На игре

      Когда она перестала напрашиваться в невесты, брат предложил ей не портить отношения и просто заново скрепиться узами близкого родства. Отказ тогда был смерти подобен, ибо неизбежно повлёк бы за собой пристальное внимание со стороны Джонса, потому Наташа вцепилась в возможность создать хоть какое-то подобие семьи всеми руками и пообещала, что вырежет Ивану сердце, если тот начнёт выгуливать её для кого-то из Старого Света. — Не сомневаюсь, ты это можешь, — кивнул он тогда, однако добавил: — Но выгуливать буду. Ни перед кем-то, просто так. Чтобы видели, какая красавица моя настоящая сестра.       Жизнь тех, кому иногда выгодно общаться с другими, тесно переплетена с некоторой показушностью. Только в этом мире проявление слабости, бедности, проблемности приравнивается к убогости. Потому «на публике» нужно выглядеть как минимум богато, а максимум — ещё и модно, современно, но в то же время независимо. Соседи думают, что ты — тот, с кем в принципе можно дружить — они будут с тобой общаться, нет — останешься в одиночестве, а тогда несложно попасть под каблук кого-то посильнее и вкалывать не столько ради себя, сколько ради него. Предлагая такой союз, Иван не только воссоздавал хорошие отношения, но и решал несколько своих проблем, отражённых на эхсаге в полосах «престиж» и «авторитет», а Наташа, в свою очередь, жертвовала ими ради покровительства брата и, соответственно, хороших показателей полос «экономика» и «уровень жизни», которые, в принципе, были для неё важнее. Да, зависимость, но если игла всегда заправлена и готова дать пару капель такого нужного яда, то почему бы нет?       Публика нуждалась в шкурном интересе между ними — публика получала его в виде такой сказочки. И то, что сказку писали только по мотивам настоящей истории, не афишируя некоторые подробности, никого не смущало. Впрочем, это к лучшему. — Я намерен требовать увеличения объёмов поставок УБИ модели DYREN. — Джонс ещё раз поверх очков оглядел помещение. Как будто радиус действия охватывающего луча позволял оглядеть комнату целиком. Наташа, которую брат попросил занять «дорогого» гостя, пока он разберётся с небольшим пожаром в мастерской, мысленно хихикнула над акцентным произношением слова «дурень» (работа работой, но и со скуки помирать нельзя) и спокойно парировала: — Ваши намерения не лишены здравого смысла. Вернее, он в них присутствует, но только номинально. Что насчёт экономической составляющей? В начале прошлого месяца товарищ Брагинский по всем канонам составил документ, в котором объяснил, что для увеличения объёмов поставок требуется расширение уже имеющегося, или постройка нового цеха с данной специализацией. Для реализации обоих вариантов требуется дополнительное финансирование. Вы можете его предоставить?       Джонс тряхнул головой и ещё раз пробежался взглядом по видимой части комнаты. Наверное, он отключил некоторые функции, отвечающие за демонстрацию эмоций, поэтому губы из псевдо-кожи не стали ни сердито дёргаться, ни неудовлетворённо кривиться. Наташа видела его пару раз вживую и знала, что в жизни он часто «ходит лицом», а потому ей оставалось только догадываться, какие чувства он спрятал этим встряхиванием головы. — Мисс Арловская, ваш брат действительно сейчас не может подойти? — Действительно не может, — отрезала Наташа, — однако это дела не меняет. Вы просите увеличить партию — я, как и он бы на моём месте, объясняю, почему нет, и предлагаю свои варианты решения данной проблемы. Впрочем, может, у вас есть какие-то дельные мысли? Говорите, я слушаю.       Он посмотрел на неё долгим немигающим взглядом. Что было в этом взгляде — ненависть, холодная ярость, может, недоумение, страх, отчаяние? Она не знала, да и не особенно хотела знать. УБИ славились тем, что могут защитить конфиденциальность эмоций владельца через специальные модули и дополнения. Так что пытаться по лицу УБИ узнать, о чём думает владелец — как гадать на кофейной гуще. Но вот Джонс оживился: — Товарищ Брагинский, доброе утро! Я хотел бы сказать вам пару слов.       Иван, вытирая со лба пот, тихо прошмыгнул через незакрытую дверь и опустился рядом с сестрой. Рука тотчас легла на талию, а в ухо полился интимный шёпот: — Я случайно разлил краску. Она застынет через час. Поможешь?       Со стороны это выглядело, как будто он зарылся носом в её волосы. Посему Наташа не стала ничего отвечать, а просто встала, добродушно шлёпнула брата по рукам, пожелала Джонсу хорошего дня и быстро покинула комнату. Находиться рядом с УБИ, пусть даже УБИ и управляется оператором, не очень-то приятно.       