За мелодией света

      На просьбу Райлис поведать об увиденном не обинуясь Хорошо-Знает-Болота ответил весьма сдержанно:       — Вам лучше посмотреть на это самим. Оно того стоит.       Эльфы переглянулись. Райлис сделала все, чтобы навести их на след давно забытых древних фалмеров. Остальное зависело от Гелебора и его решимости окунуться в ледяной мрак и пораниться об еще одну крупицу мучительного прошлого. Скрижали Колсельмо и стенам Виндхельма удалось внушить ему чувство отчужденности от нынешнего мира, а ожидающий его секрет Иркнтанда мог не только поведать о подробностях настигшей снежных эльфов судьбы, но и раздавить тяжестью затерянных в веках событий.       Взгляд Райлис изменился, став серьезным и до боли пронзительным. На ее раскрытой ладони поблескивало кольцо водного дыхания — последняя память о Бреме, ставшая дороже золота даже в самые голодные времена. И эту вещь, над которой она, будучи еще безымянной сиротой из рифтенского приюта, горячо клялась найти виновного в смерти подруги, Райлис без колебаний вверила Гелебору.       Он хотел сказать девушке, что она не обязана бередить свои раны. В конце концов, будь на его месте Колсельмо или хотя бы его племянник, эта импровизированная экспедиция принесла бы Райлис куда больше пользы. Она имела шанс совершенно иначе распорядиться написанной Гелебором мантрой и сделать знаменитого ученого своим союзником или наставником, а не врагом. Вместо этого Райлис приходилось обрекать себя на дилетантизм с его чтением по слогам и мизерными успехами в овладении магией ради возможности Гелебора прикоснуться на миг к истории Преданных.       — Брема была бы искренне рада помочь тебе. Она умела сострадать больше, чем кто-либо, хотя знала, что мир никогда не поймет и не примет ее, — нарушила молчание Райлис. Визит сюда просто не мог быть напрасным.       Гелебор подавил тяжелый вздох. Он осторожно взял кольцо, окутанное незаметной аурой и прошептал:       — Спасибо.       Райлис в ответ смущенно склонила голову, не до конца понимая, отчего ее жест удостоился церемоний.       — Удачи, — с теплотой в голосе сказала она. — Будь осторожен и дыши ровнее, как только нырнешь.       — Постараюсь, — одними губами пообещал Гелебор, понятия не имея, как проявляется действие чар на водное дыхание, и мысленно прикидывая, не староват ли он для экспериментов с ними.       Гелебор избавился от брони и ее частей и ступил босиком на землю. Шершавая и чуть влажная ее поверхность жгла разгоряченные стопы. Почти незаметно гудящее кольцо сидело как влитое, лишая беспокойства о том, что оно может соскользнуть с руки в самый неподходящий момент. Стоило лишь представить, как черная вода проникает в глотку, наполняет легкие и застревает в них, как за грудиной сжимался болезненный ком. Рябь на поверхности расселины, оставленная торопливо нырнувшим в нее аргонианином, также не внушала доверия. Хорошо-Знает-Болота казался славным малым, но вдруг он обнаружил на дне несметные сокровища и теперь, не устояв перед соблазном, поджидал Гелебора в своей родной стихии, дабы расправиться сначала с ним, а потом — с Райлис? Ведь не зря Гильдия воров провертывала здесь какую-то авантюру…       Альтмерка безмолвно подала другу свой кинжал. Волнение Гелебора передавалось и ей.       — Если что-то случится, забудь обо мне и беги, — велел он вполголоса.       Райлис нахмурилась и упрямо покачала головой:       — И не рассчитывай. Моя жизнь ничего не стоит в отличие от твоей.       Гелебор был готов не согласиться, но решил оставить пустословия на потом. Сев на край ямы и погрузив ноги в холодную грунтовую воду, он прочитал короткую молитву и скользнул в темноту.       Охватившая тело невесомость на несколько мгновений заставила Гелебора ощутить себя потерянным. Плеча почти сразу коснулось нечто скользкое, словно рыба, после чего во мгле перед взором возник нечеткий силуэт аргонианина. Подплыв ближе, тот жестом указал вниз, где зияла одна пустота. Гелебор понял знак и последовал за Хорошо-Знает-Болота. И чем глубже они погружались, тем лучше удавалось изучить окружающее пространство — как выяснилось, во времена двемеров здесь располагался просторный зал, освещенный исполинскими каменными жаровнями. Такие же можно было увидеть в Подкаменной крепости Маркарта.       