Когда небо станет золотым

       Прижав крылья к чешуйчатым бокам, дракон брёл по искусственно расширенным туннелям пещеры. Путь всегда был один — неоднократно пройденный им самим, его отцом-драконом, его дедом-драконом и многими из его предков-драконов. Иногда он невзначай касался плечами стен, и те жалобно стонали. Каменная крошка со стуком осыпалась. Дракон раздражённо фыркал. Если бы он умел говорить как человек, то спросил бы: «Какого чёрта кто-то настолько огромный, как я, должен жить в месте настолько тесном, как это?» Если бы он-сам-человек не спал в сознании себя-дракона, то дракон спросил бы: «Какого чёрта кто-то настолько огромный, как мы, должен жить в месте настолько тесном, как это?» Он-человек был крошечным, слабым и сомнительно умным. Человек делился с собой-драконом мыслями и странными словами и фразами вроде «ностальгия», «мастурбация», «двойной виски со льдом» и «доходность акций предприятия». Дракон делился с собой-человеком крыльями и устрашающим вспарыванием воздуха, некровопролитными сражениями и смертоносным пламенем, невообразимым и пугающим драконьим величием и долгим созерцанием забавных пятнистых животных. Иногда человек наблюдал, порой выходил вперёд, временами они сливались, но сегодня дракон отправил человека спать, чтобы сделать что-то важное. Чтобы сделать что-то важное правильно. Чтобы не перепутать важное с тем, что не важно. Люди постоянно путали важное с тем, что не важно. Добравшись до подземного выхода к реке, он с тихим рычанием, от которого треснули несколько сталактитов в ближайшем зале, нырнул в воду. Его ярко-голубые глаза радостно сверкали, и он, как самая быстрая на свете подводная лодка, распугивая рыб, молниеносно проплыл пять десятков миль, чтобы вынырнуть из воды уже в океане. «Тайна личности», — непонятно заявлял его я-человек. Дракон ракетой взмыл к небесам, рассекая крыльями облака, и направился туда, где зарождалась искра. Наставник говорил, что избранная им су-же-на-я всегда идеально подходит его человеческой половине, но дракон не понимал, что это такое. Для него имели значение пища и сон, полёты и сражения, наставник-человек и небесные точки, звонкие сокровища и пятнистые животные — ко-ро-вы. Он любил наблюдать за ко-ро-ва-ми и играть с ними, но они были такими же слабыми и хрупкими, как и люди, и умирали. Дракон отправлял себя-человека спать, забирал дохлых ко-ров в пещеру и безутешно горевал, глядя на их безжизненные туши, а в следующий раз вновь отправлялся поиграть с ко-ро-ва-ми. Он надеялся когда-нибудь встретить очень крепкую ко-ро-ву, которая сможет играть с ним долго-долго. Для него имело значение полежать животом на прохладном золоте. Для него имел значение он-человек, на которого дракон никогда не забывал подышать угасающим теплом своего сознания. И для него имела значение искра. Инстинкт твердил — однажды он почувствует нечто, сверкающее ярче сокровищ; нечто, чудеснее самой чудесной ко-ро-вы; нечто, пахнущее приятнее того, что оставляют за собой маленькие летучие не-драконы-но-драконы, живущие в его пещере; нечто, звучащее мелодичнее собственной отрыжки — нечто такое, что и дракону не представить. Тогда он заберёт это нечто и отдаст себе-человеку. И будет ждать, когда небо станет золотым. Он парил над Большой Готэмской Пустошью, где испокон веков устраивали гулянья су-же-ных, и смотрел на невидимую людям крошечную искру, от которой тянулась тоненькая золотистая нить. Дракон улыбнулся. Для него не имели значение ни внешность, ни возраст, ни пол. Он не понимал, что это такое, потому что драконы понимали только важные вещи. «И тогда он выпустил гигантские когти и схватил свою суженую, чтобы унести её в неприступную крепость!» — так писали люди, так в детстве рассказывал он-человек, на что дракон мысленно закатывал глаза. «Глупые, глупые люди. Умный, но глупый я-человек», — сказал бы он, если бы умел говорить. Выпусти он гигантские когти, то схватил бы разом с десяток су-же-ных, и половина из них умерла бы мгновенно. Правду знал наставник, но до поры до времени держал тайное знание при себе. Дракон улыбнулся опять и сжал зубы так, что осталась микроскопическая по драконьим меркам щель. И резко вдохнул через пасть.

