Dynasties

В последнее время Локи просыпался в холодном поту. Ему снились поражение в Мидграде, Халк, Читаури, Танос. А еще его мучило нехорошее предчувствие. Стены стерильно белой камеры спокойствию не способствовали, и долгими днями Локи изнывал от тоски и скуки. Доводить остальных пленников до белого каления и смотреть, как они бьются пустыми уродливыми головами о волшебный барьер, пытаясь достать его, Локи надоело уже через неделю, книги он все прочел, мать приходила нечасто и ненадолго, потому что Один запрещал, а больше развлечений тут не было. Вальяжно развалившись в глубоком кресле и подперев голову рукой, Локи лениво ловил глазами золотые отблески магических рун, то и дело мелькавших на барьере. Затем смотрел на свои руки в браслетах, пожиравших его магию, и безнадежно вздыхал. Он отказывался признавать безвыходность своего положения. Но каждая попытка придумать способ обмануть барьер заканчивалась крахом и ухудшением его и без того скверного настроения. Он ложился спать злой, как Суртур, а потом все начиналось по-новой. Однако этот день пошел для Локи по неожиданному сценарию. Дверь на нижние уровни отворилась. По коридору темницы послышались торопливые шаги. Локи вытянул голову, заинтересованный неожиданным визитом. В поле его зрения появилась улыбающаяся Фригг, а за ней неторопливым шагом в простой песочной рубашке и охотничьих штанах шествовал Тор. — Мама, брат, — Локи встал, нарочито учтиво кланяясь. — Чем обязан таким неожиданным проявлением внимания к моей скромной персоне? — Не виляй, Локи, — сурово нахмурившись, сказал Тор. — У нас для тебя новость. — Приятная? — Локи сцепил руки в замок за спиной и принялся бродить по комнате. Его взгляд равнодушно скользил по уже приевшимся белым стенам. — Это уже сам решай, — улыбка Тора трикстеру не понравилась. Прямо как в детстве, когда Локи еще не был богом обмана, Тор всучил ему чернослив в шоколаде, обернутый в красивый яркий фантик. А Локи ненавидел чернослив всей своей черной душой. Вот и сейчас у него было чувство, что ему собираются впихнуть мерзкую на вкус, но красиво завернутую конфету. — Локи, — позвала его мать. Трикстер перевел взгляд на нее и, сам того не замечая, смягчился. — Один согласился изменить твое наказание. — О, он все же передумал и приговорил меня к четвертованию? — с притворной живостью проговорил Локи. — Тебе будет дарована свобода, — Фригг по привычке пропустила его колкость мимо ушей. Локи остановился на месте. В этот раз изобразить равнодушие у него не получилось, как он ни старался. С чего вдруг Один решил смилостивиться? Уж точно не по причине внезапно проснувшихся отцовских чувств. Значит, было в этом что-то другое. Какая-то выгода для царя Асгарда. — Условно, — добавил Тор, гаденько так улыбаясь. — Но магия твоя будет ограничена, — невозмутимо продолжала королева-мать. — Браслеты с тебя не снимут. Другого Локи и не ждал. Его магии боялись в Асгарде еще до событий в Мидгарде, что уж говорить про сейчас. Даже энхерии, сопровождавшие его на суд, время от времени косились на «железные украшения» на его кистях. Надо сказать, Локи это ужасно льстило. — И еще, — Фригг поджала губы, собираясь с мыслями. Она нервно теребила золотой закрученный локон, выдавая свою тревогу. — Смелее, матушка, — он хотел сказать это с иронией, но получилось как-то просяще и нетерпеливо. — Ты должен будешь жениться, Локи, — осторожно проговорила Фригг, окутывая его своим ласковым взглядом. Повисла звенящая тишина. Казалось, даже остальные заключенные затаились и притихли. Лицо Локи исказилось от гнева. Он напоролся на эти слова как на тысячи ножей. Волна магии, смешанная с сильнейшей яростью, которую за тысячу лет жизни он когда-либо испытывал, прошла от макушки до пят, высвободилась и отшвырнула всю мебель, которую Фригг так любезно ему предоставила. Шкаф с