Работа над ошибками

***       Азирафаэль оторвался от книги и посмотрел на часы. Было уже без десяти три: Кроули должен скоро приехать, если и вправду собирался помочь. Нет, вряд ли писатель собирался обмануть своего редактора или подшутить над ним, но, учитывая легкий характер Энтони и памятуя их встречу в кафе, Фелль допускал, что такой человек может проспать, забыть, опоздать или вспомнить о каком-то срочном деле, которому необходимо посвятить весь день. В крайнем случае, если Кроули не прибудет в течение часа, можно вызвать такси.       Уходя, Анафема аккуратно сложила все дневники на столе, оставив на видном месте листочек, где были отмечены уже перефотографированные части. И теперь Азирафаэль еще раз педантично осмотрел каждую тетрадь на предмет наличия плесени. Те две, в которых оная обнаружилась, он уже убрал в сухое место, чтобы как следует проветрить перед обработкой. Раствор формалина у него стоял в книжном, так что чисткой можно будет заняться сразу же. Сегодня Фелль успел переснять один дневник и скинуть фотографии на ноут. Немного размяв затекшую спину, он еще раз просмотрел рассказы Кроули, а после засел за чтение – не по работе, а так, для души. Альберт прекрасно понимал, что это не лучшее времяпровождение – необходимо чередовать виды деятельности, но, по правде сказать, не очень любил активный отдых, а вот за книгами мог просиживать целыми днями. Интересно, когда приедет Кроули?       Гудок Бентли оповестил о его появлении ровно в 15:05. Азирафаэль поспешил в прихожую и успел открыть дверь как раз в тот момент, когда Энтони протянул руку к звонку.       – Привет, ангел. На этот раз я не опоздал?       – Нет, мистер Кроули. Заходите.       Альберт, дружелюбно улыбаясь, посторонился и пропустил писателя внутрь. Тот сразу же принялся оглядываться с любопытством.       – Вы обедали? – осведомился редактор, который всегда отличался гостеприимством. Если уж он кого-то пригласил, то так просто не отпустит. – Может, чаю?       – До обеда еще далеко, но я уже выпил кофе, – отозвался Кроули, проходя следом за Феллем в гостиную.       Он сразу определил, что настоящим хозяином дома является эксцентричная женщина в годах – если только у его редактора не наблюдается страсть к всевозможным безделушкам, сувенирам, салфеткам и прочим элементам декора, включающим вещицы, связанные с мистикой и гаданиями. У молодых людей, даже таких старомодных, как Альберт, обычно другие представления об уюте. Во всяком случае, Энтони был уверен, что Фелль не сильно его старше – может, года на три-четыре, но ему явно не под пятьдесят. Хотя некоторые его привычки ну точно как из прошлого века.       – Я присматриваю за домом тетушки, пока она путешествует, – торопливо пояснил Альберт, заметив, что гость разглядывает на полке один из магических кристаллов мадам Трейси. Именно в гостиной она обычно принимала клиентов, поэтому помещение было наполнено всевозможными атрибутами гадалки и медиума.       – Круто. А ты умеешь пользоваться этой штукой? – Энтони восторженно ткнул пальцем в доску с буквами.       – Это уиджа. Нет, я не занимаюсь вызовом духов и не интересуюсь этим, – устало откликнулся Азирафаэль. Вообще-то он не верил в подобную мистику, но обижать тетушку не хотелось, поэтому, говоря о ее увлечении, он привычно не использовал в речи сочетания типа «не верю», «это противоречит науке» и «что за вздор». Анафему переубедить тоже не удалось, поэтому Альберт давно перестал взывать к голосу разума и решил, что каждый развлекается, как хочет. Его странная тяга к книгам тоже не всеми воспринималась адекватно. – Анафема умеет. Так что насчет чая?       – Может, я сначала помогу тебе с твоими книгами, а потом, когда отвезу обратно, ты меня угостишь? – предложил Энтони, с любопытством изучая свое отражение в большом хрустальном шаре.       Азирафаэль несколько секунд обдумывал его слова, но потом покачал головой:       – Не думаю, что получится. Дело в том, что я останусь в книжном, чтобы обработать бумагу от плесени, плюс немного разберусь с текущими делами. Боюсь, могу застрять там до вечера. Не хочу злоупотреблять вашим временем и заставлять вас ждать, я сам доберусь до дома.       – Понял, – Кроули повернулся к нему и кивнул, не желая навязываться. Да и отвлекать редактора от дел не хотелось, ведь тогда он наверняка будет нервничать и торопиться, зная, что его ожидают, и не сделает половину запланированного. – Слушай, а зачем тебе работа, если у тебя есть магазин? Или это просто хобби?       – Скорее, хобби – это книжный, – замявшись, ответил Фелль. – Я слабо представляю, как надо вести дела в магазине, поэтому почти не занимаюсь им.       А дальше шли всякие юридические и этические вопросы, которые они решали с мадам Трейси: стоит ли продавать магазин кому-то целиком или продать часть ей, что с ним вообще делать, как развивать… в общем, посвящать в это дело посторонних не хотелось, да Кроули и не стал настаивать. Если обсуждать личную жизнь он готов был в любой момент, то денежные вопросы считал в некотором роде табу.       – Тогда я совершенно точно не откажусь от твоего предложения, – покладисто согласился он, улыбнувшись. – А то опять останусь без чая.       Азирафаэль, ответив на улыбку, повел гостя на кухню, поставил чайник и достал пирожные и маффины. Кроули разглядывал кухню, стиль которой носил, несомненно, женский отпечаток: обилие тарелочек, чашечек и прочей посуды заваливало полки в живописном беспорядке, а вот на рабочих поверхностях царила образцовая чистота – похоже, редактор отличался педантичной аккуратностью.       – А может, сварить вам кофе? – спохватился тем временем Фелль. – У тетушки есть очень хороший, его только нужно смолоть – она хранит его в зернах, чтобы не выдыхался.       – Нет, спасибо. Остановимся на чае, – успокоил его Энтони. – Не суетись так, ангел. Ты как будто впервые гостей принимаешь.       – Да я всегда так, – Альберт нервно развел руками. Кроули явно демонстрировал свое дружелюбие и хотел с ним подружиться, и совершенно не хотелось отталкивать его или показаться грубым. Похоже, писатель и вправду был неплохим человеком, просто творческим, безалаберным и имеющим свое особое представление о правилах хорошего тона.       – Не волнуйся, – Энтони переплел пальцы и положил на них подбородок, – тебе вряд ли удастся меня обидеть. Да и вообще, я отходчивый, так что не бери в голову и веди себя спокойно. Или ты меня боишься?       – Ну что вы! – Азирафаэль, изменившись в лице, забавно прижал руки к груди.       На нем были неизменная бабочка и старомодный жилет, подобных которому писатель никогда не видел в обычной жизни – только на экране и в театре. Но вместе с бежевыми брюками и белой рубашкой это выглядело не столько нелепо, сколько мило. Интересно, он вообще носит футболки или джинсы?       