***

Брюс, усталый и бледный, с осунувшимся лицом, опираясь на локоть Альфреда, медленно тащился по пещере к подножию первой горы несметных сокровищ. — Проблема, сэр, — сказал на ходу дворецкий. — Ты разбудил меня через час после возвращения, чтобы решить эту проблему? Ты же знаешь, как я слаб после раздраконивания. Что случилось? Я-дракон не выбрал суженую? Или суженая недостаточно хороша? Требует меня-дракона? Грозит нам судебным иском? — Посмотрите сами. Они остановились у одной из многих золотых гор, первые из которых принесли в пещеру несколько веков назад далёкие предки Брюса, и взглянули на то, что лежало у подножия. — Что это? — пробормотал Брюс и недоверчиво потёр глаза свободной рукой. Воспоминания были смутными и отрывистыми. По-настоящему он очнулся пять минут назад, в собственной постели, и последнее, что запомнилось чётко — кончик хвоста, выбивающий гулкий звон из чешуи после вдраконивания, а потом дракон заставил его уснуть: неглубоким, прерывистым сном. — Правильнее будет спросить, кто это. Суженая, сэр. — Но это же… — Суженая-суженый. — Ясно, — деланно равнодушно произнёс Брюс. — Ты связал его, засунул в рот кляп и закрыл глаза повязкой. Зачем? — Прошу прощения, сэр. Он был без сознания, когда вы-дракон принесли его, а я не знал, что делать с такой нестандартной… суженой, поэтому решил, что ему лучше оставаться обездвиженным; не кричать, потому что от криков с гор может сойти монетная лавина; и не видеть, где он находится — пока вы не примете решение. — Какое я должен принять решение? Он мужчина. — Он мужчина. Позвольте задать очень личный вопрос, сэр. Вы скрытый гей? — Я скрытый дракон, и это был очень личный вопрос, Дживс, — процедил Брюс и выразительно подвигал бровями, указывая на… суженого: «Будь осторожен, используй кодовые имена, ты не заткнул ему уши. Есть шанс, что он притворяется бессознательным, а на самом деле слушает нас». — Я уверен, что не являюсь скрытым геем. [1] — Тогда, быть может, мастер Бертрам, вы испытываете открытое влечение не только к противоположному полу, но до сегодняшнего дня не считали нужным проявлять его? — Альфред всё схватывал на лету. — Сейчас я испытываю открытое влечение исключительно к своей кровати. Вероятно, я-дракон — гей. — Это невозможно, сэр, и вы знаете — почему. У вас-дракона нет сексуальной ориентации. — Я предпочитаю думать, что у меня-дракона все сексуальные ориентации одновременно. — Как пожелаете. Возможно, вы-дракон приняли его за женщину? Брюс посмотрел на Альфреда. Альфред посмотрел на Брюса и красноречиво покосился на суженого. — Он крупный и мощный, но у него круглая выпуклая задница и сильно развитые грудные мышцы, — неохотно заметил Брюс. — Хнн. Кудряшка на лбу. — Вы находите его сексуально привлекательным? Драконы никогда не ошибаются в выборе. Хотите, я переверну его на живот, чтобы вы смогли по достоинству оценить круглые выпуклые ягодицы? — Нет, — отрезал Брюс и внимательнее взглянул на… суженого. Крупный и мощный, очень молодой, совсем молодой, с круглой выпуклой задницей и сильно развитыми грудными мышцами. И дурацкой кудряшкой на лбу. Брюс зачем-то принюхался и нахмурился. Дракон усыпил его, но иногда он просыпался и теперь начинал вспоминать детали. — Это были не когти, и ты знал, — произнёс он сердито. — Ты всегда знал, но позволял мне заблуждаться, как обычному человеку. — Есть вещи, сэр, которые необходимо познавать, а не узнавать. — Я… — Брюс