Ab exterioribus ad interiora

— Ты слишком хорошая для меня, Т/и. — Смеёшься? Это ты у нас самый пушистый, — всё ещё водишь медленно ладонью по спине Юнги, подбираешься к волосам и взъерошиваешь их. — Видишь? Очень пушистый. — Т/и, не надо, — парень отодвигает тебя от себя, смотрит немного загнано в сторону, долго решается, прежде чем сказать. — Тебе тяжело быть не собой, не надо. Ты же всего пугаешься, чего не пугаешься — стесняешься, не надо идти на такие жертвы ради меня, хорошо? Я того не стою, — юноша держит на расстоянии и глядит заплакаными глазками, извиняясь. Он хочет многое сказать, что, возможно, тебе его общение в тягость, что вам было бы лучше прекратить это издевательство друг над другом, что ему не нужна одна жалость со стороны, он уверен почему-то, что рядом ты именно из-за неё. Такой глупый. — Стоишь, — кладёшь снова руку парню на голову и гладишь. — Мне тоже пора бы избавляться от своих барьеров, знаешь ли. Я делаю это всё для себя в первую очередь. С правдой не поспоришь. Не знаешь, как люди выносят тебя, с подобными людьми тяжело. У них непонятно, что на уме, они вечно в себе, не открываются, поэтому не знаешь, когда делаешь им больно, а когда нет. Юнги почти такой же, поэтому его заметила, поэтому вы сблизились. Но мир не состоит из одного Юнги. — Не нужно ни от чего избавляться, — Мин пытается перехватить руку, ты отдёргиваешь, улыбаешься и опускаешь на старое место. — Почему? «Потому что ты и так замечательная». — Просто, — парень думает, что дальше будет лишь хуже для всех, понимая — привязался. Близкие люди делают нас слабыми, из-за близости мы страдаем. Много плохого случается из-за того, что кто-то кого-то подпускает к себе, и парень не желает совершать глупую ошибку, но не может. Когда ты льнёшь, улыбаешься, мягко касаешься его — он уже не может, это финишная прямая, он не может дальше продолжать говорить себе «нет». Потому что всё ещё мужчина, который продолжает чувствовать, продолжает быть живым во всех смыслах. Вы идёте, Юнги чуть впереди, как обычно, держит дистанцию, хватаешь его руку, делая вид, что так и должно быть, будто с самого начала она была там. У юноши до сих пор пугающее лицо, кажется, если не будешь за юношу держаться, он сбежит, наплюёт на всё и уйдёт туда, где его уже не найти. У тебя рука холодная, Мин оглядывается, как плетёшься чуть позади, рассматривая собственные кеды, позволяет врезаться в него и накидывает свою кожанку на девичьи плечи. Совсем близко стоит, до учащённого сердцебиения, тут светлее, хорошо видно лицо парня. Смущаешься практически моментально, отворачиваешься, а Юнги подавляет смешок. Это чисто волшебство, не меньше, когда пару минут назад лезла к нему обниматься, а сейчас ищешь, куда бы деть глаза, отходишь немного и слова вымолвить не можешь. Чересчур мило, даже на пару секунд отступает пережитый ужас, когда юноша пришёл в себя, оказавшись прямо в разгаре драки, на него уже летел кулак — тогда оставалось защищаться. И эти картины отходят назад, когда он смотрит на тебя. То, что случилось, было посланием от второй личности — бояться и не высовываться. Будто он ничего не стоит, не может сам за себя постоять, очередной хлюпик, который обязан уступить своё место другому. — А ты? — Юнги опять уходит вперёд, не догоняешь больше. — Всё в порядке, не мёрзни, — бросает, как обычно, сухо. Однако ты ведь совсем не мёрзнешь, всё изнутри горит так, будто с минуты на минуту взорвёшься. — Юнги, — вы почти у его дома, а уходить не хочешь. Кто знает, что случится, когда уйдёшь? — Ты можешь мне доверять? — юноша думает, осматривает маленькую фигурку в его чёрной порванной куртке, дрожащую, с почти синими сжатыми губами и большими глазами, которые просят оправдать надежды. — Да, — молодой человек практически выплёвывает, слова из него вырываются, не позволяют брать над мозгом законный контроль. — Тогда, пожалуйста, — подходишь близко, поднимая ресницы. — Умоляю тебя. Прошу, очень прошу, пройди вместе со мной консультацию у моего преподавателя, — Юнги отшатывается, знает, что говоришь о психологе.