Педофил-романтик

Чимин сломался, как хрупкая кукла. Сломался так сильно, что осколки его почти видны под ногами. Они причиняют боль, изрезают изнутри, а в глазах пустота и застывшие холодные слезы. Безэмоциональное выражение лица пугает и Хосока, который пытается до него достучаться, но Чимин как будто не здесь, не в этой комнате и кажется даже не в этом мире. Обитает в своём придуманном мире, где за окном никогда не бушует метель, где нет огромного мегаполиса, что поистине пугает своими размерами и зажимает в клетке, где нет чувства тревоги и одиночества, потому что всегда есть. В настоящем мире его нет. Чимин беззвучно повторяет его имя, тихо, но с такой отчаянно мольбой, что кажется сердце не выдержит и расколется, будто тело покрыто осколками и они медленно подплывают к сердцу, ещё чуть-чуть и ничего в нем живого не останется. Сердце перестанет биться и закрыв глаза он увидит Юнги, таким каким он видел его в последний раз. — Чимин прошу очнись, посмотри на меня. На меня, а не сквозь! —Хосок пытается встряхнуть его и вернуть человечность, но брюнет (теперь) молчит. — Юнги не уехал навсегда, он скоро вернётся. Он ведь тебе рассказал. Понимаешь это очень важная поездка, она спасёт тебе жизнь. Слышишь? Тебя вылечат, все будет хорошо. —Чимин медленно моргает глазами, будто в замедленной съёмке и подняв голову, сипло шепчет. — Юнги-хён..? До Юнги не дозвониться, загружен работой, о чем писал с утра, но Чимин так отчаянно желает его рядом. Хосоку страшно, он никогда с таким не сталкивался, он никогда не видел, чтобы человек, так сильно зависел от другого, как цветы в глотке воды и солнечных лучей. Чимин медленно умирает, что-то в его мозгу щёлкает и он замирает. Шестерёнки крутятся и он может убежать, а потом спокойно вернуться и сказать, что уходил в комнату к Хёну, чтобы надеть одну из его кофт, потому что посчитал что так в этот момент нужно. Он чувствует все. Чувствует как его сжирает страх, но ничего не может с этим поделать. Раньше было легче, раньше было все равно. Ты живёшь или существуешь. Было неважно, сейчас важно.

