всего будет сказать, что грабил он всё Соединённое Королевство на протяжении всего существования Ордена. А затем он ограбил сам Орден. — А так с ним носился… Что ж. Я так понимаю, сейчас Орден бедствует? — Не так, как шесть лет назад, но до желательного уровня ещё далеко. А теперь, сэр Мони Мах, позвольте мне продолжить работать. Мне бы хотелось закончить дела в сроки. — И тебе не интересно поговорить со взрослым мудрым дядечкой? — Спросил взрослый мудрый дядечка, по-детски насупившись. Знает, сволочь, на что давить. Интересно же. — Он про тебя рассказывал. Давно ещё, пока ещё никто не выиграл. Говорил что ты любопытный и сумасшедший. — Безумный. — Да-да. И почему же тебя, безумного, назначили вместо моего сынулички? — А вам не кажется, что взрослый мудрый дядечка должен сам делиться своей мудростью, а не вымогать информацию у других, чуть менее взрослых, и не факт, что менее мудрых, дядечек? — Хитрый какой. Ну так и что тебя интересует? — Когда и на каком основании вас отправили в изгнание? «Ходить — так с козырей! — подумал Рыбник, — поэтому мы с тобой всегда проигрываем в крак. Но выигрываем в Злик-и-Злак» — После того, как последний из «основателей» Семилистника ушёл на покой, и мой сынишка примастырил свою пятую точку в это креслице, он начал подозревать всех и каждого в измене и желании его свергнуть, будто он не малолетний Великий Магистр новенького, пока ещё не слишком популярного Ордена, а самый что ни на есть королевский Король, хотя, мне кажется, Гуриг за свою корону не так трясся, как этот параноик за драное кресло и безделушку в виде конопли на цепочке. «Осторожность и Познание!» Его осторожность граничила с болезнью, поэтому никого не минула чаша сия: всех, кто осмелился ему указывать в тот «ранний период правления маразма», он отправил «за границу», туда, откуда вернуться очень сложно. — В Тихий Город? — Мальчик, чем ты слушаешь?! Я сказал «очень сложно», а не «невозможно»! Понаберут Великих Магистров, поди объяснись с ними на им понятном языке… Он выпнул меня в Хумгат, наложив на мою дверь специальное заклятие. А когда он… Помер? Ушёл? На пенсию вышел?.. Короче, после того, как ты начал греть это место, его защита ослабла и я пролез. Так, всё-таки, почему тебя, Безумного Рыбака… — Рыбника. — Да-да, Рыбника, поставили на такой высокий пост? — Может быть, потому что не стоит доверять прозвищам? Или стоит верить в то, что люди меняются? — И ты сильно изменился, Рыбник? — Людей не ем. — Точно? — Он злобно ухмыльнулся, и меня словно током прошибло. — И даже во сне не мечтаешь о тёплой человечинке? Ну-ну. Великий и Ужасный… Ой, прости, Благостный и Единственный. — Я вынужден попросить вас немедленно покинуть мой кабинет. — Присутствие родственника пресловутого Нуфлина начинало раздражать, и с каждым моим словом в помещении становилось всё холоднее и холоднее. — Я, кажется, уже говорил вам, что мои дела не требуют отлагательств. И мне, кстати, до сих пор непонятна причина вашего визита. А не понимать я не люблю. — Хотел договориться с новым Великим Магистром. Может, ему не нравится его новая должность и он захочет ею поделиться с приличным хорошим человеком, которому этот Орден небезразличен и полезен, и который сам может быть полезен этому Ордену. Что скажешь, Рыбник? — Не сказал бы, что должность Великого Магистра доставляет мне море удовольствия, — «Шурф, ради всех Магистров, не придуши его голыми руками! Я хочу посмотреть, чем это закончится!» — но договориться с вами в этом вопросе невозможно. Как я уже говорил, три дюжины лет, указанные в моём договоре о наследовании должности, ещё не истекли. Однако, поскольку это не противоречит ни одному из пунктов данного договора, я могу принять вас на должность моего заместителя на оставшийся срок, после чего вы вполне можете стать Великим Магистром, и я клянусь, что не стану вам препятствовать. — Прямо так? И почему же вы согласны взять меня просто так? — Для начала, потому что это единственный мирный способ заставить вас покинуть мой кабинет без жертв. К тому же, вы довольно незаурядный маг, раз уже на протяжении двадцати минут применяете магию, подавляющую личную волю в помещении, препятствующем магическому воздействию. Не делайте лицо оскорблённой невинности, я, конечно же, чувствую как вы на меня влияете. Но, к вашему несчастью, у меня слишком крепкие ментальные щиты. Советую и вам такими обзавестись. В этом Ордене чужие мысли не читают разве что последние лентяи и совершенно новенькие послушники. И больше не пытайтесь так делать, в противном случае мне перестанут прельщать методы, исключающие возможность летального исхода. Вы что-нибудь слышали о Перчатках Смерти? Вы имеете счастливую возможность говорить с единственным в Ехо их создателем и владельцем. Поверьте мне, я умею ими пользоваться. Я постараюсь подписать документы о вашем зачислении на должность к завтрашнему вечеру, а пока я настойчиво прошу вас оставить меня в одиночестве. Хорошего дня, сэр Вонка. Мони Мах старший удовлетворённо хмыкнул и исчез, не вставая, прямо из моего кресла. Я позволил себе облегчённо выдохнуть и заняться своими делами. Но внезапный визит родственничка пройдохи Нуфлина ещё долго не выходил у меня из головы.***
— У него есть родители?! Странно. Я думал, сотворить такое детище Ада не подвластно двум простым смертным. Выходит, я заблуждался, — хмыкнул Макс, отправляя в рот уже четвёртый пирожок за те пять минут, что мы сидели на крыше Мохнатого Дома. Повторять опыт с крышей Иафаха никто из нас ещё раз не решился, так как Макс признался, что до сих пор немножко боится высоты, и боязнь эта как никогда лучше проявляет себя на стареньких покатых крышах древних высоких сооружений. — Ну, а чем он тебя не устраивает? Сам же хотел себе помощника завести. Вон как по Ваджуре скучаешь. Считай, новый секретарь. — Ты думаешь, он согласится возится с самопишущими табличками с утра до ночи? — А с каких это пор заместители Великих Магистров стали пререкаться с самими Великими Магистрами? — Он окинул меня одновременно удивлённым, возмущённым и оценивающим взглядом. — Друг мой, я тебя не узнаю! С чего это у тебя к нему такое отношение? — Мне кажется, что он как-то воздействует на меня магией другого Мира, поэтому ни стены Иафаха, ни мои барьеры не могут уловить и остановить это воздействие. Никогда не думал, что скажу это, но он вселяет в меня самый настоящий страх. Так говорили о Нуфлине, но я ничего не чувствовал. Боюсь представить, что чувствуют обычные люди рядом с его отцом. — Да уж, судя по твоим словам: наш Бывший Благостный и Единственный по сравнении с этим старым хером — просто плюшевый зайка, а не могущественный маг, дважды отобравший моё тело. — Он полез в Щель Между Мирами, достал оттуда большую кружку ромашкового чая и сунул мне её под нос. — На. Говорят, от стресса помогает. Мне, если честно, ни разу не помогло, но авось да сработает… А ты любишь карусели? — Спасибо, конечно, — кивнул я растерянно, принимая из его рук ароматный напиток, — но я немного недопонимаю: при чём здесь карусели? — Они здесь совсем ни при чём. Это я так. Для саморазвития. — Ну… — Я задумался, вспоминая все разновидности «каруселей», — если ты об увеселительных сооружениях, как во Дворце Ста Чудес, то ничего против я не имею. Но если твоё саморазвитие подразумевает близкое ознакомление с орудием пыток времён Вурдалаков Клакков, то спешу тебя огорчить — их я не люблю всем сердцем. — Орудием пыток?! У вас здесь каруселями называли орудие пыток?! — Он так разгорячённо взмахнул руками, что перламутровая чашечка с ещё недопитым кофе полетела вниз и скоропостижно скончалась, издав свой последний печальный звон и разбрызгав горькую чёрную субстанцию по площади возле входа в дом. Вершитель проводил взглядом разлетевшиеся осколки и продолжил возмущаться, но намного тише и спокойнее. — Даже не так: у вас каруселями называли и орудие пыток, и детскую игру? Это как так-то? И как оно работает? И, самое главное, почему ты против? — Предполагаю, что отвечать на твои вопросы следует по порядку. «Вурдалачья карусель» называется так, потому что имеет сходство с примитивной конструкцией детской карусели. Вот как-то так. В тех книгах, которые ты мне доставал из вашего мира, подобные устройства назывались центрифугами: человека помещали в капсулу и начинали вращать с огромной скоростью попеременно то в одну, то в другую сторону. Но в отличии от ваших тренировочных центрифуг, «Вурдалачья карусель» останавливалась только когда человек внутри признавался, сообщив чистую правду, или если раскручивать было уже некого: обычно люди умирали уже на второй или третий день непрерывного вращения, некоторые жили дольше, некоторые не прожили и пары часов. Не люблю я пытки в принципе — смерть должна быть быстрой и безболезненной. Как от моих перчаток или Смертных Шаров. Я больше половины жизни убивал — привык, и теперь могу делать это с самым невозмутимым выражением лица. Однако в пыточной, какие, между прочим, существовали аж до начала правления шестого Гурига, я бы не смог проработать и полудюжины лет. — Неужели тебе их жалко? — У тебя весьма посредственные представления об изощрённости пыток. Надо будет найти тебе книгу с подробным описанием всех способов нанесения телесного вреда, используемых до полного запрета данного занятия Кодексом Хрембера. Пытка действовала и на жертву и на палача, высасывая его силы. В меньшем, конечно, объёме, но довольно приличное количество. В общем, я обязательно обеспечу тебя литературой по этой занимательной теме. — Ладно… Ну так, а как насчёт увеселительного сооружения? Правда, не столько детского и не очень примитивного. Я просто вспомнил об одном месте… У меня из головы всё ещё не выходит твой день рождения… — Делай всё, что сочтёшь нужным. Мне будет интересно посмотреть на любое место, которое ты сможешь мне предложить. — Значит, ты не против. Это хорошо.***
— Лонли-Локли! — Вопил мой новый заместитель. — Это абсурд! Я просил поставить меня ответственным за Старших Магистров, а пришли ко мне кто?! Какие-то задрипанные послушники с трясущимися руками! Наглые, самовлюблённые и трусливые! — Странно, — ответствовал я, не поднимая глаз от документов. Это уже третье пришествие Вонки Мони Маха за сегодняшний день, — под ваше описание подходят именно Старшие Магистры. От его гневного взгляда треснула кружка, до сих пор стоявшая на подоконнике, и на пол упали осколки, запачкав белый кеттарийский ковёр кофейной гущей. — А что вы хотели? Таких красавцев удалось воспитать вашему сыну. Ну, правда, среди них находятся и разумные создания, но редко. Чтобы их отыскать потребовалось много времени: они научились сливаться с толпой. На перевоспитание уходит ещё больше времени. Так что, ни пуха вам. — Ты с ума сошёл, Благостный и Единственный?! Мне что, снова идти к этим обалдуям?! — Три дня тому назад вы жаждали стать Великим Магистром, а воспитание обалдуев есть его, в смысле моя, прямая обязанность. Конечно, если хотите, можете заняться экономической составляющей процесса, а я возьму на себя учебно-воспитательную, но не думаю, что вы долго сможете контролировать пострадавшую орденскую казну без ущерба себе и самому Ордену. У вас есть ещё вопросы? Он подошёл вплотную к моему столу и начал злобно сопеть мне практически в самое ухо. Я поднял на глаза на вероломного нарушителя моего спокойствия и усмирил его ледяным взглядом. — Если ты хочешь таким образом от меня избавиться, то у тебя ничего не выйдет, Рыбник! «Почему этот странный человек постоянно обращается ко мне? — подал голос заспавшийся Рыбник в моей голове, — Он что, не знает как тебя зовут?» — Меня зовут Шурф Лонли-Локли. Прошу вас обращаться ко мне по имени, а не по старому прозвищу, полученному мной после череды печальных случайностей, которые привели к моему временному умственному помешательству. В мои планы не входило столь скорое избавление от важного помощника. Тем более, что уход с должности гораздо более трудо- и времяёмкий процесс, чем вам может показаться. Необходимо разрешение от Короля и представителя Малого Тайного Сыскного Войска столицы Соединённого Королевства, а разрешения, как правило, так быстро не выдаются. На ваше же счастье, потому что терять время впустую я не люблю ещё больше чем, когда мне мешают работать, а вы только этим и занимаетесь. Я и так отступил от правил и нанял вас на высокую должность без звания Старшего Магистра. Вы даже не Младший. Поэтому не рискуйте лишний раз, потому что рано или поздно мне станет не жалко личного времени для такого самоотверженного поступка, как ваше увольнение, на весомых, между прочим, основаниях. А будете слишком настойчивы, не побрезгую и обращусь к самому шефу Тайного Сыска с требованием снова отправить вас в изгнание за применение магии, подавляющей волю, по отношению к высокопоставленному лицу, то биш ко мне. Свободны. — Угрожаешь мне, Лонли-Локли? — Сэр Лонли-Локли. И не угрожаю, а предостерегаю. В ваших же интересах уйти из кабинета сейчас, а не ждать, пока я откушу вам голову. Меня простят. Он прорычал что-то нечленораздельное и громко хлопнул дверью, отчего со стола слетела тарелка с печеньем и разбилась вдребезги. «Не, Шурфушка, я всё могу понять, но этого не понимаю! Чем ему наша посуда не угодила?!»***
— Нет, странное он всё-таки существо! — Взвился Макс, после того, как я пересказал ему первый рабочий день старшего Мони Маха во всех подробностях. Вершитель сидел за столом в моём кабинете и отстранённо вертел в руках осколок разбитой чашки, который я каким-то образом не заметил, когда собирал остальные и отбеливал ковёр. — Ты можешь объяснить мне, чего он хочет или нет? — Он сам себе не может этого объяснить, не то что мне, — я печально вздохнул и посмотрел в окно, где приторно-алым цветом догорал закат. — Никогда не любил Нуфлина, но сейчас всё бы отдал, лишь бы его папашу заменили на него. — Нет, спасибо. Не надо нам здесь Мони Махов. Своих сумасшедших Магистров хватает, — он подмигнул мне, и я, не удержавшись, улыбнулся уголком рта. — Почему ты его не уволишь? — Он помогает мне делать хотя бы третью часть работы. Я хочу закончить все неотложные дела хотя бы до середины осени. — До середины?! — Ну конечно. Чтобы осталось ещё как минимум полдюжины дней на восстановление организма до праздника, который ты так рвёшься мне устроить. Хотя я до сих пор не совсем до конца понимаю, зачем тебе это делать, — я взглянул на Вершителя. Тот продолжал вертеть в руках осколок, обводя узоры кончиками пальцев. Вид у него был крайне смущённый и растерянный. — А что тебя, собственно, удивляет в моём желании разобраться с проблемами до Дня Середины Осени? — Прости меня, Шурф. Я так замотался, что снова забыл заглянуть в календарь, или что тут вместо него используется, и посчитать, когда именно будет сто восемьдесят восьмой день года. — Сорок четвёртый день осени. Макс, твои познания в бытовых вопросах жизни этого мира меня поражают. Уже прошло больше дюжины лет, как ты появился в этом Мире, а ты до сих пор не разобрался с летоисчислением. Почему, интересно? — Во-первых, это не так важно. А во-вторых, потому что ты до сих пор не поставил перед собой задачи довести меня до цугундера таким примитивным способом, как обучение меня такому вашему незамысловатому летоисчислению. Я даже Последний День Года, и тот опознаю только по невыспавшимся, недовольным и куда-то несущимся прохожим. — Да, — раздосадовано и совершенно серьёзно произнёс я, глядя на неловко пристыжённого Макса. Осколок в его руке завертелся быстрее. — Огромное упущение с моей стороны — не заставить тебя вовремя выучить все даты, памятные дни и… Макс, Грешные Магистры, что ты делаешь?! Осколок выскочил из его руки и проехался по запястью, глубоко задевая вену. Захочешь так порезаться — не порежешься. Кровь брызнула фонтанчиком, Вершитель вскрикнул (не то от боли, не от внезапности) и дёрнулся, инстинктивно прижимая руку к губам. Я в мгновение ока оказался рядом с ним, шепча заклинание свёртываемости крови и поглаживая пострадавшую конечность чуть выше раны, унимая боль. Макс всё ещё ошарашенно взирал то на меня, то на перепачканную кровью кисть. Я, проверив, что жизни этого балбеса больше ничего не угрожает, а облегчённо выдохнул и немного приобнял страдальца, утыкаясь носом в тёплую шею и пахнущие горячим песком волосы. — Макс, ты идиот, — пробурчал я, не поднимая лица. — Сдался тебе этот грешный осколок?! Я же… — Я помню, — хрипловато отозвался голос над моим ухом, — «моё здоровье — залог твоего собственного душевного равновесия.» Прости, я не специально. — Идиот. Сам чуть не покалечился, и ещё извиняется. — Я пошатнул твоё душевное равновесие и чувствую раскаяние. Это случайно вышло. Я даже не заметил, как… — Идиот. — Я знаю. Я взглянул на него. Глаза хитро прищурены и одновременно виноватые-виноватые, а все губы, подбородок и левая щека испачканы кровью. С трудом поборов желание слизать её, я вновь выпрямился и сел в своё кресло. — Вытри чем-нибудь лицо, — насильственно отводя взгляд, попросил его я. — А то чего доброго жители Ехо решат, что начались новые смутные времена и снова можно друг друга есть. — А что? По-моему, было бы полезно для профилактики. — Он хмыкнул и достал из кармана лоохи (а на самом деле из Щели Между Мирами) влажную салфетку. — Ненадолго, конечно. И Джуффин повеселее бы был, и Мелифаро почаще на работу приходил в расположении духа, более подходящем для весёлых словесных перепалок, а не для ленивого трепания языком. Может, и тебя бы пораньше с этого змеюшника забрали в связи с внештатной ситуацией. — Не уверен, что меня снова примут в Тайный Сыск. Слишком уж редко стали попадаться эти самые внештатные ситуации, в которых могу пригодиться я со своими ручками, сколь бы чудесными они не были, уж прости. — Я равнодушно пожал плечами, взгляд Вершителя скользнул по рунам на моих ладонях, задержавшись на ногтях. — Я сам буду требовать этого у Джуффина. Вам, как бы, и я на первых порах был ни пришей ни пристегни, однако же вы меня все терпели, обучали и старательно делали вид, что я вам позарез нужен. А с тобой даже вид делать не обязательно. Ты и так нам нужен. — Потому что разбираюсь в отчётах? — Потому что на фоне тебя оптимистом кажется даже сэр Кофа, — Макс закатил глаза и аккуратно промокнул свою физиономию салфеточкой. — И мне удобнее: не обязательно ходить чёрте куда, чтобы пригласить тебя на кружечку камры. Хотя, в таком случае, качество камры будет гораздо хуже, но никто не помешает нам грабить Сотофу время от времени… — Ты рассуждаешь так, будто меня уже уволили из Семилистника и снова взяли в Тайный Сыск, — тихо хмыкнул я, — или я чего-то не знаю, и Джуффин ведёт тайную политику по возвращении всего на круги своя? — Насколько я могу судить — нет. — Он вздохнул, будто бы и правда был опечален этим фактом. — Но Мёртвый Бог ему свидетель, этот парень может выкинуть всё, что угодно, лишь бы слишком долго не сидеть без дела!***