поморщился. — Я взял его в рот. Моего суженого. Всевеликий Первый Дракон, я взял в рот своего суженого. Я вдохнул его и спрятал под языком. Дьявольские крылья, Аль… Дживс, я взял его в рот! Это же негигиенично! — Вы-дракон взяли его в рот. Это не то же самое, как если бы вы-человек взяли его в рот. — Не имеет смысла. Он бы не поместился во рту у меня-человека. — Формально не имеет смысла и то, что вы-дракон взяли его в рот. У вас-дракона не рот, а пасть. Альфред посмотрел на Брюса. Брюс посмотрел на Альфреда и красноречиво покосился на суженого. Сказал шёпотом, одними губами: — Что нам с ним делать? Кажется, я-дракон ошибся. Промахнулся. Это не моя суженая и не мой суженый. Он же мальчишка. Ему и двадцати нет. — Я проверил документы, он младше вас всего на три года. Ему двадцать два, и его зовут Кларк Кент, — так же тихо ответил Альфред. — Он ваш суженый. Драконы не ошибаются. — Но я ничего не чувствую. — Брюс безразлично пожал плечами. — Я ведь должен что-то чувствовать? Восторг, восхищение, неясный трепет в глубине груди? Робкую нежность? Тёплые волны зарождающейся безграничной любви? — Тёплые волны зарождающейся безграничной любви? — ехидно переспросил Альфред. — Видимо, в детстве я читал вам слишком много романтических историй. — Непреодолимое влечение? — с надеждой продолжил Брюс. У него отсутствовали предубеждения по поводу ориентаций и сексуальных предпочтений — из-за дракона и так же, как у всех драконов — хотя до сегодняшнего дня он не считал нужным проявлять предпочтения, отличающиеся от традиционных. Брюс мельком взглянул на круглую выпуклую задницу, облепленную сырыми брюками. — Почему он мокрый? У меня-дракона сухо во рту. Я нёс его через океан, бережно охраняя от морской воды. Он не должен быть мокрым. — Боюсь, сэр, что вы… — Я его облизал! — Брюс с протяжным стоном шлёпнул ладонью по лбу. — Проклятье, зачем я это сделал? — Вы-дракон его облизали. У вас-дракона выделилась на него слюна, а когда у вас-дракона выделяется на кого-то слюна, вы облизываете этого кого-то, и как только вы облизываете этого кого-то впервые, вам хочется облизывать его снова и снова. Даже вам-человеку этого хочется. Инстинкт, сэр. Вы забыли, каких усилий стоило отучить вас облизывать меня? — Я был бы очень благодарен, если бы ты больше не вспоминал об этом, как и том, что я облизал кого-то ещё. Фу. — Вы сказали: «Фу»? Дракон не должен говорить: «Фу». — Дракон может говорить всё, что хочет. Пф. Брюс посмотрел на Альфреда. Альфред посмотрел на Брюса, и они оба красноречиво покосились на Кларка Кента. Брюс сглотнул. Чёртовы инстинкты. Ему действительно хотелось облизать этого… парня. Так, как это делают собаки. Или драконы. Прежде Брюс никогда не испытывал желания облизывать людей, за исключением наставника и давно умерших родителей. Он тряхнул головой, прогоняя идиотские мысли, и твёрдо сказал: — Невзирая на выделившуюся слюну, я убеждён — это не мой суженый. Я его не люблю и не хочу, и не планирую любить и хотеть его. Дракон ошибся. Всё когда-то случается впервые. — Вы уверены? — Да. Неси усыпляющий газ. — Прошу прощения, сэр? — невинным голосом уточнил Альфред. — У нас нет усыпляющего газа. — Сейчас же, — непреклонно скомандовал Брюс. — Усыпляющий газ и бутылку твоего любимого виски. Даже если он притворяется и слышит нас, ему никогда не узнать, где он был и кто мы такие, а со временем он решит, что мы плод алкогольных галлюцинаций. — Как прикажете, сэр.

