***
В больнице всегда страшно находиться, постоянно есть чувство тревоги, ты никогда не знаешь что скажет врач выйдя из палаты. Мельтешащие туда-суда люди ни чуть не отвлекают, а только раздражают, запах медикаментов противно щекочет нос, а вид пациентов с разной степенью повреждений наводит страх еще больше. Как только я привез Чимина, его тут же забрали в палату, сказав мне не волноваться сидеть и ждать. Но кажется мои пряди уже поседели, жизнь сократилась лет на двадцать, пока я тут сижу и жду, не отрываю взгляда от белой двери за которой что-то происходит. Но ни кто ничего мне не говорит. Врачи заходят и выходят, у всех встревоженные взгляды. У меня содрогается даже седрце, я чувствую как оно неистовствует и ноет, внутри все обливается кровью, а снаружи слезы, горькие, холодные, такие безжизненные, они медленно катятся по моим холодным щекам и неприятно оседают на шее. — Кхм-кхм. — посторонний голос эхом отдается в ушах, из-за влажной пелены на глазах я вижу совсем не четко, но еще в состоянии узнать узнать человека в белом халате. — Как он? — Кем вы являетесь пациенту? — спросил врач просматривая в руках бумаги. Отчего-то мои руки задрожали сильнее, а голосовые связки скрутило, да так, что даже вздох причиняет боль. Какая разница кем я ему являюсь? Неужели так трудно сказать как он, пришел ли в себя? Зачем эти вопросы... На которые я сам не могу найти ответа. За все то время, что мы знакомы ни кто из нас не проронил ни слово о том, кто мы друг для друга и мне в общем-то было все равно, мы просто были рядом, дышали друг другом, как кислородом, было совсем не важно какие между нами отношения. Лишь сейчас я понимаю каким легкомысленным был. Хосок тогда правильно сказал. Я в ответе за него и за все что происходит между нами, потому что я старше, умнее и ответственнее, но как оказалось мой психологический возраст равен возрасту Чимина. — Самым близким человеком. — не знаю насколько это правда, но голову другие мысли не посещают. Нет слово мужчина, парень, любовник, не думаю, что являюсь кем-то из них, я просто человек, который для кого-то стал любимым. Не заметить порой звездочки и сердечки в глазах Чимина просто невозможно. — Ясно. Мы взяли нужные анализы. — начал лечащий врач. — У Чимина психическое расстройство на фоне гормональных сбоев. Но это не самое страшное. Проведя полное обследование, мы обнаружили раковые клетки в организме мальчика. Нарушение и давление гормональных клеток приводят к их некорректной работе, появлению опухолей. Необходимо пройти тестирование и провести МРТ. — Что? Раковые клетки? Да как такое может быть? Это же не появляется по щелчку пальцев, должны были быть симптомы, боль... — глаза застыли на мокром месте, а кулаки автоматически сжались по хруста в пальцах. Ни что никогда не бывает просто так, но я никогда не думал, что все может обернуться настолько серьезно. — Вы представились самым близким ему человеком, но говорите, что ничего не замечали? — Нет, он... Я замечал что-то неладное, он странно вёл себя в последние несколько дней, но я не думал, что все настолько плохо... — я идиот в геометрической прогрессии. — Что требуется от меня? — Сегодня ему нужен покой и крепкий сон, завтра мы проведём необходимые процедуры и посмотрим на состояние в целом. — Но что делать мне!? — Во-первых успокоиться, во-вторых терпеливо ждать и не поднимать панику. Вы понимаете, если больной привязан к вам, то чувствует все ваши переживания, а ему это сейчас ни к чему. — этот малыш больше не проронит слез, не из-за родителей, не из-за меня, он будет только улыбаться, уж я об этом позабочусь. — Да, я понимаю. Я могу увидеть его? Пожалуйста. — по нахмуренным бровям