За мелодией света

      До Рорикстеда путники добрались, как и планировалось, к вечеру. К тому моменту на стремительно темнеющем куполе неба уже горели яркие звезды, а северное сияние окрасило его в нежные зеленые и бледно-малиновые цвета. Всю дорогу Райлис с любопытным блеском в глазах засыпала Гелебора расспросами о Забытой долине и об ее особенностях, начиная от обитающей там разной живности и заканчивая подробной историей раскинувшейся на ее холодных просторах Благой земли. Сильнее всего посланницу заинтересовал храм Ауриэля, путь паломников и его цель, а также дорожные святилища. Паладину пришлось озвучить не только название и предназначение каждого прохода, но и даже имена прелатов, некогда поочередно встречавших ищущих просветления пилигримов, но после своей гибели принявших форму призраков. Он был безусловно рад такой любознательности и с удовольствием отвечал на все вопросы, но, с другой стороны, не имел никакого шанса узнать чуть больше о жизни Райлис и других снежных эльфов. «Впрочем, — рассудил Гелебор, — какая-то пара дней неведения — ничто по сравнению с веками, проведенными в незнании о судьбе моих собратьев».       Процветающий благодаря фермерству городок оказался в разы крупнее Картвастена, а потому весьма оживленнее. Как объяснила Райлис, Рорикстед находился уже во владении Вайтран, поэтому патрули стражи с изображенной на желтых щитах лошадиной головой, следящие за порядком в селении и в его окрестностях, были тут не редкостью.       Райлис заплатила в местной таверне с названием «Мороженый фрукт» двадцать золотых за ночлег и еще немного за скромный, но сытный ужин из печеного картофеля с лососем и эль. От выпивки Гелебор отказался. Сдержанно поблагодарив Мралки — неприветливого и хмурого владельца таверны за стойкой — и пожелав Райлис доброй ночи, он поспешил удалиться в выделенную для него комнату. Девушка же только пожала плечами и осталась за столом, потягивая напиток, чтобы помочь себе расслабиться после долгого дня, не обошедшегося без опасных приключений.       Гелебор, к своему удивлению, устал больше, чем ему казалось. Однако, раздевшись и растянувшись на кровати, с которой по степени удобства не мог сравниться привычный жесткий спальник, паладин понял, что не в силах сомкнуть глаз. Появление Райлис, далекой правнучки не изменившихся фалмеров, оставило в его сердце глубокий след. Кто бы мог подумать, что прямо здесь, в Скайриме, до сих пор есть снежные эльфы, сумевшие не только выжить в суровые времена гонений, но и уберечь свою культуру от полного исчезновения. Для Гелебора это стало величайшим из чудес Аури-Эля. И сейчас крохотная частичка сего чуда в облике посланницы снежных эльфов сидела за стеной в обеденном холле таверны и о чем-то без тени страха или смущения разговаривала с сыном трактирщика. Гелебор слушал ее приглушенный голос и смех и думал, насколько отрадно осознавать, что надежда сильна как никогда.       Казалось, будто тысячи лет жизни были одним беспробудным сном, в котором служение Аури-Элю слилось с бесконечной чередой кровопролития, горечи и скорби. Даже на его броне, вышарканной и испещренной царапинами, не было столько следов, сколько носила на себе его душа. Проклятие брата-предателя и гибель друзей от рук Преданных до сих пор не отпускали Гелебора. Печаль, которую не могли выразить никакие слова; тупая боль, не сравнимая ни с одним увечьем. Здесь были бессильны самые горячие молитвы.       «Как идти по следам паломников, братья и сестры которых хладнокровно преданы, лишены дара зрения и разума? Где найти стойкость посмотреть в глаза и лица призраков друзей и внять их голосам, когда они — лишь след самих себя? Можно ли осмелиться после всего этого предстать перед родным братом, чтобы озвучить ему смертный приговор и лично исполнить его?» — не раз думал Гелебор бессонными ночами на своем посту и спрашивал своего бога, почему именно он выжил в той резне, и до сегодняшнего утра не находил ответа.       Паладин зажмурился и повернулся на бок. В груди невыносимо щемило. Как иногда старая, зарубцевавшаяся рана напоминала о себе, так и мрачные мысли порою одолевали его, изводя и не давая покоя.       «Теперь все они мертвы и не смогут быть рядом, в то время как наша многострадальная раса ступит на путь возрождения. Мои друзья… ваша смерть стала несправедливо безвременной, а я жив по сей день. Аури-Эль даровал мне долголетие и возможность стать свидетелем того, как снежные эльфы и вместе с ними Благая земля обретут былую славу. Мне суждено испытать при виде этого светлейшую радость, но уже без вас».       Дружный смех из холла и звон стукнувшихся чарок отвлекли от мысленных самоистязаний. Два юных существа, снежная эльфийка и норд — исторические враги — сидели за одним столом и по-дружески наливали друг другу из одной бутылки. Они шутили, мечтали, разговаривали о приключениях и большом мире, как любые молодые люди, чьи разумы не извращены ненавистью к тем, кто не похож на них. Гелебор сделал глубокий вдох. Заноза в груди стала колоть меньше.       «Но я знаю, друзья, чего ради были ваши жертвы, и клянусь: я сделаю все, чтобы они не оказались напрасны», — подумал Гелебор незадолго до того, как провалиться в полудрему. Перед этим он успел услышать, как засидевшиеся допоздна Райлис и ее новый приятель поднялись из-за стола. Одновременно свалилась на пол и покатилась по нему пустая бутылка, но ее так никто и не поднял. Явно навеселе, переговариваясь и прыская от смеха, но пытаясь вести себя как можно тише, чтобы никого не разбудить, молодые люди вышли на улицу. Небольшую таверну сразу затопила полночная тишина.       