Когда она попыталась забросить в ведро десятиочковый, в мастерскую заглянул брат. Мячик из уже почти застывшей краски, ведомый отвлёкшейся рукой, отлетел от крышки и покатился по полу, под оставшийся целым шкаф. Наташа рассерженно ткнула в брата пальцем: — Это всё ты! — Таки пока не строим, — не обратив на это внимание, объявил Иван. — Пока только подготавливаем документы на строительство. Будут деньги — сейчас же начнём. — С каких пор у него не стало хватать денег? — фыркнула Наташа. — С тех самых пор, как кому-то — не буду показывать пальцем — взбрело в голову заняться разработкой новой модификации Патриота. В двадцатый раз. В прошлом году это обошлось в тридцать триллиардов. Ну, добавь к этому ещё парочку засейфованных кодов на доступ для УБИ, десятка три поломки, которые так и не оформили как монз дэс… — Тридцать триллардов? — Она закашлялась. — За те же деньги ты разработал не только комплекс Цитадель, в котором машин пять, но и несколько новых моделей Циркона и Авангарда. Это не говоря о том, что довёл до победного скрипа последнюю модификацию Муромца, наконец-то послал на Марс Василия и испробовал на острове Палау новейший перерабатыватель мусора. — Сестрёнка, — развёл руками Иван, — на эти аппаратах нет значка «Сделано Альфредом Ф. Джонсом». Соответственно, ценятся они чуть-чуть дешевле.       Пока Наташа прикидывала, сколько в цифрах будет это самое «чуть-чуть», Иван подошёл к банке, вынул всю краску и стал жонглировать бледно-голубыми мячиками. Наконец один оказался в правой руке. Миг — и он уже летит к плакату с мишенью. — Десятиочковый! — Этот выкрик вывел Наташу из раздумий, и она быстро подошла к брату: — Половину — мне. — Ты же только что кидала. — Хочу ещё, — призналась она, и в сиреневых глазах вспыхнул азарт. — Спорим, попаду пять из пяти?       Если бы не эта статья, Наташа не придала бы тому мимолётному разговору с Джонсом значения. Если бы не сообщение Ториса, она бы её вообще не увидела, и, соответственно, не показала бы Ивану. Отрывки мыслей мелькали в голове, когда она поднималась на второй этаж, чтобы постучаться в мастерскую. Но Иван уже успел прикрепить табличку. Посему Наташа, потоптавшись на месте, махнула рукой и пошла вниз. Красный цвет и буквы, и круга вокруг неё предупреждал, что дело в этот раз не ограничилось одной только печалью. А беспокоить его, когда он в таком состоянии — только усугублять ситуацию.       Бесцельно бродя по комнатам, она наконец зашла в гостиную, или переговорную. Именно сюда она приходила, дабы показать творение какого-то немецкого шелкопёра. Браслет, который брат отшвырнул, когда дочитал, всё так же валялся под диваном, откуда панически мигал зелёным огоньком сообщения.       «Торис», — шепнул тихий голос в мозгу. Резким движением руки отодвинув диван, Наташа нагнулась. Вскоре браслет снова оказался на своём привычном месте, и она смогла прочитать.       «Товарищу Брагинскому: сегодня, в девять вечера, встреча с печеньем. Пусть скажет, когда узнает, не позже шести. Не терпит отлагательств!»       Это стояло под красиво выведенными иероглифами. Узнать по ним отправителя не составило труда. Наташа облегчённо вздохнула и тут же полезла проверять, когда брат последний раз был в сети. Тут же выяснилось, почему Ван решил связаться именно с ней. Да, на этот день не было запланировано никаких встреч, поэтому Иван, как обычно, оставил свой браслет в комнате. А когда расстроился из-за статьи, то просто-напросто забыл о нём.       Крадучись она пробралась к мастерской и неуверенно постучала. — Братик, это не я, это Яо. Он говорит, это срочно.       Не успела Наташа договорить, как дверь распахнулась. Взлохмаченный Иван встал на пороге, сжимая в руке свою счастливую трубу. Против трубы ножи бессильны, это заставило Наташу отшатнуться к лестнице, но брат на удивление спокойно переспросил: — Яо? Ван Яо? Что ему понадобилось на ночь глядя? — Может, лучше спросишь сам? — робко ответила Наташа.       