врача понятно, что моей просьбой он недоволен, да и не положено, потому что покой ему сейчас более чем необходим, но после пяти секундного наблюдения за мной и моим состоянием, он коротко кивает. В палате прохладно, но пахнет далеко не так мерзко, как в коридорах. Сквозь приоткрытое окно дует прохладный осенний ветер, насыщая комнату запахом вороха опавших листьев и приближающейся грозы. Некогда рыжие волосы треплет легкие порывы ветра. Здоровая слегка порозовевшая кожа, потеряла свой яркий оттенок, синяки под глазами стали заметнее, да и цвет лица в принципе не выглядит здоровым. Нет того солнечного блеска. Из него высосали последние капли краски, оставив только воспоминания. — Прости меня Чимин, я обещал всегда оберегать тебя, такое хрупкое создание, такой нежный цветочек... Прости меня... И пусть его краски уже не такие яркие, я никогда не променяю свое солнце, ни на самые долговечные лампочки, ни на яркие фонари. Буквально падая на колени перед умиротворенным лицом спящего парня, я снова роняю слезы. Соленые капли опадают на все еще пухлые щечки и я тянусь к лицу, чтобы смахнуть ненужную влагу, но так и замираю с протянутой рукой, потому что он смотрит. Следит за моим каждый движением и вздохом, а после вновь прикрыв глаза, улыбается. Я смотрю на него и не знаю, что меня привлекает больше. То ли его широкая улыбка, то ли глаза-полумесяцы, то ли загорелая медовая кожа. Ребёнок солнца, пусть даже на больничной койке, он по прежнему выглядит прекрасно. Я все же касаюсь его гладкой кожи и провожу по ней тыльной стороной ладони. Пак Чимин, словно мягкое розовое облачко, такое же нежное и пушистое. С Чимином приятно находиться рядом, каждое его касание что-то перемыкает в мозгу и ты хочешь еще, еще этих нежных и теплых ладоней, каждая его улыбка взрывает тысячи созвездий, что сотканы внутри тебя между собой, как самая новейшая система в компьютерах. Он явно не из этого мира.***
Идти домой я конечно же не стал и до самого утра просидел у палаты Чимина, внимательно наблюдая за каждым кто заходит в помещение. В районе девяти утра к кабинету подошли мужчина и женщина средних лет, я бы мог предположить кто это может быть, но не хочу ошибаться. Уверен только, что эти люди не внушают ни какого доверия. Я сижу тихо, почти не подавая признаков жизни, желая чтобы они даже не знали о моем существовании. Уже знакомый мне врач подходит к пришедшим и как только они называют свои имена их впускают в палату. Отдаленно слышаться их разговоры, периодические крики и резкие слова в адрес ослабшего Чимина, который только наверняка проснулся. Кулаки сжимаются автоматически, но ворваться в помещение будет не лучшим моим решение, хотя очень хочется. Ведь там Чимин. Мой Чимин. — Что ты так на меня смотришь? — родители Чимина появляются спустя несколько минут и не стесняясь посторонних начинают выяснять отношения. Кажется это для них не ново, по рассказам Чимина это происходило каждый день. — Делай что хочешь, у меня нет денег на его лечение! Он как был балластом, так им и остался. На кой черт мы забрали его из детдома? Я говорил, что это плохая идея! — детдома? Неужели он... — Потому что я хотела ребёнка и ты тоже хотел! Что он тебе надоел? Игрушка? Поиграл в папу и надоело, много проблем стало, да!? — женщина вроде и выглядит расстроенной, но в ее голосе столько стали и желчи, что даже слушать противно. — Да когда мне было играть? Если ты не заметила, я все время был на работе! — грубый голос раздается эхом о стены напрягая мои барабанные перепонки. Так хочется закрыть уши и уйти куда подальше, но тема их спора уж слишком важна для меня. И я прекрасно знаю, что поступаю бестактно, подслушивая чужие