Я шёл в свой кабинет как на расстрел. Дурные предчувствия захлёстывали меня с головой, но я не подавал виду, сдержанно кивая в приветствии попадающимся на моём пути адептам. Сэра Вонки не оказалось в выделенных ему комнатах, а это означало только одно… Вернее, это могло означать многое, но это многое сводилось к одному лаконичному «всем пиздец, а тебе, сэр Шурф, особенно». Поэтому я составил в голове уже довольно объёмный список пакостей, которые Мони Мах мог совершить за это утро. Открыв дверь, я на секунду растерялся. Того, что я увидел в помещении, моё больное воображение придумать не успело, да и не смогло бы, пожалуй, даже при огромном желании. Магистр Вонка душил в углу кабинета Нечто цветное, отчаянно вырывающееся и издающее хриплые вскрики о помощи. В этом Нечто я признал сэра Мелифаро, и в два шага оказался за плечами у в конец распоясавшегося заместителя. — Сэр Мони Мах, я настоятельно прошу вас отпустить служащего Малого Тайного Сыскного Войска и объяснить мне, с какой целью был совершён этот вероломный акт рукоприкладства на вверенной мне территории? От неожиданности Вонка выпустил ослабевшую тушку Стража, и тот взглянул на меня благодарнейшим из взглядов, и просипел севшим голосом: — Локли-Лонки, я твой должник. Проси что хочешь. — Прошу, чтобы ты в конце концов выучил моё имя. — А что-нибудь более выполнимое? Я отвёл взгляд от болезненно потирающего свою шею сыщика и уставился на самодовольного Мони Маха, вопросительно приподняв бровь в ожидании ответов на мой вопрос. Спустя полминуты он сдался. — Этот наглый мальчишка сидел на столе в твоём кабинете, — пренебрежительно бросил Вонка, — а на мои просьбы убраться восвояси отвечал дерзостью. «Вот так и работает пресловутое правило бумеранга, сэр Шурф, — Рыбник хохотнул и потёр свои воображаемые ладошки. — Думаю, можно считать, что справедливость отчасти восторжествовала.» — Этот, как вы выразились, наглый мальчишка, — я не преминул возможностью назвать так Мелифаро ещё раз, просто чтобы было, — к вашему сведению является государственным служащим высшего ранга, и в отличии от меня не откажется незамедлительно вас арестовать. — Не откажусь! — Обиженно провыл Мел. — Ой, как я не откажусь! — К тому же, позвольте поинтересоваться, что вы делали в моём кабинете до начала моего фактического рабочего дня? — Душил вашего дружка! — Съязвил этот отвратительный старикан, на что Мелифаро неоднозначно хихикнул. Даже не знаю, что он мог додумать в своей непутёвой голове, но лучше бы мне этого и не знать. Есть тайны, которым лучше бы оставаться тайнами. — Сэр Мони Мах, полагаю, будет правильно разобраться с вами после обеда. Поэтому я требую, чтобы вы вышли за дверь и позволили нам с господином Тайным Сыщиком обсудить дела государственной важности. Если в этом будет необходимость, я перескажу вам суть нашего диалога. Хорошего дня. Вонки сам не заметил, как попятился к двери и юркнул в тёмный коридор. Я удовлетворённо выдохнул и повернулся к Мелифаро. Тот лыбился во все тридцать два. — Господин Тайный Сыщик, — просмаковал он с достоинством. — С ума сойти. Дражайший Лонни-Конни, неужели я вырос в твоих глазах до звания господина? — Нет. — Невозмутимо ответил я, за что поймал его гневный взгляд. — Но мне было срочно необходимо, чтобы ты вырос в глазах Магистра Вонки Мони Маха. Потому что боится он, судя по всему, только сурового правосудия, сегодня — в лице тебя. А теперь я требую, чтобы ты подробно изложил цель своего визита. И, конечно же, я хочу знать, что же тут произошло между вами во время моего отсутствия. — Ну, собственно, за этим Мони Махом я и приходил, — Дневная Задница Паачтеннейшего Начальника примостырила себя на мой письменный стол и свесила одну ногу, — Макс, о ужас, сказал, что его беспокоит твой новый помощничек, и просил немного проследить за этим мутным менкалом, леший его задери. Вот я и пришёл к тебе, просить разрешение на временное пристанище в стенах Иафаха, а здесь этот, кхм, нехороший человек у тебя в столе копается, ну, а я ему по шее, мол, ты чего, собака, делаешь — здесь Великий Магистр Шурфушка живёт, пшёл отсюда к драным вурдалакам… А он меня одной рукой схватил и к стене. Душит и так зыркает, что аж мурашки по спине бегут. И это у меня! Бесстрашного сэра Мелифаро! Папеньке стыдно в глаза заглядывать после такого позора. И смыть его сможет только моя кровь! — Он драматично зажмурился, запрокинув голову, приоткрыл хитро прищуренный глаз и заговорческим тоном прошептал. — Или орденская Камра. Делись давай, Макс говорил, что она у вас здесь, цитирую, «чертовски вкусная». Я отправил зов на кухню, попутно обдумывая сказанное моим бывшим коллегой. Макс обо мне заботится, это не может не радовать, конечно, но лучше бы он мученически держал всё в себе и не подставлял друзей. Каким бы назойливым не был сэр Мелифаро, его жизнь мне, в какой-то степени, дорога. Зная максову склонность к непредсказуемым истерикам, могу предположить, что последние пол дюжины дней (с того дня, как я ему поведал о существовании такого неоднозначного человека как Вонка Мони Мах) он места себе не находил и пытался спасти меня от этого вражеского оккупанта, а Мелифаро самоотверженно бросился на бастион моей чести, поруганной Нуфлиновым отцом, во избежание переезда Вершителя в Приют Безумных. К тому же, меня смутил тот факт, что вышеуказанный магистр лазал по моему столу, в поисках… А вот, кстати, в поисках чего? Документов? Зачем они ему, там только бухгалтерия? Все драгоценности Нуфлин продал, Семилистник забрал с собой (непонятно, конечно, зачем он ему в Стране Мёртвых… Ладно, Магистры с ним, зачем-то да нужен). Но Мелифаро пришёл вовремя (а я пришёл вовремя на помощь Мелифаро), поэтому я, пожалуй, не откажусь от его содействия. — Чего завис, Благостный? — ехидный голос Мелифаро вернул меня в мир живых. — Я думаю, тебе стоит здесь задержаться. — Чего?! — Сэр Мони Мах что-то ищет, если уже не нашёл. И, судя по всему, это что-то — очень важное, ценное и опасное. И такое секретное, что о его существовании не подозреваю даже я, хотя после обряда посвящения в Великие Магистры, Иафах и я — чуть ли не единое целое, и мне известно, на каком из гобеленов сейчас притаившись сидит голубая бабочка с зелёным пятнышком на правом крыле. Но сэр Вонка — катастрофически необъяснимый персонаж. Мне не понятны ни мотивы его действий, ни границы его способностей, ни его прошлое. А не понимать, тем более не знать, я не люблю. — Я должен стать шпионом, как в старых добрых максовых детективах? Круто! Всяко лучше, чем кельди, — на последнем слове он заметно дёрнулся, будто и вправду его пугала перспектива собирать грешные эльфийские монетки ближайшую дюжину дней, без перерывов на еду, жену и сон (именно в таком порядке, установленном по степени важности). — Мне уже начинать с содроганием ждать облачения в эти ваши орденские тряпки? — Если это тебе так необходимо… — А как же? — Мелифаро хмыкнул с видом знатока. — Для полного вхождения в образ. Но если тебе будет жалко ваших убийственно-однотипных шмоток, я пойму и даже почти не буду плакать. — Ну почему же сразу жалко? — Я равнодушно пожал плечами. — Просто ты не являешься адептом Ордена и я не имею права выдать тебе форменную одежду. — Хвала Магистрам! И тебе, Великий, в частности, — это чудовище наконец соизволило встать с моего стола и поправило складки своего лоохи неоново-салатового цвета, из-под которого выглядывала золотистая скаба чуть длиннее колен. — Я, конечно, ничего не имею против небесно-голубого и, тем более, белого, но ходить в том же, в чём ходит ещё минимум пять полусотен человек — лично для меня нестерпимо и непростительно. Ладно, Благостный, где мне жить? Вот, кстати, да. Где? Над этим я ещё не подумал. А надо бы — человек ответа ждёт. Личными комнатами Иафах не изобилует, и все они, конечно же, заняты. Селить его к магистрам (хоть старшим, хоть младшим, хоть к тёмным, хоть к мятежным) опасно и для них самих, и для Мела, который до сих пор терпеть не может этих зазнавшихся колдунов, хотя за последние годы они, с моей помощью, успели в разы вырасти в глазах общественности. Что ж, выход я вижу только один. — Покои Великого Магистра вас устроят, господин Тайный Сыщик? — Чего?! — Взметнулся детектив. — Мы что, с тобой вместе?!.. — Конечно же нет, сэр Мелифаро. Свой комфорт я ценю превыше всего, а обстановку, которая образуется в твоём присутствии, комфортной назвать довольно сложно, даже при большом желании. Поэтому я буду ночевать… Хмм… Да, пожалуй, сэра Макса не стеснят мои короткие ночные визиты в гостевые спальни Мохнатого Дома. — Да уж, — хохотнул Мелифаро. — Мне кажется, что меня это чудовище отправило к тебе именно с одной этой целью. — Какой? — Я недоумённо уставился на собеседника. — Выкурить тебя наконец из твоего любимого Ордена! А то он уже жалуется, что пригласить тебя на чашечку чая на крыше Мохнатого Дома становится непосильной задачей даже для него, твоего главного любимчика, и приходится довольствоваться этой, — он отхлебнул из кружки, поднятой с неизвестно когда появившегося на моём столе подноса, —чудесной, прекрасной, никому и никогда не надоедающей камрой Ордена Семилистника, да хранят её Тёмные Магистры и Великий Магистр Ложноножки в частности. — Я иногда задумываюсь… — начал я и, дождавшись того, что этот несносный тип начал сверлить меня взглядом, невозмутимо продолжил, — насколько велико твоё воображение? Я знаком с тобой вот уже семнадцать лет, срок небольшой, не спорю, но повторялся ты в произношении моей фамилии рекордно малое количество раз, и то по своей рассеянности или в самом начале нашего сотрудничества, когда ты ещё изволил произносить её правильно. — Ну, Лони-Логни, — он заливисто захохотал, снова усаживаясь на край стола, немного смещая поднос с камрой в сторону, — ты давай ещё специальную тетрадку заведи! Куда будешь все варианты записывать. И помечать галочкой понравившиеся, а крестиком повторяющиеся. — Спасибо за идею, — совершенно серьёзно ответил я. — Сам не понимаю, как до этого ещё не догадался. Но боюсь, галочкой будет отмечен только один вариант — истинный. — Это что, сейчас был сарказм? — Как я вижу, ты ещё до конца не можешь свыкнуться с тем фактом, что я, как и большинство людей, могу шутить и обладаю чувством юмора. А зря: между прочим, первый раз при тебе я пошутил ещё в сто шестнадцатом году эпохи Кодекса, после нашей с сэром Максом поездки в Кеттари, где он убил Кибу Аццаха, тем самым избавив меня от необходимости контролировать себя так сильно, как до этого. — А, нет, показалось. — Мелифаро махнул на меня рукой и отставил опустевшую кружку в сторону. — Как был занудой, так и остался. И никакое чувство юмора тебя не спасёт. Хуже буривухов, честное слово. Может ещё и день вспомнишь? — Вспомню обязательно, — я и вправду глубоко задумался. Знаменательная дата, как-никак. — Сто второй. — Ой, катился бы ты к Грешным Магистрам, да грешнее тебя сейчас нет в столице! Дневная Грёза снова захохотала и, что не удивительно, опрокинула полупустой кувшин камры. Быстро нейтрализовав локальную катастрофу, я укоризненно взглянул на пристыжённого Мелифаро. — Вот тебе, детектив, как раз пора катиться к Грешным Магистрам. И это уже не фигура речи, а дружеский совет. Поэтому собирай вещи, отпрашивайся у начальника и начинай обживать мои комнаты. Возьми, — я протянул ему связку ключей, которыми закрывалась моя спальня, — и никому не отдавай ближайшую дюжину дней. Даже мне. Понял? — Чего уж тут не понятного. И у Джуффина я тоже должен на дюжину дней отпрашиваться? — Может, меньше. Но ключи никому не отдавай ровно дюжину. Я зачаровал их на послушание владельцу, и чары необходимо обновлять каждую дюжину дней, — поймав непонимающий взгляд, я постарался разъяснить как можно более понятным языком, — Если в то время, пока имя владельца твоё, ключами воспользуюсь я — будут не очень приятные последствия. В худшем случае, вам снова придётся искать нового Великого Магистра. Мелифаро покивал, повертел ключи в руках, бросил на меня изучающий прищуренный взгляд, поклонился и вышел. Прошу заметить, что всё это он проделал молча. Я еле преодолел желание прочистить уши и убедиться в том, что не оглох.***
Ведь не оглох же, да? Да нет пока. Что бы я делал, если бы оглох? Наверное, самым разумным выходом из ситуации был бы визит к знахарю. Но глухоты, как таковой я не очень страшусь: в своё время, в Ордене Дырявой Чаши я научился читать по губам. Гораздо сильнее меня пугает перспектива ослепнуть. Рыбник, когда мы с ним ещё не пришли к мирному соглашению, нередко мучал меня по утрам, отбирая способность видеть. Мне никогда не забыть то чувство, когда мир полностью погружается во тьму. Даже не так. Будто бы кто-то резко выключил все краски вокруг, отменил сам факт существования света, оставив только сумбурные всплески звуков на периферии сознания. Я так и не смог привыкнуть к этому… Зачем я это сейчас вспомнил? «Наверное ты соскучился по нашей занимательной духовной практике. Хочешь, ещё разок?» — Ехидно спросил Рыбник и свет погас. Чуть больше, чем на пол минуты. Будто бы я просто моргнул и остановился. Не было вообще ничего, словно шагнул в Хумгат: видимо, Рыбник решил выключить ещё и звук, для полной достоверности. Я задышал на десять счётов, пытаясь восстановить здравомыслие, но паника, скрутившаяся внутри моего живота живой спиралью, была готова распрямиться в любую минуту. Внезапно я почувствовал, как меня за плечо легко и немного заботливо трясёт чья-то небольшая, но сильная рука. Тут же в мир вернулись сначала звуки, доносившиеся из окна, а затем и краски, и я смог сфокусироваться на обеспокоенном лице Вершителя, который вот уже пятьдесят две секунды бесцеремонно меня трясёт. Поймав мой осмысленный взгляд, он успокоился и выдохнул, но плечо отпускать не стал, а наоборот пододвинулся чуть ближе, преследуемый непонятной мне целью. В этот момент ко мне решило вернуться уже забытое мною обоняние, и я почувствовал, что от моего друга несёт смертельным перегаром. — Сэр Макс! — укоризненно сказал я, слегка отодвигая его от себя. — Соизвольте объясниться, по какому это поводу вы пьянствуете в самом начале дня? — В… ик… начале? — Почти бессвязно пролепетал этот юный алкоголик. — Шурф! Уже почти закат! А пьянствую я… Ик… потому… потому что весь день не мог до тебя доркичать… ик… докричаться. Вот. Я вонл… ворлн… я волнуюсь за тебя, между прочим! — последнее предложение он произнёс таким обиженным тоном, что мне захотелось тут же броситься ему в ноги и слёзно вымаливать прощение трое суток к ряду не разгибаясь. Однако зерно рациональности в моей затуманенной недавно пережитой паникой голове дало о себе знать, и я спросил Макса: — С какого момента меня не было? Как давно ты меня искал? Сколько ты тут сидишь? — С поду… полу… полудня. И то, и другое, и… ик… третье. Моя Дневная Грёза явилась в Управление в белой скабе и гобулом… голубом лоохи и поведало историю о том, как ты умолял его прикончить Вонку Мони Маха, но долбестный сэр Мелифаро решил проследить за претусптником ещё немного, разоблачить его и отобрать половину нагдрабенного. Вот. Внимать смертоносному дыханию Вершителя было решительно невозможно, поэтому я резко встал, поднял его на руки перетащил в дальнее кресло, сам пододвинул второе и сел чуть поодаль. От моих действий он даже ни капельки не протрезвел, только ошарашенно на меня уставился и сидел минуты две не моргая. — Как я понял, меня в кабинете не было, и я появился только сейчас? — Да… А разве не так? — Ох, Макс, — сказал я и замолчал, направив свой взгляд в окно, небо за котором уже начинало алеть. Макс виновато и непонимающе молчал. Я оторвал глаза от прекрасного заката (первого и единственного за сегодняшний день: после истории со сновидицей Анной, я считаю эту информацию вовсе не бесполезной) и оглядел кабинет. Три бутылки Осского Аша и одна — орденского вина. Судя по иссиня-чёрному цвету капель на бокале это — «Соцветие Тьмы», не самое лучшее, но довольно крепкое. — Но я всё равно не понимаю, ради чего стоило таким бессовестным образом нажираться в моём кабинете. — Мне просто показалось… Я почувствовал… Может, просто мой внутренний идиотизм? — Ты не хочешь рассказать мне, что тебе показалось и что ты почувствовал, чтобы я мог определить зависимость твоего поведения от внутреннего идиотизма? — Тот сон… Мне показалось, что это как-то связано. — Какой сон? Я, конечно же, понял, какой. Но до последнего не хотел в это верить. Однако Макс поднял на меня слезящиеся глаза, и я понял, что надежда, в общем-то, и вправду глупое чувство. — Где тебя забирает тьма. Наша совместная кошмарная галлюцинация. — Ох, Макс… — снова прошептал я и попытался собраться с мыслями. — Нет, я просто… Не знаю, наверное провалился в Хумгат от переутомления, сам не заметил как. Я не хотел тебя пугать. — Да я и сам… ик… понял… — Макс, раз уж ты здесь, не вижу причины спрашивать тебя об этом позже… — он напрягся, выпрямился и внимательно на меня посмотрел. Насколько это, конечно, возможно, в его-то состоянии полного несостояния. — Я предложил сэру Мелифаро ночевать в своей орденской спальне, пока он ведёт тайное расследование по делу старшего Мони Маха, разумеется, на неопределённый срок. Могу ли я воспользоваться гостевыми спальнями Мохнатого Дома в это время? — И ты ещё спрашиваешь?! — радостно взвился Макс. — Ты же непо… не… непокобелимая основа моего… ик… внутреннего мироздания! Хоть всем Мохнатым Домом сразу, от крыши до библиотеки, включая кухню и санузлы! — Спасибо, Макс, я не сомневался в твоей щедрости. Он хохотнул, встал, и собирался уже шагнуть Тёмным Путём, как я окликнул его. Он повернулся и внимательно посмотрел на меня своим дуряще-расфокусированным взглядом. — Макс. Я бы не советовал тебе сейчас перемещаться таким образом. Магистры знают, куда тебя может занести: к твоим возлюбленным шиншийским принцессам или к леди Меламори в Арварох. — Да. Ты, наверное, прав, — он удивлённо посмотрел на меня и почесал шевелюру под тюрбаном. — Нет, не наверное. Ты, как всегда, абсолютно прав, дружище. И… Слушай, ты разве собираешься ещё работать? Может, ты проводишь меня, да останешься? Ночь уже… Поздно… И я не хочу идти один. И просто идти я тоже не очень хочу. — Тебя отнести на руках? — Спросил я максимально серьёзным тоном. Макс хихикнул. — Можешь просто отвести Тёмным Путём. Хотя, если честно… Он не успел договорить. Я поднялся с кресла, легко взял его на руки, отметив про себя, что Вершитель несколько похудел в последнее время, и шагнул на крышу Мохнатого Дома, минуя шумную гостиную, переполненную неумолкающими нескончаемыми гостями, среди которых часто встречаются король, овеществлённая иллюзия, девочка-мальчик, шеф Тайного Сыска, ну, и, иногда, я, ваш любимый Великий Магистр. Моя ноша сдавленно пискнула, я аккуратно сгрузил её на кучу подушек, отодвинув ногой пустые чашки (в количестве одиннадцати штук). — Хотя, если честно, я был бы вовсе не против такого романтичного способа перемещения, — договорил мысль, недоозвученную ещё в Иафахе, ошарашенный Макс, поправляя растрёпанные волосы. Тюрбан слетел если не в кабинете, то по дороге. — Спасибо. — Пожалуйста. Мне можно идти? — Уже? Ах, ну да. Конечно-конечно. Иди. Выбирай любую. Хоть мою. Я всё равно сплю в кабинете на диване, ты же знаешь. Приходи, если что… Я уже развернулся и собрался уходить, как краем глаза заметил необычное напряжение Макса. — Ты нервничаешь, — сказал я, снова повернувшись к нему лицом. — Почему? — Глупые мысли. Ты же сказал, что всё хорошо, но я… Я не могу отойти. Я сначала сам искал… Потом подключил Нумминориха с Мелифаро. Нюхач сказал, что ты из кабинета не выходил. Даже в Хумгат. Он сказал, что ты будто исчез, «растворился во тьме». Сказал, и меня передёрнуло. Я вспомнил тот сон, кошмар, ужас… — Его заколотило крупной дрожью, я положил ему руку на плечо, он вскинул голову, убирая чёлку с лица и взглянул мне в глаза. — Что это было, Шурф? — Я не знаю, — я притянул его к себе ближе и обнял, положив подбородок на его плечо. Он на мгновение замер и крепко стиснул меня в ответ, — но обязательно узнаю, если тебе так важно. — А тебе нет? — И мне важно. Но теперь я постараюсь сделать это быстрее. — Этого не повторится? — Не знаю. Ничего не могу обещать. — Мне страшно… Шурф, Господи, как мне страшно! — Тише… Все пока живы, не время впадать в панику. Ну же, сэр Макс, успокойся! Ты Вершитель или кто, в конце концов? Дыши на шесть счётов. Или лучше на двенадцать. — Да я же лёгкие порву так вдыхать! — Дыши, потом буду