Засыпая, паладин видел сказочный Вандрат, его жителей с лицами тех, кого он помнил еще с детства, изгибы арок прекрасных храмов из светлого и гладко отшлифованного камня и пушистый снег под ногами, искрящийся в лучах огромного солнца, ласкающего золотыми лучами своих самых дорогих детей. От такой картины внутри все замирало от безграничного счастья.       Насладиться сновидениями Гелебору не удалось. Через несколько часов его разбудил шум — на крыльце таверны возникла какая-то возня. Сразу после этого дверь заведения распахнулась, раздался топот и невнятная речь. По глупому хихиканью, в котором он узнал голос Райлис, не составляло труда догадаться, что она и парень вернулись в таверну еще более пьяными, нежели до своего ухода. Паладин поднялся с постели.       — Эрик, что здесь происходит? — навстречу молодежи вышел сонный и сердитый Мралки. — Сын мой, что вы натворили?!       — Отец, — заплетающимся языком начал юный норд с непритворным раскаянием в голосе и даже положил руку себе на грудь, — прости, что запасы нашего вина несколько сократились. Я бы рад все объяснить, однако… я в дрова.       Гелебор услышал, как поначалу сдавленно, но постепенно все громче захохотала Райлис. Спьяну ей показалось чрезмерно веселым то ли бестолковое оправдание нового знакомого, то ли его виноватый вид, поэтому унять безудержное веселье она не могла, даже когда в ее легких почти не осталось воздуха. Паладин так и замер в недоумении, глядя на представшую перед ним сцену. Девушка тем временем протянула руку к рыжеватым волосам Эрика, достала каким-то образом оказавшийся в них небольшой листок дерева и покачивающейся из стороны в сторону рукой подала его парню.       — Ты валенвудский дубочек, — выговорила она в перерывах между новыми приступами смеха и без сил повисла на плече молодого человека, готовая вот-вот потерять равновесие.       — А я и говорю, что корни пущу на огороде отца в этой глуши, — вторил ей Эрик и тоже согнулся пополам, больше не обращая внимания на рассерженного родителя. Мралки выругался сквозь зубы, бесцеремонно схватил нерадивого сынка за ворот одежды и поволок того в его комнату, с глаз долой. И если Эрик, как истинный норд, имеющий устойчивость к любому пойлу любой крепости, был еще в состоянии самостоятельно идти, то потеря опоры Райлис заставила ее опасно покачнуться и начать медленно падать. Гелебор успел подхватить ее в самый последний момент.       — Гелебор, это ты? — помутневшие глаза молодой эльфийки уже слипались, а сама она смутно что-либо соображала. Побороть действие содержимого нескольких выпитых бутылок алкоголя ей было не под силу. — Будь другом: наколдуй немного льда, а то у меня голова как будто горит.       Паладин ничего не сказал, хотя ощутил желание «наколдовать» для посланницы легкий подзатыльник. Поведение девчонки шло вразрез со всеми сложившимися представлениями о ней. Райлис успела проявить себя как довольно рассудительная, безмерно дружелюбная и способная быстро оценивать в бою свои и силы соперников девушка с пытливым умом. Но пьянство… Оно оказалось в новинку.       Паладин отвел спутницу в ее спальню и попытался опустить на кровать, но получилось не очень ловко, поэтому Райлис плюхнулась на нее лицом вниз с тяжестью свалившегося с телеги мешка картошки. Убедившись, что она больше никуда сегодня не собирается, Гелебор тихо вернулся к себе. Эрик заснул почти сразу, о чем говорил наполнивший комнаты его храп. Райлис еще какое-то время что-то бормотала, уткнувшись в покрывало, а потом, судя по возне, перевернулась. Ее поведение казалось паладину не столько категорически неприемлемым, сколько непонятным, хотя в былые времена его молодости и у него кровь бурлила, а большой и неизведанный мир словно бросал вызов. Но уже тогда Гелебор, как и его брат, твердо решил посвятить себя служению Аури-Элю и священному долгу. Райлис же явно ничем подобным не грезила и без строгого надзора старших творила что хотела.       Через некоторое время неразборчивое мычание девушки переросло в мотив какой-то застольной нордской песни, вероятно, выученной у Эрика. На фоне совсем не мелодичного храпа парня зазвучали слова:       «Сто кругов обходят чаши,       И не сохнут глотки наши».       Как выяснилось, Райлис обладала приятным голосом. Гелебор предположил, что она, должно быть, умеет хорошо петь.       «Выпьем раз за тех, кто узник,       Два — за тех, кто нам союзник».       Паладину вновь почудилось, что девушка смеется себе под нос, пока не стали отчетливо различимы тихие всхлипы. Это было крайне странно. В какой-то момент ему захотелось встать и спросить, все ли в порядке, однако он продолжил слушать исполняемую сквозь плохо сдерживаемые пьяные слезы задорную песенку:       «Век без хлеба, век без шубы,       Злобным людям мы не любы…»*       Райлис еще несколько раз бессвязно повторила вырванные из куплета строки, а затем ее голос начал стихать. Постепенно она замолкла совсем. Гелебор не знал, как реагировать на случившееся и что сказать завтра утром , когда туман от алкоголя в голове посланницы развеется окончательно. Также он понимал, что не стоит предавать значение бреду, сказанному во хмельном угаре, однако от песни впервые стало почему-то тревожно. Стараясь не идти на поводу у неприятных мыслей, отгоняющих сон, паладин прикрыл глаза и начал молиться. Остаток ночи ему предстояло проспать без сновидений.