Работа над ошибками

***       Кроули погрыз кончик карандаша и удовлетворенно кивнул. Вон, какая красота получилась! И ничего, что он не художник, он же не людей рисует. Довольный писатель поднялся и отряхнул колени – еще пять минут назад он, лежа на полу, увлеченно рисовал на большом куске ватмана модель Вселенной для своих книг, добавляя туда новые планеты, которые придумались благодаря статье, присланной Азирафаэлем. Все планеты, звезды и прочие космические объекты окружали мелкие неразборчивые подписи, перемежающиеся знаками вопроса: расстояние до светила, размеры, флора и фауна, какие-то заметки. Все, что было связано с наукой и расчетами, Энтони честно попытался найти в интернете, но во многом все же потерпел фиаско и решил посоветоваться с редактором – наверное, если тот накатал ему такую простыню с правками, то знает, где найти необходимую информацию. А еще Кроули лелеял коварную идею припрячь Азирафаэля к составлению картотеки планет его серии с подробным описанием каждой, потому что самому писателю было лень, и его записи представляли сумбурный и перепутанный комок отрывочных фраз. Многое Энтони предпочитал хранить в памяти, не заботясь о помещении архива на электронные носители. В конце концов, мудро рассуждал он, если что-то забудется – значит, неважно. Тем более, если забудется, а заметка останется, то как он вспомнит, что имел в виду?       У него уже была целая папка с подобными записями: салфетки, обрывки бумаги, страницы блокнотов и тетрадные листы, испещренные малопонятными простым смертным фразами. Проблема в том, что и сам Энтони понятия не имел, что они значат. «Гг ст р а-н ч/з подпр. и (смазанное пятно) кр». Гениально. Кроули даже не помнил, о котором из главных героев идет речь и причем тут подпространство. «Пр-ния глас, что драконы, рожд-ые в глуб. океана, могли…» Писателя очень волновал вопрос: что же, согласно преданиям, все-таки могли морские драконы, которых он ранее не вводил в историю (интересно, в которую из), но данную ценную мысль он записал, проснувшись в четыре утра и даже не сумев как следует продрать глаза. Результатом оказался клочок бумаги, в котором строчки не просто переползали друг на друга, но и вообще перекрывали уже написанное, иногда завиваясь спиралью, когда Кроули чуть не засыпал снова. В трех местах он так густо замазал не понравившееся слово, что досталось всем его соседям, с краю аж до дырки в листке. В общем, Энтони недолюбливал свой почерк (не вообще, а только тот, что получался в спешке) и предпочитал работать за компьютером.       Постучав карандашом по нижней губе, Энтони решил, что работы с картой на сегодня хватит. Глянул на часы – еще не поздно сгонять куда-нибудь, где ночная жизнь бьет ключом, но в хорошем смысле, а не разводным по голове. Хм, чем бы заняться завтра? Кроули, плавно покачивая бедрами, точно было, для кого, отправился в спальню, где стоял гардероб. Завтра же пятница, подумал он, выбирая одежду, можно как следует выспаться и свалить куда-нибудь на всю ночь. Хотя… он открыл на смартфоне почту и пролистал входящие. Кажется, у Хастура намечается литературная вечеринка.       Хастур, конечно, жил затворником, но с таким домом грех не закатывать приемы, тем более что приглашались на эти приемы только знакомые. Без журналистов, только для своих, на все выходные. И никаких «это со мной» – только те, кого хозяин знал лично. Потому Энтони не очень любил эти встречи – он всех знает, его все знают, блистать не перед кем, эпатировать некого – ни репортеров, ни зрителей. Ску-ко-та. Зато, поскольку Кроули и Хастур работали на одно издательство, и даже если не дружили, то в каком-то смысле приятельствовали, он обладал правом переночевать у Хастура и воспользоваться хозяйским мини-баром.       Энтони стянул домашнюю футболку с Уроборосом и облачился в обтягивающую рубашку, которую он покупал, вообще-то, для выходов в свет, но Михаэль строго-настрого запретила ее надевать на официальные мероприятия. «Да, даже если застегнуть все пуговицы. Да, даже с галстуком! Кроули, ты рекламу Акс-эффект видел? Нам пробки из-за падших ангелов не нужны, тебя попросту разорвут фанатки, почему ты вообще свалился на нашу голову, а не пошел в модели или актеры, за что…»       А что, если потрясти своего редактора и добиться от него парочки глав с правками? Он же наверняка уже что-то там настрочил, может, получится дополнить карту или что-то набросать на будущее… в любом случае, Азирафаэль уже должен был продвинуться в работе, так что какие-то комментарии у него точно есть! Их не может не быть.       Конечно, такой правильный и занудный человек наверняка уже спит в столь поздний час, но утром увидит письмо, и к тому моменту, как проснется сам Кроули, на почте уже будут свеженькие правки. Отличный план.       Энтони ухмыльнулся и, затянув на поясе ремень из змеиной кожи, открыл ноутбук. «Мистер Фелль, – начал он с некоторой толикой ехидства, – вы уже вычитали мою рукопись?»       Азирафаэль снял очки и аккуратно помассировал веки подушечками пальцев. От букв в глазах уже рябило – значит, самое время сделать перерыв. Неплохо бы выйти на улицу и немного прогуляться. Но для начала он скопировал две уже отредактированные главы и выслал их Кроули. Его немного удивила просьба писателя, которую он получил утром – все-таки, работа еще не закончена, хотя Фелль уже прочитал книгу целиком, чтобы иметь представление о сюжете и не отмечать логические нестыковки, которые будут объяснены по ходу дела. Теперь же он методично вычитывал главу за главой, стараясь не думать, как поступит, когда дойдет до части с постельной сценой.       