тебя учить, как не рвать лёгкие на шестьдесят четыре счёта. Макс засопел. Спустя восемь циклов он от меня отлепился и отошёл к краю крыши. Посопел немного там, обернулся ко мне и сказал, умиротворённо улыбаясь: — Спасибо, Шурф. — Как будто ты сам не знаешь, как дышать. — Не за это. Спасибо, что не исчез до конца. Я вышел сначала в кабинет через окно, потом в длинный коридор и побрёл в поисках подходящей комнаты. После эпидемии Анавувйны я надолго поселился в Мохнатом Доме, оказывая молчаливую поддержку ослабевшему и страдающему Максу. По-настоящему удобные гостевые спальни можно было посчитать на пальцах одной руки (скорее всего из-за того, что раньше Мохнатый Дом был библиотекой, а не жилым помещением), но они были восхитительно комфортны. Несмотря на это, большую часть времени я проводил в дальнем кресле в гостиной или в подвалах библиотеки, читая про классификации моллюсков Средиземного Моря или разновидности удобрений для домашних водорослей Чхой. Сейчас мне ни в библиотеку, ни в гостиную не хотелось, несмотря на то, что в последней было на удивление тихо, а в библиотеке был шанс отыскать книгу по интересующей меня теме. Вместо этого я спустился к бассейнам, заботливо подогретым невидимыми слугами и нырнул в тот, от которого пахло максовым яблочным пирогом. Удобно устроившись на дне, я наконец задал вопрос, терзавший меня с самого момента возращения меня в мир живых: — Ну и что это было? «Сам в шоке, дружище, — непривычно дрожащим голосом возвестил меня Рыбник. — Какая у тебя, однако, дурная привычка: чуть что, сразу винить во всём меня.» — У тебя слишком плохая репутация, чтобы ставить тебя в списке подозреваемых дальше второго места. Но теперь, знаешь, если бы это был просто ты, я бы тебя пожурил и успокоился, а в таком случае… — я действительно занервничал. — Вот как это воспринимать? «Я… Не уверен, конечно, но рискну предположить, что это был Мост Времени.» — Ты хочешь сказать, что какой-то безумец решил бросить меня на Мосту Времени? А потом я сам вернулся, так как не имел особой цели ни в прошлом, ни в будущем? «Ну вот. Сам всё понял. Молодец. Возьми с полки пирожок.» — Но кто?! Неужели Мони Мах… «А почему бы и нет?» — Но ведь такое невозможно! Нельзя просто взять и отправить человека в небытие без его на то согласия! «Как показывает практика — можно. Но зря ты снова вешаешь на людей ярлыки. Может, и не он. Может, вообще Сотофа… Или Джуффин», — выдал Безумец после долгой паузы. — Мони Мах вероятнее… «Как знаешь. Я лишь предупреждаю, чтобы ты был настороже. Мне не очень хочется расставаться с жизнью, пусть и с твоей. Будь лапушкой, не умри скоропостижно.» Помнится, как-то раз Макс сказал, что раздвоение личности — кратчайший путь к душевному равновесию. И ведь прав был, как всегда. Сколько бы пакости не вносил в мою жизнь Рыбник, после разговоров с ним у меня буквально открывались глаза на многие очевидные (да и неочевидные тоже) вещи, а сердце становилось на место. Я уже представлял себе систему своих действий, что помогало быстрее воплотить её в жизнь. Однако Безумец имел особенность вносить в мой разум сомнения и подозрения по любому поводу, даже если этот повод незначителен. Вот например сейчас я серьёзно начал подозревать старых шимарцев в заговоре против моей ценной персоны без всякого на то основания. Ну, конечно же, они умеют пересекать Время, причём в обе стороны, а леди Ханемер, по словам Макса, смогла создать для него ощущения, сходные с так называемым «танцем на Мосту Времени», однако это не даёт мне право осуждать этих колдунов… Ух, мысли уже пошли по кругу. Руки и ноги затекли от лежания на грубом твёрдом холодном кафеле, а лёгкие немного заныли, напоминая о том, что я хоть и могущественный, но человек, и кислородом мне лучше не пренебрегать. Я всплыл со дна бассейна, потянулся, размял плечи, накинул домашнюю скабу и прикинул, сколько сейчас могло бы быть времени. Все чувства подсказывали, что осталось пятнадцать минут до полуночи. Мы с Максом вернулись из Иафаха около двух с половиной часов назад. Видимо, Вершитель сейчас спит и десятый сон видит. Или общается со своей незабвенной. Интересно, как она там? Хоть бы мне разок приснилась. Сон не шёл ко мне, я, логично, не шёл в спальню. Вместо этого я Тёмным Путём наведался в подземные кладовые Иафаха и выторговал у сэра Кимы Блима бутылку одного из лучших орденских вин, а после решил подняться на крышу. Диван в кабинете был пуст, а из-за раскрытого окна раздавалось тихое бренчание струн и ещё более тихое пение. Я сразу узнал песню: «Come On» от группы Rolling Stones, которую в своё время заслушал до дыр. Давно же Макс о ней не вспоминал, интересно, с чего теперь?.. Сыграв завершительный аккорд, мой музыкант, который совершенно несправедливо, между прочим, говорил что не умеет петь наяву, глубоко и тяжело вздохнул и пробурчал: — Всё прекрасно, не хватает только барабанщика. Звякнула гитара, немного неаккуратно положенная на черепицу, послышался перезвон кружек, ненароком задетых неловким чертыхнувшемся Вершителем, за этим последовал звук наливаемой жидкости. Я не выдержал и выглянул в окно. Макс снова был пьян и не собирался останавливаться на достигнутом. Меня он заметил только тогда, когда я положил ему руку на плечо. — Хоть я и сам иногда позволяю себе время от времени расслабится под воздействием спиртного, — начал я, поворачивая к себе его: удивлённого, но обрадованного, — меня начинает пугать твоё пристрастие к алкоголю. — А вот и барабанщик, — он расплылся в широкой улыбке. — При всём моём уважении к музыкальным инструментам, в совершенстве я владею только вокалом… — Я помню, — улыбка его стала ещё шире. — как ты пел под моими окнами дружескую балладу. У тебя хороший голос. Приятный… — Не отходи от темы. Почему ты опять напился? Он только отмахнулся и потянулся за бутылкой из толстого синего стекла. Я перехватил его руку и поднял сосуд на свет луны. Жидкости там плескалось много меньше половины. Я строго глянул на новоявленного пьяницу (тот виновато отвёл взгляд), взболтнул вино и отпил немного из горлышка. Напиток, скажем так, не из лучших. Я отставил бутылку к себе за спину, шепнул заклинание трезвости и щёлкнул неотрывно следящего за моими действиями Вершителя по носу. Не для заклинания — просто так. — Никогда не приучу тебя любить хорошие напитки, — деланно-серьёзно цокнул я, — но, как видишь, я пытаюсь, — с этими словами я вынул орденское вино из кармана лоохи, поставил его перед ошалевшим Максом и поспешил объяснить твой поступок. — От того напитка, что употреблял ты до моего прихода по утру ужасно болит голова. Лучше протрезветь от него сейчас и запить качественным алкоголем. «Объятия ночи» — моё любимое вино — имеет слабосладкий вкус и пряное послевкусие, а готовится с добавлением ягод шиварра, из-за которых цвет его становится зеленовато-голубым, и появляются пузырьки газа. — Ух ты, почти как шампанское! — Шампанское? — О таком напитке своей далёкой «родины» Вершитель мне ещё не рассказывал, поэтому мне захотелось его немедленно попробовать. — Игристое вино, — отмахнулся Макс, — его пьют на праздники: Новый Год, свадьба, новоселье… Свидания. Это не важно. Может, когда-нибудь угощу тебя чем-то подобным. Но… Какого чёрта ты пришёл посреди ночи ко мне на крышу с лекцией о пользе здорового образа жизни и бутылкой вина? — Хочу тебе напомнить, что ты сам просил приходить, когда захочу. Я захотел… Правда, не думал, что застану тебя здесь, но очень рад этому факту. И ты врал, когда говорил, что плохо поёшь наяву. Что-то не так? Мне лучше уйти? — Ни в коем случае! Просто… Я сделал кое-что, что По-хорошему должен был сделать, но это повлекло… Некоторые последствия. Короче… Меламори не вернётся из Арвароха, и у меня, кажется, больше нет девушки. От неожиданности такого заявления мои брови самопроизвольно взлетели вверх. Виновник только тихо хмыкнул и потянулся за стаканом вина, налитым мной. Довольно странно слышать это от Макса. Странно, но как-то неправильно-приятно. — Отчего же, если не секрет? — Спросил я, прерывая неловкую паузу. — Мне показалось, вы были… Счастливы друг с другом? — Просто я осознал, что больше её не люблю. А я не могу обманывать девушек, ты же знаешь. Я попросил её, чтобы мы остались друзьями, но… Ой, ждать мне намедни буривухов в сновидениях, за то, что птичку их обидел! Шурф, если бы ты это слышал, то точно почерпнул бы материала ещё на две тетради с ругательствами! Даже я так не умею! Куда меня только не посылали! Ууууу. — Не любишь? — Зацепился я за первую фразу. — Что, встретил ещё одну приснившуюся девушку и решил влюбиться в неё? — Оооох, Шурф. Можно сказать и так. Почти. Не совсем. И дёрнуло же меня об этом сообщить Меламори. Влюбился. Вершитель снова влюбился. То неправильное тепло надежды, что начало обволакивать мою душу после того, как он сообщил о разрыве с нашим Мастером Преследования, бесследно исчезло, оставив холодную пустыню, колющую сердце изнутри ледяными иглами. Если этот человек любит, то любит искренне и навсегда. Ну, или пока не приснится новая пассия. — И кто же такой прекрасный тебе приснился? — спросил я отстранённо, с тоской глядя в стакан. — Не бери себе в голову… Просто… — Давно? — Год или около того. Я не часто обращаю внимание на даты, ты же знаешь. Да и летоисчисление тогда было… Немного не то. — Подожди, получается, ты влюбился, пока был в Мире Паука? — Возможно, даже раньше. Но ты не представляешь, какие это были чувства! По крайней мере, у меня. Как будто в сердце пронёсся огненный вихрь, следом за которым пришёл великий потоп и затопил сознание! Я и не думал, что так бывает, правда! Руки, глаза, голос, руки!.. — И ты не слова не сказал об этом мне? Мы же вроде… — Ой, — только отмахнулся рассказчик, — я надеялся, что это пройдёт. Потому что это… Неправильно. Так не должно быть. Но сердцу не прикажешь, так ведь? — Технически, приказать сердцу можно. Для этого есть специальное заклятие Миарра, оно же заклинание Смерти Любви, или, просто напросто Вечный Отворот. — И как это работает? — Ты называешь имя колдуну, а тот выплетает нити судьбы этого человека из кубка твоей жизни. Правда, тогда ты не будешь его помнить, и вряд ли ваши жизненные пути когда-нибудь снова пересекутся, — Макс завертел головой с тревогой в глазах. — Но ведь на то и расчёт, разве нет? — Я не хочу так! Мне очень дорога память об этом человеке. Он сам мне очень дорог. — Так она есть наяву? — Конечно. Иначе бы я уже убедил себя в нецелесообразности своих чувств. Она… — Макс хмыкнул. Мне показалось, что он должен продолжить речь, но он замолчал, снова прикладываясь к стакану и с тоской глядя на полную зелёную луну. Спустя минуту он снова внезапно заговорил. — А ты любишь Хельну? — Это очень сложно сказать. В какой-то степени, наверное, да. С ней приятно говорить о поэзии. — И всё? — Удивлённо спросил Макс. — Просто… Приятно говорить о поэзии? — Мы познакомились с ней, когда мне было чуждо понятие «чувства». Я не мог в полной мере ощутить то, о чём ты говорил пятью минутами ранее, а когда я наконец, не без твоей помощи, смог позволить себе убавить контроль над личностью, то не почувствовал ничего, кроме привязанности и ответственности, которые волей-неволей развились во мне за долгие годы совместной жизни под одной крышей. — А?..— он начал, но замялся. — Зачем женился? — Я задумался и вспомнил, что предшествовали моей спонтанной женитьбе. — Даже самому бездушному человеку неприятно возвращаться в пустой дом. Особенно, после смерти друга… — Друга? — Макс посмотрел на меня удивлёнными и немного печальными глазами. — Это… После Тоттохаты? — Да. Мы замолчали, глядя в небо и думая каждый о своём. Я вспоминал смерть сэра Шлома, моего первого близкого друга, которого я подпустил к себе ближе расстояния вытянутой руки. Мне кажется, что я впустил его в свою душу, так же, как сейчас Макса. Я чувствовал, что он меня… Ну, наверное, любил. Сильно. Самоотверженно. Искренне. И навсегда. Но я не мог ответить ему тем же: консенсус с Рыбником ещё не был достигнут, и любое излишнее проявление чувств могло вылиться в локальный апокалипсис. Я пытался быть Тоттохате хорошим другом, а он не просил от меня большего, потому что знал, что я не смогу ему этого дать. — Расскажи мне о нём, — разрезал тишину Макс, и тихо добавил: — пожалуйста… — Он… — я посмотрел на звёзды, будто на них были начертаны характеристики моего давно почившего друга. — Был… — звёзды мне помогать не хотели, и лишь светили холодной белизной с чистого небосвода. — А что конкретно ты хотел бы узнать? — Как выглядел, как говорил, что вы с ним делали. Я не знаю о нём решительно ничего, кроме последнего дня его жизни, правда, расписанного в таких подробностях, что дальше, пожалуй, только по Мосту Времени сходить и самому посмотреть. — Выглядел?.. Ну, светловолосый… не как ты, немного темнее, скорее шатен. Высокий, чуть ниже меня. Худой, но жилистый. С большими раскосыми синими глазами, широким улыбчивым ртом и коротким вздёрнутым носом. Гладко брился, но стричься не любил, почти как ты. Брови тонкие, светлые, всегда чуть-чуть приподнятые в некотором подобии удивления. Узкие плечи, длинная шея, тонкие руки с музыкальными пальцами. Ходил в оранжевом лоохи и чёрной скабе, чтобы гармонировать со мной в цветовой гамме. Я же тогда, как ты помнишь, был Смертью на Королевской Службе, и, конечно же, носил Мантию Смерти. Говорил громко, долго, с выражением. Придумывал сказки и писал стихи. Не профессионально, конечно, для себя и для меня, но мне нравилось. Смеялся заливисто и всегда искренне. Был неусидчив, азартен и, не скрою, склонен к мелкому воровству. Мало кто знает, но раньше у Джуффина была другая трубка, а потом её украл сэр Шлом, и шеф то ли не захотел её искать, то ли и так собирался дарить её нашему Мастеру Преследования на ближайший праздник… Мне кажется, если бы вы встретились — стали бы хорошими друзьями. Вы очень сильно похожи. Он тоже постоянно отвлекал меня и мешал мне работать, за что я ему был безмерно благодарен. — Если тебя не отвлекать, ты загнёшься к чертям собачьим на третьи сутки непрерывного копания в бумагах. И как ты жил те шесть лет, что я был в Тихом Городе? — Очень-очень плохо, — честно прошептал я одними губами. Разумеется, Макс это услышал. — Зато теперь я могу тебя отвлекать двадцать четыре, ой, пардон, двадцать два часа в сутки! Мы замолчали в который раз за вечер. Пауза вышла неловкой. Мне было не впервой откровенничать с Максом, однако в этом нашем разговоре было что-то слишком личное. Связано ли это с тем, что он затронул тему моей семейной жизни или вспомнил Тоттохату? Или так подействовало его рассказ о влюблённости в сновидении. — Способен ли человек любить, если волею судьбы ему предначертано любить другого? Эти слова вырвались из меня непроизвольно, и я попытался придать своему лицу максимально отстранённое выражение, будто бы сказано это было вовсе не мной, а если и мной, то не всерьёз, а если и всерьёз, то только звёздам. Макс нахмурился и попытался прочесть мои эмоции в глазах, но быстро оставил эту затею. Потом сам задумался и, спустя почти четверть часа тишины, выдал: — Я не знаю, о ком ты сейчас. Могу сказать только за себя. Вообще, в моём стиле идти наперекор судьбе, — эти слова полоснули острой бритвой по моему сердцу, но вида я не подал. Он продолжил. — Но я не могу утверждать на сто процентов, что именно мне предначертано. Возможно, я бы и согласился, не будь моя избранница грубым неотёсанным волосатым мужиком, громко храпящим в ночи и жрущим всё подряд, и при этом требующим ласки и любви к своей персоне. — То есть, сэра Кофу тебе не предлагать? — Попробовал отшутиться я. Слова о повышенной волосатости больно укололи моё кейифайское самолюбие. — А мне не надо ничего предлагать! Всё выберу либо я сам, либо, как ты выразился, судьба. Тишина повисла в воздухе, разбавляемая звуками наливающегося вина и тихих глотков. Без закуски Вершитель снова быстро захмелел. Признаться честно, я тоже. — А если не Кофа? — Спросил я, уже самостоятельно отправляя пустую бутылку в полёт с крыши. — Ты о чём? — не отставая, Макс достал из Щели какой-то алкоголь из своего мира. Прочитав название на бутылке, он хмыкнул и выкинул её вслед за предыдущей. — Ты бы смог смириться с тем, что судьба приготовила тебе в избранницы мужчину. Допустим, не глупого, не грубого, стройного… — Меня не интересуют другие мужчины! — Немного резко и нервно ответил Макс. — Ну, то есть, я хотел сказать… Возможно, мне никогда не понять Короля и Рогро Жииля, для которых секс друг с другом это просто секс ради секса с мужчиной. Но я ничего не имею против… В общем, возможно, когда-нибудь найдётся мужчина, способный пробудить во мне тягу к подобным экзотическим развлечениям… Шурф, что-то не так? — он заметил бледность на моём лице. Сердце пропускало удары один за одним, и лишь гордость не позволяла взвыть на луну и проронить скупую… Ох, да кого я обманываю?! Довольно обильную слезу. — Ох, я же совсем забыл! Ты же почти эльф! — На двадцать пять процентов, это почти ничего… — А… Зачем ты спрашивал? — Просто… Недавно узнал, что судьба была ко мне не совсем благосклонна. — Узнал?! — Леди Ханемер назвала это простым словом «Связи», и, если научиться, их можно видеть. — И что же ты увидел? — Нити судьбы связали меня с одним мужчиной, который со мной связываться не пожелал. — Я грустно усмехнулся. Макс подсел ко мне ближе и заглянул в глаза. В его же читалась… Жалость, сочувствие и… тоска? — Ты уверен в этом? — Он сам мне это сказал. Весьма доступно дал понять, что его не интересуют мужчины. — И ты… Любишь его? Я не ожидал такого вопроса. Как Макс ещё не понял, что речь идёт о нём, мне не известно, но это облегчало задачу. Я мог излить душу, практически не смущаясь. — Да. Думаю да. Его невозможно не любить. — Вот гад! И он тебя отшил! Такого прекрасного великолепного всемогущего тебя! Ради женщины! Уму не постижимо! — Но если бы я пришёл с этой проблемой к тебе, как бы ты мне ответил? — Я… — он стушевался и покраснел. — Я не знаю. Я не уверен, что… — Ты минуту назад говорил, что тебе не понять причуды кейифайев. — Ну… Возможно… Мне надо над этим подумать. Он наобум снова выудил что-то из Щели, пристально изучив это удивлённо (но удовлетворённо) кивнул, откупорил крышку и отпил примерно треть одним глотком. Встряхнув головой он протянул бутылку мне. Я окинул скептическим взглядом коричневато-красный прозрачный напиток с полу-пряным резким запахом. — Что это? — Это? — Голос его в миг изменился, речь стала менее связной, взгляд затуманился. — А что же это? — Он повернул бутылку к себе и долго и пристально вглядывался в этикетку, читая название по буквам. — Р-О-М. О, это ром! Рррром! Напиток настоящих пиратов! Крррепкий, заррраза. Выпей. Выпей-выпей, я вижу, как тебе фигово. Мне тоже. Авось да полегчает. Ты не веррришь мне? Он ввернулся под руку и улёгся на мои колени. С этим его мурчанием мне показалось, что на месте Макса я вижу большого пятнистого кота, однако наваждение исчезло, стоило мне моргнуть. Я принял из его рук бутылку и отпил. Было похоже на креплённую вариацию уккумбийского бомборроки. Возможно, именно этот напиток и распивают те самые «настоящие пираты», привозящие нам остатки своего пиратского пойла. — Тебе хватит. И так уже на запойного кота похож, — озвучил я свои мысли, отставляя пузатую бутыль себе за спину. В подтверждение моих слов Макс снова мурлыкнул, а я не удержался и запустил пальцы в его волосы. Так мы и сидели на крыше, обдуваемые тёплым летним ветром. Стало легче, правда. Надо запомнить это название, ром. Или это чувство спокойствия и правильности от того, что Макс лежит на моих коленях, такой открытый, тёплый, чувственный? Слишком живой для Вершителя. Я снова провёл рукой по его волосам и он посмотрел на меня тепло-тепло, пьяно и пьяняще улыбаясь. — Не знаю, что там с мужиками. Ещё больше не знаю, что там со связями. Но мне с тобой до одури хорошо, Шурф. «Ну хоть так, » — печально вздохнул Рыбник.***
