Работа над ошибками

***       Азирафаэль некоторое время сверлил взглядом смартфон, но общий чат затих, словно все и правда отправились смотреть бои без правил с участием кузенов Уайтвингов. То, что редактор только что узнал, стало для него настоящим шоком, хотя не больше, чем история о троекратном браке Вельзевул и Габриэля. Может, это семейное, и Михаэль с Лигуром тоже разводились не один раз?       Фелль особым любопытством обычно не отличался, но сейчас ему почему-то очень захотелось узнать, а в чем же дело. И, похоже, этого требовал его инстинкт самосохранения, потому что вот так ляпнешь не то, а тебе голову открутят… но у кого спросить? Перебрав в голове все варианты, Альберт остановился на кандидатуре Кроули – серьезно, к кому еще ему обратиться в издательстве? Уриэль он побаивался, Вельзевул – тем более, а к Уайтвингам лучше с такими вопросами не соваться. А спрашивать Лигура как-то невежливо, они почти не знакомы.       Однако смартфон одарил его долгими гудками, тонко намекая, что писатель не настроен на общение. Азирафаэль решил пока оставить вопрос и занялся своими делами, а потом отправился спать.       Утром он обнаружил на почте входящее письмо с прикрепленным файлом – Энтони в два часа ночи прислал ему рассказ для журнала. Никаких больше приписок, как и темы, не было, только дежурная подпись, которую он установил по умолчанию – «Целую, Э. Дж. Кроули». Редактор пожал плечами, заварил себе какао, открыл файл и приступил к своим непосредственным обязанностям.       Через полчаса он испытал жгучее желание разбудить Кроули и узнать, что это такое. Но писатель отключал звук мобильного на ночь (точнее, на утро), а вычленить его домашний среди многих входящих (у Альберта была очень занятая неделя, когда ему названивали члены маленького литературного клуба, организованного в книжном) не представлялось возможным. Фелль на всякий случай проверил время – нет, в одиннадцать утра Энтони вряд ли бодрствует. Редактор уже успел немного изучить его распорядок дня, а потому понимал: если Кроули прислал файл в два, значит, он до двух с ним и возился. Очень поздно куда-то идти в такое время, особенно после ударной работы над текстом, да и писатель обычно предпочитал отоспаться после трудового подвига, так что беспокоить его Азирафаэлю было совестно.       Он еще раз посмотрел на текст. Текст, конечно, замечательный, но… неужели Кроули серьезно? Может, это его шутка, как с рейтинговым рассказом? Вспомнив их похождения, Альберт сердито засопел и подавил в себе желание вычитать текст и переслать его Габриэлю, чтоб Кроули сам потом расхлебывал. Нет, у него есть несколько вопросов, так что историю все равно надо вернуть сначала Энтони… тем более, вдруг это правда то, что он хочет разместить в журнале?       Около часа дня Фелль все-таки не выдержал и набрал номер писателя. К его удивлению, через несколько гудков тот ответил, правда, что-то маловразумительное:       – Нгврх?       – Эм… Кроули? Это я, Альберт, – на всякий случай представился редактор. На том конце кто-то смачно сплюнул.       – А, ангел, доврое увро! – речь стала более отчетливой, но все еще немного несвязной. Затем зажурчала вода, снова звук плевка. – Извини, зубы чистил. Ты что-то хотел?       – Мистер Кроули, – на правах ангела строго спросил Азирафаэль, – что вы мне прислали?       – Как что? – не понял тот. – Рассказ на редактуру. Или я что-то перепутал? – он на некоторое время замолчал, слышно было только шаги, затем щелканье мышки. – Да нет, все правильно.       – Вообще-то, я ждал рассказ для сборника, – пояснил Альберт и осторожно добавил, – а не историю про… про ангела и демона.       – А, вот о чем ты! – Кроули засмеялся. – Правда, здорово вышло? Я вчера, как фотографии увидел, так сразу… в общем, меня буквально осенило! Ну, скажи, как тебе? Я уже придумал общую канву, думаю, хватит на целую книгу! Ты только представь: демон – это змей, тот самый, который с яблоком возился. И каждая глава – это эпизод из легенд и мифов разных народов, где встречается змея! Пернатый бог ацтеков, возможно, что-то с Горгоной или еще кем из Древней Греции, я гуглил, еще есть китайские бог и богиня, они наполовину змеи… а еще есть ангел, они познакомились в раю, ну, когда с яблоком вся эта заварушка вышла, хотя, может, и раньше, я еще не решил. Так вот, этот ангел…       – Этот ангел как-то странно похож на меня! – оборвал его Азирафаэль дрожащим от волнения голосом. Кроули, уловив это, тоже опасливо замолчал на некоторое время, а потом неуверенно уточнил:       – Тебе не нравится? Я разве написал что-то плохое?       – Нет, просто… просто…       – Я не списывал его с тебя целиком, просто использовал некоторые привычки и черты, оттого тебе и кажется, что он так похож, – признался Энтони, немного успокоившись и взяв инициативу в свои руки. – И что у него белые волосы. Я подумал, что ангел должен быть полностью белым. Ну и я, если честно, не очень люблю все эти классические золотые кудри… если ты против эксплуатации каких-то элементов твоего образа, я перепишу. Но разве ангел получился плохим?       – Нет, но… – Фелль не мог объяснить, что именно его напрягало. Нет, ему не было жалко. И да, ангел действительно получился отличный – педантичный, немного занудный, но добрый и готовый прийти на помощь. И, если оценивать трезво, Кроули от своего редактора взял не так много, а то, что совпали некоторые черты характера – то же легкое занудство, которым отличался сам Азирафаэль, согласитесь, не редкость. Скорее… скорее Альберт чувствовал смущение. Наверное, должно быть приятно, когда с тебя списывают персонажа для книги, да еще и главного, но он чувствовал какую-то неловкость. Тем более, демона Энтони, похоже, писал с себя.       – Надеюсь, ты судиться не будешь? – весело поинтересовался Кроули меж тем. – Того, что я написал, на самом деле мало для идентификации человека. Поэтому тебя узнают разве что близкие знакомые… ну и все в издательстве, кто видел фотки с Хэллоуина.       – О боже! – о том, что его кто-то узнает, Фелль еще даже не думал.       – Да ладно тебе, это забавно, – примирительно проговорил писатель. – Вельзевул вон нравится, хотя она и регулярно ворчит, спрашивая, когда я уже убью эту ведьму.       – Вы списали кого-то с Вельзевул?! – в шоке воскликнул Альберт.       – А ты сам не заметил? Анхелина, бессмертная сварливая ведьма, к которой иногда обращается за помощью один из героев. Она всегда его посылает куда подальше, но, несмотря на свой паршивый характер, все же помогает. А иногда строит козни. Ты же знаешь настоящее имя Вельзевул? Нет? Или не помнишь? В общем, Анна Хилл, или, как ее звали еще в школе, Хэлл Анна, Адская Анна. Ну я и подобрал подходящее реальное имя – да, это одна из форм Анжелики. Ты прикинь, как интересно вышло – наша Княгиня из преисподней – и тоже «ангел».       – Погодите, но я не замет… – Азирафаэль прикусил язык, вспоминая вечно всем недовольную ведьму из фэнтезийной серии Кроули. Она действительно чем-то неуловимо напоминала сурового критика. И как ему раньше не пришло в голову… может, он просто не задумывался? – И Вельзевул не против?       – Нет, только после каждой новой книги спрашивает, когда я ее убью, чтоб не мучилась. А я же ее бессмертной сделал, – Энтони ухмыльнулся. – Кроме нее, все в издательстве просят, чтобы я не убивал Анхелину.       – Все в курсе?!       – Ой, ну да. Все друг друга так давно знают, что быстро ухватили, кому я какие черты передал, – Энтони задумался и вздохнул. – Это правда забавно, хотя иногда меня немного бесит. Я же не целиком живого человека в книгу помещаю, я что, идиот? Использую типажи, беру интересные привычки, многие из них придумываю, но все пропускаю через литературную призму, чтобы получилось что-то оригинальное, мое.       – Я понимаю, мистер Кроули, – мягко успокоил его Альберт. – Я вам через полчаса вышлю правки. Идея книги мне нравится… если хотите, я посмотрю некоторые труды по мифологии.       – Зачем? Я в интернете найду, это быстрее.       – Я посмотрю, что именно стоит искать, – Азирафаэль улыбнулся, – все-таки, я действительно несколько… зануден. Я все равно буду изучать эти исследования, чтобы править ваш текст, так давайте, я облегчу себе задачу и передам эти книги сразу вам?       – Ладно, ладно, у меня нет выбора, – Кроули фыркнул, но внимание Фелля ему польстило. И то, что редактор согласился «подарить» герою небольшую часть себя, тоже, безусловно, радовало. Учитывая некоторые особенности сюжета, которые уже приходили в голову… – А что ты вчера звонил-то? Извини, я был полностью поглощен работой.       – Ах, да! – Альберт встрепенулся и коротко рассказал о вчерашнем инциденте. Кроули громко расхохотался.       – Ну да, ну да, обычно мы делаем вид, что Михаэль вдова. Особенно старательно вид делает Лигур, чья фамилия действительно Диксон, просто мы уже все забыли. Творческая тусовка, сам понимаешь. А вообще, там была довольно смутная история… хочешь узнать?       – Не уверен, что горю желанием… давайте.       – Ну, слушай. Но учти – только в общих чертах и только для того, чтобы тебя не линчевали. Это большой секрет, и совершенно нечестно, что ты еще не в курсе. ***       – И долго ты собиралась молчать, женщина, прежде чем позвонила бы и попросила помочь? – Хастур стоял посреди коридора, глядя на подплывающую к ботинкам жижу.       – Я не молчала! – огрызнулась Михаэль с тряпками в руках. – Я звонила! И управляющему, и в частные компании, но у них уже, видите ли, выходной, а на срочный вызов очередь.       Не сдержавшись, Михаэль жалобно всхлипнула при виде того, как грязь и вода наползают на светлую плитку. Вот тебе и приняла расслабляющую ванну в свой законный выходной! Хорошо хоть пену или соль добавить не успела, а то квартира совсем бы глупо выглядела.       – Там забилось под ванной… и оторвалось… и в ванную идет это все, я не знаю...       – Воду где перекрывают у вас? В подвале? Или тут вентиль есть? А, хер с ним! – махнув рукой, Хастур развернулся и исчез.       Стараясь не зарыдать, хозяйка квартиры вернулась к вытиранию лужи, казавшейся бесконечной. Как… унизительно! И именно в такой гадкий момент надо же было прийти этому извращенческому ублюдку! Писатель он, конечно… гондон он и сволочь. Абсолютно непробиваемый, а точнее, отбитый на всю психику тип. Другой бы совесть имел заявляться в воскресное утро в квартиру женщины, чей мужик два года назад к тебе ушел. А этот – нет. Ходит иногда, забирает, что его там Лигур просит забрать из забытого. То диск, то флешку, то кожаную куртку. Лицо «кирпичом», вечная сигарета, растрепанные седые волосы, наглые черные глаза, в которых зрачка даже со свечкой не различишь (Михаэль еще при знакомстве подозревала, что он балуется чем-то запрещенным, но Хастур по первому требованию предоставил справку, что он чист), шрамы на бледной коже, нос переломан – картинка! Что Лигур в нем нашел, она так и не успела выяснить.       Да, они не объявляли это во всеуслышание, но Михаэль не глухая, она прекрасно знает, какие слухи бродили по издательству… а потом резко прекратились, как отрезало. И безошибочно вычислила причину, натыкаясь на тяжелый непроницаемый взгляд Вельзевул. Жалеет, что ли? Вот Уриэль точно жалеет, а понять, что на уме у бывшей ее кузена, Михаэль никогда не удавалось. А может, Гэб попросил всех заткнуться. Он вот точно жалеет. Сразу предложил уволить «сладкую» парочку к чертовой матери, но кузина с мазохистским героизмом отказалась. Еще бы, издательство не должно терять такого редактора и переводчика, а тем более, нельзя рвать контракт с популярным писателем! Мы же держим почему-то Кроули? Кажется, Гэб тогда заподозрил, что разрыв и развод немного сказались на душевном здоровье его кузины.       – Так, женщина, у нас где-то час, пока весь дом побежит жаловаться, инструменты какие-то есть? – Хастур вновь возник на пороге.       Как, он не ушел?       – До сих пор не собрала, что ли?       Потертые (довольно дорогие) ботинки прошлепали мимо ее натруженных рук и мятых тряпок по гнусно воняющей жидкости к кладовой.       – Ли говорил, был саквояж с инструментами… а, вот он.       И эта мерзкая привычка сокращать все как попало! Полное имя Лигура, и без того не длинное, превратилось в огрызок в виде «Ли», а ее саму этот ублюдок с самого начала знакомства именовал не иначе как «женщина». Тогда это было «твоя женщина, Лигур». Что ж. Больше не его. И ничья.       Длинный габардиновый плащ мышиного цвета пролетел и упал на вешалку. Михаэль сквозь мокрые от пота пряди волос увидела, как Хастур присел у ванны и, ворча, полез рукой вглубь. Потом что-то из добытого рассматривал, поднимая ладонь к лампе.       – Кинь ножницы! – попросил он.       – З-зачем?       – Господи, женщина, просто сделай, не пререкайся!       – Зачем!       – Прокладка полетела далеко под ванну, я не пролезу туда. Вырежу новую. Расчленю твой резиновый коврик, можешь попрощаться. – Хастур хмыкнул.       Михаэль сомнамбулически прошлепала в комнаты и принесла ножницы, метко запустив в Хастура – и попала в шею.       – Ой! – вскрикнула, глядя на маленькую набухшую бусину крови.       Ответом ей был хриплый смешок.       – Вот это я понимаю, конечно. Но дай хотя бы докручу переходник, потом уложишь меня мордой во все это великолепие и прирежешь, если так надо.       Не было ничего забавного, но абсурд ситуации заставил Михаэль некрасиво хрюкнуть от смеха и смущенно продолжить промакивать тряпкой лужу и выжимать жидкость в таз.       Спустя полчаса потоп и его причина были ликвидированы, но квартира предстала в ужасном виде: сырость, вонь, грязный след внутри ванны – брезгливая Михаэль ощущала, как подступает истерика. Она выбросила таз и тряпки на балкон и забралась с ногами на подоконник, тупо глядя в окно. Сил не было.       – Э-э-эта чо эта…       О боже. Михаэль встрепенулась. Сосед по лестничной клетке, видимо, снова перебрал с препаратами и сейчас начнет скандал на пустом месте – вот кто не закрыл дверь?!       Квартира, доставшаяся ей от родителей, была в некогда престижном районе, но теперь число маргиналов тут зашкаливало, и бугай из квартиры напротив был ярким их представителем.       – Из-за тебя, что ль, воды в доме нет? Ты охуела?       Михаэль всегда была не робкого десятка, но война с настоящим дерьмом отняла у нее задор и бодрость, так что на живое дерьмо в виде соседа уже не хватало сил. Она что-то пыталась промямлить про то, что проблема решена, но тут грязноватая пятерня ухватила ее за волосы.       – Ты, бля, глухая, или чо, сучка?       Крепкий пинок снизу по самому дорогому заставил соседушку отпустить прядь волос Михаэль – и она увидела, как Хастур без особых усилий вначале волочет, а потом выкидывает посетителя через перила балкона. Раздался сочный «шмяк» – пусть и первый этаж, но все-таки цоколь был высокий, и тело приземлилось на траву, хрипя и извергая мат.       – Пиздуй отсюда давай, – меланхолично напутствовал его Хастур.       Нервы Михаэль сдали и она разрыдалась.       – Женщина, ты это серьезно, что ли? – скривил гримасу вытирающий руки Хастур, заглядывая плаксе в лицо. – Все уже кончилось. Вызови бригаду этих… с модными пылесосами, пусть шустрят. И прихватят еще каких-нибудь приблуд, чтобы влажность понизить. А то жабы заведутся.       – Почему все та-ак, – простонала Михаэль. – Зачем ты пришел вообще? Что Лигур там опять забыл, вот можно было все собрать сразу и не доставать меня?!       – Он тебя забыл, – сообщил прямолинейный, как обычно, Хастур, вытаскивая из заднего кармана пачку сигарет и засовывая одну в рот, потом извлек зажигалку из рубашки и щелкнул ею. – Ему без тебя плохо.       – Ему с тобой хорошо зато.       – То есть ты ему мстишь? Ну, тоже вариант.       – Да не мщу я! – вскрикнула Михаэль и зло посмотрела на незваного гостя, – Мы о чем говорим вообще, ты себя слышишь? Мой. Муж. Бросил меня и ушел к мужику. И я где-то виновата? Мне его, бедненького, пожалеть, что ему теперь не хватает дуры Михаэль для милой дружбы и просмотра сериалов?       – Не бросил, а выгнала. И не он тебя, а ты его. Не собирался он тебя бросать.       – У меня в квартире не курят!       Хастур красноречиво повел плечами, глядя на разводы от потопа на полу, и затянулся поглубже.       – А как он собирался?! – Михаэль уже было не остановить. Она уперла руки в бока и спрыгнула прямо на засранный в буквальном смысле пол. – У меня семья – не помойка! Чтобы тащить в нее…       – Дерьмо вроде меня, – ухмыльнулся Хастур.       Когда его ругали, Михаэль и так это знала, Хастур всегда ухмылялся – пронять его было невозможно. Момент, когда он оскорбится, он выбирал сам… и лучше не знать, что бывало потом.       – Потому ты избавилась от Ли. Потому что он ошибся. Ну, по-твоему. Запачкался. Вот как эта игрушечная квартирка. Уже не такая чистая и тебе не хочется ничего с этим делать, лучше выбросить?       У Михаэль не находились слова, чтобы возразить, хотя внутренний голос кричал, что все не так, не так, не так! Это ее испачкали! Ее предали! Ее бросили!       – Жаль, конечно, что Ли сам не пришел. Не видит этого, – продолжал рассуждать Хастур, удобно опираясь на подоконник.       – Ага, – огрызнулась Михаэль, – Ну да. В самом жалком и худшем виде. Лучше в самом начале, когда я еще поскользнулась и упала в это все. «Моя бывшая: на коленях и в говне»!       – Вот ты как об этом думаешь.       Черные глаза Хастура теперь пристально изучали ее с ног до головы, как редкое животное.       – Женщина, ты с детства такая в голову раненая неразорвавшейся пулей или это уже взрослые годы постарались? Я-то понимаю, как ты мыслишь, а Ли – не совсем. Я имел в виду, что прийти на помощь тебе для него – важно. А ты реально думаешь, что ему было бы приятно увидеть тебя беспомощной, чтобы позлорадствовать? Или ты без глянца и блесток на жопе к нему даже в кровать не приходила?       Михаэль скорчила ответную рожу, выдвинула секретный ящик стола, достала оттуда заначку в виде пачки тонких сигарилл и коробки спичек, нервно сунула в рот «раковую палочку», подкурила и вдохнула дым. Она не курила уже полгода. До этого момента. Все, счетчик опять обнулен.       – А если бы у него был потоп, ты бы бросила Ли самого разгребать все и победно бы ушла?       – На важную встречу – да.       – Ты по существу ответь.       – Нет.       – Тогда отчего ты его записала в мудаки? Или у тебя так: гомик – значит, мудак и людоед. Черно-белый мир.       – А у тебя он какой?       – В оттенках крови и тлена, конечно, а сегодня еще и говна. Какой он еще может быть?       Хастур говорил монотонно и без улыбок на этот раз, но Михаэль вновь стало смешно – или это выходил адреналин.       – Поехали! – он докурил, затушил окурок в раковине и бросил в ведро, а потом взял Михаэль за запястье и потащил к двери.       – Куда это?!       – Что тебе тут делать? Воду внизу я опять открыл, проверял – в ванной не течет больше, ключи оставишь консьержке, клининг вызовешь по телефону. Как раз пойдешь и поговоришь с Ли, а то меня его печальные вздохи заебли больше, чем твоя надменная мордочка.       – Никуда я не пойду!       – Так тоже можно. – Хастур присмотрелся оценивающе, и влегкую закинул ее себе на плечо. – Будешь орать, ори что-то вдохновляющее, чтобы меня запомнили и полиции хорошо описали. С вешалки плащ мой прихвати тоже, будь добра.       Орать Михаэль не смогла, как ни пыталась – ей было стыдно. И плащ еще этот… Впрочем, плащ она злорадно накинула на испачканную себя на манер пледа, оказавшись в просторном салоне «Тойоты» Хастура. Его полноприводный внедорожный гроб на колесах диковато смотрелся среди крошечных городских машинок – точно ископаемый динозавр на птичьем дворе. Впрочем, Хастур производил на людей такое же впечатление – древней и злобной рептилии, обманчиво медлительной, с остановившимся взглядом.       – За час пути можешь придумать гневный спич и тут же его выразить. Но если начнешь скандалить с Ли, ночевать будешь на термитнике, за забором.       У Михаэль была своя теория о том, как стиль вождения характеризует людей в обычной жизни… и богатый опыт пассажира. Она ездила с Вельзи (молилась), с Габриэлем (собирала все светофоры и пробки), с Кроули (вспомнила всю обсценную лексику), даже на байке с вахтершей – центр весь стоял, а рекламные проспекты надо было срочно закинуть в типографию.       Что касается Хастура, он вообще не напрягался. Понятно, что снаружи происходит какое-то там движение, но к транспортному средству, в котором он сам, это отношения не имеет. Неясно даже было, соблюдает ли он толком правила, потому что на «в последнюю секунду желтый» и «первую долю мгновения зеленый» движение Тойоты казалось непрерывным, из пункта А в пункт Б без остановок и колебаний.       – Ты музыку никогда не слушаешь? – спросила Михаэль несколько сонно.       – Она мне думать мешает. Шум этот. Ну надо тебе, найди радио.       Все было очень странно. Авария, испорченная квартира, а теперь она в одной машине с тем, с кем зареклась даже на одном поле присаживаться когда-то. Причем едет ко второму такому же человеку, непонятно зачем.       – Салон надо будет чистить, – сообщила она, втянув носом воздух.       – Мне надо?       – Ну… тебе, наверное.       – Я и почищу. Чего тебя колбасит, женщина? Ты ничего не принимала?       – Нет!       – Может, поэтому?       Михаэль покосилась: ни тени улыбки. Но Хастур говорил такие вещи, немного понижая голос, и она уже воспринимала это как особый… шутливый, что ли, тон. Да к черту же!!!       – А может, Лигур не хочет меня видеть. Хотел бы, пришел бы сам и все свои вещи забрал.       – Ну да. Чтобы ты ему мозг через жопу вытащила серебряной ложкой за эти минуты.       – Вот ты какого обо мне мнения.       – А это не так?       – А мне что, нельзя выяснить отношения?       – Я и говорю.       – Нет, ты говоришь, что я злая стерва и вынимаю мозг.       – Потому-то на переговорах тебе цены нет.       – Что-о?! – Михаэль икнула.       – А почему, думаешь, у тебя самые сложные говнюки из тех, кого издательство называет как их там… коммерческими партнерами?       – Потому что я профессионал! А не потому что я скандальная сука.       – Я не говорил скандальная.       – То есть просто сука, да?       – Из того, что я видел, ты просто с милой улыбкой завязываешь им яйца на затылке, а потом вытряхиваешь из них более-менее удобные контракты. Но один раз посидеть на этих переговорах с меня хватило, совсем это не мое – улыбаться, когда треснуть хочется. Хорошо, что мне это нахрен не нужно.       – Не слышала еще более краткой характеристики своей работы, – съязвила Михаэль, – Я-то думала, я аргументирую, работаю с возражениями, предоставляю аналитику, а вот оно что!       – Да, но того же Ли они бы сжевали и выплюнули в первые пять минут.       – А ты сжевал бы их.       – Не-а. Я не пихаю себе в рот что попало, женщина, хотя знаю, что ты думаешь иначе.       Михаэль снова попыталась прожевать смешок. Черт, отругала она себя, что такое – любительнице тонкой иронии внезапно зашли площадные шуточки? Нервы, все они, проклятые.       – Откуда ты знаешь, что я там думаю?       – А это нетрудно, – руль Хастур держал, казалось, только кончиками пальцев – довольно длинных, надо сказать. – Во-первых, ты думаешь, что я умею шутить только про жопы и говно. Во-вторых, ты думаешь, что Ли тебя обманывал и скрывал свою гомо-сторону, а ты ненавидишь вранье. В-третьих, ты считаешь себя несчастнее всех на данный момент и это дает тебе право вести себя немножко так, как ты всегда мечтала, но нельзя было этого делать ни в обществе, ни дома, ни на работе.       – Это как?!       – Показывать характер. Класть хер на чужое мнение и обстоятельства. Брать свое и огрызаться на тех, кто слабее.       – Вот я какая, по-твоему.       – И что в этом страшного? Мне вот не страшно. Может, те, кто боялись твоего темперамента, когда-то заставили тебя сожрать свой характер и мнение, это ничего, это бывает. Такое блюдо… каждый из нас хоть раз глотал, хоть и не заказывал. Но, надеюсь, ты понимаешь, что они-то и были настоящими пидарасами. В отличие от меня и твоего мужа.       – А вы-то кто? – простонала Михаэль, которая уже устала бороться со своим нервным смехом – если она пыталась сдержаться, он переходил в совсем уж неблагозвучное икание.       – Мы? – Хастур хмыкнул и уверенно пересек пунктирную двойную за метр до того, как она перешла в сплошную. – Мы два взрослых мужика, которые вместе живут потому, что так спокойнее и никому не нужно объяснять, друг ли этот чувак или у вас друг на друга стоит. Вот видишь, тебе все еще смешно. А еще потому, что одного из нас выставила его бывшая жена, а у другого огромный пустой домище. Ли нужна семья, а я никогда не умел в это, но вот теперь учусь. Он говорит, я – что-то, чего в этом мире просто не бывает. Хер знает. Он как-то по-особому умеет смотреть на людей. Не как писатель и не как психолог, я такое к себе бы в дом не пустил, у меня Цербер впечатлительный. А Ли как-то что-то свое видит.       – Это да, – согласилась Михаэль, – Всех, кроме меня.       – «Белая мышь – это еж иголками внутрь». – сообщил ей Хастур.       – Что-о?!       – Очень похоже, правда? Ли тихий-тихий, но иногда как скажет…       – Ты его знаешь лучше, чем я, похоже.       – Да не сказал бы. Так, наблюдаю. Как всякий уродец, в смысле, писатель. Он же по-хорошему нормальный, и когда мне впервые нужно написать про нормального здорового парня, не психопата, где мне его брать? Давать объявление в газету?       – Ты его любишь? – спросила Михаэль и отвернулась к окну.       – Женщина, ты серьезно сейчас про это слово? В душе не ебу. Только знаю, что если однажды его комнату я найду пустой, без него и его вещей, я просто брошу туда с порога факел, чтобы сгорело все нахуй и больше никто никогда туда не зашел… Как-то так.       Она уже не слушала – заскулила, как побитый щенок, и, закрыв глаза, свернулась клубком. Как же все это надоело. Уже два года одни проблемы. Говно в квартире, говно в жизни… Уволиться и уехать, а что потом? Что еще она умеет? В рекламно-пиарной гонке есть хоть какой-то азарт. Ей льстило, что она нужна издательству, нужна Гэбу. Да, он уже не маленький мальчик, за ним особо приглядывать не нужно – с этим прекрасно справлялась Вельзевул, будь они в браке или в разводе. Вот уж кто, похоже, не забивал себе голову всякими принципами! И вообще, у всех вокруг происходит что-то настоящее, а у нее… только постоянная надобность делать хорошую мину при плохой игре. «Лигуру нужна семья». Да, он очень домашний, еще с колледжа. Ему нужна, конечно. А ей-то, Михаэль, не нужна. Она же злая сука и скандальная стерва, и вычерпывать полные ведра говна должна в одиночку. Потому что у всех «хороших парней» уже есть мужики, да. Подумав это, она хихикнула – и опять разревелась.       