Гелебор не сразу осознал, что удерживает дыхание. Райлис посоветовала не нервничать, однако страх смерти не позволял положиться на кольцо. Хотелось вынырнуть и притом немедленно, но на одном уровне с наполовину заваленным выходом из зала, обозначенным типичными двемерскими вратами, это было невозможно.       Первый вдох — резкий и сильный — напомнил Гелебору вдох новорожденного. Благодаря хитроумной магии кольца существенной разницы между естественным дыханием и дыханием под водой не чувствовалось, поэтому вскоре тревогу сменило глубокое спокойствие, и давящий жар за ребрами, усиленный ужасом, медленно отступил. Хорошо-Знает-Болота, убедившись, что с его внезапно отставшим спутником все в порядке, взял Гелебора за локоть и одним движением повернул спиной к себе. Сквозь зеленоватую муть проглядывалось нечто похожее одновременно на массивную скалу и на силуэт какого-то существа. Сознание озарила догадка: «Статуя».       Сердце пропустило удар. Не сразу, но Гелебору все-таки удалось рассмотреть фигуру изваяния. Это был мер, облаченный в длинные одеяния, складками лежащие на плечах и покрывающие часть обнаженной груди. Он сидел с согнутыми в коленях ногами и сложенными вместе босыми стопами, сжимая одной рукой длинный неровный факел с чашей на вершине, а другой — закрытую книгу. На голове красовался затейливый головной убор, выделяющийся высоким узорчатым гребнем, и покрывающий темя и лоб тонкими пластинами с круглыми и овальными кольцами.       Аргонианин парой движений предложил подплыть ближе. Оказалась, что корона статуи находится прямо под разломом, ведущим на поверхность, и что статую окружает лестница, по которой можно было подняться ей на плечи. «Наверно, Преданные тщательно следили за ее чистотой и сохранностью», — подумал Гелебор, ощутив на себе прямой, спокойный взор мера. Тот, казалось, с чинным спокойствием наблюдал за двумя крошечными гостями, потревожившими его в разгар долгой медитации.       Гелебор строил одну догадку за другой, пытаясь понять, чья личность увековечена здесь, а затем заметил, что прямоугольная пластина на колене фалмера, ранее принятая им за фолиант, больше похожа на табличку для письменности. Гелебор нырнул к ней и коснулся ногами чуть скользкой поверхности плоского камня. Спустя миг рядом ловко опустился восторженный Хорошо-Знает-Болота. Припав животом к скрижали, аргонианин провел по ней ладонью, взметнув вверх мелкий песок и ил, а потом энергично помахал Гелебору, желая что-то показать. Едва облако мути рассеялось, как плита явила визитерам витиеватый символ размером с ладонь. Гелебор с волнением узнал в нем одну из рун родного языка. Хорошо-Знает-Болота с нетерпением расчистил весь камень, и спустя несколько минут на нем показались десятки знаков, складывающихся в целые строки. Если бы не внимательность аргонианина, они так и остались бы под слоем грязи. Теперь под оглушительный грохот в ушах Гелебор без труда мог прочесть идущие строго друг под другом вереницы ровных предложений.       И треснут оковы, развеется страх,       Поднимутся к небу померкшие взоры,       Едва под мелодию света во льдах       Проснутся гудящие двемеров горны.       Тогда, проторяя дорогу во тьму,       Объявится ратник, ниспосланный Ану.       Он твердой десницей разрушит тюрьму,       Исцелит сотен душ застарелую рану.       Гелебор повторял про себя древнее послание вновь и вновь, стараясь запомнить его в точности до слова. На первый взгляд, оно не несло никакого сакрального смысла, призванное запечатлеть в веках таланты обреченной на вымирание расы. Однако почти пророческий тон стихотворения настолько ошеломил Гелебора, что он немедленно поспешил на поверхность, забыв предупредить об этом Хорошо-Знает-Болота.       