— Нет, нет и ещё раз нет! Ни в коем случае! Ни при каких обстоятельствах! — Верещал секретарь из моего кабинета. Идти на работу, как на эшафот уже вошло в привычку. И пронзительные крики не добавляли уверенности в сегодняшнем дне. Оглядев дверь на предмет ловушек, я придал своему лицу самое серьёзное и грозное выражение, на какое был способен и влетел в кабинет как птица сыйсу на разорителя гнезда. На сколько бы не была изворотлива моя фантазия, она не могла мне подбросить ту картину, которая открылась моему взору. Вопреки всем опасениям, Мони Маха в кабинете не было, зато был разноцветный кошмар в лице сэра Мелифаро и дотошный секретарь сэр Цуттех, закрывающий своей спиной подход к моему креслу и небольшому ящичку с документами. — Это собственность Великого Магистра! — не унимался секретарь, указывая на охраняемый объект. — А это — Великий Магистр, — хихикнул Мелифаро, бесцеремонно ткнув в меня пальцем. — А ты, — пришла очередь сэра Цуттеха быть бесцеремонно обтыканным, — мешаешь следствию! — Добрый день, уважаемые! — Наконец, секретарь вздрогнул и обратил на меня внимание. — Кто объяснит мне, что здесь происходит? — Он хочет сесть в ваше кресло и прочитать секретные документы! — Поспешил наябедничать Цуттех. «Всего-то?!» — взревел Рыбник, заходясь беззвучным хохотом. — Сэр Цуттех, пропустите государственного служащего. Сэр Мелифаро, с вами мы сейчас ещё поговорим. Господин секретарь, оставьте нас наедине. В случае необходимости пошлите зов. — Ты сегодня на удивление немногословен, Лимонокли, — сказал Страж, когда за моим подчинённым закрылась дверь, а сам он пригрел ягодицы в тепле магистерского кресла. — Так и подмывает поинтересоваться у тебя на счёт причины столь жестокой расправы с этой бедной истеричкой. — Во-первых, я не выспался, — я сел на стол, сместив в сторону документы, чем вызвал неподдельное изумление на лице шефового заместителя, но тот решил промолчать, потому что слушать мои редкие душевные излияния для него в новинку, — во-вторых, по моему Иафаху шастает мятежный Магистр, наказать которого по всей строгости закона рука странным образом не поднимается. А в-третьих, один очень вредный Тайный Сыщик постоянно коверкает мою фамилию! Клянусь, если некто подбросит мне в этот список четвёртый пункт, я натурально плюну на орденский нейтралитет и начну убивать! — Сэрушка Шурфушка, ну зачем же так кардинально? У меня для тебя новости есть, между прочим! Только поклянись заодно, что меня ты убивать не будешь! — Не буду, если ты сам кого-нибудь не убил. Что задумал Мони Мах? — Не поверишь, украсть Сияющий Семилистник! — А он разве не у?.. — Я вопросительно поднял бровь. — Вот именно что «у»! Только папочка его об этом не знает! — И ты, конечно же, поведал ему сей удивительный факт? — Поведал, твоя правда. Только этот полоумный Магистр решил, что мы его решили обмануть, закатил истерику и снова попытался меня придушить. Третья тыща лет человеку идёт, а ведёт себя как маленький, право слово! Даже у любимых максовых кочевников культуры и почтения к государственным служащим побольше будет, хоть и конским навозом несёт за версту. С ними приятнее было… — До такой степени, что на одном из них ты женился. — Не на одном, а на одной. Не приобщай меня к любителям горячей кейифайской крови! Я натурален как морковка! — Магистры с тобой, овощ. Я так понял, он от нас не отстанет, пока не получит драгоценный цветочек? — Угу. — И подделку почует за версту? — Ещё угее. — И что нам с ним делать? Заместитель Пааачтеннейшего Начальника неопределённо пожал плечами. Я достал из мантии сигареты, затянулся, сложил руки на груди и глубоко задумался, жмурясь от едкого дыма. Этот старый прохиндей явно наложил на меня какое-то заклятие, порабощающее волю, пробив все мои защитные сферы так, что бы я не заметил. Если бы я знал, что именно на мне, я бы… Грешные Магистры, ну точно же! Тёмная Сторона! — Мне нужно на Тёмную Сторону, — сказал я уже вслух, соскакивая со стола и поправляя таблички с документами в идеально ровную стопочку. — Успокойся, твоя помощь мне не требуется, я скорее возьму с собой Макса, а ты следи за порядком в Иафахе, пока меня не будет. Ты у нас законный представитель судебно-исполнительной власти, не волнуйся, тебя будут слушаться. Если сэр Вонка начнёт чудить, дуй за нами на границу и зови пока не отзовёмся, понял, Дневная Грёза? — Есть, сэр! — Отрапортовал успевший трижды за мой монолог уронить челюсть в немом отрицании происходящего Страж голосом американского солдата из привезённых Максом боевиков. — Вот и хорошо. Задержимся больше, чем на три дня, забирай нас силой. Он кивнул, я шагнул и оказался на крыше Мохнатого Дома. «Макс», — коротко позвал я Безмолвной Речью. «Привет! — Незамедлительно последовал ответ, — Что-то случилось или ты просто решил продолжать душевные практики нашего Грозного Шефа и разбудил меня ни свет ни обед для своего личного счастья?» «Извини, конечно, что так рано, но мне нужна твоя помощь.» «Всё, что душе твоей угодно, дружище! Ты где?» «На твоей крыше.» В этот момент распахнулось окно, и из него по пояс высунулся заспанный лохматый Вершитель, замотанный в одно одеяло. Он окинул меня хмурым оценивающим взглядом, наконец лучезарно улыбнулся и отступил внутрь кабинета. — Рад тебя видеть. Вот что значит действительно доброе утро. Даже если это правда утро, а не ранний вечер. Чаю? — Да, пожалуйста. Я сел на излюбленный максов диван, а сам он засунул руку под одеяло и достал подряд две кружки: одну с чёрным чаем с лимоном, вторую с чёрным крепким кофе. Яд, какой он есть. — Так что случилось? — он разместился на полу напротив меня и отхлебнул чёрной горькой жидкости, нетерпеливо заглядывая в глаза. — Не мог бы ты сходить со мной на Тёмную Сторону? — С радостью! — Макс хлопнул себя по коленке и облегчённо выдохнул. — Я думал, серьёзное что… Или и правда серьёзное? — На меня кто-то, кхм, наложил заклятие, но пока я не узнаю, какое именно, не смогу снять. Посмотришь? — Это… — В глазах Вершителя загорелась тревога и, как мне показалось, немножко паника. — Оно не смертельное? — Как мне кажется, нет. Но, как я уже успел сказать, мне необходимо в этом убедиться. Он недоверчиво посмотрел мне в глаза, отставил в сторону кофе и надолго замолчал. — Это тот ваш хмырь? — Макс!.. — Значит, он. И именно из-за этого заклинания ты не хочешь его убить, а позволяешь вить из тебя верёвки, так что хватило бы уже на целый канат для соревнований по его перетягиванию. Убиться веником, а я тебе сразу сказал, гони его в шею! Так нет же, у тебя отговорки! Вот что? Что может быть дороже твоей жизни мой Грешный Магистр? — Я… — Вот что ты? — Не унимался он, злобно сверкая глазами. — Хотел быстрее разобраться с делами? Зачем тебе это надо? — Вообще-то, это ты устраиваешь нам праздник. Я хотел, чтобы нас ничего не отвлекало. — Шурф! Опомнись! Окстись! Ты зашиваешься сутками напролёт, я тебя уже почти не вижу! Надо мне это всё, вот скажи? А тебе? — он отвернулся и заговорил тише. — Я всего лишь хотел, что бы ты был счастливее. Показать тебе нечто новое, необычное и прекрасное. А на самом деле… Вышло так, как вышло. Если тебе сложно, мы можем никуда не уходить. Внезапно меня осенило. Точно такие же чувства у меня вызывали попытки сэра Макса рискнуть своей бесценной шкуркой. Я спустился к нему на ковёр и немного приобнял со спины за плечи. — Мне не сложно. Я старался сделать счастливее тебя. А то, что ты высказал своим гневным монологом можно уместить фигурально в два слова. — В два? — Он повернул ко мне лицо и метнул пару молний из своих пронзительно-зелёных глаз. — Это в какие же? — Голову откушу. Я уткнул голову ему в спину и тихо засмеялся. — Э! — Он негодующе пихнул меня в бок. — Я, конечно, понимаю, что смех Великого Магистра это событие эпохальное, но я тут на тебя злюсь, вообще-то! — Не злись, Грозный сэр Макс. Эта эмоция не подходит к форме твоих ушных раковин, тебе это, насколько я помню, уже говорили. — Ты прав. — Теперь он тоже усмехнулся. — Но ты меня понял. Мы возвращаемся с Тёмной Стороны, и ты сразу же бежишь в свой ненаглядный Орден строчить приказ об увольнении этого безумного старикана. Или, если твоей кровожадной душе так угодно, можешь собственноручно убить его и свалить всё на несчастный случай или самооборону. Я, как Тайный Сыщик, представитель закона, какой-никакой, от Холоми тебя отмажу. Хотя, если взглянуть на тебя вооружённым взглядом, то тебе не мешало бы посидеть там недельку-другую, в порядок себя привести. На полном комфорте, с полной библиотекой всякой умной всячины. А я, так уж и быть, буду приносить тебе раз в два дня художественную литературу контрабандой. — У тебя весьма дальновидные планы на жизнь. Мне кажется, для начала, стоит разобраться с первым пунктом и сходить на Тёмную Сторону. — Ну так пошли! — Он почему-то вскочил на ноги и потянул меня кверху. — Ты собираешься прямо так? — Я окинул оценивающим взглядом его тощую фигуру, почти целиком выглядывающую из-под мехового одеяла. Если быть совсем откровенным, после всех его телодвижений одеяло держалось на одних плечах и честном слове, открывая вид на его худощавое тело, длинные тонкие стройные ноги, грудь, покрытую редкими светлыми волосами и… Кхм… Член. Тоже, кстати, весьма симпатичный. — Как? — Он посмотрел вниз. — Ой, извини! Я… — Макс в один момент сделался пунцовым и начал заматываться в одеяло, как в кокон. — Прости, забыл… Не успел одеться. — Макс, мне кажется, что я видел тебя уже во всех состояниях, которые только может представить из себя твоё тело. Меня можешь не стесняться. Я, пожалуй, пока пойду на крышу, а ты оденься, не буду тебя смущать. Он только поспешно кивнул и устремился к гардеробу, а я в это время вылез в окно и уселся на крыше, подставляя лицо тёплому дообеденному солнцу. До полудня было ещё два с половиной часа. Иногда светило скрывалось за лёгкими пушистыми облаками, которые гнал по лазурному небу свежий восточный ветер, но быстро возвращалось обратно, продолжая освещать этот прекрасный город со всеми его потаёнными уголками. Открывался вид на небольшую часть площади Зрелищ и Увеселений, на которой сейчас проходило выступление жонглёров огненными шарами. Я так засмотрелся, что не сразу почувствовал, как сзади ко мне подошёл уже одетый Макс. — О, сэр Кофа развлекается! — Констатировал он, проследив за моим взглядом. — Где? — Я внимательно пробежал взглядом толпу зевак на площади, но не заметил и следа нашего Кушающего-Слушающего. — Вон, видишь высокую пышногрудую леди с короткими белыми волосами? — Он присел со мной и указал пальцем прямо в центр толпы. Там и вправду стояла высокая женщина и щебетала с мужчиной весьма солидного возраста, который что-то описывал, не скупясь на импульсивные взмахи руками. — Так вот, это — он. Мне б его работу! И всегда при делах, и всегда с развлечениями! — Не сказал бы, что твоя работа очень сильно расходится с описанной тобой работой сэра Йоха. — Да ну! — Он махнул на меня рукой и закурил. — Искать сновидцев всё равно, что искать Кельди. Признаться честно, я уже начал понимать Мела, который ненавидит эти грешные эльфийские монетки! Никакого разнообразия. Вот вообще. НИ-КА-КО-ГО. Ноль. Хоть вообще их не ищи. Но как же я могу? Если я их не найду, они же умрут! А этого я допустить не могу. Не в моих это правилах оставлять людей на верную погибель. В том числе и тебя. Поэтому готовься. Вот прямо сейчас. С минуты на минуту. Я тебя спасу, во что бы то ни стало. Потому что… Твоя жизнь… Мне нужна. Не умирай, пожалуйста. Желательно, никогда. — Как тебе угодно, — усмехнулся я, не глядя на столь разоткровенничавшегося Макса. — Ты же у нас Вершитель. Тебе стоит только захотеть… — Я сейчас тебе не от лица Вершителя, а от лица человека, дорожащего твоей шкурой, — пожурил меня этот невозможный человек. Затянулся и продолжил отстранённым, но вместе с тем печальным голосом, — Я не в силах остановить смерть, будь я хоть сто раз Вершителем. Я могу захотеть, чтобы не случилось событий, которые приведут к смерти, но не могу предусмотреть всё, как не могу отменить саму смерть. Так говорила Сотофа. Так говорил Джуффин. Возможно, даже тень Мёнина. И у меня нет причин не верить этим мудрым колдунам. Я не хочу, чтобы тебя не было. Только попробуй. Голову откушу. — Вот теперь правильно, — я обернулся к Максу и успокаивающе улыбнулся уголками губ. — Гораздо лучше, чем брызгать слюной и высказывать пространные проклятья в мой адрес. Просто и лаконично: «Откушу тебе голову». И сразу хочется встать на путь истинный и завязать с мыслями о смерти, даже если мыслей таких в голове и не возникало до этого. Расслабься, пожалуйста. И пошли на Тёмную Сторону, моё нахождение на должности Великого Магистра ещё никто не отменял, и желательно бы мне поторопиться. — Как скажешь, дружище. Он затушил бычок о перила, сел, закрыл глаза и мечтательно улыбнулся. Я любовался им, как минуту назад любовался красотой летнего дня. Он является той же неотъемлемой частью моего мира, как солнце, ветер, Ехо, магия, Истинная и Очевидная… Небо — сверху, земля — снизу, вода — мокрая, солнце — светит, убиться — веником, Макс — рядом. За те четырнадцать лет, что мы друг друга знаем, он мне стал ещё более необходим, чем указанные мною явления. «Готов больше никогда не видеть солнца, лишь бы знать, что это чудовище сидит рядом с тобой… — Высокопарно протянул Безумец в моей голове. — Так или не так?» Я задумался над данной постановкой вопроса. Готов ли я? Не видеть… Страх, липкий, вязкий, тягучий, плотный и чёрный охватил меня, и я начал понемногу впадать в панику. Ну надо же, Великий Магистр, гроза всех мудрых угуландских колдунов, а боится простой слепоты, от которой может вылечить любой, даже не самый сообразительный знахарь! Не видеть солнца… Не видеть… Не видеть… — Шурф! — Недовольный голос Вершителя вывел меня из всепоглощающей прострации. — Я кожей чувствую, как ты сопротивляешься! Прекрати, пожалуйста! Я уже три раза почти ушёл без тебя. Дай мне руку, — не дожидаясь, он схватил меня за запястье, — и не паникуй. Не сказал бы, что ты сейчас как открытая книга, но тебя подозрительно нервно потряхивает. Не приведи Пондохва, меня тоже начнёт, за компанию. Уж если тебя трясёт, значит точно повод смертельный. И вот и что потом? Будем, как два дурака сидеть паниковать, а у нас тут, вообще-то, дела не деланные, проклятья не снятые, Магистры не выгнанные… Никогда не думал, что когда-нибудь я это скажу. Тем более, я никогда не думал, что скажу это тебе. Но, пожалуйста, Шурф, займись дыхательной гимнастикой. От комичности ситуации я не удержался и хихикнул. Макс открыл один глаз, казавшийся сейчас осколком бледно-зелёной луны, кивнул своим мыслям и крепче стиснул мою ладонь. Уже через половину минуты, я почувствовал, как о мою левую ногу трётся упругий ветер цвета парадной скабы Мелифаро, а на душе легко, счастливо, и улыбку можно даже не держать: она сама вполне себе держится. Ветер переметнулся с моей ноги на плечо Макса и поиграл его всё ещё лохматыми нестриженными волосами. Он рассмеялся, открыл глаза и первым делом сграбастал меня в свои объятия. Я растерялся и только придушено пискнул. Он сразу же выпустил меня, и немного смущённо отвёл взгляд. — Мне внезапно показалось, что так было бы правильно. — Тебе не показалось, — я с радостью отметил, как, впрочем, и всегда на тёмной стороне, что улыбаться — крайне приятное занятие. — Это правильно. Пройдёмся? — Ну уж нет! — Он вскочил на ноги и грозно потряс в воздухе пальцем. — Никуда я не пойду, пока не буду в полной уверенности, что ты в полной безопасности! — Будь на моём месте сэр Мелифаро, — я снова не удержался от лёгкого смеха, — он бы сказал, что ты слишком много времени проводишь в обществе нового Великого Магистра. С каких это пор ты так трясёшься над моим благополучием, сэр Макс? — С недавних, — флегматично ответил он. — С третьего дня сто двадцать третьего года Эпохи Кодекса. То есть два года и двести четыре дня, если тебе требуется точный ответ, в чем я, по правде сказать, сомневаюсь. — Подожди… Но ведь сто двадцать третий год… — До меня внезапно дошло, что он бессовестным образом скопировал мои первые слова с нашей первой встречи наяву после Тихого Города, когда я заявился в Кофейную Гущу в орденском лоохи. Видимо, моё прозревшее лицо было весьма забавным зрелищем, потому как Вершитель не выдержал и зашёлся безудержным хохотом. Я не отстал, и тоже засмеялся. — Ну всё, — сказал он вечность и две минуты спустя, — подожди, не ржи, как конь тыгыдымский. Закрой свой прекрасный рот, встань и повертись, пока не начал меня расспрашивать, почему ты конь и с чего это вдруг тыгыдымский. Я повиновался. Вообще, на Тёмной Стороне довольно сложно противостоять приказам этого наглого человека, который даже ради лучшего друга не готов поменять повелительное наклонение на сострадательное. — Замри! Вот. Вот тут! Под левым плечом. Мох какой-то. Насколько я знаю, ты ещё пока не такой древний и весьма чистоплотный, чтобы самостоятельно покрываться таким кустистым и насыщенно-зелёным мхом. — Не можешь ли ты попросить, чтобы заклятие спало без вреда для самого меня? — Обижаешь, дружище. Я уже собирался. Итак… Чтобы заклинание, которое выглядит на Изнанке Мира как зелёный мховый коврик, спало с сэра Шурфа Лонли-Локли без вреда его физическому, магическому и ментальному здоровью, я хочу. В тот же момент я почувствовал, что мне становится гораздо легче дышать, а разум будто бы светлеет. Внутренне я осознал, что вот прямо сейчас был бы готов отправить старшего Мони Маха старшего вслед за младшим, хотя можно было бы использовать и менее затратные методы… Но на то это и Тёмная Сторона, чтобы мысли о жестокой расправе над неугодными уходили так же быстро, как и приходили. И да, я готов. Готов не видеть солнечного света, лишь бы это невозможное, яркое, солнечное существо шагало рядом со мной, по-детски вцепившись за руку и восхваляя ветры тёмной стороны. Мы гуляли по такому привычно-непривычному Ехо, играли с ветрами, смеялись, над шутками и просто так, Макс, почему-то, дотащил меня до места, соответствующего его старому дому на улице Старых Монеток. Почему-то в голове встали слова с наших самых первых вылазок на Тёмную Сторону. Ему там легче сосредоточиться. Интересно, на чём? — Слушай, а как ты ощущаешь Рыбника? Офонареть. И вот и что? Нет, Макс и правда мастер выбить меня из душевного равновесия одним вопросом. — Прости, конечно, но позволь поинтересоваться, что ты собираешься делать с этой информацией? — Принять к сведению. И попытаться немного понять. Понятие информации это, конечно, не совсем моя стезя, но… — Что ж, если ты считаешь нужным… — он активно закивал. — Хорошо, я попробую это сформулировать. Понимаешь, сам по себе, изначально, Рыбник есть воплощение чистой энергии. Бурной, стихийной, неустойчивой, смертельно опасной как для окружающих, так и для меня. Но эта энергия слишком долго пробыла со мной одним целым, поэтому начала очеловечиваться и получила самосознание: собственные мысли, желания, потребности. Получив новую маску, надев личину степенного Лонли-Локли, я начал работу по поиску консенсуса с этой частью моего… существа. Нам обоим было бы гораздо проще сопротивляться воздействию мёртвых Магистров, если бы я сопротивлялся только им с его поддержкой, а не был бы атакован «с двух фронтов»: убитыми мною сильными колдунами и собственным безумством. Смею признать, что полноценный мир между мной и сознанием Рыбника