книгами с грохотом рухнул на пол, а стул влетел в барьер, отчего золотые руны расползлись по невидимой стенке как крошечные жуки. Фригг вздрогнула, механически отпрянув от барьера. — Такова цена... — Свободы? — Локи метнул взбешенный взгляд на Тора. Трикстер медленно обнажил ровные белые зубы. Казалось, он готов вцепиться ими прямо в могучую шею брата. — И кто же эта «счастливица»? — Локи посмотрел на приемную мать с прищуром, отчего стал больше похож на змею, чем на человека. — Принцесса Сигюн из Ванахейма, — Фригг еле удержалась, чтобы не зажмуриться, когда глаза её сына пугающе сверкнули. Локи шумно вздохнул. Ноздри его широко, возмущенно раздувались. Правую щеку вдруг больно засаднило. Он не помнил лица девчонки, лишь ее белые, как стены его темницы, волосы. — Дикарка из Ванахейма? — выплюнул он, искривив губы в оскале. — И что же мне с ней делать? — голос его звучал угрожающе спокойно. — Одеваться в шкуры животных, обсуждать посевы и доить коров? — Локи поднял отшвырнутый магией стул, бесшумно поставил его и утрированно вальяжно сел. — Я, пожалуй, откажусь. — Да как ты смеешь, неблагодарный змееныш! — голос Тора раскатился по темнице как гром. Одинсон подступил к клетке Локи, почти утыкаясь кончиком носа в барьер. В ярко-голубых глазах плескалась праведная ярость. — Тор, — испуганно шепнула Фригг, хватаясь за твёрдое плечо сына, но Тор не дался. — После всего, что ты сотворил, к тебе проявляют милосердие, а ты воротишь нос и ноешь как младенец! Да любого другого за твои злодеяния казнили бы на месте. Но ты мало того, что жив, — Тор сузил глаза, смотря прямо Локи в лицо. — Тебе предлагают свободу и прекрасную девицу в придачу. И ты смеешь устраивать цирк. А знаешь, почему над тобой решили смилостивиться? — вкрадчиво спросил Тор, тяжело и часто дыша. — Потому что она, — он размашисто указал на мать, — попросила. Она умоляла отца о прощении. Она не спала ночами. Она украдкой утирала слезы, когда вспоминала, что её сын приговорен к пожизненному заключению. Она не находила себе места. И эта женщина сейчас стоит перед тобой, а ты смотришь ей в глаза и как последний кретин разыгрываешь комедию! Локи никогда еще не видел в глазах брата столько осуждения. Казалось, каждый волосок на его теле не одобрял Локи. Трикстер держался по-королевски спокойно, однако взгляда поднять не смел. Тор понял, что все же сумел добраться до глубоко спрятанной в самый темный угол его души совести. — Я никого не просил о помощи, — тихо проговорил Локи, поднося согнутый палец к губам. — Но тебе ее оказали, — Тор уже не кричал, но злость все еще неспокойно клокотала в его груди. — И если в тебе осталась ещё хоть капля совести, хоть капля любви к своей семье, — Тор осёкся, — к матери, то ты заткнешься и примешь эту помощь. Или оставайся гнить в темнице и будь уверен, что ничто и никто тебя отсюда больше не вытащит. Громовержец круто развернулся и по-военному размашистым шагом пошел к большим железным воротам, отделявшим золотой и прекрасный Асгард от темных и скудных коридоров темницы. — Локи, — почти шепотом позвала Фригг. От ее лица отхлынула вся кровь. Она стала такой бледной, что едва не испарялась. В голубых глазах стояли слезы, которым она не позволяла пролиться. Когда Локи встретился с ней взглядом, ему показалось, что накрутить все его органы на штопор было бы гуманнее. — Она славная девушка... Трикстер остановил её жестом, и она послушно замолчала, сглатывая колючий ком, что раздирал ей горло. — Мама, — голос его звучал бесцветно. — Если ты позволишь, я хотел бы побыть один и все обдумать. Фригг поспешно закивала, выпрямляясь и складывая руки на животе. — Вечером Один придет за ответом, — сказала она через плечо напоследок. — Ответ будет, — уверил её Локи, отворачиваясь. Она снова кивнула и скрылась, оставляя его одного со своими мыслями.

