Работа над ошибками

*** От: a.z.fell Кому: gabriel.whitewing Тема: Рукопись мистера Кроули, вычитка Дата: 02.10.2019 (среда), 22:18 Мистер Габриэль, четвертая книга мистера Кроули готова и прикреплена к письму. Мистер Кроули внес необходимые изменения и принял все поправки, а те, которые не принял, мы обсудили, и я их исправил сообразно его пожеланиям. К сожалению, вряд ли в ближайшие сутки я буду на связи, я немного устал и крайне хочу отдохнуть. С признательностью, А. З. Фелль.       – Альф! Альфонсо! Сандальфон!       – Да слушаю я, слушаю! – Альфонсо, сонно моргая, нашарил на тумбочке часы и подсветил циферблат. 23:12. Может, звонок Габриэля ему снится? Глава издательства был заправским жаворонком и в десять вечера обычно уже спал, а тут такое. – Габриэль, ты видел, сколько времени? Я уже сплю…       – Да плевать мне, что ты спишь! Я тоже спал, но тут меня как что-то тряхнуло, шестое чувство, не иначе! Я проснулся, взял смартфон, а там уведомление о входящем сообщении! Ты представь, этот псих успел все вычитать и получить от Энтони подтверждение правок. Слушай, давай скрепим их эксклюзивным Соглашением, пусть он будет его личным редактором!       – Кто – он? – ничего не мог понять спросонья Сандальфон.       – Он! Фелль! Азирафаэль, чтоб ему не чихалось. Надеюсь, Энтони его не заколебал, и он согласится работать с нашим рыжим чудовищем и впредь! Ох, нет времени, надо сообщить еще Уриэль!       Сандальфон тупо посмотрел на погасший динамик и лег обратно спать. А потом до него дошло.       Вельзевул, которая узнала об удивительной новости второй (справедливости ради, сначала Габриэль позвонил своему содиректору, а потом уже бывшей жене), прислушивалась к долгим гудкам. В отличие от Сандальфона, она еще не спала, и потому решила узнать все из первых рук. И теперь ждала, когда, наконец, трубку возьмет Кроули.       – Да-а? – голос не оставлял сомнений, что писатель находится в чудеснейшем настроении. – Вельзи, чем обязан?       – Фелль прислал твою рукопись Гэбу. Это правда? Вы реально закончили?       – Да, а что такого? – весело уточнил Энтони. – Не ты ли все время требовала от меня укладываться в сроки? Так что тебя удивляет в том, что я прислушался к твоим словам?       – Меня удивляет абсолютно все. Пока что ты в срок сдавал только четвертую серию, а с фантастикой и фэнтези тебя всегда приходилось подгонять. Ты их что, меньше любишь?       – Ну нет, я все свои серии люблю одинаково, – с нежностью произнес Кроули, – просто… просто те книги я пишу для кого-то, и я не могу подвести этого человека или заставить его ждать. Это было бы нечестно, не считаешь?       – А то, что ты можешь подвести издательство или Гэба, тебя не волнует?       – Вель, – Энтони нахмурился и посерьезнел, – ты же знаешь, что я, может, и раздолбай, но градус моей ответственности не позволяет мне сделать что-то, что принесет проблемы издательству.       – Ладно, ладно, прости. Ты раздолбай, но раздолбай совестливый и в меру ответственный. Кстати, что там с той книгой? Ну, которую ты должен отправить мне?       – А, – хорошее настроение мигом вернулось писателю, – скоро закончу. Мне просто такая идея пришла…       – Не рассказывай, потом. Предпочитаю ничего не знать о тексте до вычитки. Так что у тебя с Феллем? Поведешь в кафе?       – Я хочу вытащить его завтра вечером, а он извиняется и говорит, что хочет немного отдохнуть. А я говорю, что отдохнет днем, а вечером в кафе. Короче, мне удалось его уломать. Вельзи, поздравь меня с книгой!       – Ах ты жучара. Но поздравляю, да. Габриэль в восторге, он тоже отмечает, – критик хмыкнула. – Жду не дождусь, чтобы препарировать твою новую книгу, ух, как давно я не поносила тебя и твое творчество.       – О, тебе понравится, – Кроули засмеялся и налил себе еще вина. – За моего нового редактора!       – Гэб решил прикрепить его к тебе навечно.       – Аллилуйя! Если он не вгонит меня в гроб своим занудством, то наше сотрудничество будет плодотворным. А если он окажется еще и красивым…       – Все с тобой ясно. Бедный Фелль! Я скажу Гэбу, чтобы он притормозил с проявлением радости и не звонил человеку с утра с поздравлениями. Пусть хоть выспится, потому что если ты будешь вести себя, как обычно, то следующей ночью ты ему спать не дашь.       – Вот уж неправда, я после первой встречи никого в постель не тащу! – оскорбился Энтони. – Откуда у меня этот образ дамского и не только угодника?       – Потому что ты ухаживал за половиной сотрудников?       – Я просто люблю людей, что тут такого? – Кроули шумно отхлебнул вина. – И люблю говорить им, что они прекрасны. И люблю все то, что идет следом, что бы там ни шло. И вовсе не обязательно, что там будет переспать. С тобой же я не спал, хотя я считаю тебя восхитительной женщиной. Не спал и спать не собираюсь.       – То есть, я не привлекаю тебя как женщина? – Вельзевул сделала вид, что оскорбилась.       – Вельзи, не передергивай. Я уверен, что секс с тобой – это незабываемый опыт, особенно тот момент, где ты откусишь мне голову после совокупления, но можно, я не буду проверять?       Критик расхохоталась. Такие шутки она любила.       – Ладно, ты все равно тоже не привлекаешь меня как мужчина, я тебя слишком хорошо знаю. Прекрасный баланс, давай сохраним его и впредь.       – Обещаю, – торжественно поднял бокал писатель.       – А ты обещаешь не вести себя, как шлю…       – Нормально я себя веду! – Кроули начал всерьез обижаться. – Я просто делаю людям комплименты и иногда флиртую…       – Твои комплименты похожи на флирт, а флирт – на домогательства.       – Это неправда! – мужчина замолчал и, похоже, действительно надулся. Вельзевул поняла, что перегнула палку.       – Извини, я погорячилась, – пошла она на попятный. – Твое поведение просто немного вызывающее. Немного. Людям обычно нравится. Ладно, мне тоже нравится.       Энтони оттаял и начал, активно жестикулируя опустевшим бокалом, расписывать процесс редактуры. Вельзевул слушала внимательно, мысленно благодаря небеса, что Кроули, наконец, нашел человека, с которым хочет и может работать. А если это будет взаимно – то у Габриэля реально Рождество наступило на несколько месяцев раньше. ***       Кроули вылетел из автомобиля и стремительно преодолел расстояние до кафе. Там он дружелюбно улыбнулся менеджеру у стойки и объяснил, что у него встреча, так что он сначала проверит, не ждут ли его в зале. В противном случае он сам займет столик и попросит меню. Менеджер кивнул, и Энтони проскользнул к дверям, заглядывая внутрь. Интересно, сможет ли он угадать, кто из посетителей – Фелль?       Так, парочки сразу отметаются. Кроме них, в зале пять человек, сидящих в одиночестве. Две женщины – мимо, хотя одна из них, молодая миловидная девушка, сидевшая с чашкой кофе и что-то читавшая в планшете, Кроули весьма приглянулась. Остались трое мужчин. Один – яркий представитель так называемого «стиля лесоруба». Мускулистый ламберсексуал с тщательно подстриженной бородой сидел за ноутбуком и совершенно не подходил к образу ангела, составленному писателем. Это субъективно. Объективно Кроули не мог представить у этого мужчины мягкий, рассудительный и слегка занудный голос Азирафаэля, как не мог и сопоставить с ним многочисленные «приношу свои глубочайшие извинения» или «осмелюсь говорить». Вот будет забавно, если у него такой редактор! Энтони покрутил головой. Вторым оказался мужчина в годах, которому подобные словечки подходили больше, но писатель готов был поклясться, что обладатель голоса, который он слышал из динамика телефона, моложе. Точно не больше сорока, но и не меньше двадцати. Тридцать или тридцать пять, плюс-минус. Остается…       – Ангел!       Мужчина, сидящий на диване у окна, вздрогнул и обернулся. Белые волосы, кремовый пиджак, старомодный жилет, забавный галстук-бабочка и паника в глазах – вот это наверняка его ангел, иначе и быть не может. Кроули жадно разглядывал его, пользуясь тем, что глаза не видны за темными стеклами. Такой светлый, даже сияющий, аккуратный и опрятный, но не до ослепляющей белизны, от которой хочется зажмуриться и отвернуться. Все в мужчине, сидящем за столиком, говорило о мягкости: и кремовый оттенок одежды, и волосы, и фигура с плавными изгибами, и взгляд… Энтони непроизвольно сглотнул. Ему хотелось коснуться этого прелестного существа, обнять, а потом… сблизить их знакомство, возможно, прямо на столе, смахнув посуду. Но лучше все-таки на диванчике, эти небольшие столы в кафе так ненадежны.       