Он стал более внимателен к своим правкам и больше не придирался по мелочам, осознавая, что вышло грубовато. В конце концов, ему с Кроули еще работать, и, поскольку писатель нервничал из-за книги, ему можно было простить некоторую резкость. А вот его фамильярное обращение… что ж, Альберт за себя уже отомстил, а последнее время и вовсе привык, игнорируя теперь всю ерунду, которую писал Энтони. Иногда казалось, он просто дразнился. Тем более… Альберт вспомнил своего двоюродного брата и покачал головой. У некоторых людей просто такая манера общаться. Он и сам нередко ловил себя на том, что обращался даже к малознакомым людям «дорогой» – нахватался от тетушки и ее сына. Родственники с этой стороны у него были весьма экспрессивны, а с другой – напротив, отличались нордическим характером и истинной невозмутимостью англичан.       Однако редактора все же мучила совесть за собственную едкость и, в каком-то смысле, даже непрофессионализм. Поэтому в своем ответе он тактично извинился за прошлые правки.       Веб-страница мигнула и обновилась, уведомляя, что письмо отправлено, и только тогда Альберт встал и потянулся, с неудовольствием отметив, что в спине что-то хрустнуло. Шея затекла и казалась каменной, и мужчина, разминая ее наклонами головы, отправился на кухню заваривать чай. Пока он набирал воды в чайник, из гостиной раздалась трель телефона, оставленного на столе. Азирафаэль щелкнул кнопкой включения и торопливо вернулся. Номер оказался неизвестным, и редактор еще пару секунд размышлял, брать ли трубку. Но все же принял входящий.       – Алло, это мистер Фелль?       Голос был бархатистый, обволакивающий и, кажется, слегка взволнованный. Говоривший чуть заметно тянул глухие свистящие звуки, словно кто-то спускал воздух из шины или имитировал шипение змеи. Азирафаэль даже не сразу сообразил, что ему необходимо ответить – голос завораживал, притупляя чувство реальности.       – Д-да, это я. Добрый день. А вы…       – Ангел, ты что, обиделся? – динамик взорвался встревоженным вопросом, заставив обескураженного редактора отвести смартфон от уха. – Ангел, почему? Если я был груб, то мне жаль, очень жаль, прости меня! Я был весь на нервах с этой чертовой книгой, вот и посылал тебя… или это из-за моей шутки про вычитку? Я не хотел тебя обижать, правда!       – Мистер Кроули? – растерянно уточнил очевидное Азирафаэль. Голос замолк – вероятно, собеседник потерял мысль, поэтому инициативу пришлось перехватить редактору. – Простите, я не совсем понимаю, о чем вы… вы получили последние правки?       – Да, да! Вот о них я и хотел бы поговорить, – все-таки, голос у писателя звучал очень приятно и был хорошо поставленным, больше похожим на голос диктора, актера или певца. – Ангел, ты правда обиделся?       – Почему вы так решили, мистер Кроули? – терпеливо уточнил Фелль, немного хмурясь от обращения. В письмах он уже привычно игнорировал это «ангел», а тут оно резало слух – точнее, мягко проникало через ухо прямо в мозг и что-то там переключало.       – Твои правки! Ты просто почистил текст – ошибки, опечатки, всякие мелочи… а где примечания? Где простыни на пять страниц?       – Простыни?       – Та статья, которую ты прислал, очень помогла для новой книги! И про расстояние я все исправил, это было забавно. А сейчас? Поверить не могу, что тебе не к чему придраться!       – Погодите, мистер Кроули, – взмолился Азирафаэль, который, кажется, начал что-то понимать. Неужели… неужели его заметки не раздражали, а нравились писателю? – Мне показалось, что они неуместны…       – Уместны, еще как уместны! – горячо заверил его Энтони.       – Послушайте, мистер Кроули, – проговорил Фелль с легким смущением – ему не хотелось признавать, что эти правки он сделал из вредности и в качестве маленькой мести за вызывающее поведение писателя, – я всего лишь редактор, и подобное вмешательство в ваше творчество с моей стороны недопустимо. Поэтому я прошу прощения снова.       – Кто тебе сказал такую ерунду – Габриэль? Не бери в голову, мне нужны твои комментарии, они свежие и интересные, мне хочется писать дальше, у меня появляются идеи! – Кроули немного подумал и, решив, что не донес свою мысль, принялся ее развивать. – Ангел, послушай. Ты не указываешь мне, как должен развиваться сюжет и как нужно вести себя моим героям. Ты смотришь на мои миры трезво и прикладываешь к ним законы нашей реальности, что необычно, но одновременно и забавно, и увлекательно. Те вопросы, которые ты задаешь, просто не приходили мне в голову, но если их правильно обыграть, то они придают изюминку тексту, добавляют происходящему реалистичности и глубины. Не переставай этого делать! Пожалуйста?       Азирафаэль недоверчиво выслушал этот вдохновенный монолог. Мистер Кроули очень странный. Определенно. Но если его все устраивает…       – Понимаете, мистер Кроули, мне с трудом удалось попросить мистера Уайтвинга об отсрочке. Так что, боюсь, мы можем не успеть до третьего числа, если я…       – Азирафаэль, если ты сделаешь, как я прошу, а не будешь юлить, то все мы успеем. Клянусь, Гэб получит эту треклятую рукопись даже раньше, чем хотел!       – Хорошо, мистер Кроули. Обещаю, что я снова буду присылать вам примечания. Но учтите, что вы сами напросились! – редактор даже засмеялся. Пощады не будет!       