***

Ветер бросился Фьёльниру в лицо, застилая глаза. Все, что он видел перед собой — белое пятно, петляющее среди стройных станов деревьев. А еще он слышал смех, звонкий и чистый, как ручей, плавно обтекающий цветные речные камушки. — Отстаёте, принц Фьёльнир! — крикнуло пятно женским голосом, и Фьёльнир пришпорил коня. Варли, его вороной конь с белой проточиной на вытянутой морде и с коротко постриженной гривой, был могучий и выносливый. Он мог одним копытом растоптать десятки врагов, выдержать множество тяжелых ударов, не пошатнувшись, и вытащить своего хозяина с поля боя невредимый. Однако для скачек наперегонки он был совсем не предназначен. Неповоротливыми боками он едва не врезался в шершавые стволы, а ноги его вязли в грязи и путались в ветках, почти рискуя переломаться. Агвид, конь Сигюн, был меньше и слабее Варли в два раза, но при этом он был таким вертлявым и быстрым, что во всех девяти мирах вряд ли найдется кто-то шустрее и проворнее этого демона. Он обогнул поваленное, заросшее мхом дерево и ловко перепрыгнул (все равно что вспорхнул) узкую речушку. Сигюн обернулась, оттягивая Агвида за поводья. Фьёльнир уже прилично от нее отстал, и потому она решила подождать его, чтобы не разминуться. Сейчас они были в лесу только вдвоем и разделяться было небезопасно — племенные народы могли выйти охотиться. Сигюн наклонилась погладить угольно-черную гриву своего любимца. Агвид довольно зафырчал, отвечая на прикосновение. День в Ванахейме выдался пасмурным, а вдалеке слышались раскаты грома. Тяжелые серые тучи нависли над Ванахейским лесом, словно пытаясь раздавить его. В серых тонах надвигающейся грозы зелень казалась темнее и глубже. Она рокотала, перешептывалась, обнималась со свежим, влажным ветром, который раздувал зеленый парчовый плащ принцессы и трепал тонкие кремовые волосы. В неспокойном и темнеющем лесу Сигюн становилась похожа на фарфоровую куклу. Где-то рядом хрустнула ветка, и Сигюн вскинула голову, прислушиваясь и жадно оглядываясь по сторонам. Рокот копыт Варли слышался недалеко, и это немного успокаивало. Треск повторился снова. Сигюн сняла расписанный витиеватыми узорами лук, достала из колчана стрелу и заученными до совершенства движениями натянула тетиву. Тонкий серебристый наконечник смотрел прямо в центр пушистого орешника, чьи тонкие ветви шевелились явно не в унисон с порывами ветра. Круглые, серые, похожие на две крохотные луны глаза уставились на принцессу. Из своего укрытия прямо на протоптанную множеством копыт тропу вышла волчица. Агвид попятился назад и беспокойно фыркнул. Тощая, но темпераментная волчица ощетинилась и издала гортанный рык. Шерсть ее, слегка тронутая рыжиной, угрожающе топорщилась. Сигюн приготовилась к выстрелу, но тихий скулеж, раздавшийся у того же кустарника, остановил ее. У самых корней молодого орешника, откуда выпрыгнула волчица, на Сигюн смотрели еще три пары светящихся глаз. Смотрели настолько осмысленно, что Сигюн стало не по себе. Ей потребовалось сделать огромное усилие над собой, чтобы опустить лук. В груди неприятно и липко скользил страх перед острыми клыками и звериными глазами, но ванка смотрела в них прямо, не отрываясь. Волчица подняла воинственно опущенную голову, но сохраняла бдительность. Из корней, шевеля серо-рыжими хвостами, выкатились три волчонка и спрятались за тощими ногами матери. Носы их, мокрые и черные, то и дело с опаской поворачивались в сторону Сигюн и тут же прятались. Волчица, не отрывая взгляда от принцессы, бесшумно пересекла тропу, а ушастые волчата помчались за ней, путаясь в собственных лапах. Мать отвернулась от Сигюн, только когда все ее дети скрылись за деревьями в тени леса, и юркнула вслед за ними. — А могла бы заполучить в свои покои новый коврик, — Фьёльнир нагнал Сигюн, провожая взглядом исчезнувший в лесной темноте хвост. — Зачем мне такой облезлый? — Сигюн ловко повесила лук на плечо и улыбнулась Фьёльниру. Когда Сигюн улыбалась, Фьёльнир думал, что, если бы она не была его сестрой, он бы женился на ней не раздумывая. В его персональном листе самых красивых женщин девяти миров Сигюн занимала почетное второе место (сразу после матери). Внешность у нее была совсем нетипичная