был достигнут только весной сто шестнадцатого года, после нашей поездки в Кеттари, не без твоей помощи, конечно. — Интересно… Но на вопрос мой ты так и не ответил. — Как я ощущаю его? Хм… Не буду говорить, что как часть себя, так как это будет ложью. Это будто абсолютно чужое, одновременно враждебное и готовое защитить. Он… Ты когда-то выдал занятную формулировку, «глас совести». Вот примерно что-то по типу этого. — И как часто вы общаетесь? — Временами. Приятно, знаешь ли, поговорить с умным человеком. — Я тоже часто разговариваю сам с собой… Но думаю, это совершенно другое. Меня там много, каждый я отстаивает свою точку зрения. А ты тут у тебя совершенно один, а он — вообще не ты, с самостоятельно образовавшимся мировоззрением. Это, ведь, можно считать полноценным диалогом… Он замолчал, мы дошли до тёмных развалин, бывших изнанкой бывшего максового дома. Он замялся. Никогда прежде я не видел его на Тёмной Стороне таким. — У него ведь на счёт всего есть своё мнение? — он упорно не собирался смотреть мне в глаза, сопровождая взглядом задорный серебристый ветерок. — Ну, периодически наши взгляды совпадают, как, например, в случае с Магистрами и… — «тобой, бессовестное ты моё наваждение». Разумеется, это я вслух не сказал. Что-то внутри меня слишком быстро среагировало и поставило мой язык на тормоза. Так как на Тёмной Стороне я — это только я, без Рыбника и Лонли-Локли, рискну предположить, что это было всего навсего моё чувство самосохранения, ведь если бы я заговорил о Максе, тут, где почти ничего не может остановить такой бурный поток эмоций… — Шурф… А что он думает… Обо мне? — Я достаточно удовлетворю твоё любопытство, если скажу, что он согласился на перемирие, только в обмен на возможность чаще находится в твоём обществе почти без преград? Грешные Магистры, почему же так трудно дышать и держать себя в руках?! Он же только вчера говорил, что я ему только друг, что он не может представить себя, состоящим в отношениях подобного рода… Зачем же он делает это? Зачем мучает меня? Я перевёл взгляд на собеседника. Тот ошарашено взирал на меня. Губы шевелились, не издавая звуков, руки теребили подол лоохи. — Спасибо… — Наконец смог выдавить он. — Ну, это разве мне спасибо… Грешные Магистры, что я несу?! Он как-то сразу изменился в лице, однако было не понять, в лучшую или в худшую сторону. Его… Так шокировало моё признание в том, что Рыбнику приятно его общество? Но почему? — Я лишь хотел сказать, что ты интересовался только мнением Рыбника. — А мнение Шурфа? — Если бы я был на месте моего Альтер-эго, я поступил бы точно так же. — Согласился бы усмириться и не требовать крови младенцев ради встреч со мной? — Всенепременно. — Даже если бы это было основой твоего существования? — Даже если так. Он снова схватил меня и прижал к себе, уткнувшись носом в шею. Пресекая все мои попытки что-то ответить на это, он забормотал. — Лучше помолчи пока. Ничего не говори. Это правильно. Хотя бы здесь. Я, наверное, снова безумен. Укус Самюэля болит, жар или ещё что-нибудь. Я молча положил холодную руку ему на лоб. Да, немного горячее положенного. И глаза странно блестят. — Макс, прошу, пойдём домой. — Подожди, там я не смогу… — Макс, тебе плохо… Пошли. — Ты не понимаешь, мне нужно сказать тебе кое-что важное! — Давай не сейчас. — Тогда я не смогу… Чёрт. Да я и сейчас не могу! Вот же ж… Этот маленький казус вселенной снова сумел меня заинтриговать! Не доживу до возвращения домой, если не услышу, что именно он собирался мне поведать в такой душевной обстановке. — Может, тебе высказать своё пожелание Тёмной Стороне, и всё получится? — Тогда это будет нечестно. Неправильно. Понимаешь? Я должен сам… Но боюсь, — он хмыкнул, — Как всегда. — Как я понял, ты мне хочешь в чём-то признаться? — Неразборчивое полухмыканье-полуугуканье на моём плече. — Но ведь признание это всего лишь процесс доверения частной правды другому человеку. — Снова угуканье. — Ты доверяешь мне? — Энергичные кивания головой. — Тогда чего ты боишься? Правды? — Только её я, считай, всю жизнь и боюсь. Эту твою правду. — Он помолчал и добавил. — Истину. Вокруг меня мир будто остановился. Истину. Боится. Всю жизнь. А я кто? Я — Истина. Кажется, что даже разноцветные тугие ветры замерли и утихли. Не слышно, как течёт под ногами лимонного цвета трава и шелестят деревья своими серебряными листьями. Только его голос, набатом звучащий в моей голове. Но тогда, логичный, наверное, должен последовать вопрос. — Тогда за каким менкалом ты нежишься в её объятиях? Он меня не слышал. Думал о чём-то своём. Возможно, он успел что-то сказать мне, пока я обдумывал информацию. Внезапно он повернулся в кольце моих рук, прислонился спиной к груди, уложил голову на плечо и обратился в небо: И жизнь течет — за веком новый век, И мы все так же бьемся за медали, Находим тех, кого и не искали, Теряем тех, кто нужен больше всех. А истина больна до немоты, И мы ее усвоили с годами: Мы равнодушны к тем, кто дышит нами, И любим тех, кому мы не нужны. Он… Знает? И признаётся, что… Равнодушен ко мне? Но зачем именно тут? Зачем именно так?! Предательская слеза скатилась по моей щеке и затерялась в зарослях волос моего личного наваждения. Боль моя, любовь моя, за что же ты так со мной? Мы бы могли делать вид что всё так, как прежде… Я не заметил, как довольно сильно стиснул руки на его груди. Но его голос вывел меня из этого состояния. — Я не помню, кто это написал, где я это услышал и совершенно не понимаю, почему я это вспо… Шурф?! — он обеспокоенно взглянул в моё лицо. — Господи, Шурф, я не знал, что это на тебя так подействует, честное слово! Клянусь всеми дверями Хумгата, я… — Чшшшш! — молниеносно среагировал я, закрывая ему рот рукой. — Безумный Вершитель, разве ты забыл где мы находимся?! — Ох, ладно… Тогда клянусь, что послезавтра вычешу мех за ушами Армстронга. Это не сложно. Но тем не менее, при первой же возможности, когда я узнаю имя того человека, который способен довести тебя до такого состояния, я набью ему морду! Я хихикнул. — Лучше озаботь этим сэра Мелифаро. У него в рукопашном бою, всё же больше шансов. А ядом плевать в него я не позволю… Он захохотал. Я тоже. Всё таки забавно говорить в третьем лице о человеке, который стоит прямо перед тобой и понятия не имеет, что речь о нём. — А есть… Ещё стихи? Про… Истину? Он задумался. Потом изрёк. «Что истина?» — Пилат Ему сказал И руку поднял высоко над головою, И, говоря о том, слепец не знал, Что Истина пред ним с поникшей головою. В томлении изменчивых путей, Блуждая в темноте усталыми ногами, Об истине тоскуем мы сильней, Не зная, что Она всегда, везде пред нами. Я не был в шоке только потому, что устал удивляться за этот долгий день. Я… Нет, он же это не обо мне? Не обо мне же?! Взгляд Вершителя был до того задумчив и тосклив (и это на Тёмной Стороне!), что я решил оставить на потом расспросы об авторе и причине выбора именно этого стихотворения. Потому что… Вообще, с точки зрения грамотно построенного романа, жанра любимой максовой художественной литературы, этот стих должен был прочесть ему я. Ведь он не видит!.. Или видит? Мой новый внутренний приступ паранойи был вероломно прерван тихим «Эй!» и сначала я даже не понял, откуда это прозвучало, пока оно вновь не повторилось. — ЭЙ, ГОСПОДА ХУДОЖНИКИ СЛОВА, В ТОМ ЧИСЛЕ БЛАГОСТНЫЙ И ЕДИНСТВЕННЫЙ, КОТОРЫЙ ПРОСИЛ МЕНЯ ЗАЙТИ ЗА НИМ ПО ИСТЕЧЕНИЮ ТРЁХ ДНЕЙ. Я ДАЛ ВАМ ТРИ С ПОЛОВИНОЙ, ПОЭТОМУ, ЕСЛИ ВЫ ЗАКОНЧИЛИ, СОИЗВОЛЬТЕ ЯВИТЬСЯ ПО МОИ СВЕТЛЫ ОЧЕНЬКИ, ЖЕЛАТЕЛЬНО В КРАТЧАЙШИЕ СРОКИ!!! И, ДА, ЛОНИЛОКЛИ, ТЫ САМЫЙ НАСТОЯЩИЙ ГАД, ВО ПЛОТИ И КРОВИ! ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ ЕЩЁ ХОТЬ РАЗ ОСТАВИТЬ МЕНЯ В СВОЁМ ГРЕШНОМ ОРДЕНЕ ЗА «ПРАКТИЧЕСКИ ГЛАВНОГО». — Козёл ты, Дневная Задница, — трагически озвучил мои мысли Макс, выпутываясь из моих цепких лап. — Ладно, Мелифаро, забирай нас. В этот же момент я почувствовал, как уходит привычное ощущение правильности и счастья Тёмной стороны, и вот мы уже стоим на границе, окинутые изучающим взглядом, слава всем Магистрам, единственных пар глаз Стража, а Рыбник в моей голове заспанно потягивается и зевает. Я слышу, как Макс снова начинает свои словесные пикировки со своей дневной половинкой, но что-то тут не так. Голоса их звучат будто бы из глубины, а контуры теряют очертания и снова приобретают их вновь, чтобы опять потускнеть и размыться. Со мной что-то происходит. Меня куда-то затягивает. Я исчезаю. — Макс! — Позвал я, и голос мой послышался мне тихим, чужим и странным. Вершитель сразу же отвернулся от Мелифаро и обратил взгляд на меня. В нём отразились боль и ужас, а сам он устремился ко мне, тщетно пытаясь ухватить стремительно тускнеющую руку. — Чёрт возьми, Шурф! Не смей! Не исчезай! Я хочу! Я прошу! Я приказываю! Ты обещал! Шурф! Он кричал что-то ещё, но я больше не слышал. В глазах его промелькнули нотки отчаянного безумия, на правой щеке появилась влажная дорожка, рука больше ничего не чувствовала. Мелифаро стоял неподалёку в ступоре и ничего не мог с этим поделать, не такие у него способности, уж я-то знаю, я его учил… Я увидел, как Вершитель рухнул передо мной на колени, и всё охватил Мрак.***
Где я? Холодно. Темно и сыро. Нет, всё-таки темно было, потому что я закрыл глаза. Вокруг какие-то камни. Сырые. И тёмные. Это кровь или вода? Я принюхался. Нет, это не кровь. Но и водой это можно назвать с большой натяжкой. С потолка что-то ритмично капало, словно напоминание о том, что я забыл о спасительной дыхательной гимнастике. Вдох. Кап. Кап. Кап. Кап. Кап. Кап. Пауза. Кап. Кап. Кап. Кап. Кап. Кап. Выдох… — Долго будешь сопеть и делать вид, что всё в порядке, Рыбонька? Драть твою лису веслом на дне колодца! Даже дышать нормально не даёт, ну что за чело… Подождите-ка. Мони Мах. Старший, следственно, я пока ещё живой, уже радует, но не настолько, чтобы взвиться к потолку от счастья. Не то, чтобы я сомневался, но значит, что именно он украл меня с границы Тёмной Стороны. А сейчас он стоит за моей спиной, а я… Привязан к чему-то твёрдому и жутко неудобному, причём расположенному на достаточно большой высоте. Под ногами у меня весьма хлипкая доска, руки разведены в стороны и скованны металлическими наручниками. Вокруг шеи — тяжёлая железная цепь. В центре зала — капсула со стержнем явно магического происхождения. Уверен, что в воздухе я только за счёт её силы. — Я, кажется, задал вопрос. — А я, кажется, нахожусь в камере пыток. Вы в курсе, что пытки в Соединённом королевстве запрещены законом? — А кто сказал, что мы сейчас в Соединённом Королевстве? — Он усмехнулся и выплыл у меня из-за спины. — Ты в последнее время так часто и так громко думал о каруселях, что я не удержался и построил самую настоящую Вурдалачью Карусель в своём небольшом фамильном замке на окраине захолустного, всеми забытого мирка. Думал, ты оценишь. — Извините, не оценил. Вряд ли человек, нетерпящий продолжительных издевательств над личностью на это способен. — Тем не менее. Я сейчас задам тебе вопрос. Причём не только тебе, но и вон той светящейся зеленоватой штуке. Она вопрос услышит и проникнет в твою память. И будет вертеть тебя, пока ты не дашь честный ответ. Усёк, Благостный? «Ооох, чтоб мне этот цвет старинной аристократии…» — Вот и хорошо. Где Сверкающий Семилистник? Центрифуга взвыла, и затряслась. Он отлетел ближе к центру и завис в воздухе, наблюдая за моей реакцией, которая, конечно же, неизбежно последовала. Я натурально заржал в голос, чем вызвал испуг и недоумение у своего горе-палача. — Сверкающий Семилистник, — прокричал я сквозь гул аппарата и собственный смех, — сэр Нуфлин забрал с собой в Харумбу, в Город Мёртвых. Восемь лет назад. Скорость пошла на спад, пока не остановилась вовсе. Голова немного кружилась, волосы растрепались, цепи надавили на запястья. Этот гад стоял как в воду опущенный. — Враньё! Как ты смог обмануть машину?! — Глупо ловить Истину на вранье, — напомнил я. — Молчать! Зачем ему волшебный амулет в месте, в котором не работает магия?! — Вы спрашиваете меня? Не проще ли вам спросить своего сына? Насколько мне известно, теперь, после переезда сэра Нуфлина туда, в Городе Мёртвых работает стационарная почта. Можете написать ему письмо и поинтересоваться, раз эта тема вас так волнует. — Заткнись, — прошипел он сквозь зубы, подлетая впритык ко мне. — Я, между прочим, подаю вам неплохие идеи. — И нахрен мне твои идеи?! — Вообще, я пытаюсь достучаться до вашей логики и вынудить вас меня отпустить. — Нашёл дурака! Я не самоубийца, Благостный. Я не стану тебя отпускать. «Дружище, Шурфушка, вот ты вправду считал, что ты с ним поговоришь и он возьмёт и тебя отпустит? Мне казалось, ты менее наивен.» — Знаете, я долго думал, и всё никак не могу понять: для чего вам Семилистник, если он работает как источник неиссякаемой энергии только у Нуфлина? — Вот поэтому и не можешь ты понять, рыбья башка, что не осведомлён о направленности действия того цветочка. Не у Нуфлина, а у Мони Маха. Можно считать, фамильная реликвия. Хитрая задница предугадала, что я не премину его отсутствием и полезу в дела его ненаглядного ордена… Подожди. Тогда откуда у тебя, благостный, силы хватало на весь орден? Я похолодел. В принципе, ответ лежал на поверхности, хотя этим вопросом я ещё пока ни разу не задавался. Послушники черпали силы из Младших Магистров, Младшие Магистры — из Старших, Старшие — из Великого. Источником силы Нуфлина был (есть и будет) Семилистник, а моей… Кто ещё, как не этот нерадивый Вершитель, который днём и, иногда, ночью вертится вокруг меня? Если бы не он, мои Магистры натурально попили бы из меня все соки. А он делится собой, не осознавая, такой яркий, светлый, лучистый… «И ты его больше никогда не увидишь, Шурфушка. Этот гад с тебя живого не слезет. Уж прости, но это так.» Я вспомнил, какими глазами смотрел на меня Макс этим утром. В них плескалась знакомая мне по своим ощущениям обида и злость за то, что дорогой человек ввязывается во что-то плохое. Он боялся потерять меня и вот… Я навсегда потерян. Ему явно снова снился тот сон. Ему показалось, что я сегодня должен… Видимо, не просто казалось. — В чём же твой секрет? — Не унимался этот старый хер, как обозвал его мой секрет. — В твоём кабинете не было ни одного мало-мальски могущественного амулета. Ты не совершаешь паломничества в какие-то места силы. В твоём ордене нет дырявых аквариумов, и только попробуй соврать мне, что все силы, необходимые для обучения тех лоботрясов ты получаешь из своей дырявой чашки! — Он задумался и начал сверлить меня недоверчивым взглядом. Потом его осенило. — Остаётся один вариант: человек. Я смотрел на него исподлобья со жгучей злостью вперемешку с полным бессилием. Магия не работает. Руки закованы в железо полностью. Если я дёрну ногой, то повисну в воздухе на одних руках, это будет больно и не принесёт никакой пользы. Но, конечно же, этот Грешный Магистр увидел только холодную бесстрастность. — И кто же этот везунчик, который делит силу с самим Великим Магистром? Неужто тот цветастый кошмар из твоего кабинета? Неееет. Я чую силу. А у него её не было. Нет, какая-то, конечно, была, но ему самому с горем пополам хватает, а уж чтобы делить её с тобой… Нужна целая бездна могущества. Это не он. Тогда кто? Шимарский Лис, злосчастный Кеттариец на Королевской Службе? У него этого могущества хоть ложкой ешь, не спорю… Что мешает поить тебя своей кровью пару раз в сутки? Но что-то мне подсказывает, что это не он. И даже не его обворожительная старушка. Так кто же? Он облетел меня вокруг и снова остановился в опасной близости от моего лица, пытаясь хоть что-то прочитать в его каменном выражении. В данный момент я как никогда жалел об отсутствии у меня ядовитой слюны. Ой, прав был Макс, морда кирпичом — спасительная штука! — Говорят, — начал он нарочито небрежным тоном, — в нашей столице появился индивид. Давно так уже появился, причём. То появляется, то исчезает. В общем, неординарная личность, если говорить на доступном тебе языке. Вершитель. Могущество, кое-как и непонятно зачем впихнутое в неказистое тело человека. Ты сопи-сопи. Правильно. Как ты там говоришь? Правильное дыхание должно стоять на ряду с магическими тренировками? Вот и дыши себе на здоровье, пока дышится, а я продолжу. Говорят, что он чрезвычайно открытый человек. С глубокой привязанностью к Великому Магистру, днюет и ночует у него в кабинете! Представляешь, какой у них должен быть уровень отношений? Ой, подожди. Это ведь ты у нас Благостный и Единственный! Тот самый, что проводит всё своё время с неиссякаемым источником Вершительской энергии, энергии всего Мира и Межмирья заодно! Один хрен. О нём все говорят так, будто бы все должны знать, кто он. А я, представь себе, не знаю. Так кто это? Эй, железяка бессмысленная, я тебя спрашиваю! Машина вновь загудела и стены поплыли у меня перед глазами. Через минуту меня уже подташнивало, запястья резало невыносимой болью, а ноги подкашивались, хоть и держались смирно, боясь потерять опору под собой. Но я готов был терпеть это хоть семь вечностей подряд! Макс… Ничто не заставит произнести его имя. — Как зовут человека, который даёт тебе силу, отвечай, Великий Хрен! Я молчал. Около получаса меня уже крутит на этой карусели. В голове помутнилось. Время от времени я проваливался в забвении, но из-за чар машины я не мог сомкнуть глаза. Мони Мах брызжал слюной и капал ядом, не унимаясь выкрикивал оскорбления в мой адрес. Час. Второй. Третий. Никогда бы не подумал, что мой организм способен выдержать такое. Изнутри меня будто бы рвались вурдалаки, воздуха катастрофически не хватало. Наверное, уже прошли сутки. Вонка делал вид, что уходил ненадолго, но я чувствовал его присутствие, поэтому молчал. Макс, я не дам тебя в его лапы! Он не добьётся от меня ничего! Мони Маху бы было проще вернуться в Ехо и задать так интересующий его вопрос тем людям, которые сообщили ему о существовании в нашем городе некого Вершителя, но он уже не просто ждал ответа, ему доставляло удовольствие наблюдать за тем, как мучается моё обессиленное тело. Я впал в беспамятство. В мысли ворвался ураган, терзая самообладание в клочья. Я явно бредил, тело охватили жар и озноб, меня колотило. — Макс… — позвал я, теряясь в собственных ощущениях. Карусель остановилась. Мой палач радостно хлопнул в ладоши. Грешные Магистры, что я наделал?! Прости меня, Макс, прошу, я не хотел… — Подумаешь, каких-то тридцать восемь часов я потратил на тебя, стойкий ты наш! Знаешь, что я с ним сделаю, а? Ведь добровольно он мне ничего не отдаст… Я съем его. Медленно буду откусывать маленькие кусочки от его рук и ног, пока он будет кричать от боли. Я растяну своё пиршество на много дней. Буду пить его кровь на завтрак, обед и ужин. Посажу его на цепь в своей спальне. Знаешь ведь, каким ещё путём можно получить чужое могущество? Я буду иметь его, пока будет куда его иметь. В рот, в задницу. Буду специально ждать неделями, чтобы у него заживали предыдущие раны, чтобы наносить их снова. Входить без смазки в тугой жар его тела… А он будет хрипеть, звать на помощь, молить о пощаде… А ещё я скажу ему, что ты назвал мне его имя. И когда в нём кончится последняя капля крови, перед последним вздохом он тебя возненавидит и проклянёт. А ты всё это время будешь сидеть в этом прекрасном замке. В цепях и в одиночестве. Прощай, сэр Шурф. Было приятно посмотреть на твои конвульсии. Он прищёлкнул пальцами, и я оказался в подземелии, ещё более тёмном и сыром, чем пыточный зал. Всё ещё прикованный к стене, но теперь в сидячем положении.***