***

— Я раскрыл драконий заговор! Кларк стукнул кулаками по столу Перри Уайта и с вызовом посмотрел на шефа. Его глаза сияли, как взрывающиеся звёзды, и он чувствовал себя потрясающе: лихим, смелым и отчаянным победителем драконов и ещё кое-кого. Вероятно, это был эффект виски, которым кое-кто облил его, и немалая часть этого виски попала через кляп в рот Кларка. Или он находился в шоковом состоянии и не совсем трезво оценивал реальность. Но, как бы то ни было, Кларк чувствовал себя ни больше ни меньше — супергероем. — Чем от тебя несёт, Кент? — спросил Уайт. — Ты выпил и искупался в Готэм-ривер? Фу. — Вы сказали: «Фу»? Вы же редактор, вы не должны говорить: «Фу». — Сколько ты выпил, сынок? — нахмурив брови, уточнил Перри. — Я поручил тебе важное задание, а ты вместо этого надрался на гуляньях? Ты хотя бы в курсе, что ДВП явил людям свой светлый лик? Говорят, он выбрал суженую, а ты здесь, без сенсации, без интервью и даже без убогого размытого снимка?! — Но у меня как раз есть сенсация! — пылко воскликнул Кларк. — Дракон не выбирал суженую, а похитил меня — кстати, они берут нас в рот, а не несут в когтях! Он утащил меня к себе в пещеру, и это только начало. Я раскрыл настоящий заговор! Всё встало на свои места! — Неужели? — иронично заметил Перри и, откинувшись на спинку кресла, достал из ящика стола коробку сигар. Кларк посмотрел на Перри. Перри посмотрел на Кларка и, выразительно покосившись на табличку «Не пить. Не курить. Правду говорить», спрятал коробку обратно. — Я прибыл на гулянья суженых, — начал Кларк, — и успел взять два интервью, когда небо стало белым — вы же знаете, как это бывает с драконами — и я отключился, чтобы очнуться в пасти дракона и отключиться снова, чтобы опять очнуться: связанным, с кляпом во рту и повязкой на глазах, лёжа на сокровищах в пещере дракона. — Ну-ну, — недоверчиво пробормотал Уайт и цепко уставился на Кларка: «Как же ты, связанный и с повязкой на глазах, определил, что лежишь на сокровищах в пещере дракона?» — Это была пещера дракона и его сокровища, — с нажимом ответил Кларк на невысказанный вопрос. — Затем явились люди, двое, судя по голосам, молодой и старый. — Вердраконы? — слегка заинтересовался Перри. — Они живут парами? Гомосексуальными парами? Не то чтобы я верю хотя бы одному твоему слову, но гомосексуальные вердраконы — это любопытная тема для статьи. — Никаких гомосексуальных вердраконов, сэр. Это были драконьи подельники, — зловеще прошептал Кларк и горячо махнул руками. — Полагаю, некоторые люди с Начала Времён живут в симбиозе с драконами. Люди помогают драконам добывать пропитание, и наверняка наверху, на поверхности, над пещерой, в которой меня держали, раскинулась богатая ферма, где выращивают скот. Ведь каждому известно — драконы очень любят поесть. Чтобы не тратить время на поиски еды, они вступили в симбиоз с людьми, которые предоставляют им много, очень много пищи. Взамен драконы делятся с подельниками сокровищами и приносят им женщин. Гулянья — это прикрытие. Уверен, драконы постоянно воруют для своих подельников женщин, и это объясняет, зачем огромным созданиям крошечные люди. — Драконы воруют женщин для себя, потому что у драконов нет своих женщин. Все драконы — мужчины. Каждому известно. — Это версия не выдерживает никакой критики, сэр. Я слышал не всё, что обсуждали драконьи подельники, но они куда хуже драконов, а ведь драконы — хитрые, подлые, жестокие создания, однако их подельники — истинное зло. Они настолько циничные, что называют своих жертв сужеными. Они