Чайник щелкнул, и Альберт поставил перед гостем чашку ароматного черного чая. Кроули по-звериному принюхался, пытаясь определить сорт или добавки, но в чае он разбирался куда хуже, чем в кофе.       – Возможно, вам стоит снять очки, чтобы не запотели? – напомнил Фелль, присаживаясь напротив и осторожно сжимая свою чашку в ладонях. Даже если на улице не было холодно, ему нравился этот жест – он согревал не столько тело, сколько душу.       – М-м-м… – Кроули задумался и почесал нос, с сомнением посмотрев на окно с широко раздвинутыми шторами. Пожав плечами, аккуратно снял очки, положил на стол и тут же прикрыл рот ладонью, пару раз чихнув.       – Вы не заболели? – тут же забеспокоился Азирафаэль. – Или у вас аллергия на бергамот?       – У меня аллергия на солнце, я вампир, – Энтони открыл глаза, которые зажмурил, чихая, и засмеялся. – Или я сейчас выпью твоей крови, или дневной свет меня сожжет.       – Ну у вас и шутки, – с укором проговорил Альберт, завороженно разглядывая веселые искорки в медовых глазах. Медовые глаза – такой избитый эпитет. Интересно, как охарактеризовал бы этот цвет сам писатель? Наверное, золотистые – обычная констатация цвета, которая, правда, не передавала тепла, плещущегося в глубине.       – В каждой шутке есть доля диагноза, – хмыкнул Кроули и потер переносицу, на которой осталась тонкая розоватая полоска от дужки очков. – У меня световой чихательный рефлекс. Звучит странно, но я чихаю, когда смотрю на солнце, а у тебя оно на кухню так и заглядывает.       – О, я слышал о таком! – редактор ошарашенно распахнул глаза. – И хотя, говорят, такие люди встречаются довольно часто, я впервые так близко вижу обладателя этой особенности.       – Ты не поверишь, но все, кто об этом узнает, говорят нечто подобное, – Энтони хмыкнул и отпил чаю, наслаждаясь тем, как он наполняет рот почти что раскаленной лавой. Кроули определенно нравилось погорячее. – Наверное, не у всех это так ярко выражено, как у меня. Либо не все замечают.       – Вы поэтому носите очки?       – И поэтому тоже. На самом деле, я чихаю пару раз, когда из темноты выхожу на яркий свет, а потом спокойно продолжаю заниматься своими делами. Это очень быстро проходит, – Энтони задумчиво потер подбородок. – То есть, пока мы тут сидим, я чихать больше не буду, не переживай.       – Я и не переживаю, – Азирафаэль с интересом смотрел на него, гадая, какие еще неожиданности скрывает в себе этот человек. – Если с вашим здоровьем все в порядке, то не о чем волноваться. Угощайтесь, – он придвинул к Энтони коробочку с маффинами. – Или вы не любите сладкое? Я не совсем понял, когда мы сидели в кафе.       – Отношусь спокойно, – признался тот, беря один кекс и принюхиваясь. Шоколадный. – Я, скорее, кофеман, а не сладкоежка. Но Вельзевул считает, что я алкоголик.       – Она так шутит? – напрягся Альберт, но писатель лишь рассмеялся.       – Она иногда сильно преувеличивает. Просто я могу выпить больше, чем она, вот в Вельзи и говорит зависть, – писатель надкусил маффин и задумчиво прожевал. – Неплохо. Где покупал?       – В кондитерской за углом, – поделился Азирафаэль, тоже выуживая из коробки кекс и с наслаждением вдыхая сладкий аромат. – Там очень качественные и свежие сладости, а уж какая выпечка!       – Похоже, ты настоящий ценитель, ангел, – добродушно хмыкнул Кроули и откусил еще немного лакомства. – Они действительно вкусные.       – Кстати, мистер Кроули… – Альберт, набравшись смелости, строго сдвинул брови, – не могли бы вы меня так не звать?       – Как? – не понял тот.       – Ангелом, – пояснил редактор, чуть смутившись. – Это весьма неловко, особенно на людях.       – Почему? – искренне удивился Энтони, распахивая свои восхитительные глаза. Ведь вся соль как раз в том, что это привлекает внимание и ставит окружающих в тупик. И Азирафаэль всегда реагирует сразу и с весьма забавным лицом. – Ты ведь настоящий ангел.       – Я не ангел, я ваш редактор.       – Это синонимы! – запальчиво воскликнул Кроули, не желая признаваться, откуда у обращения ноги растут. Точнее, крылья. – Кто, как не ангел, согласится со мной работать? У тебя определенно ангельское терпение. Как мне еще тебя называть?       – Вы уже дали мне имя, с которым я смирился, может, остановимся на нем? – попросил Фелль, порядком растерянный. Такого объяснения он точно не ожидал.       Энтони в глубокой задумчивости откусил кекс. Если отказаться, то редактор обидится, что вряд ли пойдет на пользу их отношениям.       – Хорошо, раз уж тебе так некомфортно, я постараюсь не звать тебя «ангелом» на людях. Но ты поздно спохватился, я уже твердо убежден в твоей ангельской сущности. Поэтому, боюсь, такое обращение иногда может и вырваться. Но я обещаю следить за собой. – Спасибо, мистер Кроули, – проговорил Альберт, испытывая колоссальное облегчение оттого, что, наконец, разрубил этот гордиев узел, высказав свое недовольство. Все оказалось не так уж и страшно.       Энтони тем временем доел маффин и уставился на пальцы, размышляя, слизывать ли крошки, или отношения пока еще не в той стадии, чтобы «радовать» скромника-редактора таким зрелищем? Размышления прервал сам «скромник», любезно протянув салфетку. Он-то оставался верен себе, каждый раз тактично промакивая губы от крошек и крема. Ла-адно, может, в следующий раз.       Они еще немного поговорили на какие-то отвлеченные темы, Энтони поделился, что уже прочел интересного из купленных вчера книг, потом Фелль переключился на его рассказы, пояснив, как он планирует их объединить и что для этого нужно сделать. Кроули внимательно выслушал, вставил несколько замечаний, а затем просиял и пообещал выполнить все указания. Азирафаэль никак не мог взять в толк , почему писатель уже не в первый раз говорит, что работать с ним никто не соглашается – ему их сотрудничество доставляло искреннее удовольствие. Возможно, Энтони имел в виду, что никто не мог долго вытерпеть его характер и манеру общения? Это больше похоже на правду.       Альберт убрал со стола и, споласкивая чашки, вспомнил, о чем хотел спросить у своего гостя, который уже нацепил очки обратно:       – Мистер Кроули, вы говорили, мне необходимо ходить на «летучки». Как раз на мою почту пришла рассылка о собрании в понедельник – я должен его посетить? Вы не в курсе?       – Раз тебе пришло письмо – значит, должен, – подтвердил Энтони и, достав смартфон, открыл календарь. – Послезавтра – первый понедельник месяца, ну да, все правильно. Раз в месяц Гэб собирает редакторов и начальников отделов, которые связаны с выпуском книг, чтобы обсудить текущие планы и предстоящие мероприятия. Так что на повестке дня у вас будут Хэллоуин, презентация книги Хастура и еще кого-то. Ну, о журнале опять будете говорить.       – Мне нужно что-то подготовить? – заволновался Азирафаэль.       