Ангельская милонга

Все было очень хорошо, потому что реальность сейчас состояла из ангела. Тот был везде, вокруг — и кроме него больше почти ничего не было. Только музыка. Она была замечательной вещью, это из-за нее, благодаря ей, ангела оказалось так много, без нее никогда раньше не было, а теперь был… Когда играла музыка — было можно столько ангела, он точно знал это из одного старого воспоминания. Хотя там, в воспоминании, ангела было все-таки меньше. Все равно недостаточно. И одновременно чересчур. Вот так было там. А теперь было достаточно наконец, и почему-то не слишком. Он это ощущал всем собой — что сейчас не слишком, хотя раньше было. Что там, где прежде не получалось соприкоснуться, не выходило даже оказаться слишком близко… Там теперь тоже был ангел, рядом, совсем рядом. Реальность состояла из него и музыки, и ничего прекраснее себе представить было невозможно. Когда снаружи больше ничего не мешало этому — было упоительно хорошо. Почти совсем, но не до конца, потому что все еще мешало внутри… сильно, кололо и жгло. А он все никак не мог ухватить его, уплывая на волнах ангела прочь. Было слишком замечательно, чтобы его ощущать, чтобы хотеть почувствовать. Но оно мешало. И уплыть окончательно никак не получалось тоже. И он дернулся назад, вглубь себя, чтобы дотянуться. И смог. «Демонам — разве можно так близко к ангелам?.. Разве можно?..» Кроули резко распахнул глаза, тут же крепче вцепившись в Азирафеля, потому что мог бы и упасть, так резко вернув себе полноценное ощущение физического тела. До этого момента он осознавал себя здесь довольно смутно: что он точно знал — что ангел был тут так же близко, как и там, по-другому и быть не могло, если там настолько рядом, так тут и тем более. Это казалось чем-то само собой разумеющимся. И становиться как можно ближе к нему в ответ — тоже. А вот теперь Кроули наконец ясно видел, где они находятся, что делают и в какой… причудливой позе. Следом пришло понимание, что они в ней уж точно не благодаря ему, Кроули, оказались. Хотя это было бы логично. Но вряд ли он был на такое способен… Нет, реагировать он очень даже был способен, и довольно бурно. Но проявлять инициативу — очень вряд ли. Он бы не смог, не стал, это Кроули знал точно, хоть и не до конца понимал, что с ним происходило тут, пока он был… там, где был. Там, где было очень много ангела. И это «много ангела» тоже вовсе не он, Кроули, сделал: он бы никогда не решился первым приблизиться. Даже тут. А тем более — там. А тем более — настолько. Азирафель ощущал, что тонет в море из Кроули, а музыка не кончалась и не кончалась. Погрузившись всем своим существом в это красивое и сияющее звездами нечто, он чувствовал, что летит, как не летал с Начала времен. Оно — нечто — нуждалось в этом полете, и ангел обязан был быть с ним, никогда не оставлять его в одиночестве. Там, наверху, было звенящее Ничто и ослепительная суть Бытия, куда стремились все смертные, но могли попасть только их слова и их музыка, которым суждено остаться в вечности. Там звучали скрипка и аккордеон, звучало танго Пьяццоллы. И еще — летел ангел впервые с Начала времен. Теперь здесь все было не так. Тогда Время еще не было создано и вокруг сияли первые Слова Творения, а сейчас — бесконечная улыбка Господа, и единственный, ради кого стоило существовать. Азирафель летел, обняв собой, окружив всем своим существом сияющее и прекрасное, которое отвечало ему столь же крепкими объятиями, впервые не пытаясь исчезнуть от пристального взгляда. Ангел держал его и нес на руках, как самую чистую душу для Рая, успокаивал и утешал, чтобы оно больше не пугалось. Оно боялось упасть, и оно тоже не было здесь так долго, так бесконечно долго. Так же долго оно не могло дышать полной грудью, не смело ощущать себя целым, потому что считало себя недостойным. Но сейчас ему не нужно было бояться, ведь ангел летит с ним, и с ангелом полет для него не превратится в падение никогда. Ангел шептал слова восхищения, которые говорил про себя вечность, а теперь осмелился сказать вслух. Повторял, что видел его, всегда видел, с момента, когда Времени еще не было, но уже были звезды. Видел — и любил. И оно поверило Азирафелю. Доверилось его рукам, словам, глазам и его крыльям. И вокруг, везде, повсюду и всегда бесконечную тьму Ничего медленно растворил мерцающий свет звезд, окружил ангела, обнял и засветился так, что хотелось слиться с этим светом, стать единым целым. И Азирафель потянулся к нему еще сильнее, чтобы быть еще ближе, так близко, как