настолько сумасшедшие, что даже отождествляют себя со своими драконами. Вы понимаете, что это значит? Массовый обман. Массовые похищения. Пособничество сексуальному насилию и само сексуальное насилие — массовое! — а после драконьи подельники наверняка убивают своих жертв и скармливают их драконам. — Ведь каждому известно — драконы очень любят поесть, — проворчал Перри. — Именно! Это преступления против человечества. Мы должны раскрыть миру правду, сэр, и добиться справедливости! — Правду, значит, — хмыкнул Перри. — И ты совсем не испугался, когда попал в лапы к драконьим, гм, подельникам? — Конечно, я испугался, сэр, но драконьи подельники накачали меня усыпляющим газом и облили виски, и часть этого виски, кстати, довольно неплохого, они налили мне в рот. — Зачем, чёрт тебя дери, Кент, им поить жертву виски, да ещё и хорошим?! — Для того, чтобы я ничего не запомнил и считал всё произошедшее алкогольной фантазией. Мгм. Понимаю, звучит не очень правдоподобно, но они на самом деле накачали меня газом и облили виски, прежде чем отпустить. Фактически они отвезли бесчувственного меня на Аллею Преступлений, где я и очнулся. — То есть ужасные, опасные и жестокие драконьи подельники отпустили единственного свидетеля их бесчеловечных преступлений, полагаясь лишь на эффект от виски? Почему они не… — Перри закашлялся. — Не воспользовались тобой как… женщиной? — Гм. Мгм. — Кларк стушевался. — Видимо, потому, что они убеждённые гетеросексуалы. — Почему они не скормили тебя своему дракону? — Видимо, потому, что я… невкусный? Перри посмотрел на Кларка. Кларк посмотрел на Перри и, выразительно покосившись на табличку «Не пить. Не курить. Правду говорить», добавил: — Кажется, дракон попробовал меня на зуб и облизал — поэтому я пахну как Готэм-ривер — но, очевидно, я совсем не вкусный. — То есть ты видел дракона вблизи? — Никто и никогда не видел вблизи ни одного дракона. Вы ведь знаете, что это невозможно из-за сияния. Поэтому драконов фотографируют только издалека и любуются ими тоже — издалека. Поэтому на камерах слежения они лишь размытый белый след и ничего более. Я видел дракона… изнутри? Я чувствовал дракона, чувствовал его запах, его дыхание, его жар. Чувствовал его сверхъестественное присутствие. Кларк посмотрел на Перри. Перри посмотрел на Кларка, и они оба выразительно покосились на табличку «Не пить. Не курить. Правду говорить». — Сынок, это самый отменный бред, что я когда-либо слышал, — устало произнёс Перри. — Я бы простил тебя, если бы ты не справился с заданием — в очередной раз — но ты стоишь здесь, пьяный и пахнущий сточными водами Готэм-ривер, и врёшь так нагло и так безбожно, что мне остаётся одно — уволить тебя. — Вы не можете меня уволить, я говорю правду, — возразил Кларк, — и у меня есть доказательства! — Он залихватски, почти безумно улыбнулся и широким жестом выложил на стол улику. Перри приподнялся и рухнул обратно на кресло. Его лицо резко побледнело. — Это… — Он шумно сглотнул и уставился на Кларка. — Я позаимствовал монету из драконьей сокровищницы. Вы можете провести профессиональную оценку, но это древняя золотая монета. Я не украл её в музее, потому что я не умею воровать. Я не купил её, потому что вы знаете, сколько я зарабатываю. Я позаимствовал настоящую драконью монету из настоящей драконьей сокровищницы, и настоящие драконьи подельники ничего не заметили. Кларк торжествующе вскинул крепко сжатый кулак. Перри дрожащей рукой потянулся к монете и тут же отдёрнул ладонь. — Лучше бы ты оказался лжецом и пьяницей, чем