разговоры, но и эти люди особыми хорошими качествами не обладают. — Только что-то толку от этого не было и сейчас не прибавилось. Ты сейчас вообще безработный. На что теперь жить и на какие деньги оплачивать лечение Чимина? — Знаешь, что? Забирай его! Я не могу вас обеспечивать, тебе вечно не хватает денег, а этот ребёнок доставляет одни проблемы! — Хочешь все оставить на меня!? Да ты... — женщина не договаривает ответных слов в сторону мужа, так как пришедший врач просит их удалиться. Хм, давно пора. — Прошу вас покинуть помещение, вы нарушаете покой больных. — Слышала, ты нарушаешь покой не только в нашей семье! — Это я нарушаю.!? — остальное я уже не слышу, да и их препирания не имеют значения, самое главное я услышал и Чимин за дверью наверняка тоже. Зайдя в палату я встречаюсь с заплакаными красными глазами, в которых читается все. И обида и боль, разочарование, страх и мольба о помощи. Не отрывая от меня глаз он приподнимается и принимает сидячие положение. Рука выглядывает из под белоснежного одеяла и тянется вперед, но сил настолько мало, что она тут же падает обратно, вот только я успеваю ее перехватить сжать в своей. Очередной соленый водопад и трясущееся тело рядом, влажные руки не находят места, касаются везде, цепляются на края кофты, вплетаются в мои поседевшие волосы и замирают. — Юнги-хен я не хочу к родителям, не хочу домой. — хриплый шепот, попытка произнести хоть что нибудь. — Ю-юнги прошу не отдавай меня. — Чимин прижимается ко мне щекой, трется о нее, как котенок ища тепла и защиты, неосознанно ведет губами по моим обветренным и всхлипывает при каждом вздохе. Я придерживаю его голову и склоняю к своей, сталкиваю нас лбами, а после смазано целую его в уголок губ. — Не отдам. Но ты же понимаешь, что я не могу тебя украсть? — Чимин отчаянно качает головой. — Укради меня, пожалуйста, Юнги! Укради! Я не хочу чтобы... — я легонько прикладываю ладонь к его губам и тот замолкает заинтересованно смотря на меня. — Чимин, подожди, успокойся. — он кивает и тяжело вздыхает, от чего слезы собравшиеся на глазах катятся по щекам. — Тебе нужно поспать. Мы что-нибудь придумаем, обязательно. Вскоре Чимин заснул, а я как страж охраняю его покой и крепкий сон. Ведя рукой по ярким волосам, я не могу выкинуть из головы слова его «родителей». Он их приёмный сын? Теперь понятно, почему было такое скотское отношение к ребёнку, ни капли любви и даже попытки на это. Вся эта ругань и крики, держу пари, это началось ещё когда он был совсем маленький. Но несмотря на все это, Чимин вырос достойным человеком, умным, воспитанным, с богатым спектром эмоций и чувств, которые он не боится прятать, открытый, добрый и честный, маленький гений, говорящий иногда такие потрясающие вещи, которые вводят меня в ступор и изумление. Он всего достиг сам, такой самостоятельный цветочек, но за этим цветочком нужен уход и любовь, иначе он зачахнет. Лепестки засохнут и опадут, пышный бутон закроется и больше не даст о себе знать, так и останется запертым, пока не умрёт. Его так называемые родители сдадут его обратно в детдом. Я не могу этого допустить. Он не выживет там. Ему нужны лекарства, ему нужно находиться в покое, ему нужен кто-то рядом. Я буду не в силах его оставить. Я не хочу чтобы этот прекрасный цветок потерял свою ценность, хочу чтобы он сладко жил в моей оранжерее, целый и здоровый, мой. Есть одна очень опасная и рискованная мысль, но я не могу ничего предпринять в одиночку. Чимин не игрушка, которую передаривают друг другу, он человек, личность, у которого есть свои желания и свое слово и я к нему прислушаюсь. — Я постараюсь сделать все что в моих силах. — мой шепот не тревожит сладкий