Я быстро привык к холоду и к замедленному течению времени в этом месте. Когда по моему внутреннему хронометру проходило двое суток, солнце только начинало клониться к горизонту. Конечно, ни солнца, ни горизонта из моего положения видно не было, зато был виден холодный свет, пробивающийся сквозь небольшое окошко между стеной и потолком. В скором времени я научился считать сутки в этом грешном мире, однако ночи здесь становились всё длиннее и длиннее, пока подземелье полностью не захватил мрак. Видимо, здесь наступило что-то по типу полярной ночи. Было не видно абсолютно ничего, даже очертания предметов еле улавливались, и то, скорее всего их воссоздавала моя память. Наступило состояние, идеально подходящее для самокопания. Я чувствовал себя самым настоящим гадом. Макс погибнет. Из-за меня. Конечно, его могут спасти. Джуффин, Мелифаро… Да все, кто угодно. Его точно спасут. Да. У него много друзей, готовых прийти на помощь, разве этот безумный старик не знал этого? Или он всё тщательно спланировал и нет у него больше никаких друзей? «Паникёр. Что с ним случится? Ты его как будто первый день знаешь. Разнесёт всё в клочья за свою и за твою тушку, потом ударится в истерику, пострадает дня три и пойдёт тебя искать.» А что, если он тоже попадёт под действие его заклинания, подавляющего волю? «Заклинание, способное подавить волю этого неуёмного вершителя? Скорее я снова пойду крушить трактиры, чем такое придумают.» И всё-таки у меня сердце не на месте. Я его подвёл. Дёрнул же меня кто-то за язык прошептать его имя в бреду! Макс, что же мне делать? Простишь ли ты меня когда-нибудь? Я готов всё, что угодно отдать за то, чтобы ещё хоть раз услышать твой голос, даже если он будет извергать проклятия в мой адрес и… — Еб твою мать лисой под одеялом! Чёртовы Магистры, чтоб им пропадом пропасть в грешной пустыне Хмиро! Чтоб на нём птица сыйсу макарену станцевала! Драть их за ногу через шимарские горы! Да чтоб ему мамонты Холоми отдавили! Чтоб ему Хаббу Хена всю жизнь искать пришлось! Да чтоб на него Меламори одним громовым криком крикнула и зелёным демоном приснилась! Чтоб ему Кеттарийцу жизнь в карты проиграть! Чтоб Мелифаро был его личным стилистом! Да что ж темно тут так, как в жопе негра?! — Макс?! — Хотел было воскликнуть я, но от долгого молчания у меня вырвался только хриплый стон, лишь отдалённо напоминающий его имя. — Шурф?! — Его полный облегчения крик можно было сравнить с громовым криком леди Блимм. — Нашёлся! Я… Ух ты ж мать моя опоссум, кто ж тут столько булыжников понакидал?! Он стремительно пробирался ко мне, а я только диву давался, как он умудряется почти не спотыкаться в такой кромешной тьме, в которой даже я, коренной угуландец вообще ничего не вижу. — Живой… — Тихий шёпот раздался почти рядом со мной. Он упал на колени и ласково провёл тёплой ладонью по моей щеке. — Я столько тебя искал! Столько миров обшастал, вспомнить страшно! Ой, да у тебя руки закованы, дай расколдую! Стоп. Он… Меня видит? Что это значит? — Руки? То есть, ты хочешь сказать, что видишь мои руки? — Ну да, здесь, конечно, не солнечные пляжи Ташера, но… Подожди, ты их не видишь? Шурф, посмотри на меня, — я почувствовал лёгкое прикосновение его пальцев к моему подбородку, аккуратно поворачивающее мою голову в сторону, откуда доносился звук его дрожащего голоса, — ты видишь меня, Шурф? — Нет. Свой собственный голос прозвучал в моей голове набатом. Я… Ослеп. Тьма окутала меня. Мой вечный, липкий страх полной темноты перед глазами наконец сбылся. Меня начала бить крупная дрожь. Готов больше никогда не видеть солнца, лишь бы знать, что это чудовище сидит рядом с тобой. «Готов», сказал я тысячу вечностей назад, как раз во время того, когда мы с Максом оказались на Тёмной Стороне. Готов. Был, есть и буду. Страх отпустил, заменяясь решимостью и каким-то щемящим чувством в груди. Он легко дотронулся пальцами до цепей на моих руках, и они со звоном упали на пол. Сам он тут же уткнулся носом в моё плечо и заплакал. Я положил деревенеющие руки на его плечи и немного погладил, успокаивая. — Я… Так искал тебя. Так боялся… Ты просто взял и исчез на моих глазах! Ты не представляешь, как это больно. — Отчего же? Представляю. Ты исчезал из моей жизни без малого три раза. Один из них, причём, на моих глазах и по моей вине. И чего же теперь рыдать? Вот он я, нашёлся. И ты тогда тоже нашёлся. Потому что иначе и быть не может. В чудо нужно верить, иначе оно не произойдёт. — Эх, чудо ты моё луковое! Ты… Можешь идти? Постой, какое там идти, о чём я вообще?! Ты же здесь даже не ел! Сию же секунду в мои непослушные руки был втиснут большой бокал чая, а на колени легла огромная тарелка со знакомо пахнущими оладьями. — Пока только это, но ты ешь. Вернёмся — сразу же оттащу тебя к Жижинде, и буду откармливать тебя за счёт королевской казны… — Макс. — Или отпразднуем твоё возвращение в твоём Ордене… — Макс. — Или, ещё лучше, в Зале Общей Работы, как в старые добрые времена… — Макс! — Да? — Я довольно хорошо тебя изучил, за то время, пока мы знакомы. Ты довольно много привычек перенял у своей подруги, леди Сотофы. В том числе, как ты выражаешься, манеры любящей бабушки. Ты всегда пытаешься меня накормить, когда нервничаешь. Почему ты нервничаешь сейчас? Всё же… Хорошо. — Я… Ну, а как мне не нервничать, скажи пожалуйста? Ты, между прочим, тут весь такой болезненный-полудохлый, висел на стене хрен-пойми-сколько-дней, чуть не помер из-за меня. — Из-за тебя? Он промолчал. Что значило это самое «из-за меня», мне оставалось только догадываться, потому как из Макса в таком состоянии мало что вытянешь. Оладьи кончились как-то чересчур быстро. Чай продержался дольше, но не на много. Вершитель забрал и испепелил посуду, а затем взял мои руки в свои и, проведя по выжженным рунам большими пальцами, с нежностью в голосе спросил. — К тебе уже начали возвращаться силы? Можешь… Ну… Если не вылечить себя, то хотя бы меня научить? Я поднял затёкшую руку, прищёлкнул, попробовав вызвать огонёк. Резкая боль пронзила предплечье, я неосознанно скривился и схватил его второй рукой. — Шурф! — Макс крепче прижал меня к себе и начал легко поглаживать по волосам. — Прости. Неужели так больно? — Нет, просто с непривычки. — «Враньё. Ты не можешь колдовать и сам это прекрасно знаешь. Не видишь и не колдуешь. Просто чудо, а не Великий Магистр.» — Руки затекли… Интересно, как давно я тут вишу? — Я бы хотел помочь тебе с этим вопросом, но, не повершишь, сорвался в Хумгат чуть ли не следом за тобой. Правда, до этого вытряс всю душу из Мелифаро, требуя вернуть тебя обратно. — Безумец, — тихо прошептал я, ощущая у себя под подбородком его макушку. Он не ответил, только кивнул. — А что было потом? — Потом мы позвали Нумминориха. Он сказал, что тебя здесь будто бы никогда не существовало… Мою получасовую истерику они точно не забудут. «Как это не существовало, если только что он был здесь?!» и прочие вариации воплей на эту тематику. Затем я плюнул на всё, и убежал в Хумгат. Сорок три населённых мира и девятнадцать необитаемых. И вот я здесь. Ты не представляешь, как я рад тебя видеть. Хотя здесь довольно темно, и я могу только смутно разглядеть твои черты лица. Мне хватит. — И ты нашёл меня? Без Нумминориха? — Нашёл. А как иначе-то? Думаешь, я смог бы там… Без тебя? — Помниться мне, наш общий знакомый Лойсо проповедовал, что человек может обойтись вообще без всего. И ты его слушался. — Он был неправ. Если человек может обойтись без всего, он перестаёт быть человеком, а становится вольной стихией, например, ветром. Вот как он сам. А меня пока ещё держат привычки в моей человеческой сущности. И я этому рад. Не хочу пока быть ветром. И морем тоже не хочу. И даже пламенем, хотя это уже интригует. — Пондохва бы тебе голову откусил если бы услышал твою восхитительную браваду о его неправоте. — Точно! Голова! Вот я тебе обещал, что откушу? И я её откушу, так и знай, рано или поздно, так или иначе! Знаешь, я кажется начал понимать тебя, когда ты говорил про здоровье и душевное благосостояние. — Неужели? — Ага… — он снова пристыженно замолчал, видимо, вспоминая все случаи, в которых я упоминал данную формулировку. — Готов ради твоего душевного благосостояния заключить себя в Холоми на неопределённый срок по возвращении. Только с условием, что со временем ты ко мне присоединишься. А то так не честно. У тебя благосостояние, а у меня только тюремное заключение. Нет уж, дудки. Мне давай эстетическое удовольствие от этого процесса. — Нам всё равно придётся жить в разных камерах. — Не. Это я уже продумал. Я снова спрячу тебя в пригоршню. Как в старые-добрые. Только теперь без агрессивных слюнявых призраков. Ну, что скажешь? — А как же моя карьера Великого Магистра? — Какие твои годы? Не упустишь. Зато больше никаких безумных секретарей/заместителей/помощников/магистров. И ты живой. — Я и сейчас не чувствую себя сильно умерщвлённым. Рано меня пока хоронить. Сначала уж, для приличия, добей меня этой своей мизерикордией*, а не заживо закапывай. — Иш какой! Не сильно умерщвлённый! Ну ладно, встать теперь можешь? Я помогу. Давай, опирайся. Не дыши на меня так осуждающе, я рационально оцениваю твои способности на данный момент. Видишь, как загнул? Это всё от нервов. — Макс. Можем ли мы не сразу отправляться домой. Просто мне бы хотелось… Посмотреть на это место снаружи. — Посмотреть? — Ты ведь опишешь мне его, правда? — Ну… Не могу назвать себя художником слова. Но я постараюсь. Давай руку. И зажмурься на всякий случай, мало ли что. __________________ * «милосердие» — Короткий кинжал, использовавшийся военными медиками в ситуациях, где проще добить, чем вылечить. Упоминался Максом в книге «Ворона на мосту».***
Забота сэра Макса это дело странное, непривычное и всепоглощающее. Не приведите Магистры, если вы будете хотя бы отдалённо напоминать нуждающееся в заботе существо. Как только он видит перед собой нечто беспомощное, будь то три сильные колдуньи из народа Хенха, впервые попавшие в столицу Соединённого Королевства, или Великий Магистр правящего Ордена, на время выбитый из колеи овеществлением страха всей его жизни, он начинает направлять все свои душевные силы в помощь бедному страдальцу. Его трепетное сердце не может всё оставить «просто так», поэтому он начинает выполнять любые прихоти попавшего в его спасительные цепкие лапы мученика. Наверное, так он и выпустил Лойсо. Слишком уж замученным он ему показался.***
Тем не менее, подняв меня на ноги, он шагнул Тёмным Путём и потянул меня за собой. Мы оказались на открытом пространстве, полностью обдуваемые холодным ветром. Не было слышно ни пения птиц, ни стрекотания насекомых. — Вау, — только и вымолвил Вершитель, озираясь вокруг. — Ты представить себе не можешь, в какого размера замке мы только что обитали. Он… Огромный. Помнишь фильмы про средневековье, которые я притащил вам тогда на улицу Старых Монеток? Так вот этот раза в три больше. Он из тёмно-серого, почти чёрного камня, одна стена увита какой-то лозой. Нет, это не гламитариунмайоха, я бы её признал. Скорее что-то наподобие лиан из фильмов про джунгли. А другая стена покрыта мхом. Внизу это целостное здание, а выше разделяется на множество башен. Их четырнадцать. На всех окнах железные решётки с шипами. Дверей нет, или, по крайней мере, они не с этой стороны. — А что вокруг? — Мы стоим на обрыве. Хотя, скорее, это не обрыв, а плоская вершина горы, поросшая травой. Большую часть площади занимает замок, там впереди скамейка и мостик в никуда. Вокруг заснеженные горные вершины, за одну из них сейчас садится солнце. Пойдём к скамейке? Мне бы хотелось ещё немного посмотреть на это место. — Как скажешь. Только при условии, что ты будешь описывать всё, что видишь и чувствуешь. Он кивнул. Я не увидел это, но почувствовал. Смешной он, этот Макс. Жестикулирует даже по Безмолвной Речи или в диалоге со слепцом. Мы дошли. Он усадил меня на скамью, а сам пошёл дальше. Я услышал, как скрипят под его ногами шаткие доски помоста. — Здесь туман. Внизу, везде. Почти как в Шамхуме, только он здесь не такой добрый. Если бы этот туман решился плодить зверей, то это были бы не щенки, а медведи или волки. Церберы. Или пауки. А что? Пауки Тумана. Неплохо звучит. За туманом не видно ничего, будто бы там ничего и нет. Недопридумали. Недоовеществили. — Вонка говорил, что это маленький мир, созданный одним из его предков. Может, он его только создал, а овеществление решил оставить на потом? Тогда тебе надо быть поаккуратнее с мыслями о Пауках Тумана. Ты у нас специализируешься на доовеществлении неполноценных миров. Внизу что-то утробно забурлило. — Ему не понравилось, что ты назвал его неполноценным, — тихо объяснил мне Макс. — Сам не знаю как, но я его кажется понимаю. Мы были не правы. Мир — это не Замок, Мир — это туман вокруг него. А не такой уж он и страшный, как казался. Макс замолчал. Было непривычно сидеть, лишённым почти всех ориентиров в пространстве. Температура была не определяема, будто её не было вовсе. Ветер здесь нужен был только для того, чтобы шелестеть редкой сухой травой. Временами со стороны мостика слышалось обоюдное бурчание двух нашедших себя одиночеств. Внезапно я вспомнил кое-что, терзавшее мою душу почти с первого дня пребывания в заключении. Я решил прервать затянувшуюся паузу и окликнул Вершителя. — Макс! — Да, Шурф… — Бесцветным голосом ответил мой друг. Меня это несколько смутило. — На Тёмной Стороне ты собирался сказать мне что-то. Можно попросить тебя рассказать мне об этом сейчас? — Не думаю, что сейчас это важно, — его голос всё сильнее и сильнее напоминал реакцию людей, попадающих под влияние его Смертных Шаров. Кажется, что вот-вот, одно мгновение, и он повернётся и скажет «я с тобой, хозяин». — А что же по-твоему сейчас важно? — Красота этого места! — Внезапно в его тоне проскользнули несколько гипертрофированные ликование и восхищение. — Если бы ты только видел, Шурф! Как жаль, что ты не видишь. Здесь так прекрасно. Всё такое зелёное и цветущее. И туман, он зовёт! Он хочет показать мне щенков! Они там, внизу. Ты не против? Я одним глазком. Я вернусь через десять минут, честно! Внизу? Внизу?! Здесь же скалы!!! — Макс, стой! — Крикнул я, вскакивая на ноги, но в ответ мне лишь раздался скрип досок и тихий вскрик, полный скорее удовольствия, чем испуга. В груди что-то резко кольнуло, и я буквально наяву увидел, как из моего сердца вырывается блестящая фиолетовая лента и ныряет в туманную бездну. Глаза застрелил красный дым. Не помня себя, я долетел почти до края обрыва, рухнул на мост и начал читать заклятие, способное леветировать тяжёлые объёмные объекты вверх и на большие расстояния. Когда бессознательная, холодная и мокрая от тумана, тушка Вершителя легла в мои руки, я наконец успокоился и выдохнул. Красная пелена спала с глаз, уступая место ярко-белой, оказавшейся простым дневным светом. Я… Вижу. Я снова вижу. Ни слова не говоря, я взял начинающего продирать глаза Макса на руки и шагнул с ним в Хумгат, а затем на крышу Мохнатого Дома. Там он оклемался окончательно и попытался с меня слезть, в итоге упав на ворох мягких подушек, но умудрившись удариться своей дурной головой о томик сочинений Тургенева. Исподлобья он сверлил меня взглядом добрых две минуты. Я отвечал ему тем же, просто за неспособностью оторвать от него глаз. Видимо, моё заключение потрепало его чуть ли не сильнее, чем меня. Видно, не в одном из сорока трёх обитаемых миров ему пришлось с кем-то подраться. Руки его были в ссадинах, как и колени. Щёки впалые, на одной длинная глубокая царапина, скорее порез от ножа. Волосы грязные, всклоченные. Губы тонко сжатые, сухие и потрескавшиеся от ветра и жара. От его болезненного вида что-то внутри сжималось в не менее болезненный тугой комок, но Грешные Магистры, как он красив! И какое счастье его видеть. — Сэр Шурф, ну вот чего ты на меня так смотришь? — Я не ответил, только немного улыбнулся и наклонил голову слегка вправо. — Ну не сверли ты меня сумрачным взором! Так. Стоп. Подожди. Смотришь, взором… Шурф, ты видишь! Он подскочил на подушках и тут же вцепился мне в плечи, разглядывая глаза. Наконец, что-то самому себе доказав, он расслабился и стиснул меня в крепких объятиях, что-то нечленораздельно всхлипывая. — У тебя глаза необыкновенного цвета. Я только сейчас это заметил. — Это говорит мне человек, глаза которого меняют свой цвет раз в дюжину минут. — Это совсем другое. Мои могут быть красивы, а могут — как у мертвеца или у буривуха, а твои прекрасны всегда. Цвета ночного неба перед грозой. Когда облака пронзает первая молния, и в воздухе уже начинает пахнуть озоном, но капли ещё где-то там, недосягаемо высоко. В детстве я всегда летом залезал на чердак, когда начиналась гроза. Сидел и ждал дождь ради этого момента… Короче. Возможно, я придумал бы тысячу и одну метафору и столько же историй к каждой, будь у тебя какой-нибудь другой цвет глаз. Хоть фиолетовый! Лишь бы не белый, — он снова заглянул в мои глаза, ища подтверждение того, что зрачки мои больше не скрывают противные бельма. — Пожалуйста. Прошу. — Как скажешь, сэр Вершитель, так и будет. А теперь расскажи мне пожалуйста, где тебя, красавца этакого, вурдалаки носили? — Что?! — Где ты умудрился получить столько боевых отметин? Представляешь, что было с моим бедным сердцем, когда первое, что я увидел, был ты, будто пожёванный десятью псами? Думаю, не требует напоминания тот факт, что твоё здоровье является залогом моего душевного… — Не требует, — с улыбкой остановил меня Макс, садясь на подушки и закуривая. — Просто в тот момент, когда я эти боевые отметин получал, для меня твоё физическое здоровье было чуть более важно, чем ментальное. — Позволишь помочь тебе? Не дождавшись ответа, я присел рядом с Вершителем, быстро продиагностировал все его раны и залечил основные. Только подивиться оставалось, как он умудрялся даже не прихрамывать с вывихнутой голенью. Порез на щеке я убрал последним. Он добавлял ему какой-то неправильной мужественности, хотя с переполосованным лицом наш Макс был похож на Магистра Гейшери. — Это было во-первых, — сказал я, убирая уже незначительные синяки на руках. — Во-вторых, какого лешего ты решил проверить свою сопротивляемость силе гравитации и искупаться в тумане? — Ну, он позвал… — Он? — Мир. Я слышал, а точнее видел, что он меня зовёт. На мгновение расступился, а там райский сад, причём близко-близко… — Я, между прочим, предупреждал тебя. Вот запрещу мечтать о рае, так и знай. — «Райский сад» — это метафора. На самом деле, он никакой не райский. Просто красивый очень. — Понятно. Сдаётся мне, в тумане содержится галлюциногенное вещество, вводящее подвергшегося длительному воздействию в состояние родственное гипнотическому. И наш Мони Мах добавляет эссенцию такого тумана себе в парфюм, не иначе. — Нет. Это работает не так. Я же говорю тебе, его надо именно /видеть/. Ты не подвергся его влиянию, потому что был слеп. — Хорошо. Допустим. Тогда необходимо проверить Вонку на материальность и осязаемость. Но это позже. Теперь в-третьих. Сэр Макс. Посмотри мне в глаза и скажи то, что собирался сказать на Тёмной Стороне. Он вздрогнул, но заглянул мне в глаза. В его взгляде смешались тоска и отчаяние с каким-то необычным, большим и тёплым чувством. — Шурф, я… Нет. Я не могу. Так нельзя. Сама судьба была против. То, что ты исчез… Это был знак. Я не должен перекладывать свои проблемы на тебя. — Могу ли я поинтересоваться, о каких проблемах идёт речь? — Не думаю, что ты действительно хочешь это знать. Всё будет хорошо. — Хочу. — Что ж. Тогда я могу сказать лишь то, что иногда мы сами плохо понимаем себя. А когда понимаем, как правило, понимать уже незачем. Да и некого. «Дааааааа… Сразу видно — ученик Кеттарийца. Более завуалированно свою проблему мог обозначить только он. Хотя Чиффа, помимо всего прочего, ещё бы потребовал эту неведомую проблему решить. А этот хоть сидит, есть не просит. Слушай, Шурфушка, ты хоть понимаешь, о чём он? Просто я — нет. Вообще ни разу. Это можно сказать обо всём и ни о чём. О любви и смерти. О жизни и ненависти. Ааааа, укусили тебя вурдалаки влюбиться в это хренпоймичто на палочке. Вот и распутывай его извилины теперь. Сам. Я умываю руки.» — Я постараюсь подумать над этим. Вообще, это звучит как тема для кандидатской диссертации по философии, с замахом на докторскую с темой «Я понял сам себя. Что мне теперь с этой информацией делать?» — Ну, да, — он смущённо улыбнулся, — что-то по типу того я всегда мечтал написать. Только в итоге выясняется, что я ничегошеньки в себе не понимаю, и приходится всё переписывать заново. Вот уйду из сыщиков — подамся в философы. Всегда при делах. Что ни день — новая тема для диссертации. Теперь он уже загоготал в голос, давясь смехом и сигаретным дымом. — Так. С душевными терзаниями мы разобрались. Теперь осталось привести в порядок физическую оболочку. — Ты меня и так уже вылечил! — Это единственное из многого, что я планировал провернуть с твоей физической оболочкой. — Это как?! — Это «тебя не мешало бы ещё отмыть, причесать и переодеть». Меня, кстати, тоже. А потом быстро в Орден. Мони Мах явно замышлял государственный переворот, когда я видел его в последний раз. Советую тебе отправится в бассейны немедленно, если мы с тобой ещё хотим сохранить Соединённое Королевство. Беги. Я жду.***