Кроули равнодушно махнул рукой:       – Нет, на таких собраниях говорит, в основном, Гэб. Иногда слово берет Михаэль. Все остальные терпеливо ждут, когда это закончится. Ничего особенного. Если спросят, просто расскажешь, что уже сделал и какие планы. Ну что, поехали? Мне не терпится узнать, как выглядит твой книжный.       Энтони помог редактору перенести книги в машину. Точнее, подобие книг. Агнесса Псих писала в тетрадях, а кто-то из потомков, беспокоясь за сохранность рукописей, переплел их по три, поместив в твердые самодельные обложки.       До Сохо, где находился магазин, они доехали довольно быстро – в случае Кроули иначе и быть не могло. К его удивлению, книжный оказался закрыт. Пока немного ошарашенный писатель изучал необычное расписание работы на дверной табличке, Фелль отпер замок, и они внесли наследство Анафемы внутрь. Энтони, напросившись немного полистать сокровище, о котором так печется его редактор, прихватил одну из книг, пока Альберт аккуратно складывал остальные в шкаф в небольшом помещении, отведенном под антикварный отдел, а потом занимался обработкой поврежденных плесенью страниц.       Примерно через полчаса предоставленный сам себе Кроули вернул дневник и разразился восторженным монологом:       – Знаешь, это нечто. Сначала я ничего не понял, а потом ка-ак понял! Очень все запутано, вообще непонятно сначала, что и как связано, начала нет, конца нет, продолжение следует, но какой язык, какой слог! Правда, читать трудно из-за огромного количества ошибок, но захватывает-то как! Ох уж эти наблюдательные дамы, живущие в деревнях, где все друг друга знают…       – Да, Агнесса Псих была настоящей мисс Марпл, – согласился Фелль, снимая перчатки и осторожно принимая дневник.       – Тебя точно не подбросить домой? – уточнил Кроули, проследовавший в главный зал магазина.       Редактор покачал головой:       – У меня еще немало дел, которые я долго откладывал – вот и накопились.       – Ладно, тогда звякни мне завтра после собрания, расскажешь, что там интересного выдал Гэб.       – А вы не пойдете?       – Там будут организационные моменты, авторы не ходят на такие летучки. Да и не поместимся мы, если все разом придем. Для писателей Гэб проводит отдельное собрание, ему только в радость – он обожает такие мероприятия, в которых, по факту, особого смысла и нет. Но если вдруг что важное – редакторы обычно передают тем авторам, с которыми на данный момент работают, плюс на почту приходит вся необходимая информация. Но все же позвони мне на всякий случай, мало ли.       – Конечно, – кивнул Азирафаэль и, тепло улыбнувшись, протянул руку. – Большое спасибо, мистер Кроули. Это было очень любезно с вашей стороны, вы действительно очень помогли.       – Ой, брось эти формальности, – Энтони стиснул его ладонь. – Рад оказаться полезным. Если что-то понадобится – не стесняйся обращаться. До завтра, ангел! – он торопливо прикрыл рот ладонью, посмеиваясь. – Ой, извини. Это в последний раз!       Весело насвистывая, он покинул магазин и нырнул в машину. Ему было приятно делать что-то хорошее для редактора, и Кроули только надеялся, что Альберт не почувствует себя чем-то обязанным в ответ. Тогда общение начнет тяготить – не хотелось бы, чтобы ангел избегал встреч с ним из-за неловкости. К тому же, Энтони желал сблизить знакомство как можно скорее – он не любил ждать. Жизнь слишком быстротечна, чтобы тысячелетиями кружить вокруг кого-то и выстраивать хрупкие отношения. Если у них ничего не получится до Хэллоуина, придется отказаться от этой затеи. Хотя месяц – это так долго… Писатель посмотрел на часы. Как провести вечер воскресенья? О-о-о, сколько вариантов! Кстати, как поживает тот поэт, с которым он познакомился у Хастура? ***       Вран, оторвавшись от ролика по йоге на Ютубе, поприветствовал запыхавшегося Азирафаэля, который растерянно замер у поста охраны. Ох, зря торопился – пришел даже раньше назначенного срока. Вот только куда дальше? Он понятия не имел, где проходят собрания.       – Вы на обсуждение? – спросил Соболь, заметив неуверенность посетителя. Альберт торопливо кивнул и тут же получил подробнейшие инструкции, как добраться в конференц-зал.       В коридоре ему встретился только Сандальфон, который коротко поздоровался и побежал дальше, стараясь удержать кипу бумаг и не растерять ни одной. Да еще на шум выглянули Загрязнение, от чьего взгляда у Фелля снова побежали мурашки. Они смотрели, словно ты какая-то весьма интересная букашка, попавшая на стол к исследователю, уже приготовившему микроскоп и набор инструментов. Редактор, скомкано пробормотал приветствие и бежал прочь, пока перед ним не возникла нужная дверь.       – Мистер Уай… мистер Габриэль? – позвал Азирафаэль, заходя в конференц-зал. Он заметил, что кресло во главе стола развернуто к окну и, похоже, занято. – Прошу прощения, я пришел слишком рано…       Кресло развернулось, и редактор торопливо прикусил язык – определенно, это был не директор издательства. Женщина в черном костюме-тройке царственно поднялась с места и пересекла зал, направляясь к Альберту. Конечно, тот не мог не узнать одного из лучших критиков – видел немало фотографий, да и на мероприятиях встречал, правда, лично познакомиться не довелось. Его всегда поражала манера Вельзевул держать себя, будто она и впрямь принадлежала к аристократическому роду, поражала исходящая от нее сила.       Мадам Трейси называла это аурой, и аура Вельзевул, пожалуй, могла бы сбить с ног неподготовленного человека. Будь Азирафаэль чуть более суеверным, он непременно решил бы, что князь ада действительно воплотился, чтобы прогуляться по миру людей.       – Значит, это ты – новый редактор Кроули? – спросила женщина, остановившись рядом. – Альберт Фелль? Или, как наш рыжий черт успел тебя переименовать, Азирафаэль?       Альберт молча кивнул, размышляя, стоит ли протянуть руку для рукопожатия или собеседница придерживается более традиционных взглядов на этикет, согласно которым первой это делает женщина. Он немного растерялся под пристальным и тяжелым взглядом, открыто изучавшим его, сам же постеснялся так явно разглядывать Вельзевул, хотя и успел отметить многие детали. Например, тонкую морщинку-ниточку на лбу, говорившую о том, что ее обладательница часто хмурится, или складки у губ – знак того, что она постоянно поджимает губы в недовольстве. Фелль не помнил, сколько критику лет, но вряд ли она сильно старше него. И ее лицо выглядело удивительно красивым. То была не сбивающая с ног яркость, свойственная Кармин, не экзотичность Уриэль, нашедшая отражение в ее макияже, и не строгая классическая правильность черт Михаэль. Вельзевул окружал ореол властности, надменности и какой-то насмешливости, что в комплексе не позволяло отвести от нее взгляда. В ее внешности не было ничего особенного, но характер – или, лучше сказать, нрав – накладывал свой неповторимый отпечаток.       