От неожиданности Райлис подпрыгнула на месте. Хватая ртом воздух, Гелебор обвел быстрым взглядом ворох нужных и не очень вещей, принадлежащих альтмерке и потянулся непривычно тяжелой мокрой рукой к мятому бумажному рулону. Эльфийка вытерла с щеки попавшие на нее ледяные капли воды и протянула другу перо и пузырек с остатками чернил.       — Ты так резко вынырнул, что у меня чуть сердце не остановилось, — призналась она. — Где аргонианин? Что ты пишешь?       Хорошо-Знает-Болота выбрался из воды с намного меньшим шумом сразу после ее слов. Не понимая причин пугающих действий Гелебора, Райлис принялась донимать расспросами его:       — Что стряслось? Нашли что-то важное?       — Похоже на то. Статуя держит скрижаль, а на ней высечен текст, оставленный ее создателями. Но я заметил еще кое-что, — понизив голос, ответил Хорошо-Знает-Болота, с виду едва ли уставший нырять. — У статуи этой необычные глаза. Я думаю, раньше в них были огромные камни. Возможно, драгоценные.       — Ты разбираешься в скульптурах? — удивилась Райлис, чем вызвала у аргонианина смущенную улыбку.       — Нет, но я кое-что смыслю в ювелирном искусстве.       Гелебор слушал разговор краем уха. Дописав последний знак, он выронил перо и утомленно вытер ладонями лицо, заливаемое ручьями стекающей со лба воды. Райлис сунула ему полотенце и осторожно взяла бумагу за намокшие уголки.       — Похоже, здесь есть рифма, однако для перевода моих скудных знаний не хватает, — сказала она, изучив руны. — Ладно, обсудим наше дело чуть позже. Вы, должно быть, совсем без сил. Давайте хотя бы подкрепимся.       Хорошо-Знает-Болота принял предложение Райлис с великим удовольствием, но предупредил о своей необходимости вскоре вернуться в Виндхельм — его начальник дал ему лишь небольшой отгул. Альтмерка раздала еду и порезала на части яблоко, одну из долек которого наколола на вилку-ложку Исграмора. Ее она затем протянула Гелебору, но тот отверг угощение.       — Так кто же этот эльф? Статуя кажется очень древней, — нарушил глубокомысленное молчание Хорошо-Знает-Болота, покончив со своей трапезой из пары томатов с жестковатым вяленым мясом.       — Наверно, последний император снежных эльфов. Корона на его голове и одеяния похожи на символ монаршей власти. Впрочем, я не уверен, — тихо отозвался Гелебор, одеваясь. Он никогда не видел фалмерских правителей, но члены высшего общества и духовенства не облачались в такие наряды.       — Он в короне? — переспросила Райлис, перестав жевать яблоко.       — Да, и сидит, сложив ноги вот так. — Хорошо-Знает-Болота, пораженный сутью сделанного с его помощью открытия, принял нужную позу. — В правой руке у него факел, а в левой — прямоугольная табличка с надписью. Я тебе сейчас нарисую.       Аргонианин схватил последний имеющийся у Райлис бумажный сверток, подобрал ранее использованное Гелебором перо, наслюнявил его и быстрыми уверенными движениями вскоре воссоздал на листе точную копию монумента. Он не поленился подробно изобразить узоры на гребне короны, «нашитые» на полы одежд украшения, браслеты на запястьях мера и даже застежку на его груди.       — А ты, приятель, талантище, — не смогла скрыть восхищения Райлис, когда аргонианин с гордостью вручил ей свое миниатюрное творение.       — Сохрани его во имя науки.       — А как же! Я приложу этот рисунок к будущей статье по нашему полевому исследованию, и обязательно напишу о том, какой вклад внес в него простой аргонианский рабочий Хорошо-Знает-Болота.       Хорошо-Знает-Болота издал несколько шипящих звуков разной продолжительности и силы — восторженный возглас, как догадался Гелебор. Вероятно, простой портовый грузчик — чужеземец в неприветных скайримских краях — впервые в жизни почувствовал свою значимость и вместе с ней — важность проделанной им работы.       — Зачем ты солгала ему? — мрачно спросил Гелебор у Райлис после того, как Хорошо-Знает-Болота покинул их, вынужденный вернуться к своим основным обязанностям. Альтмерка не могла отвести взгляд от рисунка, любуясь почти сказочным эльфом на нем и при этом доедая вилкой уже третье яблоко.       — Почему солгала? Может, однажды я напишу большой труд о фалмерах, который перевернет все прежние представления о твоем народе? Только для начала мне нужно выяснить твое мнение об этой статуе, и точное значение надписи с нее.       Гелебор покачал головой и взял в руки копию письмен и изображение монумента. Его версия о личности венчанного мера сводилась к тому, что теряющие зрение или уже ослепленные двемерами невольники из любви к своему правителю высекли в горной породе великое по красоте чудо, не боясь ни сложной работы, ни гнева жестоких господ, ни изнурения.       — Он выглядит молодо. Может, это Снежный Принц? — прервала раздумья Гелебора Райлис и тут же опровергла собственное предположение: — Тогда вместо одеяний должны быть доспехи и знаменитое копье — он же воин-герой.       — Хорошо-Знает-Болота сказал, что у статуи были глаза-каменья.       Райлис хмыкнула и отложила на время трапезу.       — И если он прав, то понятно, что здесь забыла Гильдия воров. Похоже, украшение символизировало кристально-ясное зрение, а горящий факел — борьбу с темнотой.       Гелебор кивнул. Создавалось впечатление, будто Райлис уже мысленно примеряла на себя мантию исследователя с мировым именем, воображая себя на пороге великого исторического открытия.       — Верно. Но посмотри: мер спокоен и сидит в позе для медитаций, не намеренный ни сражаться, ни бежать, — заметил Гелебор.       Альтмерка задумалась на мгновение, а затем попробовала усесться таким же образом и сохранить при этом и идеальную осанку, и глубокую умиротворенность, свойственную гранитному фалмеру. Однако, как бы она не старалась, все ее попытки, сопровождавшиеся сопением и сосредоточенными пыхтениями, провалились под хруст суставов. Без должной подготовки у Райлис то разъезжались стопы, то вырастал на спине внушительный горб. Она сдалась лишь тогда, когда на ее черты легла маска скорби и вечной муки, далекая от выражения мудрости и чинного спокойствия гордого древнего мера. Он будто бы знал об уготованной ему и всей его расе судьбе, но не ведал перед будущим страха, преисполненный верой в то, что рано или поздно все вернется на круги своя.       Позабавившись «акробатикой» Райлис, Гелебор отложил в сторону рисунок и вновь вгляделся в руны.       — Скажи, что тут написано, — попросила альтмерка, и Гелебор охотно повиновался. Перевод получился совсем не складным и похожим больше на сухой пересказ послания. Было ясно одно — когда-нибудь к фалмерам явится спаситель.       Выслушав до конца, Райлис опять схватилась за фрукты и заявила:       — Я не совсем поняла, про какую мелодию света идет речь, и причем тут Ану из детских книжек про сотворение мира, но я готова поспорить на сто тысяч септимов, что это стихотворение — пророчество, и главная фигура в нем — ты.       Гелебор поморщился от почти физического дискомфорта, вызванного столь нелепым предположением.       — Глупости. И как тебе такое в голову пришло?       — Тут упоминается «ратник» — воин, проще говоря.       — Не вижу иной связи со мной. Может, эта надпись стала последней попыткой обреченных на слепоту снежных эльфов сохранить свою письменность, но не более того?       Райлис махнула рукой.       — Ладно, пусть каждый останется при своем. Не хочу портить потрясающий день дурацкими спорами. Особенно сейчас, когда меня переполняет чувство свершившегося возмездия.       Девушка зубами сняла с вилки Предвестника последний кусочек яблока, зажмурилась, как сытая кошка, разлегшаяся на солнце, и воскликнула:       — Исграмор! Я разгуливаю по Скайриму в компании настоящего снежного эльфа, ем твоей личной ложкой ворованные у нордов яблоки и радуюсь жизни. Приди и останови меня!       — Райлис, ты украла еду? Как ты могла! — возмутился Гелебор.       — На самом деле, я не крала. Просто мне хочется задеть эго Исграмора… Кажется, я уже слышу непереводимую древненордскую брань.       Гелебор прислушался. Ему тоже почудилось, будто эхо донесло обрывки чьих-то неразличимых фраз, однако через мгновение звук стал громче и четче, и к нему добавился шорох множества подошв.       — Это не брань, — вполголоса сказал Гелебор, и Райлис округлила глаза. — Здесь кто-то есть.