За мелодией света

      Гелебор стоял за городской стеной Маркарта у запряженной повозки на обочине дороги и со смутной тревогой наблюдал за движением лун по тускнеющему небосводу. Второй час был на исходе, и теперь сердце колотилось чаще. Паладин окончательно решил, что без спутницы он прекратит все поиски уцелевших фалмеров и вернется в Забытую долину, где проведет остаток своих дней, замаливая свои грехи в одиночестве. «Если с ней что-то случится, то мне не будет прощения, — размышлял Гелебор, мрачнея с каждой минутой все сильнее. — Я не смогу завершить начатое, ибо мое призвание в другом. Мне не хватит ни сил, ни мужества».       Из безрадостных раздумий вдруг выдернул приближающийся шум. Мер резко обернулся и увидел мчащуюся к нему со всех ног Райлис. Он сумел только ахнуть от радости, позабыв все даже самые простейшие приветствия, но альтмерке, похоже, было не до того. По ее раскрасневшемуся лицу и с прилипших к щекам волос струилась вода, а вся одежда девушки была до нитки промокшей.       — В Виндхельм! — на ходу бросив мужичку в седлах кошелек с монетами, которыми она успела обжиться за время своего отсутствия, Райлис махнула рукой Гелебору и вскочила в повозку. Радость паладина сменилась испугом.       — Райлис, за тобой гонятся? Почему ты в таком виде?       — Купалась. Не стой столбом, садись быстрее! — послышался сбивчивый ответ.       — Что произошло?!       — Безобразие среднего масштаба. Сработано на «ура», — заявила девушка, едва отдышавшись, и вылила из снятого сапога небольшую лужицу воды. Паладин торопливо занял место на пассажирской скамье и едва сдержал трагический стон. Райлис опять наломала дров. Из-за него.       — Я должен был настоять на своем и никуда тебя не пускать, — не без доли самообвинения сказал Гелебор и мысленно попросил у Аури-Эля прощение за свое слабоволие и за поступки Райлис, какими бы они не были.       — Забудь хотя бы на минуту о своей неусыпной совести и прежде взгляни на это, — откликнулась она и сунула в руки друга извлеченную из тряпичного свертка книгу. Повозка тем временем тронулась и под понуканья извозчика покатилась по мощеной дороге прочь от двемерских башен Маркарта.       Гелебор наградил Райлис суровым взглядом, а после посмотрел на потертую коричневую обложку с выведенной на ней надписью: «Падение Снежного Принца». Немного поколебавшись, он открыл произведение точно в месте, где между страниц лежали кальки. Тщательно сдерживая нетерпение, девушка предложила их развернуть, а сама приникла губами к фляге с водой. Гелебор нахмурился, но снял перчатки и аккуратно расправил бумагу, после чего принялся изучать письмена.       — Где ты это взяла? — спустя несколько минут полушепотом спросил он, пока Райлис отжимала закрученные в жгут спутанные волосы.       — В башне Колсельмо. Оказывается, там находится гигантская скрижаль высотой почти с мой рост и длиной шагов в пять или шесть. На ней высечен этот текст. Именно его исследовал ученый, чтобы написать книгу о фалмерском наречии.       — Это невозможно, — проронил Гелебор, вновь углубившись в чтение рун и совершенно не обращая внимание на сажу на кончиках пальцев.       — Невозможно, а у меня получилось. Не спрашивай как, — в привычной заносчивой, но добродушной манере ухмыльнулась Райлис, однако быстро осознала, что речь вовсе не о ее подвиге.       — Так что здесь написано?       Гелебор не сразу поднял глаза, а когда посмотрел на спутницу, то они невольно наполнились слезами. Гордость за себя и хорошее настроение Райлис мигом испарились.       — Что с тобой? — испугалась она.       Паладин намеревался ответить, что с ним все в порядке, но лгать он никогда не умел и скрыть скорбь не мог.       — Двемеры были жестокой расой, — вскоре произнес Гелебор, объятый холодной яростью. — Сей текст — договор между моим и их народом. Согласно ему, в обмен на помощь снежные эльфы обязывались принимать губительный для зрения яд подземных растений или грибов. В основанной на логике и силе разума жизни двемеров не было места состраданию и бескорыстию… Строки гласят: «Мы не желаем вашей благодарности, ибо не верим в нее. Мы не хотим вашей признательности, ибо не верим в нее».       — Ты правда считаешь, что благодарность в самом деле была чем-то чуждым для гномов? — не очень твердо поинтересовалась Райлис. К ее очевидному огорчению, Гелебор кивнул.       — По крайней мере, так было с чужаками. Двемеры всегда отличались скрытностью и берегли свои технологии, поэтому они не хотели, чтобы пришельцы с поверхности постигли их тайны. Оказание поддержки снежным эльфам стало величайшим снисхождением.       Гелебор выбрал одно из угольно-черных предложений и указал на цепочку фалмерских рун:       — Это словосочетание произносится как «nu hecta»*. По значению оно близко к фразе «мы не желаем», «нам не нужна», но это не просто вежливый отказ. Сам глагол «hecta» имеет в нашем языке значение «отвергать» или «отрекаться». Конечно, Райлис, тебе сложно почувствовать разницу, поскольку ты не знакома с фалмерисом. Однако, будь ты на моем месте, ты смогла бы без труда узреть суть, заложенную в слова двемеров. Ты бы всем своим существом почувствовала открытое отвращение к признательности моего народа. «Отриньте мысль, что одной благодарности будет достаточно», — вот что стремились донести наши союзники.       Гелебор замолк, украдкой смахивая с впалых морщинистых щек горячие соленые капли. Ранее ему казалось, что боль за судьбу фалмеров утихла, а злость на предательство расчетливых двемеров бесследно исчезла вместе с их расой тысячи лет назад. Паладин снова глянул на лежащие у него на коленях кальки. Райлис не смела проронить ни звука.       — Этот договор давал двемерам абсолютную власть над беженцами. Ослепшие снежные эльфы были порабощены и превратились в желающих уничтожить все живое уродливых существ. На протяжении поколений их преследует неутолимая жажда мщения. Они рождаются в ненависти и умирают с ненавистью, и этому нет конца, Райлис.       Девушка осторожно накрыла руки Гелебора с веточками синеватых вен своими, все еще влажными и ужасно холодными.       — Хотя я не понимаю всех тонкостей фалмерского языка, я понимаю твою боль, — сказала она. — Хочешь, я все-таки разыщу последнего двемера и прицельно плюну ему в глаз? Или в оба. Сделаю это посильнее, чтобы выбить их. Что скажешь?       Гелебор невесело усмехнулся.       — Возможно, я бы согласился, если бы знал наверняка, что тот двемер имел прямое отношение к порабощению моего народа, а твое действие смогло бы вернуть Преданных к достойной жизни.       Райлис задумалась на минуту, а потом спросила:       — А их можно исцелить?       Гелебор покачал головой.       — Я боюсь, что нет. Нашу расу обратила в чудовищ не какая-то страшная болезнь. Двемеры украли у них зрение, но должно было смениться много поколений, чтобы фалмеры стали тем, чем являются сегодня.       — Значит, они никогда не изменятся? — Райлис была явно расстроена.       — Я искренне надеюсь, что однажды Преданные смогут забыть свою ненависть и научиться снова верить в Аури-Эля. Если бы как-то удалось установить с ними контакт, быть может, тогда бы они нашли покой. Так они узнают, что не всегда были убоги.       Эти слова заставили Райлис погрузиться в глубокомысленное молчание. Скрижаль, найденная Колсельмо, стала вехой, отмерившей конец славной истории фалмеров и начало их беспрерывной жестокой борьбы за выживание. Однако договор едва ли подсказывал, где искать других снежных эльфов.       Пытаясь отвлечься, альтмерка оделась в сухую мантию Айкантара и решила посвятить себя изучению книги, украденной из кабинета маркартского ученого. Гелебор с меланхолией в голосе указал на заглавие:       — Доводилось читать ее?       — Нет, — призналась она, — но Колсельмо сказал, что это трагичная и одновременно любопытная история.       — Это легенда о гибели последнего предводителя фалмеров. Мы звали его Spantel Аranin** — Снежный Принц. Он возглавил наши войска и повел их в последний бой с нордами во время решающей битвы у горы Моэсринг, что на острове Солстейм.       Лицо Райлис вытянулось, а ее брови удивленно поползли вверх.       — В самом деле? Я никогда не слышала ни о Принце, ни об этой битве.       — В Благой земле о ней тоже узнали не сразу — вести из внешнего мира шли в долину долго. Но та схватка определила судьбу фалмеров навсегда. Именно поражение при Моэсринге вынудило наш народ уступить Скайрим нордам и обратиться к двемерам.       