За мелодией света

      За то недолгое время пребывания в городе Гелебор понял, что заметенный снегом тихий Данстар с его маленькой гаванью в окружении лесистых скал, со старым маяком на утесе, скрипом покачивающихся на волнах рыбацких судов у небольшого причала и кустиками до боли знакомого снежноягодника вдоль троп успел полюбиться ему. Вдыхая дым шахтовых плавилен вместе с запахом дикого соленого ветра, он часто размышлял о том, под силу ли ему прижиться в этом чуждом для него мире. Из-за внешности и его особого отношения к Ауриэлю местные принимали его за чудного альтмерского священника, а присутствие под боком Райлис лишь укрепляло их предположения. Один рудокоп во время совместной с Гелебором работы в шахте как-то даже поинтересовался, правда ли высокие эльфы одержимы идеей расовой чистоты и убивают девять из десяти новорожденных, намекнув, что отвергнутому родичами Гелебору каким-то образом удалось избежать участи всех изгоев и осесть в Скайриме. Смятенный таким высказыванием паладин явился потом к Райлис с тем же вопросом.       — В следующий раз скажи: «Да!» и забудь. Некоторым людям нравится верить в глупые стереотипы и упиваться своим невежеством, — ответила она, прежде закатив глаза и пробормотав, что поражается мраку, порою царящему в чужих головах. И тем не менее даже при всей узости кругозора некоторых скайримцев враждебное отношение к себе или к Райлис Гелебор ни разу не испытал даже со стороны имперских ветеранов Великой войны, тридцать лет назад закончившейся в пользу эльфов.       Наложенные на Империю Альдмерским Доминионом унизительные контрибуции касались и религии в том числе. «Талмор запретил поклонение Талосу, бывшему в смертной жизни Тайбером Септимом — основателем Империи и великим героем людей. В итоге в Скайриме разразилась гражданская война между нордами, возмущенными исключением Талоса из пантеона богов, и силами императорской короны. А Талмору междоусобицы и распри только на руку», — как и обещала, пояснила Райлис, когда голос вернулся к ней, но ее общее самочувствие еще оставляло желать лучшего, и больше не возвращалась к этой теме. Многие вопросы политики, верований и истории по-прежнему оставались для Гелебора одним большим белым пятном.       Перед самым отплытием в Солитьюд Гелебор застал Райлис сидящей на крыльце таверны в компании Кариты и с ее лютней в руках, игрой на которой дочь трактирщика подрабатывала в заведении. Нордка молча стояла рядом, прислонившись спиной к стене, и с долей грусти смотрела на море, пока Райлис хотя и несколько неуклюже, но все же складно перебирала озябшими пальцами струны, создавая под шелест прибоя приятную, размеренную мелодию, напоминающую колыбельную. Она не пела, опасаясь сбиться и нарушить плавное течение игры, а вместе с ним — и витающую в воздухе зыбкую меланхолию. Гелебор еще ни разу не видел Райлис такой погруженной в себя. Один ее взгляд, изредка бросаемый в даль, где холодное туманное море и серое небо сливались воедино, выдавал существование в ее сердце какой-то странной тоски.       Стараясь вести себя как можно тише, Гелебор накинул на голову капюшон и сильнее закутался в мантию, пряча под ней узоры фалмерской брони. В эту минуту ему почему-то вспомнился брат. «Интересно, что бы сказал Виртур, увидев меня сейчас здесь? — подумал он, ощущая, как от минорных звуков лютни начинает щемить в груди. — И как бы посмотрели на меня меры из Благой земли, узнав о моем решении повременить с возвращением в долину? Осудили бы или поддержали?» Паладин вздохнул. Всем этим вопросам было суждено остаться без ответа.       Карита громко шмыгнула носом, и Гелебор заметил слезинки в уголках ее глаз. Эльфийка не могла их видеть, но показала, что разделяет ее чувства, рассеянным наклоном головы. Она играла только для себя, однако мелодия почти магическим образом объединила совершенно не похожие друг на друга души: юную альтмерку-авантюристку, красивую нордку из данстарской таверны и последнего снежного эльфа, волей высших сил прожившего сотни жизней. Прекрасный язык музыки был понятен каждому из них и не нуждался в толковании.       Когда звучание струн все же затихло, Карита вытерла слезы.       — Это было чудесно. Я вдруг представила, как в детстве моя мама учила меня играть на лютне. Счастливая была пора, — едва слышно сказала она. — О чем эта песня? Никогда ее не слышала.       — Как ты сама считаешь? — прищурившись, словно сегодня было солнечно и свет на снегу слепил глаза, спросила эльфийка и протянула инструмент его владелице. От печали Райлис не осталось и следа, и только теперь Гелебор заметил, что она несколько старше, чем кажется на первый взгляд из-за своей ветрености и легкомыслия.       — Быть может, о любви? Это какая-то лирическая баллада? — предположила та.       — А какова твоя версия? — обратилась уже к паладину Райлис и поднялась на ноги.       Гелебор неуверенно пожал плечами. Перед глазами все еще стояли лица покинувших этот мир эльфов из Забытой долины.       — Ладно, каждому свое, — махнула рукой альтмерка. — Видите ли, я придумала эту мелодию сама, но о чем она — понятия не имею. В следующий раз, как буду в Данстаре, обязательно сыграю что-нибудь повеселее.       На это нордка тепло улыбнулась:       — Я буду с нетерпением ждать, ибо у тебя, несомненно, есть способности к музыке.       Стоя на причале, Карита и Райлис расставались почти друзьями. Еще долго и альтмерка, и Гелебор смотрели из небольшой лодки, управляемой пожилым паромщиком, на отдаляющийся от них городок и поминутно уменьшающуюся фигуру девушки. В скором времени Данстар исчез совсем. Осталась лишь бесконечно длинная полоса берега с одной стороны и бескрайняя вода с другой. Наползающий с севера туман обволакивал скользящее по волнам суденышко, делая его похожим на упавшее в море перо.       — Гелебор, — вполголоса окликнула мера пристроившаяся напротив него Райлис, наблюдая за мучительно медленной сменой пейзажа вокруг, — за время нашего совместного путешествия по Скайриму тебе встречались знакомые места?       Паладин мельком посмотрел на невольно подслушивающего лодочника и покачал головой. С момента, когда он видел эти земли в последний раз, утекло слишком много времени. Гелебор даже приблизительно не мог вспомнить, было ли на месте той или иной современной деревни какое-нибудь поселение снежных эльфов. Ступая по пыльным дорогам на пути к Вайтрану, он представлял, что, возможно, шагает прямо там, где когда-то высился целый фалмерский город с дворцами, храмами и реками бурлящей на улицах жизни.       — Горы, — произнес Гелебор, когда Райлис, казалось, уже забыла о своем вопросе. — Горы прежние. И снег все такой же, как и много лет назад.       Девушка поджала губы и спрятала под мантию облаченные в недавно купленные меховые перчатки руки.       — Мы их обязательно найдем. Вот увидишь, — голос ее был тих, но преисполнен решимостью.       Гелебор приподнял уголки губ и вновь погрузился в свои мысли. Сочиненная Райлис сказка про скрытое от людских глаз горное плато, населенное фалмерами, в теории могла быть не такой уж и далекой от действительности. Паладин закрыл глаза, силясь в мельчайших деталях воссоздать в воображении Скайрим времен своего детства и отрочества, каким он был еще до того, как Гелебор вместе с братом отправился в Благую землю, чтобы без остатка посвятить себя Ауриэлю. Он пытался вспомнить какие-нибудь упоминания о похожих на Забытую долину отдаленных уголках родного края, рассказы Старых или просто случайные беседы об иных местах, способных дать спасение древним фалмерам, гонимым далекими предками нордов. В памяти сами собой всплывали моменты из прошлого: отпечатавшиеся глубоко в подсознании разные голоса, говорящие на ныне мертвом языке, ясный блеск чьих-то добрых глаз и звучный смех.       Из бесконечного круговорота безвозвратно минувших событий вырвала чужая рука на плече и мягкий голос:       — Гелебор, просыпайся. Мы уже на месте.       Мер распахнул глаза, не понимая, где он находится. Оранжевый солнечный диск на чистом небе, рассекаемом крылами сбившихся в огромную стаю галдящих птиц, давно отклонился от точки зенита и ознаменовал скорое приближение вечера. Следующее, что заметил Гелебор, была огромная деревянная пристань, по которой с мешками, бочками и сундуками сновали кричащие люди, и несколько крупных судов, стоящих на якорях со спущенными парусами. Обернувшись, он увидел высокую скалу, образующую мощную дугообразную арку, один конец которой опускался прямо в воду далеко от берега. Прямо на ней тесно примостились всевозможные башенки, домики и даже мельница, без труда примечаемая издали благодаря своим широким крыльям. От такого зрелища захватывало дух.       — Ты разговаривал во сне на непонятном языке, — прыснула Райлис, поймав немного растерянный взор своего спутника.       — Правда? — удивился Гелебор. Он даже не понял, как заснул.       Судя по общей суете, здесь находился крупный порт со складами и шла разгрузка одного из торговых кораблей. Райлис встала, когда паромщик поднял мокрые весла, вплотную прижав правый борт лодки к причалу, и со словами «Добро пожаловать в Солитьюд!» ловко привязал корабельный канат к небольшому болларду хитроумным узлом.       — Да, и это было забавно, — продолжила она, аккуратно ступая на дощатый мостик.       Гелебор последовал за ней, заливаясь краской от смущения. Возможно, он и раньше разговаривал во сне, но долгое время некому было сообщить ему об этом.       — Стыдишься, что ли? Да не заморачивайся! У меня была подруга, темная эльфийка, которая тоже болтала во сне на странном наречии. Мы думали, что это данмерский, но она его никогда не знала, так как уехала из Морровинда совсем маленькой и рано осиротела. Похоже, это был несуществующий язык, и посреди ночи он наводил некоторых на мысль об одержимости моей подружки.       Слушая болтовню Райлис, Гелебор поднял голову и увидел каскад крутых лестниц, ведущих от спуска к воде к каждому новому ярусу порта и в конце — на самую вершину отвесного берега. От большого количества бегающих взад-вперед людей у него на миг закружилась голова. Однако сильнее потряс вид существа, каких Гелебору раньше никогда не доводилось встречать. Это была зеленая ящерица с человеческий рост, одетая в комплект сыромятной брони. Ее изумрудные глаза с вертикальными зрачками, широко расставленные на безволосом змеином черепе, покрытом чешуей, внимательно изучали мера в ответ.       — На что ты пялишься? — растягивая каждый шипящий звук, недовольно спросила разумная рептилия женским голосом, обнажив ровный ряд острых зубов. Пробормотав какие-то извинения, Гелебор потупил взгляд и отодвинулся от нее.       — Это аргонианка. Они родом из Чернотопья, — шепнула Райлис, взяв его под локоть и уводя от необычной незнакомки, чей вид напомнил паладину о драконах. Двое из них, оба на вид одинаковые братья, тысячи лет обитали подо льдом озера в Забытой долине и уничтожали всякого ступившего на замерзшую поверхность водоема, пока их не поверг Довакин.       Меньше аргонианской женщины паладина поразила лишь его первая встреча с темным эльфом — искателем приключений, пришедшим однажды за луком Ауриэля в Вечернюю пещеру. Паладин и не подозревал о существовании меров с пепельно-серой кожей и алыми глазами. Лишь гораздо позднее благодаря одной из книг, принесенных другими путешественниками, он узнал, что эти эльфы, называющие себя «данмерами», однажды были золотокожими кимерами, но оказались прокляты Азурой много веков спустя после падения фалмеров и их бегства в подземные двемерские города. К сожалению, причину гнева даэдрического Принца, наказавшего целый народ их нынешней внешностью, Гелебору узнать так и не удалось — сырость пещеры уничтожила томик прежде, чем его автору удалось пролить свет на сию тайну.       Услышав о подруге Райлис из приюта, паладин решил поскорее отвлечься от неловкой ситуации с аргонианкой и, тщательно пряча еще не покинувшее его волнение, спросил:       — И что было потом? Та данмерская девочка перестала говорить во сне?       — Да, — кивнула эльфийка и странно скривилась, — после того, как умерла.       От такого ответа Гелебор даже застыл на месте, точно пораженный электрическим разрядом.       — Прости, я не знал, — проронил он, мысленно сокрушаясь: «Аури-Эль милостивый, я так неловок!»       — Не извиняйся. Я же сама упомянула ее.       Лицо девушки вновь исказила гримаса и она, резко побледнев, прикрыла рот ладонью. Гелебор понял, что причиной тому стали не его слова — альтмерку попросту укачало в лодке. Впрочем, вскоре она отняла руку от лица и медленно выдохнула.       — Давай не будем о плохом. Мы находимся в замечательном и красивом месте, и мне хочется, чтобы Солитьюд произвел на тебя такое же впечатление, какое он произвел на меня, когда я побывала здесь впервые.       Гелебор не мог не согласиться.       — Тогда расскажи мне немного о нем.       — Почему бы и нет, — сразу оживилась спутница. Ей безумно нравилось быть проводником единственного в своем роде древнего эльфа, ничего не знающего о нынешней жизни. — Итак, перед тобой крупнейший и богатейший город провинции, где располагается штаб-квартира имперских войск под командованием генерала Туллия. Из Синего дворца правят Верховные короли и королевы Скайрима, последний из которых был убит силой голоса лидера повстанцев — Ульфрика Буревестника. Здесь также находится восхитительный храм, в котором можно помолиться Восьмерым. А вот девятый алтарь — алтарь Талоса — из него давно убрали. Однако целью моего первого прибытия сюда стала именно знаменитая Коллегия бардов. Чтобы попробовать поступить туда, я еще подростком сбежала из приюта в компании лучшего друга. Моего приятеля приняли, а мне повезло меньше, поэтому в итоге мы решили вернуться в Рифтен. Только с тех самых пор я буквально влюблена в Солитьюд.       — Пожалуй, я не устану дивиться ни Скайриму, ни тебе, Райлис, — признался Гелебор. — Так ты в самом деле хотела стать бардом?       — Не совсем. Я всего лишь пыталась вырваться на волю и поддержать друга и его талант. Правда, через пару лет Грелод Добрая сама избавилась от меня, закрыв глаза на собственное решение никогда не отдавать на усыновление воспитанников.       — Почему же так вышло?       — Длинная история. К тому моменту Грелод стала стара и слаба. Я же, наоборот, окрепла и набрала силу, перестав быть сопливой девчонкой, которую можно нещадно лупить и таскать за уши. Как-то раз старуха по привычке замахнулась на меня, а я в ответ обожгла ее руку заклинанием. Это вышло нечаянно, мне не хотелось причинять ей боль. Норды в целом подозрительно относятся к магии. И к эльфам. И особенно к причастным к Талмору эльфам-магам. Короче, напуганная внезапным отпором Грелод записала меня в свои личные враги и от греха подальше выставила меня за порог приюта при первой же возможности.       — А что же твой друг? Надеюсь, он жив?       Райлис загадочно улыбнулась.       — Да. Будучи старше меня, после своего совершеннолетия он покинул Рифтен, поэтому тот инцидент он не застал. К слову, ты с ним уже встречался, хотя до недавнего времени я ничего не знала о его судьбе. Речь о молодом человеке, который схватил меня за руку в Вайтране и чуть не раскрыл мою личность в самый неподходящий момент.       Гелебор вспомнил черноволосого юношу, что остановил их тогда на улице и почти расплакался, увидев за фальшивой внешностью эльфийки кого-то знакомого. Паладин удивленно посмотрел на спутницу.       — Мы росли вместе и были очень близки, пока жизнь не развела нас разными путями. Мне казалось, мы расстались навсегда, пока не столкнулась с Ремулом нос к носу спустя несколько лет. Вообще-то, он славный и добрый парень. Вы с ним могли бы сдружиться.       Гелебор ничего не сказал. Он не стал напоминать о своем посредственном навыке общения и лишь отметил про себя, что настоящая Райлис начинает открываться ему только теперь. Она охотно рассказывала о своем далеко не безоблачном прошлом, но не стремилась вызвать к себе жалости или сочувствия. И тем не менее, узнав с виду беззаботную альтмерку ближе, паладин не переставал в глубине души сострадать ей.       Нарядный Солитьюд, пестрящий праздничными флажками и алыми знаменами с вышитой на них черно-белой головой волка на фоне щита, поприветствовал гостей своими аккуратно вымощенными просторными улицами и домами в несколько этажей с аккуратной светло-коричневой черепичной крышей. Эльфийка оказалась права: не восхищаться этим дивным городом было невозможно.       — Идем скорее, — потянула мера за руку Райлис, — я покажу тебе главные достопримечательности. Переночуем здесь, а наутро — с новыми силами в Маркарт.       Не переставая озираться, Гелебор кивнул, несмотря на беспричинное желание немедленно найти кров и провести остаток дня в одиночестве. Радовало лишь одно — в Солитьюде, в отличие от Данстара, никто подолгу не заглядывал ему в лицо и не норовил от переизбытка любопытства и недостатка воспитания незаметно ткнуть пальцем в поверхность костяной кирасы. «Шум толпы очень утомляет, — думал паладин, пересекая непривычно людную городскую площадь, — однако бороться с собственной одичалостью необходимо, как и со всякой слабостью духа. Аури-Эль по-прежнему наполняет меня решимостью, а Райлис помогает. Вместе мы можем хотя бы попытаться воплотить ее замысел». Гелебор осторожно перевел дух, без слов прося повелителя снежных эльфов придать ему сил. Никто не обещал, что будет легко.