Как только Вершитель скрылся в недрах Мохнатого Дома, в мою многострадальную голову ворвался ураган разрушительных масштабов. Он же — Зов от Джуффина Халли. «Лонли-Локли? Живой?» «Как видите, сэр.» «Это хорошо. Недоразумение с тобой?» «Если вы о сэре Максе, то он только что ушёл в бассейны.» «Ох, Грешные Магистры! Это хорошо. Просто замечательно! Вы меня напугали, правда. Знаете, сколько вас не было?» «Я пока не имел возможности свериться с календарём и хронометром, но, судя по силе и температуре ветра, сейчас уже, наверное, конец осени.» «Не угадал. Начало зимы. Я сейчас пошлю зов Максу, надеру ему уши, и прикажу вылезать из воды. Ты же, дорогой мой, вспоминай о своём прошлом Истины и дуй в Управление. Верну тебе твои варежки. Орден захватил Мони Мах. Сегодня я, как чувствовал, отправил на разведку Мелифаро. Два часа от него уже нет никаких вестей, я волнуюсь, а вы пойдёте ему на подмогу.» «Простите, конечно, за бестактный вопрос, но с леди Сотофой всё в порядке?» «Вопрос не бестактный, а логичный. Она на Тёмной Стороне, в гостях у Рани. Они пытаются прорвать оборону Вонки с изнанки. Пока получается не очень, но всё под контролем. Я надеюсь, ты уже бежишь, спотыкаясь, в Дом у Моста? Потому что если нет, то ты меня разочаровываешь.» «Сейчас буду, сэр. Отбой.» «Отбой, отбой…» Окинув, наконец, взглядом город, я удивился его пустоте и заброшенности. Как во время эпидемии Анавуайны, только трупы не лежат на улице. В один шаг я оказался в кабинете Джуффина. Он, ни слова не говоря, вручил мне шкатулку с Перчатками Смерти. Я кивнул и вышел в Зал Общей Работы. Там, погружённый в тяжкие думы, сидел Нумминорих. Почуяв меня, он поднял голову и немного повеселел. — Сэр Шурф, вас долго не было. — В других мирах время идёт несколько иначе, очень сложно уследить за его ходом и вернуться в исходный мир в срок. — Я знаю, я иногда балуюсь путешествиями по другим мирам. Вы вернули Макса? — Да, конечно. Только я немного не понимаю, почему я его должен был именно «возвращать»? — Ну как же? Он тогда так бросился за вами, никого не слушал, чуть ли не с кулаками кидался… обязательно попал бы в какую-то заварушку. А вы его спасаете всё время. Видимо, в этот раз в заварушку попали вы оба. Вид у вас потрёпанный. И запах дурной. Не смерти, но близкий к нему. — Да… Было дело. Можешь мне вкратце рассказать, что здесь произошло за время нашего отсутствия? — Почти в тот же день, что вы исчезли, появился Вонка Мони Мах, сообщил всем, что вы мертвы и назначили его своим заместителем. Леди Сотофа ему не поверила, но на первых порах вмешиваться не стала. Но однажды она ушла на Тёмную сторону, и не смогла вернуться с неё в Иафах. Они с Джуффином проверили, и поняли, что Вонка заколдовал замок. Он использует какую-то нестандартную магию, мы ничего не можем сделать. Благодаря сегодняшней вылазке Мелифаро стало известно, что женская половина Ордена находится в каком-то состоянии сна и отрезаны от реальности. Разбудить их невозможно, факт. Новый Магистр установил новые порядки. Всё его подчинённые, кажется, находятся в состоянии транса и творят бесчинства в городе. Мы пытались ловить их и возвращать в сознание, но без Макса и его Смертных Шаров это… Нереально. Всех не переловишь. Люди боятся выходить из дома. Кажется, начались новые Смутные Времена. — Как начались, так и закончатся. Сэр Макс на месте и прибудет с минуты на минуту. Мы с ним отправляемся в Иафах. — Можно с вами? — Всё вопросы к Джуффину Халли. Но у меня есть причины полагать, что он не рискнёт остаться без всех сотрудников. — А смысл в нас, в сотрудниках? Мы следили за соблюдением правил из Кодекса Хрембера. Теперь обычные люди не колдуют, а с мятежными Магистрами нет возможности разобраться без вас. — А что Кекки с Кофой? — Кофа дома, отстранён от службы на неопределённый срок. Он… В самом начале он полез разбираться с мятежниками сам, но подвергся их влиянию. Мы его по возможности расколдовали, но до конца из транса вывести не смогли. Кекки приставлена к нему. Следит, чтобы не возникло новых вспышек агрессии. Не переживайте за неё, она справится. — Кофа опытный колдун. — Наша леди тоже не промах. — Ладно. Я готов взять за тебя ответственность. Ты пойдёшь с нами. Может, унюхаешь где Мелифаро. В этот момент дверь распахнулась и в Зал влетел Макс. Он остановился в паре метров от нас с Нумминорихом, секунд тридцать завороженно созерцал меня в перчатках, потом улыбнулся и бросился с объятиями к нашему нюхачу. — Скучал. Нашёл. Дурак. — Выпалил Вершителя, не размыкая объятий, и так и не пояснил, кто именно дурак. Да и не нужно было это. Мне кажется, они поняли друг друга без слов. — А ты мне не верил. — Вас, между прочим, не было… — Знаю. На эту тему шеф мне уже мозг промыл. Каюсь. Пошли спасать человечество! На этой фразе он вцепился мне в руку так, что я не успел её отдёрнуть. — Макс, мне следует тебе напомнить, что вот так беспрецедентно хватать меня за руки, когда я в Перчатках довольно небезопасно. Возможно, ты немного забыл, как они работают, но я не хочу, чтобы ты вспоминал это на личном опыте. — Извини, я от переизбытка чувств. — Будь внимательнее, пожалуйста. Дыши на двенадцать счётов. «Сэр Халли, мы уходим в Иафах. Есть какие-то дополнительные поручения?» «Только уходите?! Дюжину вурдалаков вам под одеяло! Вы должны там уже были быть час назад! Из поручений одно — особо опасных Магистров парализовывать, Вонку — убить.» «Будет сделано. Отбой.»***
Иафах из прекрасного сказочного замка превратился в обиталище вампиров, как в привезённых когда-то Максом фильмах. Гроза, разразившаяся этим вечером, и холодный порывистый ветер с Хурона добавляли атмосферы. Молния сверкнула над главной башней и раскат грома прокатился по окрестностям. Макс инстинктивно вжался в меня и схватил мою руку. Я решил ничего не говорить ему на этот счёт, лишь повыше натянув защитную рукавицу. Нумминорих стоял в стороне, завороженный развернувшимся зрелищем. Проникнуть незамеченными не составило труда. Что бы со мной не произошло, я всё равно оставался Великим Магистром, а значит само здание было частью меня, защищающей и помогающей в чрезвычайных ситуациях. А ситуация была чрезвычайной. Мы шли по опустевшим мрачным коридорам, некогда светлым и полным людей, предварительно напустив на себя чары невидимости и отвода глаз. Макс, для эффективности, закутался в кофин укумбийский плащ. Нюхач заверял нас, что нашего друга потащили прямиком в мой кабинет. Тёмным Путём туда было не добраться (видимо, Вонка решил себя обезопасить, лишив способности находящихся в Иафахе пользоваться Истинной магией), поэтому нам предстоял долгий путь сквозь пыльные пустые залы и крутые каменные лестницы. Лишь изредка нам попадались сомнамбулические послушники, которые нас даже не замечали, а просто шатались по коридорам из стороны в сторону. На дверь кабинета было навешено восемь лёгких щитов и шесть сложных. Конечно же, я снял их все почти одним заклинанием. Нумминорих остался на страже, в мы с Максом ворвались внутрь, снимая с себя невидимость. Ну, то есть, я стал видимым, а Макс напрочь забыл про плащ и остался незамеченным. Но, судя по ощущениям, он шатался где-то слева. Идиот, ничего не скажешь. Вонка стоял у стены и прижимал к ней Мелифаро. Рука спятившего Магистра была сомкнута на его шее, ноги до пола не доставали добрых три дюжины сантиметров. Страж тяжко сопел, вцепившись в удушающие его пальцы и грозно смотрел на своего мучителя. — Отпусти его, — приказал я, приготовившись стянуть левую рукавицу. Нельзя допустить, чтобы задело ещё и Мелифаро. — Это же он? Твой Макс? Я кожей почувствовал, как брови вышеуказанного «Моего Макса» поползли вверх от данного откровения. — Нет. Это сэр Мелифаро. Вы же с ним знакомы. — Мелифаро — это фамилия! Он отказывается говорить имя. — Потому что его у него нет. Отпусти мальчика. — И что потом? Он резко отдёрнул руку от шеи Мела и отскочил в середину комнаты. Я молниеносно стянул рукавицу, вскинул руку вперёд и… И ничего. Совсем. Утробный смех Мони Маха сотряс воздух, я инстинктивно начал отходить назад. Одним движением руки Вонка припечатал меня к стене. Отдышавшегося было Мелифаро он приложил изящным пасом об угол стола головой. Приближаясь ко мне, он не прекращая шептал заклинание. Раз! И я чувствую, как у меня ломается левая ключица. Два! Треск слышится со стороны правого предплечья. От боли застилает глаза. Макс. Где же он? Три! Невидимая рука сжимается на моём горле. Это Вонка держит меня. Он улыбается безумной улыбкой. Сейчас он свернёт мне шею… — Нет у тебя никакого Макса. Он не спасёт тебя. Я выиграл, Рыбник. Этот Орден, этот город, этот Мир — всё это теперь моё! — Зачем это тебе? — Ты же знаешь ответ. Ты знаешь, кто я. Знаешь, что я не Вонка Мони Мах, а если и он, то только отзвук давно мёртвого человека. — Ты — туман из того мира, в котором ты меня держал. Я это понял. Ты гипнотизируешь людей, заставляя следовать за тобой. Но зачем тебе наш Мир? — В Мире Мрака слишком мало места. А нас уже слишком много. Мир Стержня станет новым Миром Мрака, Миром Тьмы. Ты крепкий парень, Рыбник. Из тебя выйдет неплохой сосуд для наших братьев… Макс. Что же с ним стало? Где он? Почему молчит Нумминорих? Больно… Нельзя позволить этому гаду получить Мир. Мы все слишком много за него отдали. — Ты ещё не выиграл. Нас много. — Да что ты говоришь? Я приказал тебе потерять связь с магией. Бум. Ты больше не можешь колдовать. Я приказал этому зелёному чудовищу подойти ко мне ближе, и он подошёл. Сам подставил шею под мою руку. Я заставил эту старую каргу думать, будто путь в Иафах закрыт с Тёмной Стороны. Я могу всё. А ещё я могу тебя убить. Вот прямо сейчас. Или ещё лучше. Я могу заставить тебя убить себя. Голыми руками. Как любят ваши чудные пучеглазые ребята с Арвароха. Начинай. Противится воле этого мерзкого тумана не было сил. Руки сами потянулись к шее, отдаваясь неописуемой болью от переломанных костей. «Ненене! — Рыбник. А я уже и забыл, что ты есть. — Не вздумай! Мне ещё хочется жить! Я слишком молод, чтобы умирать! Опусти руки сейчас же, кому говорю!» Пришлось послушаться, с силой стискивая кулаки и пытаясь прижать руки к бокам. — Не хочешь, значит? — Вонка попытался скрыть удивление злостью. Надо полагать, до этого все были ему подвластны и слушались беспрекословно. — А если вот так? Руки вжались в тело ещё сильнее, и я услышал хруст сломанных рёбер. Их надо поднять, оторвать от груди. Поднять и… «Не слушай его. Не смотри на него. Рёбра — это пустяки. Главное — выжить. Кости срастутся от любого знахарского заклинания, а вот жизнь тебе вернут только максовы Смертные Шары и сам помнишь, в какой форме.» Рыбонька, лапушка моя, вот почему всю жизнь ты был таким засранцем, а вот только сейчас решил стать хорошеньким? «Потому что вот только сейчас мы оказались в такой ЖОПЕ, из которой выйти можно только совместными усилиями. Если можно, конечно. Но я не оставляю надежд, и тебе советую. Макс жив, я чувствую. Возможно, он тоже под влиянием этого гада. Он нас спасёт. По другому быть не может, это его цель и предназначение. И ещё привычка у него такая, твою многострадальную, мнимомогущественную задницу спасать.» Я отвёл взгляд от беснующегося мятежника и посмотрел в сторону, где валялась бесчувственная тушка Мелифаро. На удивление, она там больше не валялась. Она лежала, аккуратно прислонённая к стенке с заботливо перевязанной окровавленной тканью золотого тюрбана головой. Вернее, ткань тюрбана постепенно туго наматывалась на его окровавленную голову. Для нашего многострадального модника, когда он очнётся, это, конечно, будет сильным ударом, но я уверен, он ещё спасибо скажет. Жизнь важнее шмоток. Я думаю, он это понимает. Когда рана была обработана по всем правилам военно-полевой медицины, невидимый спаситель бесшумно двинулся в мою сторону, немного задев меня краем укумбийского плаща. Он дотронулся до моего лица своей невидимой, но явно дрожащей рукой. «Я же говорил! — Возликовал Рыбник. — Живоооой!» — Ты! Будешь! Подчиняться! — Ревел Магистр. Сдерживать руки было уже невозможно, и они поползли вверх, царапая когтями перчаток кожу на груди и шее. «Выберемся, сменим маникюр. И с перчаток сострижём эти Грешные крючья.» Кровь от глубоких порезов потекла вниз по груди под лоохи. Боль была нестерпимой, слёзы потекли ручьями, смешиваясь с алой жидкостью и разъедая свежие порезы. Тёплая рука Макса легла мне на искалеченное плечо, но вместо вспышки боли я почувствовал, что кость начинает медленно срастаться. Он взял меня за левую руку (слава Тёмным Магистрам, догадался сделать это выше перчатки) и тихо, еле слышно зашептал: — Так не должно быть. Ты сильный. В тебе есть силы сопротивляться ему. Сопротивляйся. Даже если у тебя нет силы Сердца Мира… Ты забыл? Я твоё Сердце Мира. Бери мою силу! Хоть всю. Хоть всего меня бери, леший тебя за ногу. Я твоё Сердце Мира! Я поборол себя и поднял руку в Перчатке Смерти. Она очень вяло слушалась, но поползла вверх, наставляя свои когтистые пальцы на безумного старика. — Всё сначала? —Усмехнулся тот. — Здесь нет магии Стержня. У тебя ничего не выйдет. Макс тряхнул головой и крепче вцепился в мой локоть. Всё наваждение, насланное Вонкой на меня будто мигом спало. — Ну же, — шептал он, — бери! — Ты… Моё сердце, Макс, — прохрипел я, и комната озарилось яркой вспышкой, а Туман осел на пол горсткой блестящего пепла. Я сполз вниз по стене, больше не удерживаемый на весу незримой хваткой бывшего отца Нуфлина. Макс скинул плащ, и повалился на пол рядом со мной. Я еле успел спрятать руку, чтобы ненароком не зацепить это недоразумение. Силы стремительно покидали меня, но я сквозь пелену забвения чувствовал, как Вершитель шепчет мне куда-то в шею, горячо и бессвязно: — Теперь всё будет хорошо, его больше нет, а ты есть. Ты есть, Господи, какое счастье. Запру тебя в Холоми, не выпущу, пока не пройдут те Грешные три дюжины лет. Ты есть. Живой. Мой Шурф, почему жизнь так несправедлива к тебе? Почему с тобой всегда что-то происходит? То Рыбник, то Ледяные Руки, то проклятия, то вот это хренпоймичто с манией величия… Не хочу, чтобы всё это с тобой было. Ты должен жить хорошо и счастливо. По возможности, вместе со мной. Не отпущу тебя. Никогда. Mein Herz, mein Stern, meine Seele, meine Liebe… Сон, позволяющий забыть о боли, забрал меня в свои объятия.***
Светлый потолок светлой, незнакомой мне комнаты встретил меня своей ослепительной белизной, заставляя сразу же зажмуриться. — О, очнулся, — звонкий незнакомый девичий голос возвестил меня от том, что в комнате я не один. — Леди Сотофа, наш подопечный пришёл в сознание. — Это хорошо, Бьяста. Можешь быть свободна. Иди в сад, к остальным. Я скоро приду, — теперь уже знакомый девичий голос зазвенел неподалёку. — Ну что, так и будешь валяться или хотя бы поздороваешься для приличия? — Хороший день, леди Сотофа. — Вот, хороший мальчик. — С Мелифаро всё в порядке? — В полном. И с Мелифаро, и с Кофой, и с Нумминорихом, и даже с Максом, хотя его в последнее время жизнь довольно сильно потрепала. Но, хочу заметить, не сильнее чем тебя. Какой леший вас дёрнул втроём в таком состоянии переться на такое важное дело, ума не приложу. — В данном случае, не леший, а лис. Сэр Джуффин… — А, — отмахнулась ведьма, —не продолжай. Это я так, для приличия спросила. Ладно Макс, он в любое время дня и ночи готов рискнуть своей драгоценной вершительской шкуркой во благо всего и вся, но ты-то. Вроде умный, на первый взгляд. Зачем ты его потащил? Мог и Джуфа переубедить, не развалился бы твой Иафах за сутки, пока твоё недоразумение в порядок приходит. — Но Мелифаро тогда бы… — Вонка его схватил, потому что почувствовал, что вы пробрались в здание. Так бы его ещё долго мариновали. — А что с Максом, я что-то не до конца понимаю? — Прям вообще-вообще не понимаешь? Я кивнул. — Не понимаешь, что он чуть меньше полугода шастал через Хумгат в поисках тебя, а потом даже не поспал полчаса? Не понимаешь, что он за тобой хоть на край света, потому что безумно тебе доверяет? Не понимаешь, что выпил почти всю его силу, когда не было других источников? — Мне… Жаль. Я не хотел. — Да знаю я. Просто будь в следующий раз поаккуратнее. Вершитель у нас один, и мы все к нему очень привязалась. И ты, между прочим, у нас тоже имеешься в единственном экземпляре. Пропал невесть куда на всю осень. Явился потом пред наши светлы оченьки, измождённый и бессильный. Голодный, как стая вурдалаков. Ты, кстати, ешь. Тут у тебя поднос с пирогами. Ну ладно. Не буду тебя больше грузить. Воскрес, и чудненько. Как воскреснешь окончательно, имей ввиду, у тебя дюжина Дней Свободы от Забот. Шуруй на все четыре стороны, и чтоб ноги твоей в моей резиденции не было на протяжении всего срока. Что хочешь делай, но приказ выполняй. Понял? — Понял… — И незабвенному своему зов пошли, он волнуется, между прочим. Лежишь тут себе, бревно бревном, и не догадываешься об этом. Сотофа исчезла из комнаты, оставив меня один на один с целым подносом разномастных пирогов. В этом неравном бою победила дружба. С чем-чем, а с едой я предпочитаю дружить. С некоторыми отдельными видами, предпочитаю иметь даже более тесную связь.***