для ванки. В роду у отца когда-то давно жили альвы, и прятавшиеся в нем альвийские гены вдруг пробудились в Сигюн, делая ее кожу белой как снег, а волосы серебристыми. Взгляд ее голубых глаз, огромных, как у вечно удивленного ребенка, смотрел на мир с жадностью, свойственной людям, любившим жизнь. — Тучи сгущаются, — сказала она, задирая голову и смотря на угрожающе чернеющее небо. — Нужно вернуться в замок, прежде чем мы с тобой промокнем до нитки, — она покрепче схватилась тонкими руками за поводья и подняла Агвида в галоп. — Догоняй! — весело крикнула она через плечо, и волосы, закрученные в колечки, подпрыгнули за ее узкой спиной. Фьёльнир вздохнул и похлопал своего коня по шее. — Попробуем хотя бы не так сильно от нее отстать, как в прошлый раз, — сказал он, наклоняясь к уху животного. Оно дернулось, и Фьёльнир расценил этот жест как знак согласия. — Давай, братец! Фьёльнир и Сигюн довольно часто выбирались в лес, чтобы потренироваться в стрельбе, поохотиться или просто побродить среди зелени вдали от каменных стен замка. Нередко подобные вылазки заканчивались соревнованиями. И хотя Сигюн понимала, что Фьёльнир частенько ей поддавался, побеждать было приятно. Когда высокие стены замка стали проглядываться сквозь редеющие стволы деревьев, небо над лесом треснуло, и грянул сильный ливень. Сигюн крепче взялась за поводья. Черные копыта Агвида быстрее захлюпали по намокшей земле. — Хей! Быстрее! — крикнула она, но голос ее разбился о толстую пелену дождя и растворился в ней. Дорога вывела ее к баснословно большим дубовым воротам. Она подняла глаза на верхнюю башню, в окне которой блеснули серебряные доспехи. Страж ворот, завидев приближающуюся принцессу, махнул рукой через плечо. Медленно и тяжело, разбрызгивая грязь и лужи, ворота отворились, и Сигюн ворвалась во двор замка, как стрела, выпущенная рукой искусного охотника. Фьёльнир верхом на Варли въехал следом. Железные ставни снова возмущенно заскрипели. Ворота закрыли за их спинами. Благодарно махнув стражу рукой, Сигюн спешилась и быстрым шагом повела Агвида в денник. Его совсем недавно подбили, и потому тут стоял приятный запах соломы и яблок. — Я снова победила, — весело сказала Сигюн Фьёльниру, заводя Агвида за ограду и стаскивая с его спины седло. — Только потому что я тебе поддался, — заявил Фьёльнир, снимая с плеч тяжелый, до нитки промокший плащ. От воды кожа его блестела, а в приглушенном медовом свете и среди древесных стен еще и казалась золотой. Фьёльнир вырос завидным женихом. Широкие, хорошо очерченные скулы, острый подбородок, большие голубые глаза и по-детски припухлые губы выдавали в нем аристократа, всю жизнь свою прожившего во дворце. Он был высокий и стройный как кипарис, а голос имел такой мелодичный и приятный, что можно было легко потерять нить разговора, заслушавшись. — Ну да конечно! — усмехнулась Сигюн. Уж в чем, а в гонках верхом ей и её Агвиду не было равных. Это она знала точно. — Пошли скорее в замок, — на ее реплику брат лишь улыбнулся. Он тоже снял седло со своего коня и кивнул к выходу. — Наверное, нас уже ищут. Уверен, леди Хильд устроила ураган похлеще того, что на улице, — и после этих слов над крышей разразился гром, словно бы огромный великан колотил своими кулаками в небесный купол. — Ты ведь опять сбежала с ее урока. — Я столько раз говорила, что не хочу заниматься магией, — принцесса поморщилась. — Это скучно и выматывающе. Но меня будто не слышат. Мое слово ничего не значит. Они вошли в замок. Шаги их эхом отражались от мраморного пола, ударялись об огромные дугообразные окна и растворялись где-то у высокого расписного потолка. — Многие кладут свои жизни на кон, чтобы получить дар, который достался тебе от рождения, — Фьёльнир пятерней растрепал мокрую шевелюру. — И однажды он сослужил тебе службу. — Это было так давно, — Сигюн мотнула влажной белой головой, тяжело вздыхая. — И порой мне кажется, что это была ошибка или чья-то шутка, что в мышь обратилась не я сама, а кто-то обратил меня в нее. — Отец и мать будут недовольны из-за того, что я опять взял тебя с собой, — Фьёльнир угрюмо нахмурился. — Если бы ты не брал меня с собой, то королевский двор умер бы от голода, — она обняла