Плавно покачивая бедрами, Кроули двинулся к опешившему мужчине, не без удовольствия ловя на себе любопытные взгляды.       Азирафаэлю остро хотелось поставить перед собой табличку «деловая встреча», отгородившись ею от остальных посетителей, привлеченных провокационным восклицанием Кроули. И, наверное, от самого Кроули, который уже замер у стола, уперевшись в него ладонями, и склонился над Альбертом – возможно, несколько ниже, чем позволяли приличия. Крылья носа Фелля дрогнули – в них ударил терпкий приятный аромат парфюма, к которому примешивался еще какой-то запах, но его сразу определить не удавалось.       – Привет, ангел. Вот мы и встретились.       Азирафаэль несколько секунд растерянно смотрел в глаза, а точнее, в очки этого человека, которого он раньше видел только на фотографиях или издали. Наконец, его взгляд приобрел осмысленное выражение – и весьма негодующее.       – Мистер Кроули! Вы опоздали!       Энтони от удивления отпрянул и выпрямился. Разумеется, не лучшее начало знакомства, Азирафаэль прекрасно осознавал это, но, видят небеса, он прождал мистера Кроули сорок минут!       – Сорок?       Похоже, последнее вырвалось у редактора вслух, что только добавило неловкости. До Энтони только сейчас дошло, что посуда, о которой он мимоходом подумал вначале, стоит перед Азирафаэлем не просто так – недопитая чашка чая и блюдце с крошками от пирожного намекали на то, что ожидание вышло довольно долгим. Конечно, Альберту стоило уже давно уйти, но он привык оправдывать других людей. Мало ли, что могло приключиться.       – Да не может быть, я опоздал разве что на пять минут, – писатель покосился на часы. А, нет. Могло быть. – Черт, надо было ехать быстрее, а я подумал – куда торопиться, в кои-то веки прокачусь не спеша…       – Вы еще и на машине?!       – А что? – не понял нового приступа возмущения Энтони.       Фелль смотрел на него с укоризной. Да, он всегда искал оправдания поведению других людей, пытался войти в их положение и понять. Искренне верил, что в глубине души все люди хорошие, но сломались под гнетом обстоятельств, воспитания, предрассудков. Его воспитали в любви к людям и миру, он избегал конфликтов и не любил спорить – если речь, конечно, не шла об объективных реалиях, когда Альберт, например, знал, как правильно писать слово или кто автор некоего труда. В науке не споры, а диспуты, ты аргументируешь точку зрения, и в итоге у всех участников дебатов рождается понимание, а что они, собственно, обсуждают. Но мистер Кроули… Фелль, наконец, разобрал, какие нотки примешиваются к пряному аромату, распространяемому писателем. Тонкий, едва уловимый, но все же щекочущий ноздри…       – Вы же пьяны, мистер Кроули, как можно в таком состоянии садиться за руль?!       …запах алкоголя, то есть, спирта.       – Недопустимо! Ведь это может привести к гибели и других людей.       – Я? Пьян? – брови писателя взметнулись, выражая его искреннее недоумение. – Заруби себе на носу, ангел, я ни за что не сяду за руль в состоянии алкогольного опьянения. Поэтому сегодня я не пьян. Вчера был, отмечал сдачу книги и немного переборщил, а сегодня уже как огурчик. У тебя нос, как у ищейки, если ты учуял последствия вчерашней гулянки. На таможне служить не пробовал?       Азирафаэль в очередной раз растерялся, и его праведный гнев как-то утих, разбившись о необычную манеру общаться. С одной стороны, он, получается, сам нагрубил Кроули, что было весьма некрасиво. С другой – писатель, похоже, совсем не следил за языком, не раздумывая о том, что говорит. Вкладывал ли он в свои слова оскорбительный смысл или это всего лишь ирония, вызванная раздражением?       Пока он усиленно раздумывал, Энтони перестал хмуриться и расплылся в улыбке.       – Не бери в голову. Прошу прощения, мистер Фелль, подождите еще пару минут, у меня тут руки немного в машинном масле. Я скоро вернусь, не скучайте.       И Кроули, небрежно закинув на спинку стула пиджак, уплыл в сторону уборной. Именно уплыл, покачивая бедрами, затянутыми в обтягивающие черные джинсы. Редактор встрепенулся, будто только что очнулся ото сна, и помассировал виски. Определенно, первую встречу он представлял совсем не так. Даже Альберт был наслышан о безбашенном писателе, а теперь вот довелось встретиться лично. Мистер Кроули оказался… оказался… точно таким же, какими были его письма – балансирующим на грани приличий, поражающим воображение своим поведением, язвительным и жалящим словами. Эксцентричный, нахальный и красивый настолько, что дух захватывало, фонтанирующий энергией, которая притягивала и заражала людей хорошим настроением. Рыжие волосы, ловящие электрический свет, белозубая улыбка, на которую хотелось тут же ответить, очки на пол-лица, безупречная фигура, пластика и… невыносимый характер.       И обладатель всего этого богатства вернулся и уселся напротив, поставив локти на стол и устроив подбородок на ладонях. Ему было немного неудобно за случившееся, что немедленно отразилось на лице.       – Здравствуй еще раз, ангел. Мне жаль, что наше знакомство состоялось в таком сумбуре. Позволь мне соблазнить тебя ужином, чтобы сгладить первое впечатление?       Азирафаэль вздохнул и обреченно кивнул – начинать знакомство со ссоры не хотелось. В принципе, в дальнейшем можно просто свести общение к минимуму, оставив только рабочие вопросы. Энтони заулыбался и протянул ему ладонь.       – Энтони Кроули, рад встрече.       Редактор несмело коснулся тонких длинных пальцев и пожал их.       – Альберт Фелль. Я… тоже, – вынужденно солгал он.       – Альберт! Вот оно что, Альберт! – Энтони всплеснул руками и добавил уже спокойнее. – Тебе подходит.       – Больше, чем имя, которое придумали вы? – иронично уточнил Фелль. Писатель засмеялся, одобрив ремарку.       – Сложно сказать. Если тебе не нравится, я могу звать тебя Альбертом.       – Поздно. Меня уже даже в издательстве так называют – Азирафаэль, – душераздирающе вздохнул Альберт, не упоминая, что сам уже привык к этому имени.       – Немудрено, там любят прозвища, напоминающие имена ангелов.       – Габриэль и Михаэль – это не их настоящие имена? – поразился редактор, вызвав очередной всплеск веселья. Им принесли меню, и Кроули предложил не стесняться и выбирать все, чего душа пожелает.       – Нет, у них – настоящие. А вот Уриэль – это уже псевдоним, как и Сандальфон.       – Сандальфон?       – Сэнд Альфонсо, глава художественного отдела, – охотно пояснил Энтони, небрежно листая меню. – В издательстве вообще любят прозвища, часто в разговорах используют именно их. Подозреваю, связано с полем деятельности – у многих писателей творческие псевдонимы, у Вельзевул – тоже, а двум директорам повезло иметь имена архангелов, вот все и завертелось.       – Понятно, – откликнулся Азирафаэль, размышляя, насколько бестактно уточнить, имеет ли прозвище сам Кроули. Если б имел – ведь сказал бы? Или его имя само по себе является литературным псевдонимом?       – Могу я принять ваш заказ? – у столика возникла девушка с блокнотом.       – Что скажете, мистер Фелль? – Энтони ободряюще улыбнулся редактору. Тот немного севшим голосом заказал индейку на гриле, молясь, чтобы Кроули, наконец, отвернулся – было в его улыбке что-то колдовское, отчего казалось, что он выбрал из толпы именно тебя и одарил своим вниманием. Наверное, это очень помогает при встречах с читателями, чтобы каждый почувствовал себя особенным.       Девушка повернулась к Энтони и тут же столкнулась с той же ситуацией, что и Альберт. Излучая волны дьявольского обаяния, Кроули заказал какой-то салат.       – Что будете пить? – спросила официантка, опомнившись. По подвижному лицу писателя пробежала волна задумчивости.       – Мистер Фелль, вы на машине? – редактор покачал головой. – Хотите отметить начало нашего партнерства чем-то покрепче? Если да, то я составлю вам компанию, а машину оставлю на стоянке, потом заберу.       – Нет, – довольно быстро и твердо определился Азирафаэль, которому совсем не хотелось выпивать с малознакомым человеком. – Какой-нибудь безалкогольный коктейль…       – Ты еще скажи, молочный, – Энтони посмотрел на него с добродушным весельем, и Альберт вновь растерялся, не понимая, есть ли в сказанном злой умысел или это обычная безобидная шутка. Составить о Кроули полное впечатление никак не удавалось, словно кто-то вывалил кучку паззлов без картинки, причем Азирафаэль не только не знал, что у него должно получиться, но и не был уверен, а сколько тут, собственно, наборов.       Фелль ткнул наугад во что-то со смородиновым сиропом, Энтони заказал кофе.       – Здесь чертовски хороший кофе, ангел. И горячий.       Это прозвучало так, словно речь шла отнюдь не о кофе.       – Я так понимаю, у вас сейчас раннее утро, мистер Кроули? – не удержался от беззлобной шпильки редактор. Энтони оценил шутку и закивал, широко улыбаясь.       – Я предпочитаю ночной образ жизни. Тихо, хорошо думается и пишется. А ты, стало быть, заправский жаворонок?       – Нет, признаться, я люблю и утром поспать, а вечером могу засидеться с книгой. Просто как-то привык, влился в обычный для большинства людей ритм.       Темные очки мешали увидеть глаза Кроули, но, казалось, тот смотрит на собеседника даже не мигая. И чуть покачивается. Хотелось расслабиться и продолжить беседу, но Азирафаэль, напротив, слегка напрягся. Происходящее выбивало из колеи, что за ерунда, он же просто смотрит!       Энтони, в свою очередь, всего лишь задумался. О чем точно, он бы не нашелся с ответом, в голове вертелась какая-то мешанина отрывистых мыслей: что солнце снаружи слишком яркое даже для его очков; что есть после вчерашнего не хочется аж до тошноты; что волосы у Азирафаэля удивительного белого цвета и, наверное, легли бы милыми кудряшками, как у купидона, будь они подлиннее; что можно придумать новую расу для следующей книги, а то скучно; и что вообще все вокруг как-то не так, но ведь это не оттого же, что он перепил вчера? Мир в принципе иногда бывает довольно паршивым и не желает соответствовать ожиданиям бедного непроспавшегося писателя.       Официантка принесла напитки, и Кроули, встрепенувшись, поднял чашку кофе.       – Я чувствую себя весьма глупо, но, если ты не хочешь выпить, придется отмечать так. Надеюсь, в следующий раз ты будешь немного благосклоннее ко мне. Я честно постараюсь не опаздывать, прости. Ты сильно сердишься, ангел?       – Я вас прощаю, – хмыкнул Азирафаэль, прекрасно понимая, что случившегося уже не вернешь, а он в принципе был довольно отходчивым человеком. Ведь хуже уже быть не может? – Только, мистер Кроули, давайте договоримся, что этого больше не повторится?       – Не могу обещать, – покаялся Энтони, – повторюсь, могу только постараться. Иногда я немного теряюсь во времени, как будто живу уже шесть тысяч лет и время – это что-то, что случается с другими, а не со мной. Ну так что? За сдачу книги?       – Поздравляю вас, мистер Кроули, – редактор мягко улыбнулся, поднял бокал с коктейлем и сделал пару глотков. Прохладная содовая защипала на языке.       – Поздравляю нас, – подчеркнул Энтони, отпивая кофе. Официантка принесла его салат, один вид которого вызвал у желудка писателя ужас. Слишком жизнерадостные овощи, устрашающе хрустящего вида сухарики – все так и дышало свежестью! Кроули затосковал и, потыкав вилкой особо вызывающе упругую помидорку черри, решил до чего-нибудь докопаться. А лучше – до кого-нибудь. Вон, все равно ангел без дела сидит. – А почему индейка?       – В смысле? – не понял Азирафаэль, рассеянно болтавший трубочкой в бокале.       – Тебе бы подошло что-то более… воздушное, нежное, мягкое. Возможно… возможно, блинчики. Ты не хочешь заказать блинчики? Или что-то с безе, взбитыми сливками… индейка – это ведь почти каннибализм, она пернатая, ты тоже, ангел…       – Мистер Кроули! – терпение редактора лопнуло. Бокал со звонким стуком опустился на стол, обдав скатерть сиреневатыми брызгами, выплеснувшимися через край, и Энтони вздрогнул от неожиданности, озадаченно уставившись на собеседника.       Да сколько можно! Только ему начинало казаться, что с писателем можно иметь дело, что он извинился, осознал ошибки и больше не будет, как тот снова выкидывал какой-то фортель! Казалось бы, невинная шутка – Альберт понимал краем сознания, что это шутка, – но именно она стала той соломинкой, которая сломала хребет верблюду. Редактор безумно устал от выходок Кроули, от его болтовни, от обращения «ангел», от развязности, от неформального общения, словно они были знакомы уже несколько тысяч лет, а не неполный месяц. Подобные заявления о том, что следует заказывать Альберту, стали просто последней каплей. Просто нереально!       – Это уже ни в какие рамки!       Фелль резко вскочил, так что посуда зазвенела, и собрался уходить, но Кроули торопливо подался вперед, перегнувшись через стол, и схватил его за запястье. Азирафаэль машинально застыл, опасаясь, что, если тот потянется дальше, то попросту смахнет грудью все, что находится поблизости.       – Ангел, стой! Куда ты? В чем дело?       – Мистер Кроули, – сквозь зубы процедил Альберт, – вы уже в который раз нарушаете все возможные приличия. Кто вам позволил так себя вести? Это… это… это попросту грубо!       Он попытался вырвать руку, но писатель только крепче сжал тонкие пальцы. Свободной рукой он нервно приподнял очки. Редактор слегка опешил – он никогда не видел подобных глаз: золотисто-карие, искрящиеся, в них было что-то от меда, драгоценного расплавленного металла и взгляда змеи. Зрачок сузился, реагируя на освещение кафе после приятной темноты очков.       – Погоди, постой! Точнее, присядь… – голос Кроули вдруг стал почти жалобным, и Азирафаэль от неожиданности подчинился. – Спасибо. Я… я сильно тебя обидел?       – А вы как полагаете? – Фелль нахмурился и попытался снова освободиться, но уже без былого напора, поскольку глаза Энтони продолжали смотреть на него пристально и очень огорченно. – Вам известно такое понятие, как личное пространство? Вежливость? Такт? Или вам нужен словарь, чтобы ознакомиться со значениями данных слов?       – Я читал словарь. В смысле… – Кроули снял очки и потер глаза. – В смысле, ты не первый, кто говорит мне об этом. Вельзевул твердит, что у меня невыносимый характер, Хастур даже почти перестал материться, общаясь со мной, Гэб уже больше не отчитывает меня за то, что я не уживаюсь с редакторами – сначала регулярно шла длинная нудная лекция, а потом он просто махнул рукой. Знаешь, сколько их, этих редакторов, у меня было? Я не могу с ними или они не могут со мной. Они уродуют мой текст, а ты… ты его чувствуешь и вдохновляешь меня. Те же, кто справлялся с обязанностями, отказывались работать со мной. Гэб говорит, что прекрасно их понимает. А ты так спокойно себя вел, помогал мне, смеялся, поддерживал… почему ты не говорил, что я обижаю тебя? Я привык так общаться и не мог подумать, что тебя что-то не устраивает, ты ведь ничего не сказал. Я не хотел, совсем не хотел, извини! Пожалуйста, не уходи. Ты мне очень, очень нужен.       – П-простите…       Кроули повернул голову на голос и, заметив смущенную официантку, разжал пальцы и сел на место, натягивая обратно очки. Девушка поставила перед оглушенным Азирафаэлем тарелку с индейкой и поспешила испариться. Энтони смотрел куда-то в сторону, когда теплая ладонь накрыла его пальцы, заставив вздрогнуть. Он обернулся.       – Кажется, я немного начал понимать вас, – редактор покачал головой, сочувственно улыбаясь. Лучи заходящего солнца золотили его волосы, создавая сияющий ореол и усиливая сходство с ангелом. Альберт вдруг понял, что сердиться на писателя нереально – все равно, что сердиться на расшалившегося ребенка, который не осознает, что приносит кому-то неудобства, или на пса, искупавшегося в луже и радостно встряхнувшегося рядом с хозяином. Конечно, такое поведение не соответствует возрасту, и Кроули, вероятно, неплохо бы что-то с этим сделать, но обидеться на него было сложно. Может, он и вправду не так плох?       