Этот взгляд не предвещал ничего хорошего. Так Иван смотрел только однажды: когда Генерал Мороз решил назначить ему дуэль. Но в этот раз всё было в разы страшнее. Ибо воевать, кажется, Ваня собрался не с полу-мифическим Морозом, а с самым настоящим миром. — Традиция гнева восходит к тому времени, когда наши предки жили в домах с промасленной бумагой вместо окон и, когда наступал особый день месяца, кричали так, что она лопалась от вибраций их голоса. Это, хоть и заставляло заново натягивать тонкие и дорогие листы на каркас, но, верили они, надёжно защищало их от искушений со стороны злых поглотителей ци. — А мне-то казалось, что у вас, товарищ Ван, нет подобных традиций, — задумчиво произнёс Иван. Невыносимо печальным или разъярённым он уже не выглядел, однако трубу не выпускал. Вместе с ней он пришёл, чтобы позвать сестру с собой, вместе с ней сел в машину, и теперь она дёргалась, крепко зажатая в мощном кулаке, пока они поднимались по широкой и ужасно длинной лестнице к стоящему на вершине холма храму. Наташа крутила головой под платком, стараясь не дать холодному воздуху вконец заморозить щёки и губы, когда Ван Яо засмеялся: — Теперь таких традиций, разумеется, нет. Они были утрачены вместе с технологией изготовления бумажных окон. Зато им на смену пришли другие, более современные. Учитывая ваше непростое в последнее время состояние, я осмелился предложить вам, товарищ Брагинский, с помощью одной из них освободить вашу злость для того, чтобы она в верхнем мире переработалась добрыми духами и не обрушилась на головы ваших мирных сограждан.       Если раньше Наташа догадывалась, что Ван Яо каким-то образом узнал о статье и том, как брат на неё отреагировал, то сейчас эти догадки ушли в область фантастики. Впрочем, может, он сумел подговорить шпионов поставить считыватель данных на один из браслетов — её или Ивана, может, на оба… В любом случае, это казалось очень странным совпадением. — Мирные-то мирные, но иногда такие… — Иван вздохнул, а потом неожиданно спросил: — Товарищ Ван, знаете ли вы кого-нибудь, у кого можно купить оружие массового уничтожения, которое поместится в зип-пакетик? Может, перепродавать приходилось и запомнили имена покупателей? — Темные силы уже начали вас искушать, — отвернулся Яо. — Ничего, это должно пройти. Нет, не знаю, не перепродавал и не покупал, хотя порой хочется. Только представьте: насыпал его в чай одному человеку, а через несколько дней остался совершенно один. — Или высыпал его из флаера на какой-нибудь большой город, — поддержал Иван. — Бум, бах! — и нет ни города, ни людей. Одна большая равнина, хоть полигон на месте Пентагона устраивай.       Ван Яо моментально посмотрел на него, но лишь махнул рукой.       Сам храм встретил теплом и непонятным гулом. Прислушавшись, Наташа поняла, что это голоса. Где-то недалеко разговаривало на повышенных тонах по меньшей мере десять человек. Ван Яо ограничился многозначительным взглядом и повёл их по длинному коридору с ширмой-дверью в конце. Распутывая платок, Наташа успела глянуть на брата. Тот шумно выдохнул и лишь сильнее сжал трубу. Наконец под действием прикосновений Ван Яо ширма раздвинулась, открывая просто прекрасный вид на…       На что? На какой-то ужасный обряд? Холод сковал всё тело, когда дошло: этот самый, бледнокожий, которого сажают на горящие угли, никто иной, как сам Альфред Джонс. Правда, наверное, давно мёртвый, ибо вообще не реагировал ни на рёв тёмно-желтокожей толпы, ни на какие-то действия с её стороны. Только невидящим взглядом смотрел куда-то на пол, позволяя огню разъедать ткань, волосы и кожу. — Что за… ? — тихо поинтересовался Иван. Хозяин храма так же тихо ответил: — УБИ. Правда похож? Пришлось повозиться с программой, но в целом, кажется, все довольны. Я не думал, что вы заинтересованы участием в подобном, потому пригласил так, чтобы вы успели на более спокойную часть.       Что следующая часть мероприятия была спокойней, Наташа бы не сказала. Стоило чучелу полностью освободиться от всего до псевдо-кожи, как все расселись на циновках, однако гул голосов не прекратился. Брата тут же оттеснили к другому краю, потому, найдя местечко между двумя какими-то откровенными папуасами, она притихла, максимально прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. А происходило следующее: по неизвестно как определявшейся очереди вставали и говорили. Рассказывали о том, как плохо живётся. Кажется, за это время сказали больше ругательств в сторону Альфреда Джонса, чем использовавшихся в Старом и Новом Свете синонимов имени Ивана. — Полнейшее неуважение к традициям и культуре. Ради добычи редкого металла по его приказу снесли один из древнейших храмов бога Брахмы, — посетовал юноша в белой одежде с золотым медальоном многорукого Вишну на шее. — Чтобы в следующей жизни он переродился в плешивую помойную крысу! — Наложил санкции, когда выступил против того, чтобы туристы отламывали кусочки Великого Сфинкса. Худший из худших завоевателей! — надрывался следующий. — Застал меня врасплох и заставил организовать у себя добычу сланцевого газа. Воды священной реки превратились в грязь, от скота остались кожи да кости! — Когда я попробовал продавать моё добро за евро, начал угрожать войной, а затем, хотя я выполнил его условия, атаковал. Три крупных города теперь лежат в руинах!       