Фьёльнира за руку выше локтя. Смешинки заплясали в ее глазах. — Я приношу больше дичи, чем любой другой охотник из твоей свиты, — и Сигюн легонько тронула пальцем тонкую тетиву, прижимавшуюся к ее плечу. — Неправда! — весело возмутился Фьёльнир. — Кто убил медведя в прошлый раз? — и не дожидаясь ответа, Фьёльнир указал на себя большими пальцами. — А кто его заметил и ранил, сделав легкой мишенью для тебя? — копируя его манеру, Сигюн указала на себя и громко рассмеялась. Они свернули за угол в коридор, ведущий в покои принцессы. Фьёльнир вызвался довести ее до самых дверей. Но не успели они ступить и шагу, как им навстречу, словно коршун, вылетела старая, завернутая в шерстяные шали и платки леди Хильд. Сигюн ее внешний вид всегда смешил, на что наставница хмурилась и говорила, что когда Сигюн станет старой, как она, то непременно поймет, каково это — жить с вечно холодными костями. Вот тогда-то придет очередь Хильд смеяться. — Несносная девица! — Хильд сердито махнула руками, отчего еще больше стала похожа на огромную птицу. — Опять сбежала! Не жалеешь свою старую добрую няньку, так хоть отца пожалей, — причитала она, качая морщинистой головой. — А что отец? — спросила Сигюн, насторожившись. — Искал тебя. Ходил угрюмый, чернее туч за окном, — она нахмурилась. — Сказал, чтобы я велела тебе прийти в тронный зал, где он будет тебя ждать, — тон ее смягчился и глаза как-то неспокойно блеснули. Дурные знаки. Но затем она уперла руки в бока и цокнула языком. — Миледи похожа на ощипанного мокрого цыпленка. Как нехорошо, — и она коснулась жилистыми пятнистыми пальцами слегка тронутых розовых щек Сигюн. — Леди Хильд, отец говорил что-нибудь обо мне? Я должен прийти к нему? — по виду Фьельнира можно было догадаться, что он тоже почувствовал что-то неладное в поведении отца. — Нет, мой принц, — леди Хильд мотнула головой, глядя на Фьёльнира с материнской нежностью. — Только принцесса. Фьёльнир коротко кивнул и подвел сестру к старой няньке. — Тогда передаю в ваши опытные руки, — он улыбнулся со всем присущим его красивому лицу очарованием. — Я зайду к тебе после, сестра, — шепнул он Сигюн, намекая на то, что после он намерен выпытать у нее все, что отец скажет. — Пойдём, принцесса, — Хильд потянула её в комнату. — Не приведи Один королева увидит тебя в таком состоянии. Сигюн бросила последний взгляд на удаляющуюся спину Фьёльнира и позволила себя увести. Хильд отмыла ее, высушила, одела, заплела ей длинную толстую косу. — Отец твой встревожен, — повторяла она время от времени, а затем бурчала что-то еще, но Сигюн не слышала. Угрюмость отца, которая черной тучей висела над ним уже не первый день, беспокоила Сигюн. Она пыталась разузнать в чем дело, спрашивала напрямую у Фрейра, у его приближенных, но все впустую. Король отмалчивался, а приближенные были озадачены не меньше. Несколько раз она порывалась спросить у Герд, потому что она точно была в курсе всех дел, но каждый раз останавливалась. С матерью у нее были, мягко говоря, прохладные отношения. Они едва ли разговаривали об обычных вещах, не то что о важных. И потому Сигюн забросила затею, решив что отец все расскажет сам рано или поздно. И вот время пришло, и Сигюн почему-то бросило в холодный пот, когда она подошла к большим расписным воротам тронного зала. Нерешительно толкнув дверь, она заглянула вовнутрь. Отец стоял спиной к залу у большого окна и смотрел на бушующий ураган и яркие вспышки молний. Руки его были напряженно сцеплены за спиной. Герд была рядом, методично отпивая багровое вино из красивого кубка. Делала она это так искусно, что можно было писать картины. — Папа, — позвала Сигюн и родители резко обернулись. Их лица осветила молния. — Мне сказали, ты меня искал, — Сигюн сжала в кулаке хлопковое кремовое платье, но проследив, как мать недовольно сдвинула брови, разжала руку. — Да, — отец улыбался, но глаза его выражали грусть и усталость. — Подойди ближе, — он вытянул руку, на указательном пальце которой блестел массивный перстень. Сигюн пересекла тронный зал, глухо ударяясь подошвами легких туфелек о мраморный, похожий на большое темно-серое зеркало, пол. Она доверчиво вложила ладонь в большую руку отца и ласково