Энтони внимательно прислушался к этому смеху. Сначала голос Фелля показался ему скучноватым, как и его вежливые до зевоты письма. Но последняя фраза была сказана почти озорным тоном, чем-то похожим на его остроумные и даже порой язвительные комментарии к текстам. А смех приятный. Сколько ему лет? Вроде не старый. Со всеми этими «будьте любезны» Энтони поначалу совершенно растерялся – то ли совсем молодой паренек, который пытается спрятать за показной вежливостью неуверенность в себе, то ли древний дедок, помешанный на этикете.       – Тогда жду нормальных правок, мистер Фелль, – чопорно заявил Кроули, – а не этой тоски зеленой. До связи.       Азирафаэль отложил телефон и открыл ноутбук. Что ж, работа разом стала казаться куда интереснее. Он даже забыл про чайник.       И только вечером, засыпая, редактор вдруг осознал, что понятия не имеет, откуда у писателя его телефонный номер. ***       – Ангел, ты серьезно?!       – Абсолютно, мистер Кроули, а в чем ваш вопрос? – Азирафаэль пошарил в темноте и включил настольную лампу. Часы показывали час ночи, но мужчина даже спросонья безошибочно угадал, кто ему звонит, пусть он и услышал этот голос впервые сегодня днем.       – Это правда, что звезды поют?       – Что за ерунда… – Фелль сел на кровати и потер глаза. Мелодичный, взволнованный и восторженный голос из динамика сбивал с толку, мешая проникнуть в суть вопроса. – Мистер Кроули, вы звоните мне в час ночи только ради такого дурацкого вопроса?       – Час ночи? – тупо переспросил Кроули. – Я и не знал. Извини, перезвоню позже… в смысле, раньше. В смысле, уже не буду…       – Да ладно уже, – редактор зевнул, – что вы хотели, и потом я обратно лягу…       – Ты уже сказал, что это ерунда. Но ведь ты сам написал про звезды!       – Погодите, – Азирафаэль нахмурился, припоминая, что было в правках, которые он выслал Энтони в дополнение, потом прикрыл глаза и помассировал их сквозь веки. – Я совершенно точно знаю, что не мог написать ничего подобного… а! Я писал вам о том, что ученые записали звучание звезд, с помощью которого можно рассчитать их возраст и массу. Звезды не поют, мистер Кроули, но ученым удалось перевести какие-то колебания в звучание…       – Так все-таки, они поют! А это можно послушать?       – Да не поют! Я вам сейчас так сразу не скажу, давайте, утром найду и отправлю ссылки на нужные статьи?       – Утром мне уже не надо, я, как проснусь, уеду к Хастуру на литературные вечера на все выходные. Мне надо сейчас!       – Сейчас я сплю, – возразил Азирафаэль, хмурясь и пытаясь понять, всерьез ли Энтони плевать, который сейчас час, потому что он увлечен новой идеей, или потому что он эгоистичная гнида.       – Ну и ладно. Тогда чувствуй себя свободным до понедельника, ангелочек.       – Увы, – мрачно отозвался Фелль, – я буду занят вашей книгой. Приятных выходных.       И прежде, чем писатель успел что-то ответить, Альберт отключился и растерянно уставился на смартфон. Все произошло так быстро, что он даже не успел по-настоящему разозлиться, что его подняли посреди ночи – и, чтобы так и не успеть, поспешил оборвать звонок. Сейчас возмущаться или жалеть о грубости было уже поздно, поэтому редактор просто пожал плечами и упал обратно в сладкие объятия Морфея.       – Вельзи, он реально такой тупой!       – Конечно, – легко согласилась критик, – только полный идиот согласится с тобой работать.       Кроули покрутился перед зеркалом. В принципе, особо поражать некого, так что и так сойдет. Эта рубашка тоже хороша, такого нежного бледно-розового оттенка. Тут он угадал, хотя пастельные тона редко сочетались с его огненными волосами – то ли дело яркие, сочные цвета… а еще лучше – черный, который мог быть как строгим, так и, напротив, сексуальным.       – Да не в том дело, ты не понимаешь. Так-то он, блин, образованный, эрудиция из ушей прет! Но вот послушай, я ему говорю: «Чувствуй себя свободным до понедельника», а он мне отвечает, что, к сожалению, будет занят моей книгой.       – Да нет, Кроули, это ты не понимаешь, – Вельзевул, слушая писателя, откровенно веселилась. С одной стороны, тот восхищался своим редактором, с другой – ныл и жаловался на него.       – В смысле – я не понимаю? – Энтони снял очки и, протирая их, чихнул.       – Будь здоров, чтоб тебе пусто было. Он тебе в ответ пошутил.       – Послушай, я неделю сидел, не вынимая, над этой книгой, у меня уже все шутки из ушей лезут. Голос у него еще такой, знаешь... точно гей. Ты его не видела, он симпатичный? Если симпатичный, я с ним пересплю.       – Кроули, ты разбудил человека глубокой ночью, я не думаю, что его голос выражал именно то, что ты вообразил, – Вельзевул отставила чашку и сладко потянулась. – Скорее, ты принимаешь желаемое за действительное.       – Так ты видела его или нет?       – Не-а. Если тебе так интересно, найди его в соцсетях, что ли.       – Я пытался, но там много А. Феллей, откуда мне знать, который из них мой? Некоторые стремные.       – Я могу помочь сузить круг поиска, назвав тебе его имя, но что мне за это будет? – поинтересовалась Вельзевул, развлекаясь. Энтони забавно зашипел.       – Ах, ты знаеш-ш-шь имя? И давно знаеш-ш-шь?       – Кроули, тебе какая информация нужна: как зовут Фелля или как давно я это знаю? – женщина захохотала, запрокинув голову. Настроение стремительно ползло вверх.       – Имя, сестра! Имя! – взвыл Энтони, недавно совершивший набег на произведения Дюма-отца. Вельзевул снова громко засмеялась.       – Чтобы ты пошел и убил его ради меня?       – Ладно, миледи, что ты хочешь за эту информацию?       – Сначала я хотела потребовать желание и подумать, но теперь я хочу, чтобы ты называл меня миледи, – Вельзевул зажмурилась, пытаясь определить, насколько ей нравится такое обращение.       – Да хоть богиней, как зовут Фелля?       – Нет, – решилась, наконец, критик, – ничего я тебе не скажу. Я хочу, чтобы ты страдал. Или спроси Габриэля.       – Не хочу-у спрашивать Габриэля, – заупрямился Энтони. – А вдруг ты подговорила его соврать мне, и я найду в сети милого ангелочка, а на свидание придет чудовище? Или, еще хуже, я подумаю, что он страшный, а он прекрасен, как древнегреческий бог, и я упущу такой шанс.       – Какая у тебя фантазия, я и не догадалась, – посетовала Вельзевул, – такой шанс упустила.       – Я тебе не верю, – настороженно заметил писатель и тут же буднично осведомился. – Ну что, едешь на это сборище напыщенных идиотов или нет? Я могу подвезти тебя.       – А как же твой ангел? – язвительно поинтересовалась критик. – Неужели ты бросишь его?       – А к черту ангела, я хочу тусить с демонами, – определился Кроули с жизненными приоритетами.       – Иди к нам, к своим, в самые глубины ада, – фыркнула Вельзевул. – Приезжай, я люблю, когда меня возят водители без башни.       До места они добрались в сумерках. Пока Вельзевул вспоминала, как дышать после гонки, устроенной Кроули, тот выскользнул из любимого раритетного Бентли (который он оттюнинговал и, похоже, снабдил двигателем от чего-то помощнее), обогнул автомобиль и галантно открыл пассажирскую дверцу. Критик решила не брезговать предложенной рукой и, опираясь на нее, покинула салон.       – Из всех психов, которые водят машину так, словно опаздывают на Апокалипсис, я предпочитаю ездить с тобой, – поделилась она, приглаживая волосы. Кроули закрыл за ней дверцу и усмехнулся.       – Потому что я такой замечательный водитель?       – Потому что ты так любишь свой антиквариат на колесах, что ни за что не позволишь ему получить и царапины. Поэтому, когда ты за рулем, самое безопасное место во всем Лондоне – это салон твоей машины.       Энтони фыркнул и нежно похлопал свою красавицу по капоту. Вельзевул не удивилась бы, если б автомобиль в ответ на ласку заурчал двигателем.       Они прошли по дорожке, здороваясь с прогуливающимися по саду людьми. Раздался заливистый лай, и Энтони поспешно шагнул за спину спутницы, которая обернулась на звук и наклонилась к бегущему псу. Крупное существо неопределенной, но очень зубастой и когтистой породы (Хастур утверждал, что это метис ирландского волкодава) приближалось, сверкая глазищами, словно собака Баскервиллей, пока не оказалось напротив Вельзевул, которая тут же заворковала:       – Кто хороший Цербер? Кто у нас хороший, грозный, страшный страж ада! А кому скормить Кроули? Хочешь кусочек Кроули?       – Архангела своего скорми, – заворчал у нее из-за плеча писатель, которому казалось, что Хастур натаскивает свою собаку на него.       – Фу, фу! – женщина тем временем резко выпрямилась, судорожно копаясь в сумке в поисках бумажных салфеток – Цербер умудрился подпрыгнуть и тщательно пройтись языком по ее лицу. – Сидеть!!! – рявкнула она, и пес моментально плюхнулся на зад, глядя на Вельзевул со смесью ужаса и обожания.       Почему-то чем более жутко и пугающе выглядело создание, тем большую привязанность оно испытывало к Вельзевул, что порой становилось темой для острот. Критик их игнорировала и считала уродами шутников, а не этих милых созданий, готовых слушаться ее беспрекословно. Кроули своими глазами видел, как в зоопарке (да, они ходили в зоопарк с еще несколькими сотрудниками, чем они только не занимались за годы знакомства) она велела сбежавшему из аквариума тарантулу вернуться обратно, и мохнатая тварь подчинилась. Правда, резкий приказ «Место!» заставил трепетать не только паука, но и нескольких сотрудников, но это мелочи. А уж про способность Вельзевул невозмутимо брать в руки ядовитых змей ходили легенды. Женщина говорила, что тренировалась усмирять их на Энтони – ведь до сих пор не отравилась.       Тем временем Вельзевул брезгливо вытерла лицо, недовольно осмотрела подпорченный макияж и, потрепав пса по холке, отправила гулять. На крыльце их встретил Лигур.       – А мы вас уже не ждали. Вельзевул, выглядишь чудесно, но, похоже, уже поздоровалась с Цербером? Привет, Кроули.       – О да, у меня это на лице написано, верно? – женщина скривила губы. – Пусть Хастур надевает на него намордник, когда принимает гостей. Я понимаю, что Хастур не против, если его малыш кем-нибудь перекусит, но почему должен страдать мой макияж? – она вручила Лигуру смятую грязную салфетку и гордо прошествовала мимо по направлению к ванной. Редактор пожал плечами и кивнул Кроули, приглашая его войти. Тот скорчил унылую рожу – скукотища начиналась.       – Опять наша примадонна покинула народ и забилась в угол с телефоном? – на экран смартфона упала тень, и Энтони, подняв голову, обнаружил склонившегося над ним Хастура. – Скучно ему, все идиоты, он один умный и красивый развалился на диванчике с шампанским. Чего творишь, рыжий?       – Читаю правки своего редактора, – не стал скрывать Кроули. – Мне правда нереально скучно.       – Чего тогда приперся? – Хастур приподнял бровь, сверху вниз оглядывая собрата по перу. – Сидел бы дома и читал. И вообще, где мое чучело змеи? Или мне тебя потрошить?       – Одна меня скормить собаке хочет, другой выпотрошить… – мужчина душераздирающе вздохнул. – Никто меня не лю-юбит.       – А за любовью ты не туда пришел, у нас тут литературный вечер, а не бордель, – Хастур ухмыльнулся, как будто изящно пошутил. – Хотя за характер выебать тебя, уверен, тут хотят многие.       Кроули поморщился и глотнул шампанского из высокого бокала.       – Я хочу любви, а не церебрального секса. Проще говоря – не еби мне мозги, Хастур.       – И поэтому ты читаешь правки своего редактора? О.       – Да, они мне нравятся куда больше, – Энтони залпом осушил бокал и поставил его на кофейный столик.       – А сам редактор? – Хастур оскалился, и его гость трагически закатил глаза.       – Не знаю, я его еще не видел.       – Вставай и пошли, там о тебе спрашивали.       – Кто? – Энтони принял вид уставшей от всеобщего внимания и обожания томной леди. Хозяин дома скептически понаблюдал за ним, а после схватил за шиворот и потащил за собой. Кроули поупирался для вида, потом вывернулся и спокойно потащился рядом уже сам.       Обсуждали книги – изданные и предстоящие – новый сборник стихов, последние течения в современной литературе и развитие жанра научной фантастики в призме совершаемых научных открытий. Последнее хоть немного заинтересовало Энтони.       – Я не понял, что ты мне написал про Туманность Андромеды? Так Туманность или галактика?       Азирафаэль перехватил телефон поудобнее и покосился на время. Одиннадцать вечера, кажется, он совсем заработался. И почему он совсем не удивлен, услышав слегка невнятный после выпитого шампанского голос Кроули, который ранее заявил, что не проявится раньше ночи на понедельник.       – В обычной речи можно и так, и так, потому что раньше Андромеда считалась туманностью, а потом, когда в ней нашли скопления звезд, ей присвоили статус галактики. Просто в разговорной речи как-то прижилось, что туманность, я вам сейчас уже точно не скажу, как долго ее так звали, но открытие произошло где-то в начале ХХ века.       – Нхм? Я как-то пропустил этот момент. Космические исследования начала ХХ века прошли немного мимо меня, я еще не проснулся после XIX века, – Энтони зевнул и сделал глоток чего-то, что в своем составе наверняка имело не только воду, и точно могло гореть. – Так как лучше назвать?       – У вас описывается будущее с космическими путешествиями, поэтому, думаю, все ваши герои должны употреблять в названии слово «галактика».       – Понял тебя, – задумчиво протянул Кроули. Послышался стук клавиатуры ноутбука, который он одолжил у Хастура. Сам писатель ужасов предпочитал раритетную печатную машинку. – Туманности такие красивые… ты когда-нибудь видел их? Рассматривал звездное небо?       – В детстве, – Азирафаэль нажал на сохранение и снял очки. – Тогда я думал, что хочу стать астрономом и изучать космос.       – Поэтому ты так много знаешь о космосе? – полюбопытствовал Энтони, открывая в интернете картинки с туманностями и любуясь ими.       – Мне приходилось иметь дело со многими статьями по данной тематике, – пояснил редактор, закрывая крышку ноутбука. На сегодня определенно хватит. Читать он, разумеется, уже не мог – буквы плясали даже перед закрытыми веками, но можно послушать музыку перед сном, чтобы очистить мысли от кораблей и внеземных цивилизаций.       – А почему ты изменил мнение по поводу будущей профессии?       – А кто из нас не изменял это мнение? – удивился Фелль, вспоминая далекое детство. – Детям хочется то в космос, то в море, то изучать растения, то танцевать и играть на сцене. Со временем выбирают что-то.       – Ну не знаю… я всегда знал, что буду писателем, – отозвался Кроули, мечтательно улыбаясь и выглядывая в окно. Большинство гостей разъехались, а кто остался, разбрелись по комнатам, которые Хастур определил как гостевые. Ночь была звездная, шампанское приятно ударило в голову и располагало к откровениям. – Сколько себя помню, я писал. Ну, точнее, сначала я придумывал всякую всячину, а потом стал ее записывать. Участвовал в разных конкурсах, писал для школьной газеты… ну и как-то постепенно, само собой… в старших классах уже перешел к каким-то коротким историям и так далее.       – Здорово, – признал Азирафаэль, пытаясь вспомнить, хотелось ли ему в детстве стать писателем. Наверное, хотелось? Всем же – или почти всем – обычно хочется.       – Ангел, а если бы ты создавал туманности, какая из них была бы твоя? Существует ли Туманность Ангела?       – Мне кажется, нет, – Фелль даже опешил от такого внезапного вопроса.       – Мне нравится Туманность Киля, такая красивая. Хотелось бы мне приложить руку к ее созданию. Будь я ангелом, точно поучаствовал бы… а как туманности появились, кстати?       – Некоторые в результате ударных волн, есть еще что-то, связанное с верхними слоями атмосфер звезд… мистер Кроули, я уже плохо помню. Вы вполне можете найти эту информацию сами. В крайнем случае, почитайте Википедию, а я вам пока подберу статьи на эту тему…       – Потом, в свободное время. Мне просто нравится, когда мне рассказывают интересные вещи. А ты что, спать?       – Уже довольно поздний час, мистер Кроули.       – Я редко слежу за временем. Извини, ангел, и за ту ночь – тоже. До завтра. Обещаю, что позвоню пораньше. Вельзи? Ты что-то хотела?       Последний вопрос повис в воздухе, оборванный решительным отключением звонка, и опешивший Азирафаэль так и не узнал, что суровый критик хотела забрать у Энтони бутылку ее любимого мартини, которую тот нагло приватизировал из мини-бара. ***       Готовить на всех Хастур наотрез отказался, заявив, что вот вам кухня, вот вам холодильник, вот вам швабра эту кухню потом отмывать. А еще лучше – вот вам визитки служб доставки, заказывайте, чего хотите.       