А еще Энтони действительно напоминал Азирафаэлю его кузена – тот же ураган эмоций и жизни, который захватывал тебя и уносил куда-то. Только Майлз, по мнению Фелля, проявлял больше тактичности, но расстраивались они оба одинаково искренне.       – Я не буду уходить – останусь в издательстве и буду работать с вашими книгами. Они интересны, это новый для меня опыт, который мне понравился. Процесс и впрямь увлекает. И я вижу, что вы расстроены моей реакцией, так что я верю в вашу искренность. Мне жаль, что я вспылил – повел себя как подросток. Наверное, вы все-таки хороший человек. Давайте попробуем еще раз. Я действительно могу быть терпеливым и закрыть глаза на некоторые ваши привычки…       – Нет-нет! – Кроули перехватил его пальцы. – Ты говори, если что-то не так. Потому что как иначе я пойму, что перегнул палку?       – Вы серьезно не понимаете? – Альберт не поверил своим ушам, но это многое объясняло. И подтверждало ассоциацию с маленьким ребенком, которому попросту еще не сказали, что он может мешать окружающим.       Писатель развел руками.       – Вельзи говорит, если я ее бешу, сразу – и жужжит, когда недовольна. Гэб закатывает глаза, а потом читает нотации. Уриэль тоже высказывается, а перед этим поджимает губы и прищуривается. Сандальфон делает несчастное лицо. Я рассеянный и бестактный, но внимательный. Я привык эпатировать публику, оттого перехожу черту при обычном общении, но я правда не люблю обижать людей. Лучше сразу скажи, что тебя обижает?       Маленький избалованный ребенок, на чьи выходки можно смотреть сквозь пальцы, пока они не причиняют неудобства другим людям, и осаждать, если они уже выходят за рамки приличий и, тем более, границы морали.       – Вот прям сейчас? – скептически изогнул бровь Азирафаэль и положил салфетку на пятна от коктейля. Бокал, к счастью, не пострадал, а то получилась бы совсем глупая и нелепая сцена. – Или составить список и прислать файлом?       – Презентацией, – Кроули немного расслабился и указал на тарелку. – Извини еще раз. И ешь, а то остынет.       – Спасибо, – редактор хмыкнул, – пусть это и не блинчики.       – Ты не любишь блинчики? Поэтому так рассердился?       – Люблю, – признался Альберт, беря нож с вилкой и аккуратно разрезая мясо, – но сейчас я хочу индейку, – он отправил кусочек в рот. Энтони с интересом наблюдал за ним. – И поэтому я буду есть индейку. И рассердился я оттого, что вы перешли границы приличий в очередной раз.       – Я понял, – согласился писатель, размышляя, как же аппетитно ест Азирафаэль. Он покосился на свой салат, повел носом, поддел сухарик и, хрустнув пару раз, проглотил. Вроде жить можно.       – Вам не нравится салат? – озабоченно спросил Фелль. Кроули пожал плечами.       – Внешне он эстетически приятен, но какой-то больно жизнеутверждающий, тебе не кажется?       – А что, салат должен наводить на мысли о смерти?       Энтони тщательно обдумал эту фразу и предположил:       – Возможно, о тленности бытия или обреченности всего сущего? Салату ведь недолго остается, – он прицелился и ловко насадил помидор на вилку. Брызнул сок. Кроули поднял черри и покрутил, оглядывая со всех сторон. – Почему вегетарианцы не думают о чувствах овощей?       – Мистер Кроули, салат едят, а не разговаривают с ним, – ласково, как ребенку, сказал Азирафаэль. Энтони сунул черри в рот, раскусил и торопливо слизнул с губ стекающий сок. В быстром движении языка было что-то змеиное, и Феллю пришлось пару раз моргнуть, чтобы избавиться от наваждения. Кроули вздохнул и отодвинул тарелку.       – Ангел, ты любишь салаты?       – Все-таки не нравится? – Альберт был само сострадание – очень уж ярко представил, что говорит с ребенком. Писатель мотнул головой.       – По утрам кусок в горло не лезет. А у меня сейчас, как ты помнишь, утро. Я обычно, как проснусь, только кофе пью. Да и после вчерашнего вообще смотреть на еду не могу.       Фелль отправил в рот еще немного индейки и задумчиво пожевал.       – Вообще ничего не хочется?       – Да забей, это нормально для меня, – Кроули фыркнул и подтолкнул салат к собеседнику. – Если захочешь, можешь съесть.       – Спасибо, не думаю. Мистер Кроули, а какие у вас теперь творческие планы?       – Дай-ка подумать… – Энтони опять залюбовался, как ловко двигаются руки Азирафаэля – плотные и крепкие, но явно не привыкшие к физическому труду, весьма ухоженные, с аккуратными ногтями, изящные. Писателю вообще интересно было наблюдать за людьми – профессиональная привычка. И еще одна причина носить очки с темными стеклами. – Я сейчас в процессе, спасибо твоим комментариям. В принципе, для тебя сейчас настал небольшой перерыв, твоя работа – править главы для ежемесячного журнала, участвовать в мероприятиях издательства, ходить на летучки, которые устраивает начальство, ну и Гэб будет подкидывать работу, если рук не хватит, а рук не хватает всегда. Так что скучать не придется.       – Это я понимаю. А какие планы конкретно у вас?       Кроули серьезно задумался, потер подбородок.       – Пожалуй, вернусь к фэнтези-серии. Надо, кстати, поговорить с Михаэль. У меня нет агента, по факту, его обязанности выполняет она.       – Кстати, насчет фэнтези и журнала, – Азирафаэль склонил голову к плечу, машинально постукивая вилкой по краю тарелки, – мистер Кроули, почему вы халтурите с серией в периодике? Это не ваш уровень, ваши книги обычно подробны, наполнены деталями и описаниями.       – Халтурю, – честно признался писатель и поморщился. – Гэб попросту навязал мне эту нагрузку. Мол, хочешь издавать книги – хоти и для журнала писать. Иногда я пишу короткие рассказы, но обычно начинаю придумывать героям биографию, характер, создаю новый мир, и мне жаль расставаться со всем этим после десяти страниц. Так получилась эта история, но смысл над ней работать, если ее читают раз в месяц? Все забудется к новой главе.       – А если потом издать всю историю целиком? – предложил редактор, продолжая распиливать индейку и отправлять в рот по крохотному кусочку, что, судя по выражению его лица, доставляло ему истинное наслаждение, которое хотелось растянуть. – Я понимаю, что, вероятно, эта мысль приходила уже вам в голову, так почему нет? Так поступали многие писатели. И отдельные рассказы тоже можно объединить в сборник, как «Марсианские хроники» Брэдбери, например.       – Ты прав, идея хорошая, и я уже когда-то думал об этом… – Кроули смущенно почесал переносицу, – но, хоть убей, не помню, почему не захотел этого делать. Наверное, назло Гэбу. И Вельзевул, которая жужжала, что я занимаюсь графоманией. Но если ты считаешь, что это целесообразно…       – Я ни в коем случае не хочу указывать вам! – Азирафаэль торопливо выставил перед собой ладони, демонстрируя благие намеренья. – Но мое мнение – да, целесообразно.       Энтони серьезно кивнул ему и, вытащив из кармана ручку, принялся что-то чертить на ближайшей бумажной салфетке. Редактор отметил, как разительно менялось настроение Кроули, когда разговор касался его книг – он весь подбирался, точно змея, готовая защищать свою кладку. Немудрено, что он ругался со своими редакторами. Хотя Альберт ничего подобного не заметил – напротив, бестактный автор вдруг становился удивительно чутким и предупредительным, у него даже интонации менялись. Да, он звонил посреди ночи, спорил до хрипоты, но Азирафаэль очень отчетливо ощущал его искреннее беспокойство за свое детище. А когда кто-то испытывает такую сильную и чистую любовь к тому, что создает – разве этого можно не чувствовать? Разве можно этим не восхититься? Поэтому с некоторыми неудобствами в плане работы редактор смирился без особого возмущения. Проблема была в характере и особенностях общения Кроули, но их, похоже, тоже можно обсудить. В общем, ладно. Стерпится, слюбится.       Фелль доел индейку, пока писатель сосредоточенно над чем-то размышлял, погрузившись в себя. Когда редактор снова взял бокал, допивая остатки коктейля, Энтони вдруг улыбнулся, хлопнул в ладоши и спрятал ручку вместе с салфеткой в карман.       – В принципе, несколько рассказов действительно можно объединить в сборник – если доработать, конечно, и добавить новые. Я обязательно попробую. Ты мне поможешь?       – Я? – изумленно вскинул брови Азирафаэль и забавно заморгал от неожиданности. Кроули горячо закивал.       – Ну, ты же мой редактор теперь. А Габриэль все равно в этом ничего не понимает, он чисто администратор. А кому мне еще доверить мои истории?       – А мне вы уже доверяете? – редактор засмеялся, перемешивая трубочкой лед в бокале. Но смех оборвался, когда на него поверх очков строго уставились золотистые глаза.       – Да.       Очки вернулись на место легким движением руки, и Кроули как ни в чем не бывало взял чашку с почти остывшим кофе. Азирафаэль в легком смятении допивал коктейль. Официантка нерешительно приблизилась к их столу, чтобы забрать посуду, однако заметно расслабилась, когда оба мужчины приветливо ей улыбнулись, поблагодарив.       – Вторую чашку кофе, – попросил Энтони и повернулся к Альберту. – Еще коктейль? Или чаю? Кофе ты, наверное, на ночь не будешь?       – Чаю, – согласился тот, раздумывая о сборнике Кроули.       – Может, ты все-таки позволишь мне искусить тебя каким-нибудь десертом? – с надеждой спросил писатель. – В качестве закрепления нашей договоренности.       – Только если вы закажете что-то и себе. Есть в одиночестве довольно тоскливо.       Энтони закивал и ткнул пальцем в меню, вопросительно посмотрев на Азирафаэля. Тот чуть нахмурился, поскольку пришлось читать позицию вверх ногами, а потом обреченно вздохнул. Кроули оставался верен себе и возжелал угостить спутника «Пищей ангелов». Может, в «презентации» стоит сообщить ему, чтобы он перестал звать своего редактора ангелом? М-да, как-то поздновато, писатель уже явно привык. И задаст закономерный вопрос: «Что ж ты раньше молчал?» Кроме того, Альберт уже и сам привык. Ангел и ангел – не трубкозуб же. А вот попросить, чтобы не называл так на людях, пожалуй, следует. Однако Азирафаэль не отказал себе в маленькой мести и предложил Кроули заказать для себя кусочек «противоположного» ангельскому бисквиту торта – «Пищу дьявола». Писатель оскалился, оценив шутку, и подтвердил заказ, после чего официантка ушла, оставив странную парочку наедине с тарелкой салата. Энтони уставился на него, недобро прищурившись и, вероятно, определив для себя врага номер один на ближайшее время.       – Ты точно не будешь есть этот салат, Азирафаэль?       – Мне стоит согласиться его съесть, пока вы не сотворили с ним что-то ужасное? – уточнил редактор. Кроули беспомощно потыкал содержимое тарелки вилкой.       – Почему мертвые овощи выглядят свежее, чем я?       – Возможно, потому что их не поливали алкоголем всю ночь? Но вы выглядите вполне бодро, мистер Кроули, не переживайте.       – Ну, не прямо всю ночь, так, немного выпивал… – писатель зверски вонзил вилку в центр салата, да там и оставил, сдавшись.       – Надеюсь, кусочек торта вам все-таки немного поможет. Хотя в своих страданиях вы сами виноваты, – не удержался Альберт, который по характеру и вправду чем-то смахивал на ангела: милосердие и жалость в нем граничили с обостренным чувством справедливости, согласно которому за грехи должна была следовать кара.       – Я не страдаю, – возразил Энтони, – я скучаю. Кто будет делать трагедию из того, что не может съесть салат?       – Никто, и вы делаете не трагедию, а шоу. По поводу сборника: пришлите мне, пожалуйста, все ваши рассказы и идеи, как можно их – или некоторые из них – связать. Боюсь, если буду искать по выпускам журнала, то могу что-то пропустить. Я прочитаю и тоже подумаю, что можно сделать.       – Было бы чудесно, – Кроули благодарно улыбнулся. – Мне кажется, тебе со стороны будет виднее, ты оценишь истории как законченные произведения, без шлейфа того, что я придумал, но не счел нужным вписать.       Принесли десерт и напитки. Ангельский бисквит оказался поистине ангельским: белый, воздушный, нежный. И, как положено по рецепту, безумно сладкий. Со взбитыми сливками, малиновым соусом и свежими ягодами он представлял собой божественное сочетание, и у Азирафаэля вырвалось:       – Это лучшая «Пища ангелов», которую мне доводилось пробовать!       – О да, – Кроули довольно зажмурился, словно сам готовил лакомство, – здесь восхитительные кондитеры, и я подумал, что тебе просто необходимо попробовать здесь что-нибудь сладкое. В следующий раз обязательно попробуй вишневый пирог. Кстати, если хочешь, возьми кусочек моего торта.       На сей раз заинтригованный Альберт просто не мог отказаться. И не был разочарован – глубокий вкус шоколадной глазури и какао заполнил рот, вызвав блаженную улыбку.       – Действительно, волшебно, – признался он, перебивая этот вкус чаем, чтобы вновь вернуться к своему бисквиту. То, как Азирафаэль при этом промокал губы салфеткой, смахивая коричневые крошки, почему-то умилило Кроули. Ему безумно захотелось посмотреть, как бы он облизывал с губ крем. Наверняка это заводит. Он же не может все время пользоваться салфеткой?       Оказалось, что может. Писатель укоризненно на него посмотрел (чего тот, конечно, не мог видеть за очками) – ну что за до чертиков воспитанный ангел! Разве Кроули так много хочет? Даже не посмотреть, как Азирафаэль облизывает пальцы – только легонько проводит языком по губам. Может, отобрать салфетку? Ладно, ладно, Энтони еще как-нибудь пригласит его в кафе. И обязательно в это, раз местные десерты пришлись редактору по душе. Потому что теперь он, Кроули, четко видит цель. Ему очень хотелось соблазнить этого ангела – и совсем не десертом.       Вообще, он решил действовать осмотрительнее. Понаблюдал за своим редактором и сделал вывод, что лучше с подкатами не спешить. Такой строгий и вежливый, что переспать и после третьей встречи не согласится, что и говорить о первой. Ну и ладно, Азирафаэль правда понравился писателю, и тот был не против ухаживать за ним и демонстрировать добрые намеренья. Ничего, Энтони любил сложные задачи. А вот долгие романы – уже не очень, быстро начинал скучать. К счастью, со всеми своими бывшими он расставался полюбовно, так что не видел причины, почему в этот раз что-то должно пойти не так.       – Мистер Кроули? Даже торт не в силах пробудить ваш аппетит?       Энтони встрепенулся и уставился на блюдце с лакомством.       – А что, ангел, хочешь еще? Забирай.       – Нет, что вы! – Фелль залился краской и даже замахал на него руками. – Вовсе нет. Вы просто сидите такой задумчивый и не едите… вы по поводу сборника?       – Сборника? А, ну да, – Кроули с трудом вернулся к реальности и заставил себя улыбнуться. Есть по-прежнему не тянуло, даже такое заманчивое лакомство. – Ты точно не хочешь торт?       – Мистер Кроули, если я захочу еще, я закажу, – терпеливо произнес редактор. – Неужели вы откажетесь от столь чудесного угощения?       – Действительно, что ж я так, – писатель пожал плечами и, отломив кусочек, через силу сунул в рот. Ладно, действительно вкусно и куда приятнее салата. – Ангел, как ты думаешь, Габриэль не будет против издать фэнтези-историю из журнала?       «Вот сейчас надо сказать по поводу ангела», – подумал Азирафаэль и сказал:       – Да с чего бы мистеру Уайтвингу быть против? Если вы пропишете мир более подробно и интересно, то почему бы и нет? Кстати, какой объем вы планируете? По главе в месяц – это довольно долго…       – Иногда мы публиковали по две главы, но обычно я просто делаю довольно большие части, – пожал плечами Энтони. – Гэб говорил мне то же самое, но я терпеть не могу, когда мне нудят на ухо, что сроки вышли, где глава, надо бы две, пиши две, ты так за год не уложишься, не халтурь, пиши-пиши-пиши. Достало.       – Простите, мистер Кроули.       – Ты нуди, тебе можно, – благосклонно разрешил писатель. – У тебя лучше получается. Во всяком случае, твой голос мне еще не надоел.       – Мистер Кроули, – с некоторым волнением спросил Азирафаэль, пока вспомнил о данном вопросе, который маячил на горизонте с тех пор, как он засел за редакцию книги, – я не успел спросить мистера Уайтвинга, должен ли я присутствовать на презентации вашей книги?       – Конечно! – Энтони даже всплеснул руками. – Какие сомнения! Ты, конечно, можешь отказаться, но я смысла не вижу. Зачем? Это наше детище, выращенное и вскормленное. Пора отправлять его во взрослую самостоятельную жизнь.       – Ну что вы! – редактор смущенно отвел взгляд. – Зачем вы так говорите? Ваша книга – исключительно ваша заслуга. Я же не соавтор. Считайте, что я просто сшил выпускное платье для вашего творения, чтобы оно вышло в свет.       – Чертовски интересное сравнение, – Кроули хмыкнул и тут же тепло улыбнулся. – Но мне кажется, ты для моей работы что-то вроде крестного отца. Присматриваешь и доводишь до ума. Так сказать, воспитываешь духовно. Надеюсь, так будет и впредь. Ну и Гэб не поймет, если ты не придешь. Редактор должен нести ответственность, разделять как триумф, так и критику, и возможную негативную реакцию.       – Вы правы, – отважно согласился Азирафаэль, вызвав приступ искреннего смеха у собеседника, которому очень понравилось решительное выражение его лица.       – Я уверен, все пройдет отлично. Книга получилась что надо, лучшая из всей серии, поскольку она стала более… более реальной. Никогда бы не подумал, что скажу такое о научной фантастике.       – А когда пройдет презентация? Меня еще не оповестили о сроках.       – 17 ноября, в день рождения Вельзевул. Ничего, тебя уже должны были включить в рассылку. На всякий случай, напомни Гэбу и Ури. Михаэль и так все помнит, не представляю, чтобы она что-то забыла. Она делает рассылку по всем мероприятиям. Гэб может заработаться, у него бывает. Он оповещает обо всем, что касается документации, отчетов, планирования и прочее. А отдел Ури отвечает за всю компьютерную работу – она лично ведет сайт, ее сотрудники занимаются версткой по согласованию с художественным отделом Сэнди. Ури классный специалист, она может делать макеты и без творческого директора, но сейчас она занимается только версткой веб-страниц. Соответственно, ее рассылка – все, что связано с сайтом и соцсетями, если кто-то из авторов нашего издательства не любит или не может общаться с фанатами. Этим занимаются ребята Ури и Михаэль.       – Мистер Кроули, я не понимаю, о ком вы говорите, – беспомощно взмолился Альберт, который на миг задумался, зачем писателю приурочивать выход своей книги ко дню рождения Вельзевул, но быстро переключился на более важные вопросы. Энтони сжалился и перевел:       – Гэб – это Габриэль, Сэнди – Сандальфон, ну, помнишь, я говорил – Альфонсо Сэнд. А Ури – это Уриэль, ее настоящее имя, кажется, в издательстве даже не все и знают. Только не называй ее Ури, это небезопасно.       Они не спеша доели десерт, обсуждая творчество Энтони, будущие книги, предстоящую презентацию и нюансы работы. И из данного разговора Фелль сделал вывод, который ему уже приходил в голову, а теперь подтвердился: если обсуждать с Кроули что-то, что его увлекает (ту же литературу) и не давать ему заскучать, то собеседник из него самый интересный и совсем не грубый.       После еще одного короткого пререкания по поводу оплаты (Энтони твердо отмел все попытки Азирафаэля разделить счет, напомнив, что он специально пригласил редактора), они поднялись и зашагали к выходу, уже вполне довольные друг другом. На улице уже стемнело, и Кроули притормозил и задрал голову, разглядывая небо – увы, со звездами над Лондоном была напряженка. Поправив очки и игнорируя их явную неуместность в темное время суток, он догнал редактора и поймал его за локоть.       – Ангел, давай, я подброшу тебя до дома? Что я, зря сегодня не пил?       – Мистер Кроули… – Фелль обернулся, и писатель торопливо убрал руку, подумав, что снова нарушил приличия, но на лице Азирафаэля не было недовольства – только растерянность. – Право слово, мне неудобно…       – А тебе-то чего неудобно? – не понял Энтони, размышляя, можно ли по такому случаю вернуть руку обратно или это уже глупо. – Не ты же за рулем.       – В смысле… я не думаю, что нам по пути, вам придется делать крюк…       – Вот уж глупости! – писатель нахмурился. – Почему тебе неудобно оттого, что ты думаешь, будто неудобно мне? Я же сам тебе предложил. Я все равно собирался немного покататься, почему бы и не подвезти тебя? Где ты живешь?       – Крауч-Энд, но…       – А я в Мейфэре, там около получаса добираться, какие вопросы? Поехали. Или тебя волнует конкретно вопрос, что ехать придется со мной?       – Что? Нет, что вы!       – Тогда какие проблемы? Идем! – Энтони улыбнулся и, снова ухватив спутника за локоть, потащил к стоянке. Тот, после некоторых колебаний, перестал сопротивляться и пошел следом.       Машина Кроули повергла Азирафаэля в шок – он думал, такие раритеты уже давно не на ходу. Бентли приветливо мигнула фарами, когда хозяин отключил сигнализацию, и редактор столкнулся с необходимостью садиться в салон. Энтони галантно открыл перед ним дверь и обогнул свою красавицу, попутно ласково похлопав ее по капоту. Он уже уселся за руль, а Альберт все еще стоял, опасаясь даже дыхнуть на такой автомобиль. Кроули повернул к нему голову и корпусом подался навстречу, опираясь на пустое сидение.       – Что-то не так? Не бойся, не рассыплется. Она мощная, надежная и даст фору новым моделям.       – Я и не боюсь. Точнее, боюсь не этого. Просто она такая… это же настоящий антиквариат.       – Я же говорю, она надежная. Если не будешь стучать молотком, само ничего не сломается. Я очень тщательно слежу за ней. Так ты сядешь или мне затаскивать тебя внутрь? Представь, как это будет выглядеть со стороны! – Энтони засмеялся и выпрямился, вставляя ключ зажигания. – Как в дешевых боевиках.       Азирафаэль улыбнулся, живо в воображении нарисовав эту картину. Преодолев робость, он сам нырнул в салон, где пахло дорогой кожей, парфюмом Кроули, и едва различимо – хвойным освежителем воздуха. Редактор неловко плюхнулся в кресло и, пристегнувшись, замер: чистота внутри автомобиля поражала. Все сияло, и оттого Азирафаэлю казалось, что он лишний, чужеродный элемент. В отличие от Энтони, который смотрелся за рулем совершенно естественно, даже будучи слегка растрепан.       – Расслабься, – предложил писатель, заводя мотор. – Я уверен, ты ей понравишься.       – Кому? – не понял Фелль, почему-то нервничая, пока Кроули выезжал со стоянки.       – Ну, машине. Хастур вот ей не нравится, а Вельзи – очень даже.       – А как вы это понима…а-а-аете-е-е! – от резкого поворота редактора вжало в спинку кресла, перехватило дыхание – будто писателя не волновали ни сохранность пассажира, ни сохранность деталей автомобиля. Однако через пару секунд машина уже как ни в чем не бывало катила на пределе допустимой в городе скорости, с поразительным изяществом вписываясь в повороты без снижения темпа и пролетая светофоры в последний момент. Кроули вел довольно небрежно, одной рукой, но автомобиль слушался его, реагировал на малейшее движение. Это завораживало, и Азирафаэль невольно залюбовался, правда, недолго – Энтони дернул руль, и пассажир судорожно схватился за ближайшую ручку, с ужасом уставившись вперед.       – Какой адрес? – весело поинтересовался водитель, явно получавший истинное наслаждение от поездки. Фелль с трудом сглотнул комок в горле, собираясь попросить высадить его прямо здесь, однако получилось лишь сдавленно произнести «Якобит-стрит 11» – адрес дома его тетушки. Энтони кивнул, и они в очередной раз повернули так, что Бентли чудом не занесло. Кроули точно не превышает скорость? Альберту вспомнились все молитвы, которые он когда-либо слышал. В тот же момент по странному совпадению водитель выругался и вывернул руль, объезжая выскочившую на дорогу кошку, и у Фелля из головы вылетели все связные мысли.       Поездка длилась всего минут пятнадцать, однако Азирафаэлю она показалась вечностью. Когда Кроули заглушил мотор, остановившись у нужного дома, редактор еще несколько секунд сидел неподвижно, не веря, что их гонка закончилась.       – Ну все, приехали! – Энтони повернулся к нему, сверкнув белозубой улыбкой. Альберт судорожно дернул головой, изображая кивок, и понадеялся, что выглядит не слишком бледным. И твердо решил, что никогда больше не сядет в машину к Кроули. Как они не попали в аварию и не собрали все возможные штрафы? Или дело в том, что Азирафаэль все-таки не понравился Бентли, о которой хозяин нежно говорил «она», как о человеке?       