Гул не прекращался ни на минуту, пока не встал Иван. Наташа удивлённо посмотрела на него. Не может быть, брат никогда ни на что не жаловался! Говорил, что это только усугубляет проблему. — Я не буду говорить об очевидном, — начал брат. — Каждому из нас так или иначе досадил заокеанский сосед. Его желудок подобен бездонному колодцу, а для претворения в реальность своих желаний он порой идёт на самые страшные преступления. Однако не он — наивысшее зло.       Он сделал паузу. По кругу пробежался шепоток, но он стих, стоило Ван Яо, севшему рядом с Ваней, глянуть в сторону зачинщиков. — Наивысшее зло — это наше нежелание что-либо менять. Наша боязнь перемен, можно даже сказать, что трусость. На дворе век информационных технологий, а многих из нас заковали в цепи, как во времена рабовладения. Почему мы молчим? Почему мы не можем встать и сказать завоевателю, которого не было ещё каких-то триста лет назад: уходи?       Иван опять сделал паузу. Наташа замерла, глядя, как он набирает воздух. Недобрый знак. Словно в подтверждение этой мысли, через мгновение Иван с силой вскричал: — А потому что нас нет!       Ван Яо, до этого сидевший спокойно, вздрогнул и испуганно воззрился на него. Но брат уже не замечал: — Нас нет, вы это понимаете? Кучка маленьких людей, которые большей частью враждуют между собой — да, она есть, но в ней нет единомышленников, в ней нет братьев и сестёр, нет тех, кто бы захотел объединиться и дать отпор! Вместо этого мы сидим по своим норкам, надеясь на то, что нас не тронут, а нас будут трогать, нас будут жечь, нас будут резать и убивать, может, даже нашими же руками, вы это понимаете?       Он закрыл глаза и минуту простоял так. Наконец снова оглядел толпу и продолжил: — Кто как, а я больше это терпеть не намерен. Когда-то я был слаб, я висел на волоске от гибели, но я выстоял, чтобы жить. Чтобы жить так, как хочу я, а не так, как хочет кто-то другой. Мне надоело терпеть капризы этого ребёнка, который стараниями Артура вырос заядлым гедонистом. Мне надоело ловить на себе хищные взгляды — о, если бы вы знали, как их много, как много людей желает оттяпать от меня кусок, чтобы посмотреть, как я истекаю кровью. Мне надоело снабжать ресурсами тех, кто за моей спиной строит против меня всех остальных. Поймите, я могу терпеть, я переживал самые голодные годы, самые холодные зимы… Но терпение не бесконечно. Я не вижу, что я счастлив, и готов встать для того, чтобы побороться за это самое счастье. За счастье быть целым, за счастье развиваться так, как нужно мне. За счастье быть, как и прежде, Империей — тем, кто никогда ни перед кем не выслуживался. Я хочу помочь бороться за счастье другим — пожалуйста, сколько угодно, — но ни в коем случае не позволю пользоваться моей добротой.       Повисла тишина. Приглашённые напряжённо переглядывались, но Иван не смотрел ни на на одного. — Я выстою. Один против всех — уже стоял, жить можно. Но как насчёт вас? Вам нравится этот порядок? Вам нравится, что ваши ресурсы отбирают, чтобы прокормить прожорливых паразитов? Если да, то нам не по пути. Если же нет, я помогу любому. Сейчас придумали столько законов, что найти лазейку не составит труда. Я изучил их достаточно, чтобы найти выход из безвыходной ситуации. И я найду, не сомневайтесь.       Кажется, сейчас он ждал какого-то ответа. Но, не дождавшись, вздохнул: — Я никогда не оттолкну от себя тех, кто захочет пойти вместе со мной. Не позади, не впереди, а именно вместе. Я уважаю право других быть свободными и независимыми и буду показывать это на деле. Назло всем, кто будет твердить, что в мире не осталось честных, добропорядочных людей.       Наташа подскочила, когда поняла, что Иван идёт к выходу. Но ширмы загородил Ван Яо. Он выглядел серьёзным, но пугал не так сильно, как Иван. — Товарищ Брагинский, я настаиваю, чтобы вы остались. Самое время превратить неофициальный визит в официальный съезд, вы так не считаете?       «Это вы всё подстроили!» — захотелось закричать Наташе, но Иван её опередил: — Какова тема съезда? — Вы её сами огласили. Экономические проблемы и способы их решения без привлечения посторонних. — Яо выразительно пожал плечами и добавил вполголоса: — Империя так Империя. Хоть Зла, хоть Добра. Если это выход, то почему бы и нет?