Работа над ошибками

***       В принципе, Азирафаэль был доволен новой работой. Срочной редактуры не было, Габриэль вообще властью, данной ему им же самим (хорошо быть главой издательства), освободил Альберта от всяких текущих обязанностей, чтобы тот мог полностью сосредоточиться на сборнике Кроули.       Похоже, этой идеей загорелись все: и Габриэль, и Кроули, и Сандальфон уже писал по поводу иллюстраций, и Вельзевул, как сказал Энтони, выразила небрежный интерес. А главное, это воодушевило самого Азирафаэля – ему действительно понравилось работать с новым для него жанром. И наблюдать процесс творчества Кроули. Ну как наблюдать... Фелль не бывал у писателя в гостях, но они часто созванивались и переписывались, обсуждая рассказы и их место в будущем сборнике. Энтони постоянно правил собственные произведения, что-то добавляя или вычеркивая, и тут же отправлял очередной вариант Азирафаэлю, которому казалось, что писателю сейчас нужны не столько совет и редактура, сколько общение и разговор о его вселенной. Или, если быть точнее, ему хотелось выговориться, а Альберту оставалось только молчать и поддакивать, пока творческая мысль не прибивала Кроули к какому-то берегу, где он мог снова засесть за работу.       Конечно, дело шло не так уж безоблачно – Энтони оказался придирчивым и капризным, постоянно требуя внимания если не к себе, то к своему детищу. Уйдя в творческий запой, он перестал различать день и ночь, а потому опять мог позвонить Феллю и разбудить. Тот даже устал сердиться и одергивать писателя.       Дни тянулись неспешно, наполненные увлекательной работой и рутиной в книжном, за который Азирафаэль снова взялся, мучаемый угрызениями совести, что забросил магазин. Вот и сейчас он проводил инвентаризацию, с которой долго тянул, а неподалеку крутилась Анафема, пришедшая фотографировать дневники Агнессы. Точнее, сейчас не крутилась, а сидела в кресле и листала одну из книг, периодически сверяясь со списком-каталогом у себя в телефоне.       – Что ты делаешь? – наконец, не выдержал Альберт, подходя к ней. Девушка оторвалась от чтения и поправила очки.       – Помнишь Пульцифера?       – Пульцифер? – редактор задумался. Судя по всему, это был кто-то из односельчан Агнессы. – Пекарь? Или священник?       – Почти. Ведьмолов, который сжег мою прабабку.       – О. И почему ты о нем вспомнила, дорогая?       – У меня в университете учится Ньютон Пульцифер. Думаю, а не потомок ли? Не такая уж распространенная фамилия.       – И что ты будешь делать, когда узнаешь? – полюбопытствовал Альберт. – Отомстишь за страдания любимой прапра?       – Ага, страш-шно отомщу! Прокляну, куклу вуду сделаю! – Анафема попыталась зловеще расхохотаться, но сымитировать хриплый смех молодым звонким голосом не удалось. – Да нет, просто интересно. Прикинь, какое совпадение?       – А дневники тебе зачем? Это же не пророчества, чтобы точно сказать, потомок или нет.       – Да я просто ищу описание. Вдруг похож? Вдруг что-нибудь узнаю о характере?       – А если просто спросить?       – Как, Аз? – девушка вздернула брови. – «Привет, мы не знакомы, но твой прапрадедушка случайно не сжигал мою прапрабабушку?»       – Не самое удачное начало разговора, – вынужден был согласиться Фелль. – Как он хоть выглядит?       – Ну… – Анафема прикрыла глаза, припоминая. – Высокий, темноволосый…       – И красивый?       – Ну… – девушка замялась. Может, без очков было бы лучше? – Погоди, а к чему ты клонишь? Аз, я не собираюсь с ним встречаться?       – Значит, некрасивый, – с искренней печалью сделал вывод Альберт. Подруга сердито стрельнула глазами в его сторону.       – Да будь он хоть Ди Каприо, с чего бы мне с ним встречаться? – фыркнула Анафема, отгораживаясь от Фелля книгой. Тот вздохнул – если даже у Ди Каприо, который основал Фонд по защите природы, не было шансов, то что уж говорить об однокурснике? – Не веди себя как мама! Нечего меня выдавать замуж. И вообще! – девушку вдруг осенило. – Я выйду замуж только после того, как ты женишься!       – Что-о? – Азирафаэль распахнул глаза, а затем растерянно заморгал, словно совенок на свету. – Дорогая, мне некогда. У меня работа.       – И Кроули, – девушка лукаво выглянула из-за дневника, заслышав тихую трель входящего сообщения.       – Мистер Кроули и есть моя работа, – откликнулся Фелль, смущенно доставая смартфон.       – За те три часа, что я здесь, он позвонил тебе девять раз. Девять!       – Это по поводу сборника. Очень много вопросов. Я не думал, что это так сложно, – признался Альберт, открывая чат с Кроули.       Ну да, кто бы еще ему писал пятнадцатый раз за день? «Оставить» – гласило сообщение.       Из нескольких предложений редактора, как объединить рассказы, Кроули выбрал обрамление, для чего ему необходимо было создать новую историю-рамку, в которую можно было бы вплести все остальные. Правда, в процессе он увлекся перечитыванием «Декамерона» как одного из примеров такого циклического обрамления. Сейчас они с Феллем обсуждали тот факт, что три рассказа Энтони имели отсылки, аллюзии или упоминания персонажей из его основной серии научной фантастики, и писателя волновал вопрос – оставить все как есть или переписать? Он менял свое мнение раз в два часа, Азирафаэль предпочитал взвесить все «за» и «против». Редактор чувствовал, что на сей раз Кроули абсолютно все равно, какой вариант победит, он просто бессовестно скинул ответственность за решение на другого человека. Короче, Альберт играл роль монетки. Телефон выдал приятную мелодию – что-то из классики, и редактор торопливо принял вызов.       – Нет, я все-таки перепишу, – сообщил ему Энтони, не утруждая себя приветствием. Здоровались уже, и не раз. Фелль, кивнув хихикающей Анафеме, торопливо вышел в другое помещение.       – Хорошо, мистер Кроули, переписывайте.       – Или лучше оставить? Отсылки – это же так здорово.       – Тогда оставьте.       – А может, это неуместно?       – Тогда перепишите.       – Ты совсем не помогаешь, ангел! – мстительно зашипел Энтони. Азирафаэль слегка поморщился. Ну вот, опять.       – Мистер Кроули, я же просил.       – А ты не увиливай!       – Подбросьте монетку.       – Я не хочу, чтобы судьбу моих книг решал слепой случай!       – А лучше я?       – Тебе я доверяю больше, чем фортуне, – проворчал Энтони, не столько злясь, сколько просто вредничая.       – Мне приятно, но я же знаю, что вам абсолютно все равно, каким будет итог. Так почему этим должен заниматься я?       – Потому что ты мой редактор!       – Я ваш редактор, а не одна из клеток вашего мозга. Думайте сами. А я буду править части, которые вы мне пришлете. Кстати, скоро надо отправлять главу для журнала.       – Ты очень злой ангел. Злой и жестокий, – пожаловался Кроули.       – Потому что я не ангел.       – Не-ангелы не бывают такими моралистами!       – А главу писать все равно надо.       – Да пишу я, пишу, – Энтони зевнул и растянулся на диване.       Утро писателя началось совсем недавно, в три часа дня, потому что накануне он до рассвета строчил новый рассказ для сборника. У него вырисовывался определенный концепт – точнее, этот концепт нащупал Азирафаэль, вытащив его из текстов точно фокусник – кролика из шляпы. И теперь Кроули заполнял сюжетные и логические дыры, поглощенный новым занятием и не желая отвлекаться на другие серии. У него уже были три плана новых историй и одна – почти законченная. – Слушай, а если я допишу новый рассказ и отправлю его Гэбу для журнала?       Альберт, который до этого слушал стенания писателя вполуха, потому что ничего нового не звучало, встрепенулся.       – О, интересная мысль. А вы полагаете, мистер Уайтвинг согласится?       – Раньше соглашался… ну, почти всегда. Обычно. Спроси у него?       – Я?! – Фелль даже завис от такого заявления.       – Ну да! Ну пожалуйста! Ну что тебе стоит?       – Но почему я? – Азирафаэль взял себя в руки и укоризненно поджал губы, словно Кроули мог его видеть. – Если вы скажете, что потому, что я ваш редактор, то я… я… я с вами не буду разговаривать!       – Тише, тише, остынь, – примирительно отозвался Энтони. – Я просто не хочу общаться с Гэбом, он удручающе действует на мое вдохновение. Если я ему скажу, что хочу вместо главы прислать рассказ, то точно не смогу дописать его в срок! Примета такая.       – Ладно, ладно. Я напишу сегодня и узнаю. Надеюсь, вы успеете.       – Я постараюсь! – горячо заверил писатель. – Там немного осталось, завтра тебе вышлю, сможешь посмотреть?       – Мне очень жаль, – Альберт виновато покачал головой, – но завтра мне нужно в аэропорт…       – Ты куда-то собрался? – взволнованно перебил его Кроули. Фелль призвал все терпение себе в помощь.       – Нет, вы можете дослушать? Мне надо встретить тетушку в аэропорту.       – А, – припомнил Энтони, – это та, в доме которой ты живешь?       – Да. Конечно, она сказала, что из вещей у нее только дамская сумочка, но знаю я эту сумочку – два чемодана и ручная кладь, – Азирафаэль вздохнул. – Лучше я встречу и помогу. И тетушка вообще любит, когда ее встречают, так что…       – Ты поедешь на такси?       – Ну да, я не за рулем. У тети есть права, но она чаще ездит на скутере.       Кроули задумался всего на пару секунд.       – А как твоя тетушка относится к экстремальному вождению?       – Она… мистер Кроули! – до Альберта постепенно дошло, к чему клонит собеседник. –       Ну что вы, не нужно!       – А почему?       – Это неудобно.       – Что именно? – на сей раз терпеливо вздохнул уже Энтони. – И кому? Тебе, мне или твоей тетушке? Если бы было мне – я бы не предлагал. Другое дело, если ты считаешь, что твоей родственнице не подойдет мой стиль вождения. Не могу обещать, что не буду лихачить, но могу очень постараться, если она… ну… возраст там… хотя женщины, конечно, всегда молоды и прекрасны.       Альберт помедлил. Предложение, конечно, заманчивое… но зачем? Беспокоить постороннего человека не хочется, да и поместятся ли вещи мадам Трейси в багажник Бентли?       – Понимаете, мистер Кроули, боюсь, это будет неудобно еще и вам… самолет прибудет в пять утра. То есть, выезжать надо ночью. Я-то лягу пораньше и встану в нужное время, а вы тогда ложиться не будете, верно? Сможете ли вы нормально вести машину?       – Справедливо, – после некоторой паузы согласился Кроули, – обоснованно. Но в корне неверно. Я нормально вожу после суток без сна. Главная проблема – это длинные туннели, поскольку, когда я выезжаю, то начинаю чихать. Пара чихов могут сильно помешать вождению. Темные очки решают эту проблему, но добавляют другую – ты когда-нибудь ездил по темному туннелю в темных очках? Но не об этом речь. Понимаешь, я хочу познакомиться с твоей тетушкой, чтобы она показала, как пользоваться уиджей. А так будет повод к вам зайти, вы же напоите меня кофе за мою помощь?       – Вот уж не думал, что вам настолько интересна мистика! – поразился Азирафаэль, осмысляя проблемы людей с чихательным рефлексом.       – А моя фамилия не наводила тебя ни на какие мысли? – Кроули даже засмеялся.       – Просто вы пишете фантастику и фэнтези, а не мистику, вот я и как-то… – попытался оправдаться Альберт. – Это ваш родственник или однофамилец?       – Теперь однофамилец, – писатель хмыкнул. – Кроули – это мой творческий псевдоним. Я официально сменил фамилию, мне так больше нравится.       – Вы серьезно сменили фамилию на свой псевдоним? – не поверил своим ушам Фелль. Энтони беззаботно спросил:       – А что такого?       – Но почему Кроули? Это же… мистик и оккультист, а вы пишете совсем в другом жанре! Не ставит ли это в тупик читателей?       – Но-но, Алистер был черным магом, что мне мешает писать фэнтези? И вообще, не будь занудой, мне Вельзевул то же самое сказала. Видите ли, мне подойдет что-то змеиное, ползучее, типа «Кровлей». Ага, щаз. Сама себе такую фамилию пусть берет! Я пошел и поменял документы, чтоб она не приставала.       – Поправьте меня, если я неправильно понял… – осторожно уточнил Азирафаэль, – вы поменяли фамилию назло Вельзевул?       – Ну да!       – Ясно. А Энтони – это хотя бы ваше настоящее имя?       – Ага. А что, попросишь тетушку наслать порчу?       – Ну что вы!       – Ну пожа-алуйста! Я хочу посмотреть карты Таро твоей тети, но их нельзя брать в руки посторонним! Значит, надо, чтобы она показала!       – Да приходите в гости так!       – Приглашаешь?       – Да, – мадам Трейси уже выражала желание познакомиться с «коллегой» своего племянника. Фелль устал ей объяснять, что формально они с Кроули не коллеги. Ну, раз это желание взаимно… – Послезавтра. Идет? Я потом уточню время.       – Восхитительно! Спасибо, целую тебя, ангел!       – Я не ангел! – машинально поправил его Азирафаэль, но Энтони уже не слышал его, сбросив звонок. А Альберт, соответственно, не мог видеть лукавую ухмылку на губах писателя. ***       Кармин вытянула руку и полюбовалась свежевыкрашенными ослепительно-красными ногтями. Теперь главное – не вляпаться ни во что, а то все труды насмарку. Конечно, можно было бы сходить и в салон, но бывшую военную передергивало от одной мысли, что кто-то будет два часа орудовать чем-то острым вблизи ее пальцев.       – Нравится?       – Мне опять угадывать оттенок? – Загрязнение чуть прищурились, разглядывая лак.       – Слушай, ну это же весело! – Цуйгибер заливисто засмеялась. – У них такие смешные названия. Шокирующий розовый, цвет красной ленточки, зеленый, близкий к цвету воды…       – В прошлый раз был цвет лыжного патруля. Откуда ты их берешь?       – Наугад открываю справочник оттенков красного. Но этот теперь будет моим любимым! – Багряна с наслаждением прикрыла глаза. Бланк взяли флакончик с лаком, но там красовался только номер. – Нет-нет, давай, угадывай!       – Если любимый, то должно быть что-то воинственное, – Загрязнение уселись на подлокотник дивана, всматриваясь в ее ногти. – Какой-нибудь воинственный красный? Цвет ведьминых костров? Кроваво-алый?       – Ты не поверишь, но в этой дурацкой палитре нет кровавого цвета, – душераздирающе вздохнула Цуйгибер. – Цвет есть, названия такого нет, в смысле.       – Понятно. После красного цвета велотуристов я уже ничему не удивлюсь.       – Я не поняла, ты что, сдаешься?       – Слишком много вариантов. Да.       – Ску-ко-та, – Багряна поджала идеальной формы губы и откинулась на спинку красного дивана с белыми подушками.       Их гостиная могла стать кошмаром начинающего дизайнера или источником вдохновения для него же: шедевр футуристического минимализма, где бесконечно преобладали два цвета, красный и белый. Плавные, текучие контуры мебели, сочные цвета и яркие акценты – комната могла бы свести с ума неподготовленного посетителя, но Бланк и Кармин чувствовали себя здесь прекрасно. Они съехались уже через месяц знакомства, исходя из абсолютно практичных соображений: оба терпеть не могли уборку, так почему бы не приглашать для этого специального человека, но не в две квартиры, а в одну, поскольку это дешевле? Загрязнение были идеальным сожителем – разумеется, для человека, у которого напрочь отсутствовала брезгливость. Уровень брезгливости Цуйгибер вполне позволял ей с любопытством поковырять рваную рану и посмотреть, а не торчит ли оттуда обломок кости? Бланк были бесконфликтным, уступчивым, тихим соседом, умело обходившим все углы и проблемы. Они были готовы мириться даже со взрывным характером Багряны, а главное, с ее провокациями и тягой к манипулированию. Загрязнением оказалось довольно сложно манипулировать – они утекали меж пальцев, одаряя насмешливой улыбкой, и Война впервые за долгое время чувствовала себя глупо. Ощущение было новым и ставило в тупик. Это привносило в жизнь Багряны азарт. На волне появления новенького редактора, которое вызвало такой ажиотаж, Цуйгибер вспоминала свои первые недели в издательстве. Честно говоря, она думала, что ее выгонят. Во всяком случае, она сделала для этого все. Но в издательстве странным оказались не только Уайт, хотя они, конечно, для Багряны выступили на первый план. Еще бы – в ответ на пассивную агрессию Загрязнение пригласили ее в бар… но, черт побери, в тот день источником удивления стали не только Загрязнение!       Кармин сидела за столом, уткнувшись в телефон, и скучала. Иногда ей писал Голод, с которым она была знакома уже довольно давно – служили вместе, только Вран ушел из армии раньше и добровольно, а вот его боевой товарищ оставалась до тех пор, пока не получила проклятое ранение. От воспоминания об этом у женщины от злости затрепетали крылья носа. Отправили на больничный, но часть осколков из ноги так и не смогли извлечь. Однако она может продолжать службу, что ей такая ерунда! А ей уклончиво говорят – посмотрим, когда подлечитесь. Да понятно, что уже готовят документы об отставке. Цуйгибер была в ярости, но в то же время маялась от безделья, поэтому согласилась на предложение Врана устроиться в охранное агентство. А поскольку она была в бешенстве и скучала, то занималась своим любимым времяпровождением: стравливала людей. Возможно, после школы стоило заняться политикой или пойти в журналистику, но тогда, в детстве, она целенаправленно выбрала военную карьеру, потому что ей хотелось быть поближе к боевым действиям. Может, пока не поздно что-то менять? Но как же бесят эти шишки, которые после ранения сразу списали ее… Кармин же рождена для войны, разве непонятно? Ее даже так и называли в армии, что ей безумно льстило.       Телефон звякнул, уведомляя о новом сообщении. Кармин провела пальцами по экрану и открыла чат. Голод: Как ты?       Цуйгибер сморщила нос и равнодушно простучала на клавиатуре: «Скучно». Голод: Пожалуйста, только не начинай снова.       О да, как же. Конечно, он в курсе ее маленьких слабостей. Война: Я уже. Голод: Хочешь, чтобы и отсюда погнали? Война: Какая разница? Везде скучно. Даже банки никто не грабит. На концертах в исполнителей ничего не кидают. В чем смысл моего нахождения где-либо? Голод: Сама знаешь. На всякий случай, чтобы вот как раз ничего такого не произошло. В этом и смысл охраны. Война: Ужасно. Кстати, они как-то заметили, что это я – ну, ты понял. Теперь относятся с осторожностью. Голод: Здесь очень дружный коллектив. Война: У-жас-но. Война: Тут какой-то инопланетянин явился, смуглый азиат с белыми волосами и пятнами от машинного масла на брюках. Он пригласил меня в бар. Голод: Они. Это микстер Уайт. Война: А, так он все-таки из э т и х!       – Кармин Цуйгибер?       Охранница отложила телефон и подняла голову. Она слышала цокот каблуков и по походке уже узнала, кто приближается, так что позволила себе допечатать ответ. Тем более, посетительница окликнула ее издалека и только сейчас подошла к столу.       – Мисс Хилл! – Кармин широко улыбнулась, сверкнув белыми зубами. – Или миссис Уайтвинг? Простите, никак не запомню, все по-разному говорят…       – Я так и думала, – процедила пришедшая женщина и обогнула стол, оказавшись рядом с охранницей. Та удивленно приподняла бровь, машинально подобравшись и готовясь в любой момент дать отпор. – Значит, это все ты.       – Что я? – привычно изумилась Кармин и прикусила язык, чтобы не сказать «нет, это не я сплю с вашим мужем, что за слухи!» Что-то ей подсказывало, что прозвище «Вельзевул» закрепилось за этой невысокой женщиной не только за едкий стиль критики. От нее веяло угрозой.       – Ты сеешь вражду в коллективе, – ровным голосом произнесла Вельзевул, склонившись над сидящей охранницей, – от тебя исходит скрытая агрессия. Что тебе надо?       – Мисс Хилл, что вы себе позволя…       – Молчать! – вдруг рявкнула критик, и Кармин не нашла в себе сил ослушаться. Как приказ старшего по подразделению. Эта женщина способна, чтоб ее, помыкать демонами в преисподней! Вот уж действительно княгиня ада…       Война не могла оторвать взгляда от ее глаз – самых обычных, серых, заурядных. Но как пронзительно они смотрели! Соберись, Кармин, велела сама себе Цуйгибер, когда ты пасовала перед кем-то? Кто эта Вельзевул здесь? Такой же сотрудник, как и все остальные – подумаешь, жена директора! Война себя знала – с такими природными данными она могла увести любого из семьи, а уж холостые и вовсе готовы сражаться за ее улыбку.       – Прекрати думать сейчас о том, чтобы соблазнить моего мужа.       Кармин вздрогнула – создавалось впечатление, что Вельзевул читает мысли. Та вдруг улыбнулась и, опершись ладонями о подлокотники кресла, наклонилась совсем низко.       – Главная ошибка умной женщины – думать, что она самая умная. Не расслабляйся. И если ты попытаешься применить какой-то из своих армейских приемчиков, учти – я просто опущу ногу, а у меня очень острые каблуки. Как видишь, я немного не вышла ростом, так что компенсирую шпильками и паршивым характером. Кость тебе, конечно, не раздроблю, но ты, как я заметила, из-за ранения носишь более удобную обувь, чем, возможно, привыкла. Короче, острым каблуком по ноге в кроссовке – это будет больно. А учитывая, что я шутки ради вставила в этот каблук лезвие – знаешь ли, кроме паршивого характера я обладаю и всякими прочими чудачествами, – будет очень больно. Проверим?       Кармин улыбнулась в ответ и покачала головой. Ей нравились сильные женщины. Сильные мужчины, впрочем, тоже (вторая причина, почему она пошла в армию), но последние зачастую оказывались обладателями всевозможных недостатков, с которыми она не желала мириться. Например, некоторым сильным мужчинам не нужна была сильная женщина. И даже порой – женщина вообще, поскольку они давно и накрепко женились на работе. Ну а кто-то попросту давал слабину вне военного плаца, что повергало Войну в уныние. Некоторые взрослые люди в быту оказывались совершенными детьми, а не то, что вы подумали. Но и то, что кто-то мог подумать, тоже случалось.       Вельзевул выпрямилась и присела на стол, ссутулившись и расставив ноги – настоящие леди обычно так не сидят. Хотя она выглядела так, словно ей было глубоко начхать на всех, кто не считал ее настоящей леди. Как, впрочем, и на тех, кто считал. Цуйгибер развернулась к ней вместе с креслом.       – А правда, что у тебя лезвия в каблуках?       – Шутишь? Нет, конечно, – критик фыркнула, но после паузы добавила. – Когда в университете училась – была такая пара, я сама аккуратно вспорола и вклеила. Чего только не сделаешь, если руки из того места растут.       – Прозвучало убедительно.       – Я чертовски убедительна. Если я скажу Гэбу, что ты мне не понравилась, он обратится в агентство, чтобы нам сменили охранника. Веришь?       – Верю, – подумав, признала Кармин, с интересом глядя на собеседницу.       – Вот ты веришь, Гэб поверит, а это неправда. Ты мне нравишься, – Вельзевул склонила голову к плечу. – Мне бы не хотелось, чтобы ты уходила, хоть какое-то разнообразие в этой тоскливой и правильной дыре, и единственное более-менее яркое пятно. Поэтому у меня к тебе конкретный вопрос – зачем ты гадишь там, где работаешь?       – Скучно, – вырвалось у Войны, и она прикусила нижнюю губу, накрашенную кроваво-красной помадой.       – Я так и думала, – в голосе критика послышался отголосок сочувствия. – Однако тебя, как я слышала, пригласили в бар Загрязнение.       – Кто? Белобрысый этот?       – О да. Желаю удачи.       – Миссис Уайтвинг…       – Вельзевул.       – Миссис Уайтвинг, а откуда вы знаете? Вы же только что пришли. Он вам написал? – спросила Кармин пытливо.       – Они. Еще чего, нужны мне их отчеты. Однако… слухи здесь, знаешь ли, и без твоей помощи расползаются, – Вельзевул запрокинула голову и расхохоталась. – Здесь немного интереснее, чем тебе кажет…       Будто стальная плита придавила женщину к столу, выбив из груди воздух – это Война, пользуясь случаем, взяла реванш и, опрокинув ее, без труда прижала к столу, нависнув сверху.       – А теперь слушай меня, миссис Уайтвинг, – обращение прозвучало с долей издевки, – как ты правильно сказала, главная ошибка умной женщины – думать…       – …что она самая умная, – выдохнула Вельзевул и со всей дури лягнула нахалку по ноге каблуком, куда дотянулась из того положения, в котором находилась.       И это действительно было больно.       Конечно, не так, как ранения, которые приходилось получать Кармин, но, черт побери, сейчас было еще и крайне обидно! А пока она отвлеклась, Вельзевул взяла и… укусила ее! Извернулась и каким-то чудом сомкнула зубы на руке. Цуйгибер поспешно отскочила, пока та не сжала челюсти крепче.       – Ты совсем чокнутая?!       Критик уселась снова и, скривившись, высунула язык. – Я же сказала, что обладаю всякими чудачествами и помимо паршивого характера. Добро пожаловать в творческую тусовку.       – Хочешь сказать, тут все чокнутые? – Война мрачно уставилась на аккуратный пунктирный полукруг, оставшийся на коже – что и говорить, зубки у критика были ровные. Главное, чтоб не ядовитые.       – Тут все творческие. Иногда это одно и то же. Знаешь, почему ты до сих пор не уволена?       – Потому что ты еще не пожаловалась мужу? – едко уточнила Кармин. Вельзевул расхохоталась. Честно говоря, Цуйгибер впервые встречала человека, который так искренне радовался, когда его пытались задеть.       – Не во мне дело. Потому что никто еще не пожаловался моему мужу. Потому что он в принципе ничего еще не узнал. Потому что если он узнает, то доведет дело до того, чтобы тебя реально уволили с занесением в личное дело или что-то в этом духе. Не знаю, как, и не хочу знать, но если он вобьет себе в голову, что совершает правое дело, то его с намеченного пути не свернуть. Мой супруг весьма прямолинейный бюрократ с педантичной – я бы даже сказала, маниакальной – тягой к справедливости. Тебе повезло, что он последние пару недель почти не бывает в издательстве, даже он бы заметил, что что-то не так.       – Ты мне угрожаешь?       – Не знаю пока, – критик пожала плечами. – Угрожаю, предупреждаю, советую – что тебе ближе и что на тебя повлияет. Я не всеобщая мамочка издательства, чтобы ко мне все бегали по любому вопросу и с любыми жалобами, еще чего. Поэтому, будь добра, не добавляй мне проблем. А еще я совершенно точно не психиатр, и, если у тебя какие-то проблемы с психикой после военных действий, всякие посттравматические шоки и прочие комплексы, обратись ко врачу, а не мути мне здесь воду.       – А если нет? Если я тебе пообещаю вести себя прилично, а сама продолжу? – Войне правда хотелось понять мотивы этой женщины. Зачем она говорит такие вещи? Взывает к совести? Да вроде не похоже. И на лице равнодушная рассеянность… как будто уже все продумала и просто информирует.       – Я замечу, детка, – Вельзевул качнулась вперед и с угрожающей улыбкой щелкнула зубами. – Это мое болото. И только я буду решать, когда и кто…       – Вельзи!       В проходную влетел черно-рыжий ураган, сразу вычленивший нужного человека и бросившийся к нему. Притормозив, довольно молодой и очень красивый мужчина крепко обнял критика и звонко чмокнул в щеку.       – Вельзи, я придумал! Я наконец-то придумал! Ты даже не представляешь, там такое! Такое!.. – Кроули (а это, разумеется, был именно он) вновь шумно поцеловал женщину, уже в другую щеку, тепло кивнул Кармин и рванул вглубь издательства. Вельзевул невозмутимо потерла щеку и на немой вопрос Цуйгибер пояснила:       – Потом придушу. Когда узнаю, что же такое этот дебил придумал. Так вот…       – Вельзевул, глянешь макет для обложки Хастура? – из коридора высунулся Сандальфон, и Война серьезно задумалась, сообщил ли ему пронесшийся мимо Энтони о приходе критика или у них у всех была чуйка, где ее отыскать.       – Сэнди, если вы так и не поместили на нее ту инфернальную хрень, которую изобразил кто-то из твоих художников, я даже и смотреть не буду.       – Но она не нравится Хастуру!       – Зато она нравится мне и Михаэль, а мы немного разбираемся, что нужно людям, как считаешь? Значит, скажи своим, чтобы рисовали инфернальную хрень так, чтобы она нравилась и Хастуру тоже! – Вельзевул поджала губы. – Но чтоб не менее инфернальная. Демоны ада, добавьте ей лягушачьи лапки, и Хастур будет счастлив.       – Но это будет просто смешно! – засомневался Сандальфон, однако критик довольно резко оборвала его:       – А вы сделайте, чтоб было страшно! Кто тут художники, вы или я?       – Вельзевул, тебя там Гэб к телефону, – сообщила Михаэль, огибая Альфонсо. – На свой телефон позвонил, спрашивает, когда ты разберешься с мисс Цуйгибер, пока у него не кончилось терпение и он не написал ее начальству.       – Делать мне нечего. Что? – Вельзевул стойко и как-то даже обиженно встретила ошарашенный взгляд Кармин. – Да, я соврала. Я вообще часто это делаю. Просто потому, что я чертовски убедительна.       Она соскочила со стола и величаво поплыла прочь – вероятно, все же ответить на телефонный звонок. Михаэль вежливо, но несколько отстраненно улыбнулась Войне (похоже, уже погрузилась в свои мысли) и тоже ушла. Следом деловито укатился Сандальфон. Кармин некоторое время смотрела на пустой коридор, затем взялась за смартфон. В чате висел непрочитанный ответ от Врана: «Да, поэтому все говорят о Бланке «они». Хотя мне иногда кажется, что им все равно». Немного помедлив, женщина набрала: «Здесь всегда так?».       Сообщение отправилось, и Соболь почти моментально написал «Да». Цуйгибер не стала спрашивать, имел ли он в виду Уайта, угадал ли ситуацию или подразумевал обстановку в целом.       – Так какой же это цвет? – с любопытством спросили Бланк, у кого цветовой спектр в принципе делился на «белый» и «что-то другое».       Багряна встрепенулась и, широко улыбнувшись, провела блестящим ногтем по их щеке. – Красный цвет высокого риска. ***       Альберт позвонил Кроули, чтобы пригласить на пятичасовой чай – мадам Трейси обожала всякие традиции и обычаи старой доброй Англии. Накануне писатель проявил чудеса такта и не звонил с девяти вечера, чтобы Азирафаэль мог выспаться перед поездкой.       Мадам Трейси, суетливая и энергичная, быстро нашла племянника в толпе встречающих и, наградив его тележкой с «дамскими сумочками», потащила к выходу. На ходу она без устали жаловалась на сухой воздух в салоне, что ей не удалось выспаться в неудобном кресле и что самолет трясло в полете. Альберт сочувственно кивал в нужных местах, зная, что тетушка ворчит не со злости, а просто от желания поболтать, потому что соскучилась. Пока впечатления от перелета были ярче, чем от длительного путешествия, успевшего стать рутиной, вот мадам Трейси и делилась накипевшими переживаниями. Когда они погрузились в такси, волнения кончились, и тетушка, решив передохнуть, потребовала ответного отчета от Азирафаэля. Тот бодро отрапортовал о состоянии магазина, а затем перевел разговор на Кроули, собираясь подвести к просьбе. Разумеется, мадам Трейси была в восторге и сама потребовала пригласить импозантного писателя – и чем скорее, тем лучше. Хотя Альберту все же удалось убедить ее немного отдохнуть и разобрать вещи, чтобы подготовиться к приему гостей.       – Пять часов – это чудесное время, – подтвердил Энтони, едва услышал предложение редактора. – Пока попьем чай, как раз достаточно стемнеет, чтобы заняться гаданиями и всякими оккультными штуками.       – Вот уж не думал, что вы верите в мистику!       – А кто тебе сказал, что я верю? – удивился Кроули. Азирафаэль даже опешил.       – Но… вы же сами…       – Мне все потустороннее дико интересно, не отрицаю. Но зачем мне в это еще и верить? – писатель засмеялся растерянности собеседника. – Если оно есть, то оно определенно не зависит от того, верю я в него или нет. А вот сам процесс завораживает – важен антураж. Очень красиво, таинственно и торжественно. Люблю такие вещи.       – Оу, ясно, – Альберт не нашелся, что сказать. Наверное, Энтони понравится общаться с мадам Трейси. – Только не говорите тетушке, что не верите ей. Я подозреваю, что она сама не верит, все-таки, она медиум со стажем и многолетним цирковым опытом, но лучше не вызывать конфликт. Напрямую она спрашивать не будет, но вы и сами не упоминайте…       – Азирафаэль, я что, похож на идиота? Зачем мне мешать людям верить в то, что им нравится! Если бы я этим занимался, то давно доказал бы Гэбу, что мир вертится не только вокруг него. Впрочем, в этом успешно упражняется Вельзевул. Я писатель, а не критик – я создаю новое, а не уничтожаю старое.       – Интересный взгляд на мир, – Альберт улыбнулся.       – А каков твой? Ты веришь в мистику?       – Не думаю, – после некоторого размышления определился Фелль. – Мне тоже нравится смотреть, как гадает тетушка, но… честно говоря, меня больше интересуют пророчества.       – Ничего себе! Никогда бы не подумал, – голос Энтони звучал действительно пораженно. – Ты производишь впечатление абсолютно рационального человека.       – Я такой и есть, – редактор фыркнул и попытался объяснить свою любознательность.       – Пророчества – это те же тексты и слова, а мне нравится с ними работать. Я смотрю, с какими событиями связывают уже «исполнившиеся» предсказания, сравниваю, что притянуто за уши, а что выглядит правдоподобно, точно пальцем в небо. Чисто научный интерес.       – Звучит как настоящее научное исследование!       – Чисто на любительском уровне, – Азирафаэль засмеялся. – И небольшая тренировка – иногда я представляю, как бы отредактировал пророчества, чтобы они точнее совпадали с уже произошедшими событиями.       – Ты всегда думаешь о работе, да?       – Нет, – Альберт снова засмеялся и добавил. – Мы ждем вас завтра.       – Погоди, еще вопрос, – Кроули опомнился. – Как мне обращаться к твоей тете? Я понимаю, что ты нас представишь, но на всякий случай хотелось бы знать заранее.       – Мадам Трейси. Именно «мадам», ей это нравится, – пояснил Фелль.       – Волшебно. А теперь, если у тебя найдется пара минут, не послушаешь ли ты план моего рассказа? Хочу узнать твое мнение, вписывается ли он в наш концепт, пока я не начал разрабатывать сюжет.       – Ваш концепт, мистер Кроули.       – Заткнись и слушай. Наш.       Азирафаэль послушно замолчал, чувствуя, как пылают кончики ушей. Это было чертовски приятно – то, как писатель ценил его помощь. Все-таки, проблески честолюбия случались даже у Альберта, и Энтони откуда-то уже знал, на какие рычаги нужно надавить.       – Добрый вечер, мистер Кроули, – тепло поприветствовал Азирафаэль, открыв входную дверь и впуская гостя в дом. Тот, ослепительно улыбнувшись, кивнул и бегло оглядел коридор. На первый взгляд, ничего не изменилось – разве что появились женские сапоги у двери и яркое пальто на вешалке. Но с точки зрения творческого человека с излишне богатой фантазией, все цвета стали ярче и насыщеннее – на смену спокойному и уравновешенному Альберту вернулась эксцентричная хозяйка.       – Привет. Ну что, знакомь.       – А… – Фелль осторожно забрал из рук Энтони алую розу на длинном стебле, пока тот снимал куртку, оставшись в темно-серой рубашке и узких джинсах. Писатель хитро подмигнул.       – Нет, ангел, при всей моей признательности и любви, цветы не тебе. Тебе я подарю что-нибудь белое.       – Я не ангел, – устало вздохнул Азирафаэль и громко позвал. – Тетушка! Мистер Кроули пришел, я веду его в гостиную. Пойдемте, – пригласил он Кроули. Тот, небрежно пригладив волосы, зашагал за редактором.       Мадам Трейси оказалась такой же яркой, как ее пальто, и идеально вписывалась в забитую оккультной атрибутикой комнату. Хозяйка предстала перед гостем в пестром платье, с пышной рыжей прической и излишне ярким театральным макияжем, и Кроули, тонко чувствуя людей, галантно поцеловал ей руку, прежде чем вручить цветок. Женщина хихикнула и кокетливо стрельнула в сторону Энтони подведенными глазами.       – Ну что вы, молодой человек, не стоило…       – Ну кто же даме, тем более, столь прекрасной, наносит визиты с пустыми руками? – возмутился Энтони. Мадам Трейси польщенно улыбнулась.       – Какой льстец.       – Тетушка, знакомься: это мистер Кроули, писатель, с которым я работаю, – представил Азирафаэль. – Мистер Кроули, это моя тетушка, мадам Трейси.       – Кроули! Неужто родственник самого?..       – Нет, лишь скромный однофамилец, – Энтони развел руками. – Можете звать меня Энтони или Кроули, но только не Алистер.       – Конечно, милый. А ты зови меня просто Мардж, – мадам Трейси лукаво посмотрела на гостя из-под густо накрашенных ресниц. Энтони с готовностью кивнул. Альберт, переводя взгляд с одного на другую, осознал, что вечер ему предстоит долгий.       Спустя десять минут знакомства, половину из которых составляли вопросы о чае, пирожных и погоде, Кроули и мадам Трейси болтали уже так, словно знакомы были всю жизнь. Забытый Фелль, впрочем, не расстраивался, невозмутимо жуя эклер и вполуха слушая историю оккультных практик тети – он слушал ее уже не первый десяток раз, зато теперь получил возможность понаблюдать за Энтони во время его разговора с кем-то. Внимательный и сосредоточенный в беседе с профессором, заигрывающий в диалоге с Адамом и Евой, игривый при встрече с Анафемой, писатель вновь неуловимо изменил подход, совершенно очаровав мадам Трейси. При этом Азирафаэль не мог сказать, что Кроули вообще прикладывал к этому какие-либо усилия – он просто был собой, не притворяясь кем-то и не лукавя. Он немного наклонился вперед к собеседнице и напоминал Альберту приготовившуюся к прыжку змею – такой же стремительный и безупречно грациозный. На какой-то момент редактору показалось, что на самом деле Энтони – очень опасный человек, но это ощущение моментально пропало, и Феллю не удалось его удержать или хотя бы понять, чем оно было вызвано. Он встрепенулся и прислушался к беседе – Кроули и мадам Трейси как раз обсуждали, какое гадание провести. Выбирали между уиджей и хрустальным шаром, потому что на трактование рун или карт мадам Трейси сегодня не была настроена, о чем и сообщила, посетовав на долгое отсутствие практики.       – Ангел, помоги выбрать! – попросил Кроули, привлекая внимание Альберта. Тот вспыхнул и нахмурился.       – Мистер Кроули, вы опять! Я же просил вас.       – А что такого, милый? – мадам Трейси ласково улыбнулась племяннику. – Ты всегда был похож на ангелочка. Такой милый, очаровательный херувимчик… помню, когда тебе было пять лет, я приехала к вам в гости, и ты…       – Тетушка! – Фелль закрыл пылающее лицо ладонями. Энтони, видя его реакцию, сжалился и ловко перевел разговор на недавнее путешествие мадам Трейси. Азирафаэль, мысленно поблагодарив Небеса и Кроули, унял смущение и вскоре присоединился к разговору, который интересовал его куда больше, поскольку всех историй он еще услышать не успел.       Вечер протекал мирно и совершенно по-домашнему. Мадам Трейси уже не обращалась к Энтони иначе, как «милый» или «дорогой», ничуть не смущаясь, что тот так и не снял темные очки. Чайник ставили уже дважды, и вот содержимое чашек уже снова подошло к концу, намекая, что либо Альберту снова предстоит идти на кухню, либо пора заканчивать. Все дружно решили, что пора заканчивать, а если точнее – переходить к более интересным вещам. Они освободили стол, и мадам Трейси бережно сняла с полки уиджу, смахнула с нее пыль и водрузила в центр стола. Писатель с любопытством осмотрел доску – ничего особенного, по углам украшена резьбой в виде шестиконечных звезд, солнца и луны, а еще простеньким орнаментом. Английский алфавит, цифры, «да» и «нет», а внизу – «до свидания» на случай, вероятно, если духи захотят прервать сеанс или откажутся отвечать на вопрос. Энтони провел рукой по поверхности – гладкая и лакированная. Следуя указаниям гадалки, Кроули сел напротив нее и аккуратно положил ладони на планшетку-указатель. Сверху легли пальцы мадам Трейси. Азирафаэль приглушил свет и сел между ними, не участвуя в гадании и просто наблюдая.       – Обращаю твое внимание, мой дорогой, – кокетливо заметила женщина, – что я давно не упражнялась и не пользовалась этой доской. Духи могут и не ответить или ответить неточно. И я могу неправильно понять их. А еще некоторые духи, к сожалению, неграмотны – я не знаю, кто явится на зов.       – Надеюсь, они не в обиде, что вы давно не общались с ними, – посочувствовал Кроули. Альберту подумалось, что в полумраке писатель похож на демона. Жутковато. Атмосферно. Пожалуй, то, что надо.       – Я тоже, милый. Пожалуй, можно начинать. Каков твой вопрос?       – Можно любой вопрос или только общий, на который можно ответить «да» или «нет»?       – Любой вопрос, который не предполагает развернутого ответа, – мадам Трейси на пару секунд задумалась и пояснила. – Впрочем, духи могут ответить на любой вопрос, просто иногда ответ довольно сложно трактовать, поскольку они редко говорят больше одного-двух слов.       – Хорошо. Тогда у меня есть животрепещущий вопрос: книжная выставка в Хэллоуин пройдет успешно? – Энтони почувствовал, как вздрогнули пальцы гадалки. Он расслабил кисти рук, позволяя мадам Трейси подвести планшетку к слову «да». – Оу, это так мило со стороны духов. Я рад. А можно подробности? Как все пройдет?       Азирафаэль внимательно посмотрел на тетушку. Та сидела, полуприкрыв глаза, но он знал, что она смотрит на доску сквозь ресницы. Он сам в детстве неоднократно пробовал проделать подобный трюк, но мадам Трейси всегда смеялась и говорила, что видит, когда он подглядывает. А еще она говорила, что у Альберта в такие моменты очень забавное лицо, так что упражнение бессмысленно, ничего скрыть не удастся. Азирафаэль еще немного потренировался, но, когда Майлз, выслушав, что его беспокоит, закрыл глаза и без труда прокомментировал, куда прошел кузен и что сделал, Альберт осознал, что либо здесь кроется какой-то секрет, в который его посвящать не хотят, либо по линии тети ресницы длиннее. И, конечно, актерские данные, которыми Фелля природа, похоже, обделила. Какая разница, подумал он, ведь даже если у него получится прикрыть глаза, но притом смотреть из-под ресниц так, чтобы это не было заметно со стороны, лицо его все равно выдаст. Указатель, дернувшись, начал двигаться между буквами, задерживаясь у некоторых. Мадам Трейси открыла глаза, чтобы комментировать происходящее:       – Х… хр… нет, хор… хоро…шо.       Кроули широко улыбнулся.       – Это прекрасная новость! А что-то еще?       Азирафаэль подумал, что духи не могли сказать иного – это было бы невежливо. Энтони разделял его мысли, а еще ему хотелось продолжить – у мадам Трейси ощущался немалый опыт, она вела планшетку с чужими ладонями почти невесомо, и казалось, будто она действительно не знает, куда укажет в следующий момент. Кроули понравилось. Духи, видя его настрой, расщедрились на более длинное слово: «интересно», и собравшиеся, уже осознав, что те хотят сказать, терпеливо дождались последней буквы – гадалка заметила, что духи могут обидеться, если их недослушают или перебьют. Энтони ради интереса попробовал перехватить инициативу, аккуратно поведя руками так, чтобы сложились буквы «успе», а затем снова расслабился, и «духи» добавили еще несколько букв, чтобы завершить слово «успешно».       – Случится ли в этот день что-то незабываемое? – задал писатель следующий вопрос. Указатель без сомнений ткнулся в «да». Кроули засмеялся. – А что?       Некоторое время они просто водили по доске, не останавливаясь ни у одной из букв, а затем у них сложилось слово «секрет».       – Тетушка, в этот раз у тебя очень вредные духи, – прокомментировал Альберт, а в Энтони проснулся охотничий азарт.       – Ладно, а с кем?       – К… кр… – мадам Трейси нахмурилась, и Кроули почувствовал, как ее пальцы напряглись. – Кров… Кровлей. Ох, дорогой, я же говорила, что духи бывают безграмотны… Они не знают, как пишется ваша фамилия.       – Ничего, это мой старый творческий псевдоним, когда я пробовал себя в мистике, – Кроули задумчиво смотрел на доску. – Честно говоря, всегда мечтал писать что-то такое, но мне не удавалось передать щекочущую нервы атмосферу так же мастерски, как Хастуру, например. Никак не удавалось выдержать баланс между реальностью и потусторонним, а без этого нельзя. В конце концов, я махнул рукой и поставил мистику на максималки – так и получилось фэнтези. Немного жалко. Но хорошо писать во всех жанрах довольно сложно, лучше сосредоточиться на чем-то одном.       – Или двух, – добавил Фелль, поежившись. От всех этих разговоров ему показалось, что по комнате пронесся легкий ветерок. Хорошо, что писатель не стал брать имя, которое предлагала Вельзевул – оно действительно больше подходило для жанра ужасов, ведь его значение было связано с чем-то ползучим и мурашками по телу. Энтони весело кивнул.       – Или трех, да. В общем, как-то ограничиться. Духи, значит, что-то незабываемое случится со мной?       «Да».       – Что-то хорошее?       «Да».       – Как мило. А с кем-то еще?       «А… Азира… фель».       Альберт вскинул брови и внимательно посмотрел на пребывающую в замешательстве тетушку. Та с недоумением хлопала ресницами.       – Что за странное имя! Это кто-то из ваших сотрудников?       – Это я, тетя, – пояснил редактор, переводя взгляд на безмятежного Энтони. – Азирафаэль – прозвище, которое мне дал мистер Кроули.       – Знаешь, а тебе идет, дорогой, – высказалась мадам Трейси после некоторого размышления. – Значит, с тобой случится что-то увлекательное.       – Но меня не будет на выставке, – возразил Альберт. – Мистер Кроули пойдет на автограф-сессию, поэтому я там не нужен.       – Духи советуют тебе сходить, – ловко расшифровала женщина. – Развеешься, отдохнешь…       – Спасибо духам за заботу, но я лучше останусь дома, – твердо отказался Альберт. – Совсем не хочу, чтобы со мной случалось что-то незабываемое.       – Но ведь хорошее! – напомнил Кроули.       – Откуда я знаю, совпадает ли мое представление о хорошем с представлением о хорошем духов, – парировал Фелль, выразительно глянув на тетю, которая пристально смотрела на указатель в их руках.       – Может быть, духи все же уточнят, что именно хорошее? – предположил Энтони. Планшетка упрямо двинулась в сторону «нет». Ладно-ладно, мы поняли. Скоро и сами выясним.       – Что я буду делать на выставке? – настаивал Азирафаэль.       – Ты не можешь задавать вопрос, милый, – поправила мадам Трейси, – сейчас духи слышат только меня и Энтони.       – Какая ерунда, раньше ты гадала иначе, – поджал губы Альберт. Тетя пожала плечами.       – Сейчас я плохой проводник, давно, повторюсь, не практиковалась.       – Тогда я спрошу, – решил Кроули, – а что Азирафаэль будет делать на книжной выставке в честь Хэллоуина?       Пальцы мадам Трейси поверх его ладоней ощутимо подрагивали, отчего становилось не по себе.       – А…н… г…       – Так, это что за шутки? – возмутился Альберт. Ему не нравилось выражение лица Кроули, такое недоуменно-вопросительное, как будто это не его рук дело.       – Е… л, – дочитала гадалка и серьезно задумалась. – Что бы это могло значить?       – Может, что Азирафаэль пойдет со мной в качестве моего ангела-хранителя? – невинно поинтересовался Кроули, вызвав еще большее негодование редактора.       – Скорее уж карающего ангела! Делать мне больше нечего.       – Это все духи, – открестился Энтони.       Планшетка в их руках снова дернулась и указала на «до свидания».       – Сеанс окончен, духи прощаются с нами, – завершила разговор мадам Трейси и, отпустив ладони писателя, ласково потрепала племянника по плечу. – Не дуйся, милый. Мы же не знаем, что имели в виду духи. Может, ангел – это не о тебе. Может, ты вообще не придешь на выставку, просто что-то хорошее случится и с тобой тоже.       – А ангел?       – Будешь дома смотреть «Ангелов Чарли» и думать, как хочешь меня пристрелить, – хмыкнул Кроули.       – Уже об этом думаю.       – Видишь? Сбывается.       – Еще чаю? – примирительно уточнила мадам Трейси. Энтони покосился на часы.       – Не буду больше злоупотреблять вашим гостеприимством, Мардж. Это был чудесный вечер, спасибо. Дайте мне знать, когда сможете погадать мне на картах Таро, я видел колоду, там какие-то необычные рисунки. Я, разумеется, не посмел их смотреть, но мне очень бы хотелось.       – Конечно, милый, – мадам Трейси широко улыбнулась.       Еще несколько невинных фраз и отвлеченных шуток разрядили обстановку, и вскоре Альберт вышел провожать гостя. Пока тот надевал куртку, редактор все же не выдержал:       – Мистер Кроули, ну зачем вы так? Это было немного грубо с вашей стороны.       – Что именно? – подвижное лицо Энтони излучало непонимание, вызывая раздражение Фелля.       – Ну, с ангелом. Во время гадания.       – Это не я, – помотал головой писатель, – твоя тетушка та еще шутница. Еще и с выставкой…       – А вот с выставкой точно не она – она не знала, как вы меня называете, – погрозил пальцем Азирафаэль, но не слишком уверенно. Но во время сегодняшнего вечера Кроули его так вроде не называл, иначе тетя сразу спросила бы.       – С чего бы мне так отвечать, если я знаю, что тебя не будет на мероприятии? – Энтони легкомысленно пожал плечами. – Забей, может, я тебя сегодня так назвал, может, Мардж слышала наш телефонный разговор. Она великолепная актриса! Когда планшетка показывала «ангел», мне казалось, будто она двигается сама, без чьей-то помощи. Вот что значит опыт.       – Да, пожалуй, вы правы… – неуверенно согласился Альберт. Они попрощались, и Кроули укатил на своем – или своей – Бентли. Фелль вернулся в комнату, где тетя уже зажгла свет.       – Чудесный молодой человек, – заметила она, услышав шаги племянника. – Приглашай его почаще.       – Хорошо.       – И такой хитрец, такой актер! – мадам Трейси засмеялась. – Ну что за имя тебе придумал, дорогой. А как ловко двигал указатель! Как будто это я сама.       – Все-таки, двигал он? – пасмурно уточнил Альберт.       – Ну, в первый раз это было заметно, когда он сложил слово «успешно». Но дальше он проделывал это так мастерски, словно каждый день проворачивает нечто подобное!       – А мне он сказал, что с прозвищем – это не он.       – Но я не знала, что он называет тебя таким очаровательным именем, милый, – медиум ласково улыбнулась.       – А мистер Кроули точно знал, что меня не будет на выставке, – пояснил Азирафаэль.       – Ну значит, дорогой мой, – тетя таинственно прищурилась, – это были духи.       Феллю снова показалось, что по комнате блуждает сквозняк.