только могут быть две частицы Создателя. А физическая оболочка следовала за настойчивым требованием эфирной сущности, и делала… что-то очень нужное. Это все еще было танго. Все еще был молчаливый разговор. Только совсем на другом уровне близости. Азирафель не следил за телом, он видел только того, другого. Который должен был быть настолько рядом, насколько возможно. Сливаться сущностями, аурами. Всем. Тело Азирафеля подхватывало тело Кроули под бедра обеими руками, подняв над полом, забиралось губами, языком и зубами за ворот его рубашки, чтобы целовать, лизать и кусать. Трепетало в восторге от ответной страсти, от того, как другое тело податливо вжимается в него, желая того же самого. Тело ощущало прикосновения других рук, губ в ответ и снова отвечало на них, продолжало движения этого танца, чтобы подаваться глубже, сильнее, до боли и наслаждения, когда уже нельзя различить, что чувствуешь, а просто летишь. Или падаешь. Но вместе. Кроули вцепился в Азирафеля, и ангел тоже распахнул глаза, а потом округлил их еще шире, невольно крепче прижав к себе демона. Потому что понял, что держит его на руках, и вполне может уронить от удивления. Покачнувшись, он сделал пару шагов, и бережно усадил Кроули на прилавок, подхватив под спину и продолжив обнимать. Больше он сейчас ни на что был не способен. Говорить — особенно. Меньше всего он ожидал вот этого, когда погрузился всем сознанием в эфир. Не мог не погрузиться, потому что там происходило самое важное! Так он считал. И теперь… был не так уверен в этом. И не знал, что и думать. Ошибся он или нет, что не следил за своим телом? Оно натворило такое! Когда они танцевали тогда, в пятидесятые, ангел так тоже делал, и его тело себе ничего подобного не позволяло! Отключить чересчур тревожное сознание на время танго даже полезно, чтобы не мешать телу танцевать. И его тело послушно танцевало, и очень даже неплохо. А сейчас Азирафель понятия не имел, как отреагирует Кроули. Насколько он теперь испугается? В начале вечера Кроули отшатнулся даже от намека на недружеское прикосновение. Азирафеля так растрогали его забота и беспокойство, что он с трудом сдержал себя в руках и не коснулся его щеки. Остановился именно потому, что Кроули собрался отстраниться от его руки, и Азирафель тут же отошел чуть назад. Он старался проявлять свои чувства как можно осторожней. Как если бы его, ангела, чувства были питательной пищей, а демон — умирающим от истощения. Слишком явные и резкие признаки глубокой симпатии действовали на него, как истекающая соком запеченная баранья нога на ослабленный организм. То есть, могли его попросту убить. Или убить их отношения, что совершенно одно и то же. Ангел совсем не зря испугался за Кроули в пятидесятые, и сейчас тоже продолжал пугаться. Только лечение теперь выбрал иное. Как для умирающего от голода подходящей едой был бы слабый бульон, так и Азирафель просто стал показывать свои чувства очень аккуратно, чтобы Кроули не стало чересчур страшно. А сейчас, когда внезапно и ненарочно получилось вот так, Азирафель понятия не имел, как Кроули воспримет его настолько явную инициативу на сближение. Воспримет ли в принципе как инициативу, или как грубые домогательства? Он же боится близости, а близости с ангелом боится еще сильнее! Вдруг это будет слишком для него? Вдруг Азирафель разрушил не метафорическую дистанцию, а последние капли доверия демона к себе? Разумеется, ангел не сделал ничего, чего бы Кроули сам не хотел. Он смутно помнил, что тело Кроули почти накинулось на его тело, стоило только коснуться его губами. Ну и что с того? Голодный тоже накинется на ту самую опасную для него баранью ногу, это не значит, что не надо отставить тарелку со слишком тяжелой едой подальше… Или так тоже было бы неправильно? Азирафель совсем запутался и оказался не в силах продолжать распутываться. Снова не понимал, что можно, а что нельзя, будто они только познакомились. И все опять стало мучительно непонятно. Граммофон за спиной всхлипнул на середине такта — и заиграл что-то протяжное, щемящее. От чего тоже хотелось перестать думать, прямо сейчас. Впрочем, ангел и так не думал, просто потрясенно смотрел в желтые глаза напротив и продолжал обнимать своего демона… ангела на всех уровнях бытия сразу. Единственное, что ему оставалось, чтобы помочь Кроули не бояться. Помочь Кроули не бояться близости — показать ему максимальную близость. Азирафель держался за своего демона. Держал его и не выпускал. Потому что больше ему держаться было не за что.