улыбнулась ему. — Хильд сказала, что ты снова пропустила её уроки магии, — в его словах не было укора. Просто констатация уже привычного и вполне очевидного факта. — Дождь обещает быть долгим, — сказала Сигюн, поправляя отцовский воротник. Словно в подтверждение ее слов раздался страшный треск, а за ним все на секунду обратилось в беспросветно белый. — А мне хотелось подышать свежим воздухом. — В своем репертуаре, — сухо бросила Герд, не отворачиваясь от окна и наблюдая, как ветер гоняет листья и как дождь с остервенением бьется в посеревшие стекла. — Так что ты хотел сказать? — Сигюн сделала вид, что не заметила скептического настроя матери. Если честно, она даже никогда не видела ее в хорошем расположении духа. — Кое-что очень важное, — Фрейр перехватил обе ее руки. Ее ладони целиком спрятались в отцовских кулаках. — И я надеюсь на твое благоразумие и зрелость. Ты должна достойно принять эту новость. — Мне уже становится страшно, — принцесса издала нервный смешок, чувствуя, как потеют ладони отца. Или это ее? — Помнишь ли ты визит Асгарда к нам в Ванахейм? — спросил Фрейр. — Такое не забывают, — Сигюн со вздохом подняла брови. — Тогда я и Один заключили одно очень важное соглашение, которое должно соединить два наших мира. На глазах у Фрейра лицо Сигюн темнело и хмурилось. — И согласно этому договору ты должна будешь выйти замуж... Резкий выдох оборвал его на полуслове, маленькие ладони выскользнули из его хватки. Сигюн на ватных ногах отошла на два шага. Она смотрела на него как собака, которую хозяин предал, выгнав на улицу ни с того ни с сего. Пальцы ее рук, от которых мгновенно отхлынула кровь, неспокойно сжались и задрожали. — Ты продаешь меня как какую-то лошадь? — ее большие глаза зло сузились. — Может быть, кто-нибудь подумал спросить, хочу ли я выходить замуж? — Хочешь ты того или нет — это твой удел, твой долг перед Ванахеймом, — Герд соизволила развернуться, глядя на дочь холодно и властно. — Ваш брак — гарант мира между двумя мирами. — Я не собираюсь быть символом вечного мира, — голос ее дрожал, а глаза жгли злые слезы. — К тому же что Тор об этом думает? Все девять миров сотрясла новость о том, что сын Одина, Великий Громовержец, влюблен вот уже который год в простую мидгардку. — О Торе речи и не шло, — тихо проговорила Герд. Сигюн отшатнулась от родителей, словно бы они дали ей пощечину. — Локи? — шепнула Сигюн. — Мальчишка, который чуть не убил меня в детстве, а в дальнейшем сделал попытку узурпировать асгардский трон, напал на Мидгард и был приговорен к пожизненному заключению? Ему вы хотите отдать меня в жены? — Он принц в первую очередь, — вставила Герд, пряча губы в бокале вина. — А я принцесса! — воскликнула Сигюн. — Не лошадь, не разменная монета, не рабыня! Я ваша дочь! — Достаточно! — голос Фрейра раскатился над большим залом, и эхо покладисто вторило ему. — Я дал обещание еще очень давно, и видят Норны, я его выполню. Сигюн, ты уже взрослая и тебе стоит понимать, что твои желания не стоят превыше всего. Ты — принцесса Ванахейма, и у тебя есть обязанности. Ты не можешь вечно бегать со своим братом по лесам, отстреливать белок и безмятежно играть на лире. — В обязанности принцессы входит становление шлюхой богатенького избалованного принца? — ядовито выпалила Сигюн, едва не выпуская иглы из глаз. — В твои обязанность входит подчиняться, когда твой отец велит тебе! — вспыхнул Фрейр, указывая пальцем в перстне прямо в лицо Сигюн. — Этот брак состоится, хочешь ты того или нет! Губы Сигюн предательски задрожали. Она кинула последний затравленный взгляд на родителей и стрелой умчалась из тронного зала, махнув белой косой. Фрейр вздрогнул, когда за ней захлопнулась дверь. Дождь барабанил в окна замка, молния пронизывала светом комнаты, не зашторенные плотными багровыми балдахинами с золотыми кисточками. Царь тяжело опустился на трон и потер переносицу. Герд задумчиво поджала губы рядом. — Это твоя вина, Герд, — сказал царь с глубоким вдохом. — Нет, Фрейр, — царица Ванахейма посмотрела на мужа сверху вниз. Глаза ее полыхнули холодом. — В этом виноват ты, — и с этими словами, гордо выпрямив плечи, Герд покинула тронный зал, оставляя мужа наедине со своими мыслями.