Сомнения Альберта по поводу проявления вежливости были быстро развеяны. Узкая ладонь резко протянулась в его сторону:       – Вельзевул. Никаких мисс, миссис, мадам или синьорин. Просто Вельзевул.       Редактор ответил на сухое рукопожатие, которое оказалось куда сильнее, чем он ожидал от миниатюрной женщины. Обманчивая хрупкость. Хотя, если посмотреть в ее глаза, обмануться нереально.       – Очень приятно. Прошу прощения, что побеспокоил, у вас здесь встреча с мистером Уайтвингом?       Критик усмехнулась, отчего складка у губ обозначилась резче.       – У нас у всех с ним встреча. Я пишу для журнала, если ты не знал.       – Вы состоите в штате? – удивился Азирафаэль, немного смутившись.       Прежде ему не доводилось читать журнал издательства, поскольку там не публиковали ничего, связанного с научной или исторической тематикой. А в процессе изучения историй Кроули до всего остального руки не дошли. Как-то само вспомнилось, что новая книга выходит в день рождения Вельзевул, что писатель фамильярно сокращает ее имя, и что у Хастура они были, кажется, вместе. Это наводило на размышления.       – Юридически сложный вопрос, – критик пожала плечами. – Я пишу для разных журналов.       – Но вы сказали, что пришли на планерку, – напомнил Альберт, совсем запутавшись. Вельзевул неопределенно повела пальцами в воздухе.       – Ладно, предположим, я в штате. Так, а куда это ты смотришь? Мы только познакомились.       Азирафаэль вздрогнул и торопливо поднял взгляд. Кончики ушей слегка порозовели, румянец тронул и скулы.       – Простите. У вас такой интересный кулон… шесть соединенных бриллиантов на темно-синем фоне. Созвездие Мухи?       Вельзевул вскинула брови и коснулась медальона, выскользнувшего из-за воротника.       – О, теперь многое становится понятным. Похоже, ты неплохо разбираешься в теме. Надеюсь, будешь хорошим редактором нашему придурку. Жду вашу новую книгу, давненько я не препарировала творчество Кроули.       Дверь позади хлопнула, и Азирафаэль, прежде чем обернуться, с изумлением успел заметить, как Вельзевул торопливо прячет украшение обратно под рубашку. В конференц-зал ворвался Габриэль, как всегда, сияющий улыбкой, адресованной собственным мыслям. Обнаружив, что в помещении он не один, директор засиял еще сильнее, отчего Вельзевул закатила глаза.       – Вижу, вы уже познакомились? Очень рад! Как мило, что вы пришли пораньше…       – Это он пришел пораньше, – критик кивнула на Альберта, – а я просто пришла. И думала даже остаться, но видеть не могу твою лучезарную рожу. Нет-нет, это выше моих сил.       Габриэль улыбнулся – теперь уже прицельно ей, крепко пожал руку растерянному Феллю, хлопнул его по плечу и зашагал к креслу во главе стола. Затем в зал, прижимая к груди несколько папок, вплыла Михаэль в длинной шелковой блузе. Отрывисто кивнув всем присутствующим, она прошла следом за содиректором, который уже опустился на свое место. Михаэль села по правую руку от него и разложила документы. Стали подтягиваться и остальные: влетел запыхавшийся Сандальфон, теряя листы с пестрыми картинками, за ним брела Уриэль, эти самые листы с ворчанием подбирая. Появились несколько незнакомых человек, и Азирафаэль сделал логичный вывод, что это другие редакторы. Они здоровались с Альбертом, но не подходили к нему – поскольку босс уже сидел за столом, все тоже торопились разместиться.       – Эй, Азирафаэль, – Фелль обернулся к позвавшей его Вельзевул. Та указала на свободное кресло. – Что стоишь? Начинаем уже.       Альберт торопливо кивнул и скромно примостился с краю, с любопытством проследив, как Вельзевул прошагала к Габриэлю и царственно устроилась слева от него. Глава издательства посмотрел на часы и обвел взглядом присутствующих.       – Ну что ж, давайте приступать, раз все в сборе! – он в очередной раз широко улыбнулся. – Для начала я бы хотел представить всем, кто еще не знаком, нашего нового редактора – Альберта Фелля. В основном он будет работать с Кроули.       Азирафаэль, немного стесненный таким вниманием, поднялся с места. Все взгляды были прикованы к нему, и, пока Габриэль говорил какие-то шаблонные фразы из разряда «добро пожаловать» и «как замечательно, что у нас новый сотрудник», Альберт видел, как некоторые из собравшихся наклоняются друг к другу и что-то шепчут. Он даже уловил едва различимое «Азирафаэль» и понял, что глупо было надеяться, будто его новое прозвище канет в Лету. Сомнения его окончательно развеяла Вельзевул, которая, дождавшись, когда директор замолчит, лениво протянула:       – Нашего нового сотрудника зовут мистер Фелль, но один рыжий демон уже окрестил его Азирафаэлем. Мистер Фелль, ты как, не против этого имени? Если не нравится, можем сейчас договориться и не называть тебя так в глаза.       – А за глаза вы меня так уже называете, верно? – уточнил Альберт. Критик кивнула, и в ее взгляде он заметил одобрение. – Поскольку это неизбежно и мне все равно никуда не деться от нового прозвища, есть ли смысл возражать?       – Конечно! – Габриэль сложил пальцы домиком и строго кивнул. – Для комфортной атмосферы на рабочем месте и сплочения нашего дружного коллектива, для того чтобы ты мог почувствовать себя здесь как дома – ведь мы все одна большая семья…       Вельзевул мученически закатила глаза, а потом вновь уставилась на Альберта. Тому показалось, что это какая-то проверка, причем не от мистера Уайтвинга, а именно от критика. Почему-то ее мнение имело вес в издании. Фелль скользнул взглядом к Михаэль, ища поддержки, но в ее глазах ничего нельзя было прочитать. Строгая, подтянутая, с идеальной осанкой, она резко контрастировала с Вельзевул, развалившейся в офисном кресле по другую сторону от Габриэля. Альберт никогда не интересовался сплетнями, тем более – личной жизнью сотрудников других изданий, оттого и упустил некоторые интересные новости относительно семейного статуса критика, хотя статьи ее читал с удовольствием. Вот только подписаны они были «Вельзевул», а не «миссис Уайтвинг» или «мисс Хилл».       Азирафаэль лихорадочно подбирал ответ, гадая, что именно устроит критика. Он должен отстоять свое мнение, чтобы к нему обращались исключительно официально? Или принять прозвище, поскольку, как говорил Кроули, так принято в издательстве? Мистер Уайтвинг в прошлый раз чуть не назвал его Азирафаэлем, но вовремя исправился – значит, имя действительно очень прилипчивое и органично вписалось в местные традиции. Мистер Уайтвинг – его непосредственный начальник, поскольку является главой издательства и главным редактором, любит прозвища и твердит о «большой и дружной семье». Совладелица издательства, мисс Михаэль Уайтвинг, предпочитает исключительно вариант «мистер Фелль». И еще Вельзевул, которую, судя по лицу, дико раздражает все, что говорит Габриэль.       