Народу у него осталось не так много – кроме Кроули, Вельзевул и Лигура на ночь остались два писателя, которые тоже издавались у Уайтвинга, и молодой поэт, который жил довольно далеко, час был поздний, и Хастур, махнув рукой, предоставил ему место для сна. Кроме того, поэт приехал на своем автомобиле, но приглянулся Кроули, поэтому тот уговорил стихотворца выпить с ним, так что о самостоятельном возвращении не шло и речи, а Энтони, которому было, как мы помним, очень скучно, не желал расставаться с симпатичным молодым человеком до следующего вечера. Правда, ночь вместе провести не удалось, но писатель не расстраивался и посвятил свободное время правкам Азирафаэля и ночным звонкам ему же. А потом пришла Вельзевул, отобрала мартини и потащила в гостиную смотреть ужастики. На диване уже глухо хохотал Хастур, а остальные пытались вычислить, в каком порядке помрут герои слэшера. Кроули, считавший, что такую ерунду нереально смотреть на трезвую голову, прихватил из бара бутылку и присоединился к ним. Ужастиков было много, поэтому утро в доме Хастура началось около двух часов дня.       – Так, – проговорил Лигур, с удовольствием надкусывая восхитительно горячий кусок пиццы, – давайте решать, кто сегодня будет пить. В смысле, кто из нас сегодня за рулем?       – Я вам свою малышку не оставлю, – заворчал Энтони, щурясь и потирая глаза. Темные очки висели на воротнике расстегнутой рубашки. – Так что уеду я своим ходом. А значит, я сегодня трезвенник. Вельзи, тебя подбросить?       – Княгиня, лучше вас отвезем я или Хастур, – возразил Лигур. – Этот лихач угробит вас, себя и еще нескольких водителей, которые по несчастью окажутся поблизости.       Вельзевул благосклонно улыбнулась. Княгиней ее прозвали довольно давно, еще на заре карьеры – в основном, за горделивый характер и презрительное отношение к окружающим, точно она принадлежала к аристократическому роду, а все окружающие являлись плебеями. А поскольку псевдоним «Вельзевул» закрепился за ней еще раньше, то при выборе титула злые языки остановились на «княгине», подразумевая князя ада. Критик, как всегда, не обиделась, а приняла новое имя как подтверждение своих заслуг. Недоброжелатели были искренне уязвлены, что женщину устраивает быть и исчадием ада, и Повелителем мух, и вообще нападки, тонкая ирония и грубые шутки на тему насекомых ее только веселят, поэтому самым частым обращением осталось все же «Вельзевул». Однако некоторые сотрудники издательства продолжали называть ее княгиней, одновременно показывая свое уважение и намекая на ее статус практически хозяйки этого места – вне зависимости от того, в законном ли браке она состояла с хозяином или снова в разводе. Для многих Вельзевул была в издательстве всегда, переживая с Габриэлем все взлеты и падения, удачи и неудачи. В браке или в разводе, женщина всегда твердо стояла на страже интересов издательства, и никому в своем присутствии не позволяла нелестные высказывания в его адрес или в адрес Уайтвинга (последнее вообще позволялось только ей). Поистине, она заслужила свой статус.       – Разве я хоть раз попал в аварию? – возмутился Кроули, чуть не расплескав кофе, приготовленный бездушной кофемашиной Хастура. – Да Вельзи сама признала, что чувствует себя рядом с собой в безопасности!       – Я сказала, что в твоей машине безопаснее всего, когда ты на дороге, потому что в аварии попадают все вокруг, а не ты, – поправила его Вельзевул, отхватывая и себе пиццы. Энтони принюхался, но по утрам ему кусок в горло не лез, даже при всем соблазнительном аромате.       – Вот! А домой мы поедем примерно в одно время, значит, ты будешь в опасности, если поедешь не со мной, – парировал он. Критик пожала плечами.       – Хастур, Лигур, вы не беспокойтесь – если хотите выпить, то выпивайте, – отмахнулась она. – До дома я доберусь. Если Кроули меня выбесит, просто вызову такси.       – Или вызови своего архангела, – предложил Кроули, не уточняя, что Вельзевул выбешивается исключительно самостоятельно, без посторонней помощи.       – Еще чего, – Хастур поморщился, – чтоб на наши литературные оргии светленькие являлись? Тут только для своих, для таких исчадий ада, как мы. Демоническая тусовка.       – А я вообще просил об этом? – Кроули развалился в кресле. – Я вообще и не собирался. Я же всего лишь спросил…       – Кроули, когда-то этого хватало, чтобы стать демоном, а ты всего лишь вошел в маленький литературный междусобойчик, – одернул его Лигур. Энтони отхлебнул кофе и скривился.       – Да, ангел из меня определенно был бы хреновый. Кстати, хоть кто-нибудь из вас видел моего нового редактора?       Писатели переглянулись и дружно покачали головами.       – Габриэль добавил его по номеру телефона в чат сотрудников, но он только поздоровался, на чем дело и кончилось, – пояснил Лигур на правах единственного редактора среди присутствующих. Хастур поковырял роллы палочками, проверяя, нет ли там авокадо.       – Если тебя так волнует твой редактор, – заметил он, валяя кусочек лосося, завернутый в рисе, в соевом соусе, – пригласи его на встречу и посмотри. Чо ты проблему на ровном месте устраиваешь?       – Я ему дам «пригласи», – очнулась Вельзевул, выхватывая новый кусок пиццы и вонзая в него зубы, – он, значит, сроки чуть не проебал, а теперь еще и редактора отвлекать от прямых обязанностей будет? Кроули, только попробуй.       – Тебе вообще какое дело? – оскалился Энтони, ничуть не обижаясь. Критик сковырнула с пиццы анчоус и запустила им в писателя.       – Я не хочу, чтобы Уайтвинг компостировал мне мозги за твои проколы. Так что давай как обычно – Азирафаэль закончит редактуру, и ты поведешь его в кафе отмечать это дело.       За окном раздался заливистый лай, и Хастур, задумчиво прожевав ролл, махнул в ту сторону палочками.       – Кроули, это ты просил поэта оставить – ты и вызволяй его. Цербер хочет играть.       Энтони грациозно сполз с кресла и выглянул наружу. Поэт, который вышел прогуляться по саду, нервно пятился от крупного серого пса, который счастливо вилял хвостом и теснил человека к дереву, не подозревая, что может кого-то напугать. Цербер был идеально выдрессирован: он прекрасно охранял дом, знал, как вцепиться в злоумышленника, чтобы и не выпустить его, и хозяину потом не прилетели претензии за вред здоровью. Но если Хастур показывал на кого-то и четко говорил «свои», не было собаки дружелюбнее и ласковее. Что не мешало Кроули справедливо опасаться – а вдруг Хастур, знакомя его с Цербером, сказал «свои» недостаточно искренне?       – И вы еще будете говорить, что я злой, что я демон, а я вот человека спасать иду, – трагически вздохнул он, даже не озаботившись поиском двери, ловко забрался на подоконник и выскочил в сад.       – Кто злой, он? Не смешите меня, – Вельзевул хмыкнула и подняла кусок пиццы. – Это мы злые демоны.       Остальные торжественно повторили ее жест, поднимая пиццу и палочки с роллами. Снаружи раздавался ласковый свист Энтони и его голос:       – Цербер, мальчик, иди сюда! Хороший, хороший… смотри, какая палочка… апорт! Умница, принес, молодец… фу, фу! Цербер, фу! Хастур, на помо-ощь!       Лигур выглянул в окно.       – Слушай, Хастур, ему и правда помощь нужна. Цербер повалил его на землю и вылизывает, Кроули так его слюной захлебнется.       – Ну что за собака, лучше б голову откусила, – заворчал писатель ужасов, равнодушно жуя утащенный у своего редактора кусок пиццы. – Пожует и выплюнет, может, у меня, наконец, появится чучело змеи?       Вельзевул едко рассмеялась и с разрешения хозяина пса свистом подозвала Цербера к окну, угостив шариком вареного риса, из которого выковыряла начинку. Из сада слышалось шипение Кроули.       – Анафема? – Азирафаэль снял очки и растерянно уставился на гостью на пороге. Девушка вздохнула, отметив, что ее старый приятель заметно осунулся. – Проходи.       – Вот, держи, – она вручила ему небольшой пластиковый контейнер. – Когда я тебе позвонила, у тебя был такой усталый и отрешенный голос, что я засомневалась, что ты вообще ешь.       – Я ем, – запротестовал мужчина, приоткрывая крышку и принюхиваясь. – О, блинчики… как это мило с твоей стороны, дорогая. Да заходи же, заходи.       – Я на минуточку заскочила, дядя Аз, – отмахнулась Анафема, озабоченно его оглядывая. – Как ты? Этот писатель тебя не обижает?       – Все в порядке. Просто редактура… значит, не зайдешь?       Девушка, заметив, что взгляд Азирафаэля тускнеет, поскольку мыслями он снова возвращается к работе, быстро передумала. Редактор, конечно, был без ума от блинчиков и многих других кулинарных изысков, ради них он готов был бы сунуться хоть в эпицентр боевых действий, но, когда дело касалось работы, окружающий мир буквально меркнул.       – Зайду. Я тебе какао приготовлю, а ты пока поешь, ладно?       – Конечно, – Азирафаэль, пропустив гостью внутрь, прошел с ней на кухню. – Какао – это хорошая идея. Ну, ты знаешь, где тут что, правда? Я буду в гостиной.       И, прихватив вилку, вернулся на рабочее место. Блинчики оказались вкусные, а космические путешественники ступили на землю новой планеты, флора которой вызывала у редактора некоторые вопросы.       Когда он оторвался от ноутбука, чтобы спросить, как там какао, то обнаружил рядом чашку с давно остывшим напитком. На кухне Анафемы не обнаружилось, зато у мойки сох вымытый контейнер, а у чайника стоял термос с запиской: «Аз (как же мне нравится это имя!), могу поспорить, какао остыло. Поэтому я нашла в шкафу термос и заварила для тебя еще немного. Тебе нужно больше отдыхать! Контейнер заберу завтра, заскочу после занятий. Целую, твоя ясновидящая».       – Как неудобно получилось, я даже не заметил, как она ушла, – пробормотал Азирафаэль и непроизвольно улыбнулся. Анафема, возможно, и полагала, что обладает экстрасенсорными способностями, но он с детства называл так подругу за ее трезвый взгляд на жизнь и привычку вечно заявлять «я же говорила». Конечно, трезвый взгляд не распространялся на многие вещи – например, на паранормальные события и ее отношение к окружающей среде, но в бытовом плане и в отношениях между людьми (если это не касалось ее самой) Анафема была очень внимательной реалисткой.       Фелль потер глаза, выпил немного теплого какао и вернулся к работе. ***       – Да нет же, мистер Кроули, – терпеливо повторял редактор в который раз, – он не мог так изогнуться.       – Даже если он испытывал оргазм?       Азирафаэль чуть покраснел. Он все-таки добрался до постельной сцены и честно попытался с ней разобраться. Но автора его правки не устроили, о чем он и сообщил, позвонив Феллю в десять вечера. Формально, он исполнил свое обещание и действительно позвонил раньше, чем обычно.       – Даже, мистер Кроули. Я не думаю, что организм во время оргазма позволит себе навредить, инстинкт самосохранения не даст. А так выгнуться – это точно вывих.       – Вот ты не думаешь, ангел, а где доказательства, где статистика? Ты изучал и этот вопрос?       – У вас не указано, что герой получил какие-то повреждения, – педантично парировал Альберт. – Вывих дал бы о себе знать, когда возбуждение спадет.       – Послушай, ангел, – запальчиво воскликнул Энтони, не желая сдаваться, скорее, из вредности, – если ты не можешь так выгнуться, это не значит, что мой персонаж не может!       – Нет, не может! Это все равно что… что… укусить себя за локоть!       – Но ведь есть какая-то мутация, о которой ты написал мне… эластичность кожи…       – Гиперэластичность кожи, Синдром Элерса – Данлоса? Это как раз и чревато травмами типа вывихов и шрамов! Вы что, не прочитали то, что я прикрепил к файлу?       – Мне стало жутко от фотографий! Но есть же йоги и просто очень пластичные люди, без заболеваний, открой Книгу рекордов Гиннеса!       – Ваш герой не йог, а простой человек так изогнуться не может! – упрямо стоял на своем Азирафаэль, забывший о горячем чае, который он собирался выпить после напряженного рабочего дня.       – Вот именно, человек! – язвительно подчеркнул Кроули, вытаскивая свой козырь. – А мой персонаж, как ты помнишь, не человек, хоть и очень похож внешне!       – Помню, – спокойно подтвердил редактор, – а еще я помню, что в первой книге вы писали, будто представители его расы не отличаются пластичностью людей, поэтому ему так нравилось наблюдать, как героиня-человек занимается гимнастикой…       – А… – Энтони запнулся и на несколько секунд замолчал, а потом взорвался праведным негодованием. – А что ж ты сразу мне не сказал, зачем пудрил мне мозги?       – А что ж вы не дочитали мои комментарии до конца?       – Ты сам на эти фотографии смотрел или прикрепил, не глядя? У меня теперь паранойя, вдруг я страдаю от этого синдрома Элвиса… Эле…       – Элерса – Данлоса. Я думаю, вы бы заметили, мистер Кроули, – растерянно проговорил Азирафаэль. – С чего вы взяли?       – Ну, сесть на шпагат для меня никогда не было проблемой, я вообще очень гибкий, – Энтони зажал плечом смартфон и нашел нужный абзац, размышляя, как переписать вызвавшее спор предложение.       – Может, вы еще и во время оргазма так выгибаетесь? – вырвалось у редактора, который еще не отошел от оживленной дискуссии. Он прикусил язык, но писатель уже все услышал и весьма заинтересовался.       – А ты хочешь проверить?       – Мистер Кроули!!!       – Ладно, остынь, ангел, не горячись. Я тебе утром пришлю исправления, больше у меня возражений, кажется, нет… во всяком случае, пока. Тебе там еще долго возиться? Ничего, что ты тратишь свое драгоценное время на бессмысленные споры со мной?       – Ничего они не бессмысленные, – мрачно буркнул Азирафаэль, одним голосом напоминая писателю кота, который пытается успокоиться и пригладить шерсть. – Я на сегодня работу закончил, утром встану пораньше и продолжу.       – Ты говоришь ужасные вещи, – поморщился Энтони. – «Пораньше»! Ладно, не буду отвлекать жаворонков, приятных снов. Мне еще домой ехать.       – Счастливого пути и плодотворной ночи, мистер Кроули. ***       – Мистер Фелль, вы еще не спите? Редактор посмотрел на часы. Кроули делает успехи – половина девятого вечера.       – Все в порядке. Вы по поводу книги?       Писатель приподнял очки и почесал переносицу. Хороший вопрос. В природе вообще все взаимосвязано.       – Можно и так сказать. Давайте сходим в ресторан, когда вы закончите редактуру? Отметим. Я приглашаю.       – Серьезно? – Азирафаэль даже растерялся. Предложение поступило совершенно неожиданно.       – Конечно, – Энтони поудобнее устроился на диване, закинув ноги на спинку и свесив голову вниз, – я обычно так и делаю. Ну, в смысле, делал с прошлыми редакторами. Выход книги мы отмечаем в издательстве, но мне нравится приглашать того, кто помог мне с текстом, в кафе, в качестве благодарности.       – Мне, право же, неловко, – смутился Альберт, устало выпрямляясь в кресле. – Это же моя работа.       И она не подразумевает встречи в кафе, добавил он мысленно. Не то, чтобы писатель был ему неприятен – его увлеченность своим делом поражала и заражала, заставляя обсуждать с ним каждую деталь текста. Но характер…       – Ну пожа-алуйста, – голос Кроули стал глубже, обрел вкрадчивые нотки, проникая куда-то на задворки сознания. Он расслаблял и гипнотизировал. – Я понимаю, что вычитка – это тяжелый труд, да и я не самый идеальный автор, с которым легко можно договориться. Поэтому это мой способ сказать вам спасибо и извиниться за свое поведение. Идет?       – Д-да, – наконец, сдался Азирафаэль обволакивающему голосу. – Наверное, да.       В конце концов, сколько нервов ему потрепал писатель… почему бы и нет, если он искренне раскаивается за причиненные неудобства и благодарен за помощь?       – Чудесно! – по голосу было понятно, что Энтони широко улыбается. – Когда ты закончишь с книгой, ангел?       Редактор едва слышно вздохнул. Кроули обладал уникальной способностью перескакивать с формального стиля общения на неформальный, используя то нейтральное «мистер Фелль», то фамильярное «ангел», и делать он мог это в рамках одной фразы. А уж за разговор прыгал туда-сюда с десяток раз.       – Думаю, завтра я закончу, отправлю вам последние главы, потом перечитаю все разом на свежую голову. Если все устроит, то можно будет отправлять мистеру Уайтвингу. Мы как раз укладываемся в срок.       – Нет, мой ангел, мы даже успеем раньше, – заверил его Энтони, сдвигая очки на лоб и разглядывая потолок. – Я же обещал. Я исправил все, что ты забраковал, и эта часть самая приближенная к реальности, а значит – самая интересная из всех.       – Если у нас есть время, то не стоит торопиться, – твердо постановил Азирафаэль. – Лучше перепроверить все еще раз, чем получить из типографии текст с опечатками. Не беспокойтесь, это уже моя работа, главное, чтобы вы утвердили все логические правки.       – Хорошо, ангел, как скажешь, – покладисто промурлыкал Кроули. – Тогда я не буду тебя отвлекать, приятных снов. Я скину адрес кафе смс-кой.