сон, возможно даже успокаивает, потому что Чимин перестал трепетать ресницами и расслабился, повернувшись боком ко мне. — Спи мой цветочек. — мои шершавые губы соприкасаются с его гладкой тёплой щекой и я не в силах оторваться, даря ещё несколько лёгких поцелуев. Сквозь сон он улыбается и я улыбаюсь вместе с ним, иначе ни как. У нас ещё не было ни одного полноценного поцелуя, у меня не было возможности ощутить его губы на своих. Они все ещё розовые, слегка влажные, гладкие и мягкие на вид, как будто пропитаны нектаром, вот только я не знаю какого вкуса. И сейчас, как бы мне сильно не хотелось, я не могу украсть его возможно первый в жизни поцелуй. Я хочу чтобы он знал, видел и по настоящему почувствовал настоящий поцелуй, мой поцелуй. Когда-нибудь обязательно я дам ему понять и впасть в то самое необычайно-волшебное чувство эйфории, ну а пока пусть спит.***
Сон прерван скрипом двери в больничный кабинет, громким вздохом и недовольным перешептыванием. Сразу поняв кто заявился, я подрываюсь с места и одновременно бужу Чимина, что каким-то образом улегся на моей руке и продолжал всю ночь сладко сопеть, пока я скрючившись сидел рядом на стуле, зато рядом. Чимин трёт глаза и смотрит на вошедших родителей. — Чимин мы... — Не надо. — произносит он хриплым и все еще сонным голосом. — Я все знаю. — я вижу, как он мучается, сжимает кулачки стараясь не заплакать. — Оставьте меня, пожалуйста, уйдите. — Неблагодарный щенок, мы тебя из ямы достали, вырастили, а ты ещё и хамишь! Надо было тебя ещё раньше вернуть обратно. На кой черт его оставила Сона? — с самого начала спокойный взрослый мужчина теперь повышает голос, от которого Чимин дергается, а у меня появляется дикое желание ему врезать. Чимин комкает в руках одеяло и не поднимает глаз, а через пару секунд я замечаю как на белых простынях появляются влажные капли. Слезы. — Потому что... — Перестаньте! — слова сами вырвались, а некогда тихий и спокойный голос стал резким, от чего дернулся и Чимин. — Вы не видите до чего его довели? Из-за вас он страдает тяжёлым заболеванием и это серьёзно, он может умереть. Неужели вы не понимаете? — Ничего не могу сделать, у меня денег на его лечение и... — похоже его это совсем не волнует, как и якобы «мать» Чимина. Мне придется пойти на отчаянный шаг. — Оставьте это мне. — некогда жуткая атмосфера сменилась гробовой тишиной, сквозь которую я слышал резкие, но хриплые вздохи Чимина. Я смотрю на людей, что стоят напротив и только сильнее злюсь, потому что не один мускул на их лице не дрогнул. Им все равно, плевать, они меня даже не знают, и им действительно нет дела до того, что будет с их сыном. — Что? — он щурит глаза в недопонимании и скрещивает руки на груди высоко подняв голову. Пусть он почти на две головы выше меня и на его фоне я кажусь просто каким-то ребенком, но мне как-то плевать, за свои слова я умею отвечать и отступаться от них я не собираюсь. — Я предоставлю деньги на лечение и возьму опекунство на себя. — Что? Да кто ты... — женщина выходит из-за спины мужа и двигается на меня, подобно танку, но крепкая рука ее мужа останавливает ее на пол пути. — Сона подожди. С чего вдруг? Зачем он тебе? Я знаю конечно что педофилия это не ново, но не думал, что... — стереотипы. Ни куда ты о них не денешься и если я... И если я хочу остаться с Чимином мне придется часто это слышать в свой адрес. Сейчас я понимаю, что это не имеет никакого значения. Пусть осуждают, пусть говорят гадости в мой адрес и тому подобное, но этим людям я Чимина не оставлю и защищу его от нападков других людей, которые думают, что он недостоин хорошей жизни. — Хотя знаешь, мне все равно. Действительно все равно. Делай с ним