Но вот вчера, например, Фелль сказал Кроули, чтобы тот не называл его ангелом, и писатель адекватно воспринял его просьбу. Другое дело, что обращение «ангел» смущало и вызывало несколько неуместные ассоциации, а новое имя Феллю было даже симпатично.       Все эти мысли промелькнули в голове Альберта за несколько секунд, пока директор издательства вдохновенно вещал о здоровом коллективе, а Вельзевул, казалось, жевала лимон. Азирафаэль чувствовал, что все взгляды обращены на него, и ему было крайне неуютно. Он не любил внимание, совсем. Когда на него так пристально смотрели, все падало из рук, ничего не получалось, даже фокусы, которые он просто обожал и прилежно репетировал. Наверное, он слишком нервничал даже в одиночестве, и трюки иногда не получались – совсем редко, конечно. Примерно… примерно всегда.       Габриэль замолчал, и выжидающая тишина обрушилась на Фелля. Надо было немедленно что-то ответить, а то неловкая пауза грозила затянуться.       – Когда мистер Кроули впервые меня так назвал, я подумал, что это полная ерунда. Но потом как-то привык, да и, я так подозреваю, все привыкли. Поэтому я не против, красиво звучит, – проговорил он, осторожно подбирая слова и решив не упоминать, что это прозвище куда лучше, чем второе, которым наградил его тот же Энтони. – Если, конечно, это уместно с точки зрения деловой и корпоративной этики.       – Боюсь, это часть корпоративной этики, – бесстрастно прокомментировала Михаэль.       – А пока ты не спросил, зачем тогда мы предлагали тебе выбирать, я отвечу, – вклинилась Вельзевул, ухмыльнувшись, – это иллюзия выбора, так-то тут все добровольно-принудительно.       – Вельзевул, – возмутился Габриэль, – если бы он отказался, мы бы его больше так не звали!       – Неправда. Я бы звала.       Атмосфера накалилась, но Альберт, к стыду своему, немного успокоился, потому что общее внимание переключилось на Вельзевул и Габриэля. Торопливо усевшись, он уставился в их сторону в попытке понять, что же с ними не так. А они пристально смотрели друг другу в глаза, будто вели какой-то напряженный диалог, и где-то на грани слышимости Феллю почудился счет: «Десять… одиннадцать… двенадцать…»       Наконец, оба участника импровизированной игры в гляделки разорвали зрительный контакт так же неожиданно, как начали, и Габриэль с улыбкой повернулся к столу.       – Итак, на повестке дня у нас Хэллоуин, – заговорил он как ни в чем не бывало. – Михаэль, ознакомь нас с планом еще раз, чтобы мы убедились, что находимся в полной боевой готовности.       – Ага, щаз. В полной боевой готовности мы будем в лучшем случае за пару минут до начала мероприятия, – пробормотала критик, откидываясь на спинку кресла. Сделала она это негромко, но достаточно отчетливо и как раз в паузу, так что ее слова донеслись даже до Азирафаэля. – Но это фантастика. Полной готовности не существует.       – Сначала я зачитаю список участников и ответственных за стенды, – взяла слово глава пиар-отдела.       Сотрудники издательства расслабились. Альберт заметил, что кто-то честно слушал докладчика, а кто-то занялся своими делами. Ближайший сосед справа, темнокожий мужчина в черном, что-то строчил в телефоне – похоже, переписывался с кем-то. Сидящий напротив Сандальфон суетливо рисовал в блокноте. Тишина сменилась тихим шуршанием и шорохами, которые без труда перекрывал хорошо поставленный голос Михаэль. Фелль ее немного побаивался. Она напоминала ему строгую учительницу, которая с одним и тем же выражением лица одним и тем же голосом может тебя как отчитать, так и похвалить, но в обоих случаях ты чувствуешь желание оказаться как можно дальше от этого места.       Сам Альберт прилежно слушал мисс Уайтвинг, хотя его это не касалось, от него никто не требовал участия. Но, во-первых, упомянули Энтони и его автограф-сессию, а во-вторых, Фелль хотел разобраться, как в издательстве все происходит, как строится работа. И, поскольку он слушал изо всех сил, до его ушей доносился и едва слышный диалог во главе стола:       – Ну чего ты?       – А ты чего?       – А чего я?       – Ничего ты.       – Вот-вот, я ничего, а ты чего?       – Я тоже ничего.       – Ты как раз очень даже чего.       – Спасибо, что не того.       Азирафаэль покосился на Вельзевул и Габриэля, которые перешептывались одними губами. На лице женщины было скучающее выражение, мужчина смотрел на нее с упреком. А еще редактор заметил, что критик изредка как бы невзначай поправляла воротник или просто оттягивала его, словно ей было жарко. Или словно она касалась кулона на шее.       Соседа Фелля звали Лигур – он повернулся к Михаэль, когда прозвучало это имя. Из дальнейшего контекста стало ясно, что он редактировал книгу Хастура, презентация которой считалась основным событием мероприятия. Низким ровным голосом Лигур ответил на какие-то вопросы по организации, при этом не отводя пристального взгляда от мисс Уайтвинг. Та смотрела на него отстраненно, как-то даже сквозь. Однако, когда в обсуждение книги Хастура вступили Сандальфон и Уриэль, взгляд Михаэль оставался таким же отсутствующим и равнодушным, и сама она больше походила на робота, что пугало Альберта еще больше, чем сравнение с учительницей. Наверное, она так сосредотачивалась на работе. С другой стороны, вдруг дошло до Фелля, это собрание – действительно лишь формальность, потому что Михаэль уже знает ответы на все свои вопросы, что отчетливо видно по лицам присутствующих.       Вскоре Михаэль закончила, и вновь заговорил ее кузен. Он поднял еще несколько проблем, обсудил некоторые темы и напомнил о журнале. Здесь в разговор включилась Вельзевул, но быстро свернула дискуссию, обмолвившись, что подробнее они обсудят это с авторами. Габриэль перешел конкретно к редакторам. Каждый из них коротко отчитывался о том, что было сделано и что предстоит, и Азирафаэль с любопытством прослушал каждый доклад – конечно, он вкратце ознакомился с профилем издательства, но сейчас узнал больше о произведениях и сериях, которые здесь выпускались. Например, Лигур оказался к тому же переводчиком с испанского, французского и еще каких-то редких африканских языков.       Увлеченный потоком новой информации, Альберт совершенно растерялся, когда Габриэль, сияя перманентной улыбкой, обратился к нему:       – Азирафаэль, а как дела у вас с Энтони? Мы внимательно слушаем.       Фелль смущенно моргнул пару раз, пытаясь собраться с мыслями, но прежде, чем он открыл рот, раздался насмешливый голос Вельзевул:       – Ой да ладно тебе, Уайтвинг. Кто у нас не наслышан о подвигах Азирафаэля? Все издательство уже в курсе.       За столом зазвучали невнятные шепотки. Все – кто искоса, кто прямо – вновь сверлили бедного Альберта взглядами, а тот только и смог вымолвить:       – Каких подвигах?       Критик хищно ухмыльнулась, словно только и ожидала этого вопроса:       – Ну как же! Кроули вовремя сдал главу! Кроули вовремя сдал книгу! Кроули принял все правки! Кроули, черт его побери, впервые никого не довел до нервного срыва и не сожрал своему редактору мозг чайной ложечкой! Каких же подвигах? Он еще спрашивает. Ты теперь знаменитость.       