Энтони с интересом наблюдал за своим пассажиром. Без какой-либо цели – просто наблюдал. Предлагая кого-то подвезти в первый раз, он не устраивал проверку или испытание, реакция человека не меняла к нему отношения писателя. Он просто смотрел и делал какие-то выводы для себя по поводу своего дальнейшего поведения – например, стоит ли в дальнейшем предлагать новому знакомому подбросить его куда-то, выехать за город и все вытекающие. Когда кто-то не соглашался с ним ездить, Кроули никогда не обижался – он бы сам никогда не сел в машину к такому водителю, как он. Он вообще не любил, когда за рулем кто-то другой.       – Азирафаэль, все в порядке? – осторожно уточнил писатель, заметив, что тот не спешит покидать машину и сидит, глядя прямо перед собой. Похоже, никак не придет в себя. Энтони мягко положил ладонь на предплечье редактора, привлекая его внимание.       – А? Да, да. В полном. Простите, мистер Кроули, – Альберт встрепенулся, заморгал и, натянуто улыбнувшись, принялся освобождаться от ремня. Вывалившись из машины, он на негнущихся ногах обогнул ее и склонился над окном. Водитель опустил стекло и выглянул наружу. – Спасибо большое. Это было… очень быстро.       – В данном контексте и в данной ситуации это, несомненно, комплимент? – Энтони хмыкнул, чуть приподняв очки и задорно сверкнув удивительными золотисто-карими глазами. – Есть моменты, когда такая фраза не делает мужчине чести.       Азирафаэль почувствовал, как у него начинают гореть кончики ушей. Кажется, мистер Кроули у любой фразы мог найти подтекст и все свести к пошлым шуточкам.       – Я бы не сказал, что комплимент, – решительно возразил он. – Так ездить опасно.       – Совершенно нет, – Энтони подмигнул. – Мы не нарушили ни одного правила, поверь мне. Ладно, до встречи. Я пришлю тебе рассказы, еще обсудим.       – Еще раз спасибо, – редактор хотел протянуть ему руку, но вовремя сообразил, что рукопожатие получится нелепым и неудобным через окно автомобиля. Судя по глазам Кроули, тот заметил этот порыв и изрядно повеселился. Фелль рассердился на себя и, вспомнив о приличиях, отважно выдал. – Может быть… может быть, заглянете на чашку чая?       Энтони совсем снял очки и задумчиво посмотрел на собеседника.       – Ангел, вот зачем ты мне это предлагаешь? Мы же оба прекрасно понимаем, что ты поступаешь так из вежливости, а не потому, что действительно хочешь угостить меня чаем. Ты ставишь и меня в неловкое положение: принять приглашение или нет? А вдруг тебя обидит мой отказ? А если я соглашусь? Будем сидеть у тебя на кухне и неловко цедить чаек из кружек, размышляя, как бы потактичнее закончить общение? Я ненавижу все эти нюансы этикета. Я пригласил тебя в кафе, чтобы отблагодарить, и подвез потому, что мне несложно. А у тебя по лицу видно, что ты переступаешь через себя, но хочешь соблюсти правила приличий. Наплюй на условности, выйдет только хуже. Например, вдруг я расценю твое приглашение как заигрывание и намек на развитие отношений? – Кроули улыбнулся, и в уголках его глаз собрались веселые морщинки. – Тем более, разве жаворонкам не пора спать?       Азирафаэль совсем смутился. Он никак не ожидал от рассеянного и развязного писателя таких внимательности и здравомыслия. Похоже, Энтони жил по каким-то своим правилам, которые, с одной стороны, ставили в тупик добропорядочного англичанина, а с другой, имели свою логику и рациональное зерно. Действительно, какого ответа он ждал? Он просто выполнил ритуал этикета, не задумываясь, как отреагирует собеседник. А если бы Кроули и вправду согласился?       – Вы совершенно правы, мистер Кроули, – с облегчением произнес он, улыбнувшись в ответ. – Но это все-таки одна из формул вежливости, я не могу нарушать деловой протокол так же легко, как и вы.       – Еще раз, – Энтони состроил серьезное лицо, но в глазах отчетливо плясали озорные черти, – ты правда приглашаешь меня на чашку чая?       – Не в этот раз, мистер Кроули, – Азирафаэль все же протянул руку в салон Бентли, и Энтони пожал ее. – Как-нибудь чуть пораньше и когда я куплю к чаю что-нибудь посущественнее оставшегося с прошлой недели печенья. Я совершенно не подумал, чем буду вас угощать.       – Ловлю на слове, что все-таки когда-нибудь пригласишь! – писатель довольно засмеялся и надел очки вновь, скрывая поразительные глаза за темными стеклами. – До новых встреч, ангел!       Редактор торопливо сделал несколько шагов назад, и автомобиль умчался прочь, увозя с собой удивительного, странного и необычного человека – Энтони Дж. Кроули. ***       – Вельзи, ну я посмотрел на него, – Энтони вытащил сигарету, легким скользящим движением поджег ее и с удовольствием затянулся, выпустив в открытое окно струйку дыма. Он немного покатался по городу, наслаждаясь его вечерней атмосферой: уже не день, когда люди точно муравьи снуют по своим делам, но и еще не ночь, принимающая в тихие и уютные объятия. Прежде чем решить, как распорядиться своим временем, писатель ненадолго притормозил, зарулив в подходящий закуток, выключил группу Queen и набрал номер Вельзевул. – Сегодня в кафе ходили.       – А теперь скажи мне, Кроули, почему меня должно волновать это, да еще и в десять часов вечера. Мне твоя личная жизнь абсолютно не интересна.       ...которая была, как всегда, мила и доброжелательна.       – Да? Ну ладно, тогда до скорого. Позвоню Хастуру.       – Так, стоп! Ладно, рассказывай.       Энтони мысленно усмехнулся – Вельзевул всегда делала вид, что ей плевать на окружающих, но потрепаться любила. Да и к Кроули относилась как-то снисходительно и покровительственно, как к младшему непутевому сыну – впрочем, в издательстве к нему так относились, наверное, абсолютно все.       Поэтому женщина, закрыв крышку ноутбука, свернулась в уютный клубочек на диване и приготовилась слушать. Писатель выставил руку с сигаретой в окно, чтобы не надымить в салоне, и попытался собраться с мыслями.       – Он такой… белый, мягкий и приятный. Как пушистое облачко.       – М-да. Мне уже страшно, что это за человек, если его описывают исключительно подобными эпитетами. Он точно не плюшевая игрушка?       – Он очень мил и жутко вежлив.       – Разве не он скрутил тебя в бараний рог, отчего ты начал нормально и продуктивно работать? – критик хмыкнула и, поставив на громкую связь, положила смартфон рядом с головой. – Все в издательстве, кто видел твоего нового редактора, описывают его примерно одинаково: вежливый, приятный в общении, спокойный… и белый. Как будто цвет является характеристикой! Тут точно что-то не так. Даже Михаэль, эта стальная и логичная женщина, после разумного, лаконичного объяснения помедлила и все же добавила, что Фелль белый. Почему я не слышу о нем ничего плохого? Так не бывает.       – Потому что он ангел, Вельзи.       – Теперь еще и ангел. Я его еще не видела, но уже ненавижу, хватит с меня и одного белокрылого. Хотя… учитывая, что он держит тебя в узде… Какие смешанные чувства. Мне тяжело, – критик трагически вздохнула прямо в микрофон, так что Кроули в спешке отставил телефон от уха, поскольку динамик оглушил его трещащим шуршанием.       – Тебе просто не нравится, что его все любят, а ты – вредная с-с-старая тетка, – мстительно зашипел Энтони в трубку. Вельзевул задохнулась от возмущения.       – Это я-то старая?! Да я тебе язык каленым железом прижгу! Ложку на огне нагрею и тебе в рот суну, змеюка! А еще лучше – нож, чтоб язык стал раздвоенным, под стать твоей сущности!       – Тише, тише, Вельзи, – Энтони затянулся и, выпустив в прохладный воздух колечко дыма, понаблюдал, как оно расширяется и утончается, пока не исчезает вовсе. – Я погорячился, и мне очень жаль. Ты прекрасна в любом возрасте и еще спляшешь у меня на могиле. Однако это не значит, что тебе следует ненавидеть людей заочно.       – Странно, всю жизнь этим занимаюсь, – мрачно отозвалась критик, постепенно остывая. – Просто знакомство с некоторыми людьми заставляет меня немного изменить свое мнение в лучшую сторону, но не в целом, а конкретно к отдельным индивидам. Нет, Кроули, ты к ним не относишься.       – Упаси боже, – Энтони засмеялся. – Но я серьезно, зря ты так. Азирафаэль тебе понравится.       – Не люблю приторно-сладкое, – поморщилась Вельзевул, – а Фелль, похоже, именно такой.       – Да нет, – Кроули честно задумался, пытаясь подобрать слова, – не приторный ни разу. Просто симпатичный. Есть в нем что-то такое… хотя я пока не уверен, в общем. Хочу познакомиться с ним поближе и узнать.       – Насколько поближе, чудовище? – подозрительно уточнила женщина. Энтони ухмыльнулся.       – Да, Вель, именно настолько. И я не вижу причин, почему я не могу…       – Кроули, а ты не думал, что он, может быть, натурал? Не все ведь такие двуличные скоты, как ты.       – Какая ты не толерантная по отношению к бисексуалам! – писатель весело вскинул брови и тут же чуть поморщился, стряхивая пепел.       – Это не имеет отношения к твоей ориентации. Я просто захотела напомнить, что ты – двуличная скотина.       – И я тебя очень люблю, Вельзи. Слушай, да на него только посмотришь и сразу ясно: он англичанин, чрезвычайно умен и явно голубее … ну, я даже не знаю… летнего неба в рекламных брошюрах мелких турагентств. Мне кажется, такое описание отлично смотрелось бы в книге.       – Помни, Кроули, что совы не то, чем кажутся, – Вельзевул расхохоталась. – Твой редактор может оказаться и не таким милым, как выглядит, и, что еще хуже, интересоваться исключительно девушками.       – Он ближе к жаворонкам. Так что это жаворонки не то, чем кажутся, они жестокие, – заворчал Энтони. – А совы хорошие, как я. За что Дэвид Линч так с ними?       – Ты просто не умеешь обращаться с жаворонками. Вот я своего так выдрессировала, что он бесшумно летает.       – Что ж ты с ним развелась тогда, а?       – К сожалению, жаворонок – птица певчая, и даже я не могу заставить его заткнуться, – Вельзевул скривилась, не желая обсуждать своего бывшего мужа. – Кроули, ну правда – не лезь к человеку. Я понимаю, что Фелль, конечно, совершил в жизни нечто ужасающее, за что ему в наказание был послан ты, но даже такой преступник вызывает у меня сострадание, когда я думаю, что ему придется работать с тобой.       – Если бы я знал тебя немного хуже, то обиделся бы. Но так-то я знаю, что только что услышал восхитительный комплимент, – Энтони тепло улыбнулся.       – Кроули, выключи свою безалаберность на минутку. Мы о людях говорим, – попыталась вразумить его Вельзевул.       – Да что такого-то? Если его не интересуют парни, он так и скажет. В чем проблема? – Энтони удивленно заморгал. – Я не обижусь, мы же взрослые люди. А пока он мне ничего не сказал, я могу продолжать, разве нет?       – Очень, очень смешанные чувства, – Вельзевул поджала губы и покачала головой. – Надо с ним увидеться и составить, наконец, собственное мнение. Должна же я понять, кому сопереживать в вашем случае? Хотя странный вопрос, с чего бы мне сопереживать тебе? Однозначно, бедный Азирафаэль. Даже если он по ночам приносит младенцев в жертву, он не заслужил…       – Надо бы предложить идею Хастуру, он без ума от жертвоприношений, – хмыкнул Кроули и затушил сигарету. Но стекло не поднял, желая немного подышать вечерней прохладой.       – Хастур тоже еще не видел Фелля, а ты уже полагаешь, что твой редактор вдохновит его на образ нового маньяка? Однако. Это многое мне говорит об этом человеке.       – Вельзи, ты же знаешь Хастура! Его что угодно натолкнет на образ маньяка. И невинный младенец будет Антихристом, и монахини – служителями Сатаны…       – А у тебя опять герои полетят на Альфу Центавра? – поддела критик, раз уж заговорили об излюбленных темах.       – Непра-авда. Я бы сам туда махнул. А куда мои полетели – узнаешь. Как верстку закончат.       – Вот делать мне нечего, только твои книжки читать! – заворчала Вельзевул. – Если ты думаешь, что я напишу тебе хоть одно доброе слово…       – Вель, а разве критик не должен быть непредвзятым? – поддел ее Кроули в ответ, рассеянно водя длинными пальцами по приборной панели. Еще покататься или развеяться в ночном клубе?       – Я непредвзята, – возразила Вельзевул, – я объективно оценю твою книгу, но тебе и о тебе не скажу ничего хорошего. Не заслужил.       – А что будет, если ты хоть раз похвалишь меня? – заинтересовался писатель, вызвав у критика приступ смеха.       – О нет, этого ты не дождешься, дикая тварь из дикого леса! Этого никогда не случится.       – Я змей, ползу где вздумается и гуляю сам по себе! – Кроули засмеялся и демонстративно пошипел в микрофон. Вельзевул фыркнула. – О мой враг и жена… бывшая жена моего врага! Спорим, ты похвалишь мою новую книгу?       – Спасибо, что не будущая мать твоего врага, – пробурчала критик, сладко потягиваясь на диване. – Не слишком ли ты самоуверен? Не боишься, что я назло тебе напишу какую-то гадость?       – Нет, Вельзи, я знаю, что ты злая, но справедливая и принципиальная, – польстил ей Энтони. – Даже в аду ты бы устроила суд над провинившимся демоном. Поэтому, если книга хороша, ты так и напишешь. А я уверен, что она тебе понравится. Спорим?       – На что спорить хочешь, дикая тварь? Наливать тебе молоко три раза на дню? Змеи ведь пьют молоко. Ну же, Кроули, давай ты будешь лакать молоко из блюдечка.       – Издеваешься? Посмотрим, кто будет смеяться последним, – писатель хмыкнул. – Не, давай на желание. Я как раз придумаю что-то к выходу твоей рецензии.       – Как же ты уверен в победе! – Вельзевул явно была заинтригована. – Колись, откуда эта уверенность, я уже отложила волшебную баранью лопатку и не могу погадать у костра.       – Я просто знаю, что из всей серии эта книга лучшая, – Энтони лукаво сощурился, вспоминая изменения, сделанные под влиянием нового редактора. – Ты заметишь это. Ну давай же, давай же пос-с-спорим. С-с-соглашайс-с-ся. На желание.       – Ой, ладно, ладно, искуситель, – критик села на диване и помотала головой, будто пыталась вытряхнуть из уха его сладкоголосое шипение. – Хорошо. Спорим на желание. Но не что мне эта книга понравится, а что она действительно объективно лучше предыдущих.       – Да, именно! На порядок лучше, – закивал Энтони. Вельзевул еще раз прикинула риски, подумала о живом воображении писателя, ужаснулась перспективам, вздохнула и повторила:       – Все, поспорили. Ну, гадюка, хочешь мне сказать что-то еще или ты меня уже достаточно довел сегодня?       – Ммм… Азирафаэль предложил все-таки собрать рассказы из журнала в сборник и обещал помочь объединить их тематически. И предложил опубликовать фэнтези отдельной книгой. Я сказал, что подумаю.       – Серьезно? – Вельзевул вскинула брови, шокированная услышанным. – Ты его не послал, как Уайтвинга? Этот Фелль реально находка.       – Да брось, не посылал я Гэба…       – Еще как посылал, это при мне было. А потом дверью хлопнул, потому что Гэб достал тебя, видите ли, со своим журналом. А потом вернулся, запустил в него ручкой и снова ушел.       – Да блин, а чего он меня выбесил?!       – Ага, все-таки вспомнил, – удовлетворенно усмехнулась Вельзевул. – Сам Уайтвингу скажешь о том, что передумал?       Энтони запрокинул голову и расхохотался.       – А что, Вельзи, хочешь побыть немного великой пифией и предсказать Гэбу мое решение? – уточнил он, поднимая стекло. Определенно, надо смотаться в бар. Оставить машину на платной стоянке и как следует оттянуться. Серьезно, столько хороших новостей!.. Он уже предвкушал, как выиграет спор с Вельзевул. Надо бы придумать желание. Может, после парочки алкогольных коктейлей что-то веселое и придет в голову…       – Нет, хочу узнать, хватит ли тебе смелости самостоятельно сообщить Габриэлю, что он был прав, – одной фразой подрезала ему крылья критик. Кроули сразу же обиженно засопел.       – Ну бли-ин, Вель, он же задерет нос и возомнит себя совсем непогрешимым!       – Ты прав, – женщина нахмурилась, – этого нельзя допустить! Надо что-нибудь придумать.       – Тогда оба подумаем и созвонимся завтра, о моя мушиная повелительница, – хмыкнул Энтони. – Если ничего не придумаем, придется каяться.       – Я не буду приходить в издательство в ближайшую неделю, чтобы меня не ослепила сияющая улыбка проклятого архангела, – трагично возвестила Вельзевул. – Ладно, до завтра. Готовь для него речь, как он был прав.       – Справедливости ради, Вель, ты его тогда поддержала. Почему я не слышу «я же говорила»?       – Потому что ты и сам все прекрасно понимаешь, к чему лишние слова? – критик ухмыльнулась и, нажав на отбой, рухнула обратно на диван. Интересные дела творятся! Кто же такой этот мистер Альберт Фелль?