что хочешь. Насилуй в ванной, или где вы это обычно делайте, я не знаю. — его слова как нож по сердцу, даже для меня. Говорить такое о человеке о котором заботился и растил, прямо на его глазах заявить, что ты ему не нужен. Каким же ублюдком надо быть, чтобы такое делать. — Вот бумаги. — Минхо стой, ты что... — вместо ответа на возражения жены, он пихает мне в руки бумаги и зацепившись глазами за первые строки, я понимаю, что это договоренность на усыновление Чимина. — Его вещи заберешь сегодня, потому что завтра в моем доме их уже не будет. Удачи. — махнув рукой он толкает жену к двери, а после и сам скрывается за ней, ни раз не посмотрев на сына, у которого до нервного срыва один шаг. — Юн-Юнги... — Чимин зовет полушепотом, захлебываясь в собственных слезах, снова. Бросив бумаги на пол, да так, что они разлетелись по помещению, словно осенние листья, я подлетел к Чимину, в глазах которого кажется уже утонула целая вселенная. — Тихо Чимин, ну все маленький, успокойся. — я прижал его к своей груди так сильно как только мог, обнимая за подрагивающие плечи при каждом новом потоке слез. — Юнги-и больно. — Что, где больно? — я тут же отстранил его от себя, да бы узнать что не так. Он смотрит на меня красными глазами, слегка опухшими и укладывается ладонь на место, где бьётся сердце. — Вот здесь, очень-очень больно. — он сжимает ладонь и всхлипывает, от чего моё сердце просто крошиться на мелкие кусочки. Просто вдребезги. Я не понимаю, почему такому как он достались такие страдания. Мало того, что лишился родителей в маленьком возрасте, так ещё и нынешние от него отказались, всю жизнь обращаясь с ним, как с предметом, а потом бросили. Чимин ничего плохого в этой жизни не сделал, он ещё ребёнок, о котором нужно заботится и кому нужна поддержка, потому что жизнь всегда преподносит сюрпризы и у тебя обязательно должен быть тот, кто согреет тебя своим теплом и скажет, "все хорошо". И пусть кто-то в это не верит и скажет, что это все пустые слова, но я вам скажу, что нет ничего лучше объятий близкого тебе человека, боль могут заглушить любимые прикосновения, родной запах сидящего рядом, его дыхание и стук сердца, который отчётливо слышишь, потому что между вами нет расстояния. Я знаю не понаслышке. В объятьях любимого человека ты одновременно и дома, и на краю Вселенной. — Хочешь я заберу твою боль? — говорю я достаточно тихо, ведя руками по молодому телу. — Знаешь, мне родители ещё рассказывали, что поцелуи забирают все боль и плохое настроение. Ммм... Хочешь я тебя поцелую? — и Чимин кивает, осторожно хватаясь пальцами за мою рубашку. — Тогда закрой глаза. — и он послушно опускает веки, а по щекам мелким водопадом льются слезы. Я облизываю губы и с бешено бьющимся сердцем наблюдаю, как Чимин в точности повторяет моё движение, даже не открыв глаза. Положив руку ему на шею, я касаюсь пальцами пушистых волос на загривке, после чего слышу судорожный вздох, и касаюсь слегка приоткрытых дрожащих губ. Приподняв слегка подбородок я нежно целую его сахарную верхнюю губу. Целую не спеша, осторожно прижимаясь к алым безумно мягким губам, затем обхватываю нижнюю чуть посасывая и чувствую как он не спеша двигает губами прижимаясь к моим очень осторожно. Отстраняюсь и целую в центре, а затем ещё и ещё. Чимин тянется вперёд, смотрит яркими глазами-пуговками, а затем берёт моё лицо, сжимает щёки маленькими ладошками и льнёт к губам сильнее. Он целует неумело, нежно касается моих губ, как будто ласкает хрупкие лепестки цветов, так аккуратно и не отстраняется, когда я углубляю поцелуй, заставляя его почувствовать ту неземную эйфорию, от которой содрогается сердце. Кажется сегодня звёзды светят ярче.