Райлис хотела сказать что-то в утешение, но только сконфуженно закусила нижнюю губу — слова были излишни. Поэтому она открыла первую страницу и придвинулась поближе к дорожному фонарю, весившему на гвозде в передней части повозки. Сумерки становились все плотнее, и путникам предстояло провести ночь в дороге.       — Снежный Принц… Каким он был?       Гелебор мечтательно улыбнулся.       — Величайшим из всех нас, — без колебаний ответил он. — Благородство Снежного Принца было непревзойденно, и слава этого знаменитого полководца пережила его самого и весь наш народ на многие тысячи лет.       — Мне кажется, ты обладаешь всеми качествами, которыми обладал ваш герой. Райлис лукаво подмигнула паладину, но тот лишь смущенно покачал головой. Даже в дни далекой юности Гелебор и мечтать не смел о подобном благородстве и о бесстрашии, какие были присущи этому легендарному воину.       — Ты преувеличиваешь. Я ничего не сделал для своего народа.       — Просто ты чересчур скромен. Верить в Ауриэля замечательно, но верить в себя не менее важно, разве нет? У тебя все свершения впереди. А меня за мои фокусы Айкантар либо убьет, либо женится на мне, потому что там такое было…       Гелебор вмиг позабыл про философские рассуждения и уставился на Райлис. Она так и не призналась, какой ценою ей достались надписи с камня маркартского придворного мага, и почему она вернулась с чужой одеждой, но промокшая от макушки до пят. Девушка, словно прочитав его мысли, загадочно улыбнулась, и ее голубые глаза сверкнули в пламени фонаря озорством.       — Все еще считаешь меня благословением?       — Нет. Но я счастлив, что ты смогла выпутаться из передряги, в которую попала по моей вине. Я не прощу себе, если с тобой произойдет беда.       — Тогда будь начеку, — без лишних сантиментов посоветовала Райлис и положила ногу на ногу, устраиваясь поудобнее для чтения. — Скоро мы будем в Виндхельме. Этот город не похож ни на один из ранее посещенных нами. Не-нордам там не рады.       Гелебор до ломоты в пальцах стиснул рукоять булавы под полами плаща. Название первой столицы королевства Скайрим было ему хорошо знакомо. Казалось, прошлое снежных эльфов теперь следует за ним по пятам. Тень печальной истории фалмеров тянула на дно пенящегося водоворота кровавых событий и будто упрекала в том, что ему, обычному воину Ауриэля, удалось так легко избежать войны, мук рабства, ослепления и даже разрушительной ярости Преданных.       — Постарайся не думать о договоре и о жестокости двемеров, иначе ненависть незаметно поглотит тебя, как Преданных. Позволив этой заразе однажды поселиться в твоей душе, ты рискуешь не избавиться от нее уже никогда, — оторвавшись от чтения, подала голос Райлис, заметившая хмурое уныние друга. В Благой земле ненавидеть ему было некого ни в дни ее расцвета, ни после гибели святынь. Внешний же мир ранил своей несправедливостью.       — Давай я тебе почитаю вслух, — предложила Райлис и наслюнявила палец, чтобы перевернуть страницу. Гелебор согласился и закрыл глаза, пытаясь свести все мысли к тихому выразительному голосу, повествующему о чудесном появлении на поле брани Снежного Принца верхом на белоснежном скакуне и вооруженного сверкающим копьем. Однако вскоре воодушевленный настрой оказался сбит одной мелочью: Райлис читала вслух чуть быстрее, чем по слогам.       «Его копье и доспехи светились ярким и ужасающим светом неизвестной природы, и из-за этого света всадник казался скорее призраком, нежели воином. Но что обеспокоило и даже напугало нас тогда, так это крик, который родился в рядах эльфов. Это был не страх, не удивление, это была неприкрытая и всепоглощающая радость…» — старательно тянула слоги Райлис, делая паузы в длинных замысловатых словах. Гелебор представил лицо Колсельмо, если бы тот услышал сейчас «знаменитую ученую», едва способную озвучить без запинки хотя бы одно предложение.       — Может, позволишь мне? — рассмеялся паладин, взирая на альтмерку из-под приоткрытых век.       — Нет. Я должна сама. В приюте некому было учить нас грамоте, поэтому нужно наверстывать, — объяснила Райлис. — Ну вот, я потеряла строчку…       Гелебор вздохнул. И ему предстояло научиться еще очень многому.