— Привет. Воскреснув окончательно и воспрянув духом, я как и обещал леди Ханемер, смылся из застенков резиденции, пока она не передумала, и шагнул на крышу Мохнатого дома. Хозяин, бывший царь кочевого народа Хенха, был на месте. — Прости, — сказал он самым жалобливым тоном, не оборачиваясь. Я подошёл ближе и сел рядом. — Это за что? — Уже зима. «Клянусь арварохским Мёртвым Богом, он берёт уроки жалостливости у своей ненаглядной Базилио!» — Ты не ответственен за смену природных сезонов, если ты не помнишь. — Я не об этом, — он отмахнулся и закурил. Теперь дали о себе знать уроки, взятые у Джуффина Халли. Сгорая от нетерпения, я взглянул ему лицо. — Мы же собирались отмечать твой день рождения. А он осенью. А сейчас — зима. «О, Грешные Магистры!!! Нашёл причину для вселенской скорби!» — Твой день рождения весной. Можем отметить твой. — Если доживём. — У нас есть все шансы. — Все ли? — Нет, не все, — задумавшись, ответил я. — Мы каждый день рискуем собственной жизнью. Даже без грешных Магистров и иномирных туманных головорезов. Даже идя по лестнице можно споткнуться и свернуть себе шею. Особенно, если об этом постоянно думать. Поэтому не думай, сэр Макс. И живи так, будто бы жизнь будет всегда. Весна наступит. А за весной будет новая осень… А если тебе не терпится что-нибудь отметить, повода ждать необязательно. В принципе, наше чудесное возвращение из лап практически смерти можно считать новым рождением. Как думаешь? Он ошарашенно посмотрел на меня. Моргнул пару раз. Открыл и закрыл рот. — Нет, ты правда Истина! И как я сразу до этого не додумался?! Так или иначе, у меня есть для тебя подарок. Он встряхнул рукой и на крышу упала большая разноцветная коробка с эмблемой книги. — Это подарочный набор из какого-то книжного магазина. Я не знаю, что внутри, но точно могу сказать, что там сборник какой-то литературы из моего мира, либо одного автора, либо одной тематики. Я правда не заглядывал внутрь. Откроешь? — Не сейчас, — почему-то сказал я, принимая из его рук подарок и пряча его в пригоршню. — Что-то мне подсказывает, что сейчас не время. — Надо же! С ума сойти! Нонсенс! Сэр Шурф отказывается погрузиться в пучину художественной литературы не теряя ни минуты! Что случилось? Тебя никто, случайно, не кусал? — Не кусал, — я усмехнулся. — Просто предчувствие. Что-то должно произойти, чтобы я понял, для чего они мне. Понимаешь? — Думаю, да. Ну так что? Я хотел сводить тебя… — Нет, — отрезал я, вспоминая поучительную утреннюю беседу с покровительницей Макса в нашем жестоком мире злых колдунов. — Что? — Обиженно воскликнул Вершитель — Почему?! — Никаких походов между Мирами минимум четыре дня. Мне Сотофа успела откусить голову (и привинтить её на место) за то, что потащил тебя в Иафах тем вечером, после того, как ты исшастал Хумгат вдоль и поперёк. Теперь отдыхай. — Ты… Прав. Да, наверное. Как всегда. — Он выглядел немного обиженным, но глубоко удовлетворённым. — Вы все сговорились. Джуффин сказал мне на работе дюжину дней не показываться… — Мне, кстати, тоже поступило такое поручение. Не показываться дюжину дней на работе. Поэтому предлагаю нам с тобой провести это время с пользой для души и тела. — В смысле? — Буду учить тебя дышать под водой. Собирайся, пойдём на побережья Ташера. Там сейчас очень тёплое море, в отличие от ледяных вод Хурона.***
В вопросах полной концентрации Макс — бездарность, какую ещё поискать надо. Ну надо же было ему почти на самом дне отвлечься на рыбку. На рыбку! На самую обыкновенную золотистую рюкки, которых и возле берега полно! Пришлось немедленно ретироваться. Да, Тёмным Путём. Да, из-под воды. Отдыхая на берегу, Макс учил меня строить замки из песка. Узрев мой дубликат Иафаха в величину 1/5, с достоверной копией всех коридоров и комнат, он офонарел, обиделся, но потом рассмеялся. — Сэр Шурф, правда, у тебя либо идеально, либо никак. — А разве это сложно? Просто воспроизвести в памяти карту определённого здания и наложить соответствующие чары на строительный материал, дабы удержать его на более долгий срок. Я не стану требовать с тебя возводить Мохнатый Дом в оригинале, но вот старое своё обиталище на улице Жёлтых Камней ты вполне себе можешь соорудить. Комнат там было немного, площадь небольшая, этажей всего два… — Ты не понимаешь, — он обиженно отмахнулся, — основной смысл не в достоверности, не в размере и не в долгосрочности, хотя, в каком-то смысле, и в них тоже. Просто… Вот, во что ты играл в детстве? Я многозначительно на него посмотрел, пытаясь объяснить взглядом разницу наших культур, но всё же пришлось рассуждать в слух. Не очень выразительное у меня лицо, хоть тресни. «Памятник — он памятник и есть». — Ты забываешь, что моё детство пришлось на начало Смутных Времён. Игры все были несколько… своеобразны и отчасти жестоки. К примеру, в сорок лет я развлекался тем, что отправлял наёмных учителей под потолок вверх ногами, за то, что они дали слишком неинтересное домашнее задание. Или… В общем, я не очень интересовался в детстве играми, считая это глупым и бессмысленным занятием, в котором удовлетворение находили только малообразованные (умственноотсталые, как я их называл), безнравственные люди. Большую часть времени я предпочитал проводить в библиотеке, осваивая новые возможности в сфере магического искусства. Немного ознакомился с искусством сновидений, начал разбираться в основах архитектуры, как-то сам по себе научился играть на дайбе и петь. Некоторое время разводил домашние растения, но мне это быстро наскучило: примерно в тот момент, когда у меня зацвело растение, которое по всем данным из разнообразных источников цвести не должно. А… Зачем ты спросил? — Хотел попросить тебя вспомнить детство, чтобы попробовать описать тебе все те чувства, который должен испытывать человек, строящий песочный замок. Летом в детстве я часто уезжал на юг, на море, в Одессу, если тебе интересно (а тебе всё интересно, я не сомневаюсь). Там один мой старший друг научил меня разным летним вещам. Прыгать в море с разбега, нырять за ракушками, ловить крабов или, вот например, строить песочные замки. Их надо строить почти возле воды, но немного на отдалении, чтобы их не смыло водой. Обязательно из влажного песка, потому что сухой рассыпается. Он может быть любого размера, любой формы и любого назначения. Я, например, строил замки для колдунов или украденных сказочных принцесс, а мой друг, Марик, — для реконструкции средневековых рыцарских сражений. Для принцесс должны быть высокие, с окошком под самой крышей, для колдунов — с кучей башенок, а для рыцарей — массивные, с большими воротами и рвом, заполненным водой вокруг. В принципе, для взрослого серьёзного человека это знание целиком и полностью бесполезное, однако десятилетний Макс так не считал, и внемлел четырнадцатилетнему Марику с открытым ртом, чуть ли не в тетрадочку всё записывал. Попробуй забыть на время про ту бытовую магию, с помощью которой ты вытворяешь эти идеальные и бесподобные штуки, но вспомни магию внутреннюю. Вернись в детство, наверстай упущенное. Стань на время десятилетним Максом, а я, так уж и быть, пока стану Мариком, всё равно он уже умер давно, не обидится. Подойди к воде. Возьми песок и сооруди какую-нибудь симпатичную кучку. Сделай её чуть выше. Когда поймёшь, что хватит, налови ракушек и прилепи с к стенам. Маленькие будут окнами, Большие — дверями. Длинная водоросль неясного, серобуромалинового цвета пусть будет флагом, вот эта странная палочка — шпилем, камешки со дна мощёной дорогой к главным воротам… Ну как, проникся духом захватывающего детства? Я сидел возле внезапно получившейся у меня немного уродливой, маленькой, но чертовски уютной кучки песка, обложенной разнообразным морским мусором и с неподдельным удивлением осознавал, что это творчество гораздо лучше, чем масштабированный Иафах или проекция дома с улицы Жёлтых Камней. В нём видно… не знаю, наверное, душу?.. человека. Я сам его придумал, сам сделал. Воткнул «флаг» именно с этой стороны по своему усмотрению, сделал четыре этажа из ракушечных «окон», потому что сам как-то машинально придумал, кто на каком этаже будет жить, дорожка у меня получилась с узором «в цветочек», потому что мне показалось, что так ташерские камни сочетаются лучше всего. — И вправду… Довольно интересно. С той точки зрения, что это позволяет познать новую грань себя. Скажи мне кто, когда я только был Послушником Ордена Дырявой Чаши, что мне понравится такое неказистое песчаное сооружение, вылепленное моими же руками, я бы рассмеялся ему в лицо и откусил голову без зазрения совести. — Макс рассмеялся, видимо приняв сие откровение за шутку, однако я был абсолютно серьёзен. Подождав, пока Вершитель просмеётся, я решил у него спросить: — Макс, а ты можешь рассказать мне ещё что-нибудь о своём… детстве? — Как-то, по-моему, немного несправедливо считать это детство моим, но чужим, однако же, оно тоже не является. Поэтому… Вообще, часть его я собирался тебе показать, но это позже. Через четыре дня, теперь уже через три с половиной, значит почти что скоро. А так… Я родился в Одессе, в том самом южном городе, куда я после приезжал летом. Когда мне было три года, моего отца-военного перевели жить в германию, в Берлин, и он взял нас с матерью, братом и сестрой. Мы жили на улице Рейнштейнштрассе, теперь там живёт Нанка Ёк, да-да, не смотри на меня так, долгая история Магистра Ордена Долгого Пути, не представляю как ещё Нумминорих её никому не растрепал. Или растрепал, а ты пропустил, просто… Ой, да не важно! В принципе, жили мы не плохо, в военном городке, где жили в основном русские — хоть искренне русским я никогда не был, я почему-то всегда считал себя таковым. Отец — поляк, мать — украинка, всё детство — в Германии, вся юность — в разъездах. Колесил по городам не жалея времени и сил, просто потому что эти поездки, даже маленькие и внеплановые этих самых сил только прибавляли. капитально и надолго обосновался в Вильнюсе — это такой город, который, как говорят, приснился одному князю, и теперь он спит под холмом, и его боятся будить, потому что вдруг город исчезнет, если он проснётся. А город хороший ему приснился, жалко такой отпускать. А ещё, говорят, там живут русалки. Я так не одной и не увидел, но женщина из уличного кафе меня в этом старательно уверяла. И про князя, кстати, тоже она мне рассказала. Это теперь я мудрый-премудрый демиург, знаю, что с городом ничего не случится, а тогда поверил. Надо вернуться рассказать, а то бедняжки мучаются, без будильников живут… Так вот детство… А что, собственно, о собственном детстве можно рассказать? Раньше каждое событие было событием (даже не так, событием), а теперь это просто промежуток времени, когда было до боли хорошо и до колик в животе весело. Был, помниться, у нас во дворе сезон повальной моды охоты на бабочек. Мне не нравилось. Но модно — значит надо, думал мой смятенный детский разум. В итоге всё получилось не очень хорошо. Видишь шрам? Я упал на банку, в которую этих бабочек собирал. Точнее, сначала упала банка, а потом, на то, что от неё осталось, — уже я. А падению банки предшествовал акт агрессии юных борцов за живую природу. Или же наоборот ревнивцев, сетующих на то, что у меня бабочек больше, я так и не понял, просто испугался и убежал. А что мы с этими бабочками делали? Сушили. Красивых сажали на булавки, клали в красивые коробочки… Да знаю я, что дурак. С тех пор, как шрам этот получил, больше бабочек не ловил. И коллекции возненавидел всем сердцем, отшучиваясь, что коллекционирование — первый признак шизофрении. А ещё я снег любил. Точнее не так. Зимой я снег не любил, зато любил его в марте. Это начало весны. Просто было несколько случаев, когда мартовский снег запал в моё сердце до глубины души. Например, я ходил провожать потерянного негра до «инцитутавязи». Понимаешь, что это? Вот никто тоже не понимал. И этот чудесный шоколадный человек ничего и никого не понимал, вот в чём беда. А в «инцитутавязи» надо позарез. А мне лет тринадцать было, может больше, может меньше, дитё дитём, одним словом. Надо было из «культурного центра Одессы» добраться до дома с тремя букетами цветов. К слову, от «инцитутавязи» до моего дома как до Кумона на куфаге, просто в одну сторону было. Мы с ним встретились в такси, это как заказной амобилер, только потом это такси заглохло на полпути. Вот мы с негром и ходили по заснеженному городу, сначала в поисках возницы, потом в поисках «инцитутавязи». А потом я один ходил, в поисках дома. Заблудился. Нашёл ещё одного таксиста. Выяснил, что шёл я вообще в противоположенную от дома сторону… Что-то я тебя совсем загрузил. Ты же, наверное, не это хотел услышать… — Нет, почему же. Довольно интересные истории. А что такое негр? — Шурф, ты неисправим! _________________________________ *В этой части есть упоминания событий из рассказов Макса Фрая, напечатанных в «Одной и той же книге» («До первой русалки», «Read only», «Мартовский снег», «Париж»), «Сказках старого Вильнюса» (не знаю, не факт, но кто-то, возможно, увидит в Марике Зденека из «Белого ключа», хотя имя я случайно вспомнила из рассказа «Самый красивый в мире консул»), а так же сам Макс в книгах «Власть несбывшегося» и «Мой Рагнарёк» упоминает о том, что жил на Рейнштейнштрассе, она же «Улица Рейнских Камней»***
Этим вечером я всё же немного нарушил обещание. Я открыл полученный мной подарок. Первая книга, лежавшая сверху, привлекла моё внимание своей яркой зелёной обложкой и рисунком на ней: мужчина, закутанный в шарф с остроконечной шляпой на голове. Большими буквами, немного странным шрифтом было написано «Макс Фрай» (Наверное, это имя автора), а буквами чуть меньше — «Чужак». «Всего одну строчку! Ну что тебе, жалко что ли?! Интересно же» Что ж, ладно, если одну… «Никогда не знаешь, где тебе повезет. Я — крупный специалист в этом вопросе.» Что ж, мне кажется, это будет хорошая книга.***
— Добро пожаловать в Германию, страну бюргеров, пива и мировых войн! Мы стояли на входе в какой-то парк аттракционов, вокруг ходили люди в одеждах, больше соответствующих старым максовым фильмам, смеялись дети и весело кричали взрослые что-то на не совсем понятном мне языке, но акцент и произношение некоторых слов казались мне смутно знакомыми. — Так вот. Мы в моём прошлом. Когда именно — совершенно непонятно, но я помню, что я здесь был, и мне очень понравилось это место. Самые классные в мире качели-карусели! Сладкая вата, мороженное, шоколадные зайцы! И самое главное — нам никто слова не скажет, что мы, мол, слишком взрослые лоси для таких развлечений, потому что немцы — народ в этом отношении крайне толерантный. Ну играет у одного человека шило в одном месте — его проблемы. Главное, что б до клиники не докатилось, а так — как знаешь. Поэтому сейчас мы идём отмечать наше с тобой перерождение, с песнями и танцами! А самое главное — с качелями и сладкой ватой! Мы ходили по красочному городу-парку, аттракционы светились всеми мыслимыми и немыслимыми цветами, люди завороженно шатались от карусели к карусели с восторженными лицами. Макс что-то непрерывно вещал: про своё детство и про то, как он тут в первый раз оказался. Внезапно он умолк. Я удивлённо обернулся к нему, и в тот же миг наткнулся на какого-то ребёнка неопределённого возраста. Я говорю «неопределённого», потому что так и не научился определять возраст людей из Мира Паука. — Здравствуйте, — непредсказуемо серьёзным голосом сказал этот белокурый голубоглазый мальчик. — Вы, случайно, не Чарли Уоттс? «Ух ты. Я? Чарли Уоттс? Это тот самый прекрасный барабанщик, который хорошо барабанит? А что, похож? Грешные Магистры, ребёнок, ты вообще чей?!» — Нет. Я Шурф Лонли-Локли, причём совершенно специально. — Жаль. — Ребёнок сразу погрустнел. Видимо, только что я своим существованием обломал ему встречу с кумиром всей его жизни. — Мне нравится Чарли Уоттс. Он это… Барабанит хорошо. — Я знаю, мне он тоже нравится. А ты кто? — Я… Я… — Мальчик явно был смущён моим вопросом. В это время на периферии моего зрения замаячила сильно взволнованная и немного разозлённая женщина. Она кого-то искала в толпе, на наткнувшись взглядом на моего собеседника, облегчённо выдохнула, разозлилась ещё больше и со скоростью укумбийской шикки направилась в нашу сторону. — Максим! Ну вот куда ты опять убежал?! А если ты потеряешься? — Мам, ну не называй меня так! Смотри, тут дядя, который похож на Чарли Уоттса! — А как тебя называть, герр Фрай? — Хохотнула женщина. Потом она повернулась ко мне, окинула оценивающим взглядом, прошептала, — что ж, и вправду похож, — и гораздо громче обратилась уже ко мне лично. — Извините, если мой сын вам помешал. Максик очень любит Rolling Stones. А ещё он бесстрашный, бескультурный и безответственный. Мальчик пристыжённо взглянул на меня своими глазами-океанами, в которых читалось: «Ну вот, только попытался завести себе нормального адекватного друга, как меня сразу же опустили ниже плинтуса. Ещё и Максиком обозвали. Кошмар Теперь он со мной дружить не будет». Я, конечно же, поспешил его успокоить, потому что ну нельзя же так, чтобы такие пронзительно-синие глаза смотрели на весь мир с такой обидой. — Ничего страшного. У меня есть друг сорока лет с точно такими же качествами. И ничего, вполне уважаемый человек, — я обернулся вокруг, в поисках этого самого человека, однако нигде поблизости его не было. — Я бы вас с ним познакомил, вот только он тоже имеет дурную привычку убегать от старших в самые неподходящие моменты. Мать Максима окончательно повеселела и рассмеялась. — Ничего страшного, может, потом как-нибудь познакомите. Не будем вам мешать, надеюсь, ваш друг найдётся. До свидания. Хорошего отдыха. Мальчик ещё раз посмотрел мне в глаза, теперь уже без обиды на Вселенную. Я снова на секунду выпал из реальности, заглядевшись его глазами. Это вообще нормально, что взрослый состоятельный колдун теряет связь с внешним миром от взгляда в глаза незнакомому голубоглазому мальчику? Я улыбнулся и прикрыл ладонью глаза. «Вижу тебя как наяву, счастлив был назвать своё имя.» — «Ой, я тоже!» — хихикнул Максик, неуверенно закрывая мордочку ладошкой. Они развернулись и быстро слились с толпой, однако я ещё мог расслышать обрывки их фраз, возможно потому, что их язык был мне знаком. — Мама, ну вот скажи, какой я тебе Максик? — А кто же ты мне? — Ну хотя бы Макс! — Сэр Макс Фрай. Как тевтонский рыцарь. — Там таких не было. — Ты уверен? — Да. А ещё, быть рыцарем неинтересно. — Почему же? Они спасают принцесс… — Вот именно! Одних только принцесс. А кто будет спасать драконов? Макс Фрай. Это он написал те книги, что подарил мне мой Макс? Из состояния какого-то иррационально-умилительного транса меня вывел смех за моей спиной. Нет, даже не смех, это был беспардонный дикий ржач. Я обернулся. Макс стоял именно на том месте, где и остановился, и гоготал во всё горло, еле успевая стирать набегающие слёзы из уголков глаз. — Макс? — Ноль эмоций. Точнее, эмоций выше крыши, а вот реакции — ноль. — Макс, что смешного, можешь мне объяснить? — Что, — с трудом переводя дыхание начал он, — неуж-то не признал? — Макс, если я узнаю, кого и в ком я должен был признать, процесс нашего взаимопонимания пойдёт гораздо легче. — Серьёзно, вот прям совсем? — Я не понимаю. — Неужели я так изменился? — Ты хочешь сказать, что ты — это он? — До меня внезапно начал доходить смысл сказанных Максом слов. — Хочу и говорю. Он — это я. Макс Фрай. Мой Макс — это Макс Фрай. Пришла моя очередь хохотать до полуобморочного состояния. — Шурф? Шурф, что с тобой? Я своим чистосердечным признанием разрушил какие-то очередные усердно возводимые тобой внутренние баррикады? — Нет, всё хорошо, просто… Помнишь, когда я приходил к тебе в Мир Пляжей, ты сказал, что ни за что на свете не дашь мне в руки своих книг, однако если они попадут ко мне сами, то ты не будешь препятствовать прочтению? — И что? — Ты фигурально дал мне в руки свои книги, сэр Макс Фрай. Никогда не знаешь, где тебе повезёт… Как думаешь, нам повезло или нет? — Подожди-подожди! Книжки в подарочной коробке — они что, мои?! — Конечно. Как бы ещё они попали мне в руки. — И ты… читал? — Пока нет. Разрешил себе одну строчку… — Тебе очень хочется прочесть?.. — Ты обещал не препятствовать. — Ох, у бабы не было печали, как говориться… Что ж. Удачного прочтения. — Сэр Макс Фрай, — протянул я с наслаждением и капелькой яда. Увесистой такой капелькой, Мелифаро бы слюной удавился. — Не упоминай мою фамилию дома, прошу тебя. — Чем она тебе так не нравится? — Она слишком… Отсюда. Я тогда был слишком другим Максом, я не хочу им становиться вновь. — Тогда зачем в книгах… — У уважающего себя автора должна быть красивая фамилия. Зачем придумывать новую, если и та, что записана в паспорте — тоже ничего. — Да, конечно. Мне, кстати говоря, нравится. Только, будь добр, напомни мне, что такое паспорт? — Шурф, ты неисправим!