Шепотки стали громче. Азирафаэль сидел совершенно оглушенный. Так значит, Кроули не преувеличивал, когда говорил, что обычно с ним отказываются работать? Но как, почему? Альберту иногда попадались капризные авторы, особенно когда дело касалось исторических драм, где писатели грешили против истины во имя красного словца, но со всеми ему удавалось находить общий язык. А с Энтони, если не считать его поздних звонков (с чем Альберт успешно боролся), работать было весьма приятно и интересно. И если закрыть глаза на характер и манеру общаться, конечно. –       Я не понимаю, – вырвалось у Фелля, – а причем тут нервный срыв? Да, времени было не так много, пришлось работать в авральном режиме, но мы спокойно обсудили правки и успели вовремя.       Наступила прямо-таки гробовая тишина. Слышно было только мерный гул работающего кондиционера, который никто раньше и не замечал. Наконец, Вельзевул, ухмыльнувшись, уточнила:       – Может, ты еще скажешь, что у Кроули ангельский характер?       Азирафаэль замялся. Врать он не умел, но говорить плохое о человеке за его спиной – низко. Редактор нахмурился.       – Я бы не хотел обсуждать личностные качества человека в его отсутствие. Да и в присутствии – тоже. Я проработал с мистером Кроули не так долго, чтобы узнать его достаточно близко, но конкретно по поводу правок у нас не возникало сильных разногласий. И тем более, никто мне «мозг чайной ложкой не выедал».       Ну, если не считать нерабочих моментов, справедливости ради добавил он, но только мысленно и для очистки совести.       Тишина стала еще мертвее. Даже кондиционер, казалось, проникся моментом и замолк. Феллю хотелось вскочить и сбежать от всех этих глаз. Затянувшуюся паузу снова прервала Вельзевул:       – Господа редакторы. Поднимите руку, кто из вас хоть раз работал с Кроули.       Большая часть собравшихся, включая саму Вельзевул и Габриэля, подняли руки. Все оставшиеся, как вспомнил из их докладов Альберт, редакторами не являлись.       – Замечательно, – произнесла критик, – а теперь опустите руки те, для кого это прошло относительно безболезненно.       По залу пронесся дружный вздох, и ни одна рука не опустилась. Только мистер Уайтвинг засомневался, но женщина фыркнула:       – Гэб, то, что Кроули в тебя не попал степлером, когда вы обсуждали правки, еще не значит, что ты легко отделался. Без ушибов и синяков – да. Но я сейчас о моральном состоянии.       Издатель скорбно покачал головой, Фелль округлил глаза, а Вельзевул, наблюдая за ним, расхохоталась.       – Поздравляю, коллеги. Либо наш новый знакомый безбожно нам врет, либо мы все не смогли найти подход к милому, чудесному и несправедливо всеми нами обиженному Кроули. Колись, Ази, что ты с ним сделал?       Альберт, не сразу сообразивший, что она сократила его прозвище, а значит, обращается к нему, не успел ответить – его опередила Уриэль, жадно поинтересовавшаяся:       – Ты ведь приковал его к батарее, правда?       – Что?! – Фелль даже подался назад, вжавшись в спинку кресла. – Нет, что вы! Разумеется, нет!       – А зря, – вздохнула женщина.       Вельзевул снова захохотала – отрывисто, резко, запрокидывая голову.       – Я бы предположил, что он врет из стеснительности или нежелания показать, что не справляется с работой, – включился в разговор Лигур, – но факты говорят сами за себя. Дэдлайн горит, а все рукописи – уже на почте Габриэля.       Альберт, вспомнив, кто здесь главный, с надеждой посмотрел на Уайтвинга – должен же кто-то положить конец этому фарсу! И столкнулся с серьезным нечитаемым взглядом, который он никогда прежде у директора не замечал. Тот вообще, кажется, впервые не улыбался и не кривился, и Феллю пришло в голову, что издатель вовсе не так прост, как могло бы показаться.       Добила редактора Михаэль, которая безэмоционально добавила:       – Хотелось бы напомнить, что угрозы, шантаж и физическое насилие являются уголовно наказуемыми, поэтому надеюсь, что вы воздержались от них. В крайнем случае, такого не должно повториться.       Вельзевул закрыла лицо ладонями и согнулась в отчаянном приступе смеха. Рассмеялись все, кроме самой Михаэль, которая, кажется, не умела этого делать, Габриэля, который будто даже не услышал ее слов, все так же вглядываясь в Альберта пронзительными сиреневыми глазами, и самого Альберта, которому подумалось, что мисс Уайтвинг вовсе и не шутит.       Что тут вообще происходит?!       Глава издательства вернул на лицо улыбку и звонко хлопнул ладонями по столу. Все притихли, хотя продолжали хмыкать и перешептываться.       – Что ж, я очень рад, что у нашего Энтони наконец-то появился редактор, готовый безропотно делить с ним тяготы творческого пути…       – Безропотно – это ты загнул, – перебила его Вельзевул, которая уже успела отдышаться. – Ази, если будут проблемы – жалуйся на Кроули нам, не стесняйся. Сделать вряд ли что-то сможем, это пока никому не удавалось, но пожалеть – пожалеем. Ну, или хоть поржем.       Царящая атмосфера совершенно не нравилась Феллю, поэтому он промолчал. Ему даже стало жалко Кроули – если все о нем так отзывались, то ничего странного, что он ни с кем не сработался. От мыслей его отвлек Габриэль:       – Ну хорошо, с этим мы разобрались, это мы и так знаем. А какие у вас планы? Чем Энтони сейчас занимается, не в курсе?       – М-м-м… – Азирафаэль задумался, чем же сейчас занят Кроули, фильтруя их разговоры – при желании писатель мог трещать как пулемет сразу на все темы, а желание у него было всегда. – Он сейчас читает о космосе и делает план для новой книги космической серии. Еще мистер Кроули, насколько я помню, сидел над новой главой для журнала, ну и в принципе над тем же миром, прорабатывая детали, потому что согласился выпустить потом историю целиком. Ах, да, и мы договорились объединить его рассказы из периодики в отдельный сборник, я сейчас помогаю ему в этом.       – Что?       Альберт замолчал и остро захотел сжаться в незаметный комочек, а еще лучше – и вовсе исчезнуть, потому что Уайтвинг подался вперед, натурально вылупившись на него, будто Фелль превратился в огненное колесо с бессчетным количеством глаз и пылающим мечом в придачу. Хотя, пожалуй, и тогда бы он не был так изумлен. А вот сидящая рядом Вельзевул, похоже, совсем не удивилась и наслаждалась шоу.       – Я что-то не то сказал? – нервно уточнил Азирафаэль.       Габриэль, моргнув, откинулся обратно на спинку кресла.       – Нет, просто когда мы с Энтони обсуждали этот вопрос, – проговорил он ровным голосом, – он запустил в меня вазой.       – Ручкой, – поправила его Вельзевул, блаженно жмурясь.       – Ручкой – это когда уходил, – спокойно пояснила Михаэль, – а вазой – во время разговора. Точнее, ему просто хотелось что-то разбить, и Кроули это сделал, по случайности – в сторону Габриэля.       – Или не по случайности, – добавила критик. Альберту резко расхотелось жалеть писателя. Или на него наговаривают?       – Да нет, мы нормально обсудили… мистер Кроули сначала задумался, а потом сказал, что не против, если я помогу.       – Помоги, пожалуйста, – серьезно попросил Уайтвинг, – а то он передумает, и мы останемся без сборника.       Фелль не нашел ничего лучше, кроме как кивнуть. Михаэль с глухим стуком захлопнула папку и поднялась. –       Собрание окончено. Всем спасибо.       Альберт поспешил незаметно улизнуть из зала. Ему совсем, совсем не нравилось происходящее. Странно, даже как-то дико… почему они говорят гадости о мистере Кроули? Почему Вельзевул ведет себя так вызывающе? Почему все себя так ведут? Почему мистер Уайтвинг это терпит? Почему мисс Михаэль такая пугающая?       Столько вопросов и ни одного ответа… и спросить некого…       Смартфон завибрировал и огласил комнату первой трелью, когда Кроули перехватил его и, мельком глянув на дисплей, заткнул принятием звонка.       – Да? Кто там?       – Мистер Кроули?       – Азирафаэль? – писатель удивленно вскинул брови и тут же нахмурился. – Какая паршивая связь, помехи. Почему ты звонишь с номера издательства?       – Телефон разрядился, – отозвался Фелль. – Я вас не разбудил?       – Нет, я сегодня довольно рано – ну, с моей точки зрения, – Энтони зевнул и сладко потянулся. – Спасибо, что позвонил. Ты всегда такой обязательный, но мог бы так и не торопиться, набрать из дома. Или что-то срочное?       – Нет-нет, ничего. Просто… понимаете…       Кроули ощутил беспокойство. Может, что-то случилось? Уж не наорал ли Гэб на его ангела? Но за что? Или кто из сотрудников обидел?       – В чем дело? Я могу чем-то помочь?       – Ни в чем… мистер Кроули, просто я… вы… вы мне очень нравитесь…       Энтони ошарашенно замер, чуть не выронив мобильный. Вот это поворот.       – Что-что? Плохо слышно.       – Я давно хотел вам сказать это. С тех самых пор, как я вас увидел, это не давало мне покоя. Я боялся, что неинтересен вам, поэтому не мог открыть свои чувства сразу… –       Альберт часто делал паузы, явно волнуясь, в трубке периодически шипело и щелкало, а Кроули казалось, что у него сейчас очки на лоб полезут. Вот уж не ожидал он таких слов от своего редактора!       – Ну ты даешь, ангел, – вырвалось у него, и Энтони тут же прикусил язык, вспомнив, что только вчера обещал Азирафаэлю больше не называть его так. Хотя странно, конечно, такие перепады в отношении… к счастью, Альберт – видно, под влиянием эмоций – не заметил его оплошности, продолжая сбивчиво признаваться в своих чувствах. Дурное предчувствие кольнуло писателя, и он прервал чужие излияния, развязно заметив:       – Это все, конечно, здорово, Ази, но почему ты не был столь красноречив в нашу первую ночь?       Динамик замолчал, а затем виновато признался:       – Ночь была так чудесна, мистер Кроули, что у меня не было слов.       Энтони закусил губу, чтобы не рассмеяться.       – Слова-то у тебя как раз были, и вряд ли цензурные, но из-за своего воспитания ты не послал меня в начале разговора за то, что я разбудил тебя телефонным звонком посреди ночи с глупым вопросом по поводу звезд. Хамелеон, кончай прикалываться, я тебя раскусил.       – И как давно? – шуршание в трубке исчезло, и срывающийся голос Азирафаэля уступил место глубокому голосу Лигура.       Кроули честно задумался.       – Не помню. Сначала, клянусь, поверил. Очень похоже. Но потом, когда ты стал говорить полными фразами… интонации не те. Да и помехи, ты всегда бумагой шуршишь, когда не уверен в своих силах.       – Он не так много говорил, чтобы я мог скопировать как следует, – непринужденно пояснил Лигур. – Но разыграть тебя уж очень хотелось.       – Признайся, тебе больше хотелось узнать, спали мы или нет, – хмыкнул Кроули, вытягиваясь на диване.       – А вы спали?       Лигур неплохо умел пародировать голоса, правда, напрямую ему запутать кого-то было намного сложнее, чем по телефону, когда связь слегка искажала тембр. Этот талант был редактору ни к чему, но, когда становилось скучно, он начинал разыгрывать знакомых. А сейчас, когда работа над книгой Хастура закончилась, скука явно была на марше.       – А какой ответ тебя устроит? – беззлобно проворчал Кроули. – Всем бы только сунуть любопытный нос в мою личную жизнь.       – Честный ответ. Когда он на собрании говорил о тебе «мистер Кроули», я так и не понял – то ли ты до сих пор не преодолел с ним барьер официального общения, что на тебя совсем не похоже, то ли он стесняется называть тебя иначе на людях. Я даже теряюсь, какой вариант больше похож на правду.       – Да не спали мы, не спали, – с досадой признался Энтони, который был вовсе не против. – И кстати, Лигур, даже не думай над Азирафаэлем подшучивать так же. Он не поймет.       – Да? Значит, я просто обязан так поступить.       – Нет! – запротестовал писатель, испугавшись за своего редактора. – Ты не представляешь, какая это, блин, тонкая и ранимая натура. А я, между прочим, все еще собираюсь с ним переспать. И вообще, мне с ним работать!       – Да ладно, ладно, не буду, – сделал одолжение Лигур. – Где мы найдем тебе другого такого редактора? Я не понимаю, как он с тобой работает. Я хотел тебя убить.       – Взаимно, ш-ш-штоб тебя, взаимно, – прошипел Энтони, с содроганием вспоминая правки Лигура. Ну нет, пусть редактирует Хастура, они отлично состыкуются. – Как вообще прошло собрание? Азирафаэля никто не обижал?       – Не успели. Он поверг всех в такой шок, что даже Гэб потерял дар речи. Княгиня веселилась от души. А еще он о тебе не сказал ни единого плохого слова и едва заметно хмурился, когда это делал кто-то другой. Серьезно, либо он в тебя безумно влюблен и ослеплен этим чувством, либо он святой, либо он очень страшный человек. Кроули, я не думал, что скажу это, но… тебе не нужна помощь? Он тебя не пытал? Мы можем вызвать полицию.       – Ты знаешь, я бы не отказался, чтобы он меня немного пытал, – печально вздохнул Энтони. – Чуть-чуть. Может, связал бы… но все гораздо хуже, Лигур. Ты прав, он святой. А точнее, ангел. Ума не приложу, что с ним делать. Изо всех сил пытаюсь быть милым, но… это какой-то пиздец.       – Пиздец, – согласился редактор. – Надолго ли тебя хватит?       – Не знаю, – честно признался Кроули. – Но проверю. У меня есть немного времени…       – Ага, а потом у тебя кончится вдохновение, и ты наорешь на него просто потому, что тебе надо орать, а растений под рукой не будет.       – Слушай, чудовище, – вспылил писатель, – уж кто бы говорил! Тебя даже красавица в человека превратить не смогла...       – Какой же ты все-таки мерзкий, – после паузы проговорил Лигур бесстрастно. – Мне кажется, Азирафаэль тебя долго не выдержит. И это будет закономерно.       – Пошел ты, – Кроули попытался взять себя в руки и пару раз глубоко вздохнул. – Извини, конечно, за мои слова, но пошел ты. И вообще, я важного звонка жду!       – О да, – насмешливо кивнул Хамелеон и добавил голосом Азирафаэля. – Я скоро перезвоню вам, мистер Кроули.       – Иди на хрен, – любезно попрощался Энтони и сбросил звонок.       – Эй, Фелль, стой!       Редактор, спешащий к выходу из издательства, остановился и обернулся. К нему стремительно приближалась Вельзевул. Подойдя, она скрестила руки на груди и смерила его взглядом.       – У меня к тебе несколько вопросов. Утолишь любопытство?       – Постараюсь, – уклончиво проговорил Альберт.       Критик, похоже, удовлетворилась формулировкой и, оглянувшись, кивком велела следовать за собой. Не предложила, не попросила, а именно велела, пусть и не произнесла ни слова. Фелль подумал, что кому-кому, а ей титул князя ада полностью подходит.       Они свернули в боковой коридор и остановились у окна. Женщина непринужденно присела на подоконник и снова принялась изучать собеседника, который неловко переминался с ноги на ногу.       – Вопрос первый. Тебе правда нравится, когда тебя называют Азирафаэлем?       Альберт озадаченно пожал плечами.       – Меня это устраивает, я не имею ничего против. Звучит красиво, а прозвища бывают и куда хуже, – говорить один на один, пусть даже и с самой Вельзевул, было не так страшно. – Кроме того, как я понял, здесь так принято?       – Здесь много чего принято, – критик неопределенно махнула рукой, – но да, твое новое имя поразительно вписалось. Вопрос второй. Как тебе собрание?       – Ну, я узнал много нового. Это было полезно. –       Я тебя не о том спрашиваю. Как тебе то, как прошло собрание?       Врать Фелль не умел, а вот стоять и с непонимающим видом хлопать ресницами – этим искусством он владел в совершенстве. Что и продемонстрировал, поскольку совершенно не хотелось давать правдивый ответ. Женщина хмыкнула.       – Ладно. Вопрос третий. Как тебе Кроули?       – Он отличный писатель, – искренне проговорил Альберт, которому этот допрос нравился еще меньше, чем прошедшая летучка. Но было что-то во взгляде Вельзевул, что он попросту не мог уйти, прервать поток ее неприятных вопросов. Она буквально пригвоздила его к полу, словно он являлся одной из ее мух.       – А как человек?       Здесь уже похлопать ресницами не прокатит.       – Я не так хорошо его знаю, – осторожно подбирая слова, начал Азирафаэль, – но, думаю, он неплохой человек. Очень любознательный и всегда…       – Вопрос четвертый, – резко перебила его Вельзевул. – Ты никогда не говоришь о людях плохо и всегда избегаешь открытого проявления недовольства?       На сей раз Фелль опешил на самом деле и уже натурально захлопал глазами. Критик фыркнула.       – Послушай, мы все знаем, что Кроули – та еще сволочь, когда дело касается его обожаемого творчества, и это отнюдь не отрицательная черта. Автору положено защищать свои творения от остального мира, иначе кто еще о них позаботится? Писатели нередко остаются недовольны экранизациями, а режиссеры отстаивают уже свое детище, свое видение. Авторы вступают в полемику с критиками, радуются фанатам и огорчаются невниманию к своему творению. Это нормально. Но в случае Кроули эта вполне себе хорошая черта вступает в резонанс с его местами мерзким характером и порождает чудовище. Кроули не любит обижать людей, но он отлично знает, как это делать, а потому иной раз доводил до слез редакторов просто потому, что считал, будто таким образом защищает свой текст. Да, Кроули неплохой человек. Но он знает, как быть плохим, и умеет это делать, если ему что-то не нравится, – она ненадолго замолчала и закусила губу. – А еще он безалаберный и рассеянный, поэтому может обидеть не потому, что ты ему чем-то не понравился, а по невнимательности. Не сердись на него.       Последняя реплика совершенно выбила Азирафаэля из колеи – это было последнее, что он ожидал услышать от едкого и насмешливого критика, которая язвила все собрание. Вельзевул, без труда прочитав реакцию в глазах собеседника, хмыкнула и спрыгнула с подоконника.       – Ах да, – спохватилась она, – добро пожаловать в издательство. Если ты будешь обижать нашего Кроули, я скормлю тебя мухам, а три мухи, как сказал Линней, съедают труп лошади так же быстро, как лев.       Угрожающе ухмыльнувшись, она круто развернулась на каблуках и ушла прочь, оставив Альберта переваривать услышанное и пересматривать свои взгляды на сегодняшнее собрание.       – Собрание уже закончилось? – дружелюбно спросил Вран, когда в коридоре показался задумчивый Азирафаэль. Тот, встрепенувшись, подошел к посту охраны и кивнул.       – Да, а разве никто еще не ушел?       – Обычно все задерживаются на часик-два, обсуждают дела, пьют чай, – в голосе Соболя прозвучало неодобрение, из чего редактор интуитивно сделал вывод, что пьют не пустой чай, а с чем-то вкусненьким. Поборников здорового питания Фелль чуял за версту и справедливо опасался. И хотя Вран держался в целом доброжелательно, в его глазах читалось явное желание помочь заблудшей душе. Альберту помощь не требовалась – его вполне устраивала собственная комплекция.       – А я пойду, пожалуй… – Азирафаэль повел плечами, чувствуя, как они затекли.       Каждый день он обещал себе начать делать гимнастику или хотя бы зарядку, но всякий раз находилось столько дел, столько отмазок… Соболь сочувственно посмотрел на него.       – Может, на йогу сходите? Это очень полезно и помогает расслабиться, – он выудил откуда-то небольшой буклетик и протянул пораженному Альберту. – Приходите в нашу группу, занятия йогой – самое то после долгого и тяжелого дня. Вы сами заметите, что каждое утро начнет радовать, а пробуждение наполнит новыми силами…       – Вран, не грузи человеку мозги, – в коридор выскочила Уриэль и, быстро подойдя к ним, дернула Фелля за рукав, выводя из транса. Тот часто заморгал и вопросительно посмотрел на женщину. – Пойдем, куда ты сбежал?       – Так собрание окончилось…       – Ну да. А теперь надо тебя со всеми познакомить. Давай, нечего отрываться от коллектива! Там чай стынет, – Уриэль решительно сжала пальцы и потащила Альберта обратно.       – Но… разве вам не надо работать? – запротестовал Азирафаэль, подстраиваясь под ее быстрый шаг. – В смысле, я бы не хотел никого отвлекать.       – Брось, – глава компьютерного отдела махнула свободной рукой, – Габриэль назначает собрание на десять, официально оно длится два часа, а в двенадцать – обеденный перерыв.       Если планерка заканчивается раньше, мы все равно свободны до конца перерыва, а за чаем дела обсуждаются гораздо легче и быстрее. Считай, что сейчас начнется вторая часть собрания. Так что не отлынивай!       Альберт обреченно кивнул и постарался не отставать.