***

Я знал, что это поможет, я знал, что эти деньги пойдут на лечение и Чимину проведут операцию, которая по словам врачей должна устранить дефект, но я не знал, что будет так тяжело взять и уехать. Я не мог взять его с собой, как бы отчаянно того не желал. Каждые несколько дней ему нужно появляться в больнице, на проверку состояния, о чем я лично просил сообщать мне врача. Но как бы все не было хорошо, я чувствовал, что что-то было не в порядке, сердце ноет, в голове гул и шум, но я упорно склоняюсь над чертежами и веду проект на листке бумаги к завершению. Заказчик, которого я встретил в тот день, оказался весьма влиятельным человеком из Флориды, что находится в Сеуле в поисках вдохновения для новой дизайнерской коллекции одежды, а так же как выяснилось позже, по просьбе своей жены, которая почитает Азиатскую экзотику ланшафтов. Был заключён контракт на весьма хорошую круглую сумму, за которую в течении месяца я должен оформить новый купленный ими участок, сделав из него  с помощью растений, садовых аксессуаров и частей природного ландшафта превратить в украшение все имеющиеся на участке недостатки, создав при этом гармоничную и уютную атмосферу, яркую, но не броскую, по просьбе его жены. Отказаться я не мог, да и не было смысла, вот только не подумал о том, что мне нужно уехать на целый месяц во Флориду, за 19 539  километров от Чимина. В какой-то момент я застываю посередине работы и сгораю от желания поцеловать каждую клеточку чиминовой кожи так нежно и трепетно, что просто неистово щемит в груди, потому что нельзя любить кого-то так сильно. Я полюбил то самое запретное, что заставляет сердце пропускать удары, того, кто однажды сказал мне, что я хороший, лишь потому что у меня бьётся сердце, таким робким и нежным голосом, что не сломался с возрастом, что стал только слаще. Я никогда не говорил ему, как понастоящему влюблен в его маленькую усыпанную звездами вселённую в глазах, как люблю эти звезды, что превращаются в сверхновые, взрываются, горят, когда я подхожу ближе, когда беру за руку, когда целую. Я влюбился в его робость и невинность, он ребёнок с ещё чистой ничем не испорченной душой, так искренне смотрящий своими глазами в мои, всегда. Я так влюблен в его детский восторг, особенно в те моменты, когда мы видились и он с искрящейся улыбкой рассказывал о своих достижениях, новых открытиях, как обычно делают дети позновая что-то новое, а я в ответ говорил какой он молодец и целовал в макушку, бывало он подставлял щёчку и в наглую указывал на неё пухлым пальчиком, а потом смущённо прижимал туда ладошку. Так давно нужно было все рассказать. Наконец сказать то, что он так желал услышать хоть от кого-то, ведь я знаю, как ему было тяжело, как его дразнили и обижали, не обращали внимание и как всем было плевать, что он чувствует. И я хочу сказать ему, что люблю, сильно, понастоящему, настоящей любовью и пусть это странно будет смотреть в нашем современном обществе, но я буду знать, что эти слова сделают его счастливым, а я только этого и желаю. Чимин часто просыпается по ночам. Раньше он всегда спал один, ему было тепло, ему не казалось что в темноте кто-то есть и смотрит на него, он не замечал звуков ветра и шума проезжающих машин за окном, сейчас же каждый звук, буть то настоящий, или же в его голове, отрывает его от Морфея и заснуть потом трудно. Ему стоило один раз проснуться в любимых руках и теперь без него покой утерян. Он понимает что Юнги далеко, что он не может взять и приехать к нему, понимает что все, что он делает, это для него, все посвящено ему, но Чимин эгоист и желает Юнги здесь и сейчас. Он наворачивает круги по квартире, пока не натыкался на банку какао на кухне, которое они любили выпивать вечерами, когда уставали после работы или учёбы, когда не хватало тепла и решая хоть как-то растопить сердце, Чимин достаёт кружку. « Как ты?..» Приходит сообщение ближе к 5 утра. « Прости, я знаю, что ты сейчас спишь, помню какой ты соня и до десяти не вылазеешь из под тёплого одеяла...» Он не спит, но одеяло волочет с собой по квартире, наслаждаясь едва уловимым запахом Хёна исходящего от мягкой ткани. «...Но мне...но я так скучаю. Я работаю как обычно, ничего не изменилось, лишь факт того, что я больше не погружен в работу с головой, не вкладываю в неё частичку своей души, потому что все принадлежит тебе. Я думаю только о тебе. Как ты? Скажи, что все хорошо, пожалуйста. Я разговариваю с врачами, которых ты посещаешь, но не до конца им доверяю, лишь твой взгляд, вздох, слово, может сказать мне все. Прошу, как только проснёшься и увидишь это сообщение, напиши мне как твои дела, позвони, я отвечу, уделю тебе все свое свободное время, лишь бы ты улыбнулся. Я скучаю по твоей улыбки Мини.» Кружка с недопитым какао выскальзывает, как и телефон из дрожащих рук. Не в порядке. Так и хочется прокричать, написать, или лично позвонить и сказать. Чимин роняет слезы на ладони, вспоминая, как часто плакал перед Хёном, как тот успокаивал, но в его глазах он всегда замечал грусть и тревогу сквозь натянутую улыбку и самому от себя становилось гадко. Чимин себя ненавидит. Ненавидит и жалеет, что заставляет так переживать человека, мучиться, горбатиться на работе ради чего... Ради какого-то мальчишке, что попался ему по чистой случайности в парке? Которого... Которого он теперь целует по утрам и готовит завтрак, который согревает в объятиях, который усыновил, забрал к себе под надёжное крыло подобно архангелу, но любит, как свою вторую часть души, как своего дорогого сердцу человека! Чимин истерично плачет, кричит в подушку. Дрожащими ладошками тянется к телефону, перечитывает одно и тоже сообщение по нескольку раз и только потом размазывая слезы по экрану, пишет. « Всё хорошо. Только очень скучаю. » Ответ приходит моментально и слова которые написанные на экране будоражат хрупкое сердце, усиливают грудную боль и новый солёный водопад. «По приезду я не выпущу тебя из своих объятий. Я запру нас дома, всецело отдам себя тебе и буду шептать на ушко то, что чувствую все время, когда ты рядом.» От улыбки сквозь слезы уже болят щёки, внутри все искрит и содрогается, и Чимину, зачарованному этим чувством хочется поделится со всем миром, что он чувствует к этому человеку, как он любит. Предвкушение встречи греет душу. Он будет ждать подобно Хатико, но дождется и когда наконец увидит побежит через весь аэропорт и запрыгнув с разбегу сладко зацелует промурлыкав «Люблю.» Так он и рассказал Хосоку, и тот подумал, что все пришло в норму, Чимин перестал смотреть в одну точку, во взгляде не было глубинной пустоты и даже появился аппетит, но спустя несколько дней Чимин пропал.