идиотом, — упавшим голосом пробормотал Уайт. — Ты забыл главное правило? — Главное п-правило? — неуверенно переспросил Кларк, и его внутренности вмиг скрутило от ужасного озарения. — Никогда не кради у дракона… — …Потому что дракон всегда находит украденное сокровище. Они синхронно развернулись к окнам, и у Кларка вырвалось слабое: «Ох». На «Дэйли-Плэнет» накатывала бесконечная белизна, в центре которой виднелся драконий силуэт. Панорамные окна загудели, но не взорвались, а с тихим шорохом стеклянным крошевом осыпались вниз. — Вы хотели Дракона, шеф, я привёл вам Дракона, — нервно моргнув, произнёс Кларк. — Я выполнил ваше задание? — Ложись, болван! — заорал Перри, рыбкой ныряя под стол. — Не смотри на него в упор, иначе ослепнешь! Кларк взял монету и, пошатываясь, отступил к дверям, за которыми раздавались истошные вопли. Уставился на надвигающуюся громадину. — Господи боже, — прошептал он, — я умер? Он видел. Видел дракона вблизи. От лоснящегося носа до загнутого сверкающим крючком острого хвоста. От блестящего кончика правого крыла до блестящего кончика левого. Видел сияющие овальные чешуйки, наложенные друг на друга, и видел всего дракона — целиком. Драконов рисовали с тех пор, как люди узнали о драконах. Их рисовали коричневыми, серыми, пёстрыми и оранжевыми. Их рисовали лиловыми и розовыми. Их рисовали белоснежными, как детские души, и чёрными, как разлитая в океане нефть. Им рисовали карие глаза, серые глаза, фиолетовые глаза, но чаще всего — жёлтые и зелёные. Люди рисовали и золотых драконов, но никто не рисовал настолько золотых драконов. Дракон приближался — как солнечный свет, как цыплячий пух, как расплавленные самородки. Он был живым воплощением золота, и небо бы сгорело от зависти, сумей оно заглянуть в его голубые глаза. Дракон приближался и улыбался. — Господи боже, — жмурясь, с благоговением повторил Кларк. Сердце у него то замирало, то билось как сумасшедшее. — Иисусе и Всевеликий Первый Дракон, он… Он такой красивый. И благородный. Как я мог ненавидеть кого-то настолько красивого и благородного? Я заблуждался. Он не может быть хитрым, подлым и жестоким. Они используют его. Те люди. — На пол, Кент! — всё кричал Перри. — Выкинь монету на улицу и падай на пол! Может, он тебя не сожрёт! Дракон приблизился вплотную к зданию, и теперь Кларк видел его верхние зубы. Не полностью. — Привет, — дружелюбно поздоровался он. — Почему я тебя вижу? — Ур-р-р, — громогласно сказал дракон. Кларк покачнулся от звуковой волны и осторожными меленькими шажками двинулся вперёд. — Уру-рур-ру, — как будто радостно пророкотал дракон. — Вот, забери. — Кларк остановился в футе от драконьих зубов и протянул монету. — Только не ешь никого, ладно? Люди в этом здании не виноваты, это я украл монету — вернее, что важно, позаимствовал. Накажи меня, но — если для тебя это не принципиально — не съедай. Пожалуйста. Поверь, я невкусный. Наверняка ядовитый. Не сомневайся, я — настоящая драконья отрава. Дракон оглушительно щёлкнул пастью. Его зубы проехались по стене снаружи. Здание завибрировало, и у Кларка подогнулись и так слабеющие с каждой секундой колени. — Какой же ты идиот, сынок, — трагически простонал из-под стола Перри. — Что я скажу твоим ма и па? — Уру-руру-руру-ру, — словно соглашаясь, прорычал дракон. — Буруру! — Извини, что украл твоё сокровище, позабыв о главном правиле, — торопливо добавил Кларк. — Ур-гур-р-рур! — рявкнул дракон и протиснул меж зубов невероятно длинный и гибкий язык. И в одно мгновение слизнул Кларка вместе с монетой.