Дверь с ее стороны открылась, и заплывшими слезной пеленой глазами Михаэль уставилась на своего бывшего мужа. Она и не заметила, упиваясь страданиями, как путь закончился. За спиной Лигура виднелась остроконечная крыша с темно-синей черепицей и какая-то буйная зелень.       – Элли, – растерянно назвал он ее детским прозвищем, – ты что? Господи, что это с тобой? В чем это ты… Что случилось?       – Не вибрируй, – добродушно отозвался Хастур, выходя с водительской стороны, – бери и тащи в дом, наливай до краев. Обычный срыв, досталось ей сегодня. Квартиру залило, и торчок еще какой-то вломился…       Лигур изумленно слушал это, переводя взгляд с Хастура на всхлипывающую Михаэль.       – Тащи, или дай я.       – Нет, я сам. Хорошо, что ты ее привез, как уговорил только. – Лигур подхватил бывшую жену и аккуратно понес в дом.       – Да никак не уговорил – там запах просто глаза режет, и полы сплошная грязь. Сейчас надо отыскать бравых ребят-говноразгребателей. Ключи бросили у консьержки. Не стесняйся, говорю же, до краев.       Тяжелый прозрачный стакан, полный янтарной жидкости с безошибочным запахом, стукнул о столешницу журнального столика рядом с диваном, на который сгрузили Михаэль.       – Давай, женщина. Залпом – и в душ, потом возвращайся сюда. Ли, найди ей что-то из своего. Шорты там, футболку. Это выкинуть нахуй, сейчас все мухи тут будут, а я жабу на диету посадил.       – И тебе в душ, – мстительно икнула Михаэль.       – Тут не одна ванная комната. – парировал Хастур и спокойно стащил толстовку через голову, тут же отправив одежду в мусорное ведро точным броском.       Михаэль, допившая стакан до середины, закашлялась и против воли уставилась на костистый, перевитый сухими мышцами торс, исчерченный шрамами еще гуще, чем лицо.       – Пиздец, да? – подмигнул ей Хастур. – Не отлынивай. Давай, давай, в себя – и под воду.       Из душа Михаэль уже буквально выползла на карачках, а на диване ее ожидал второй такой же стакан.       – Теперь потихоньку.       – Я же буду… это…       – В говно, а как же, – подтвердил Хастур.       – Не надо про говно!!!       В чистых серых трикотажных шортах и футболке на два размера больше Михаэль чувствовала себя ужасно нелепой. И при этом впервые в жизни… защищенной, что ли. Бред какой-то. Она пила второй стакан неразбавленного виски в компании бывшего мужа и его… кого? Сожителя? Любовника? Господи, да отсохнет язык у того, кто применит к Хастуру этот термин.       Она сквозь алкогольный туман слышала, как Лигур звонил в клининг и методично, как он умеет, дотошно выяснял, кто, когда и за сколько приедет, описывал ужасные картины того, чего не видел, но чтобы у работников не осталось сомнений в необходимости срочного выезда…       Потом слышала, как Хастур объяснял, куда поставил саквояж с инструментами.       – А у нее завтра выходной? – спросил он внезапно.       – Не знаю, – ответил Лигур.       – Сейчас.       – Кого ты… набрш? – вскинулась Михаэль. – Н! Нс мей!       Но Хастур шикнул на нее, как на кошку, и спокойно произнес в трубку:       – Габриэль? Да, я. Нет, все в норме. Просто ты единственный работающий человек в твоем издательстве, как обычно, остальным звонить бесполезно, сегодня же воскресенье. Скажи, а глава рекламного завтра работает? Да? А ты, когда трубы в квартире прорвет, на работу любишь ходить? Нет? Она тоже. Что я тут делаю? А я как ты – единственный, у кого руки не из жопы.       – Твою мать!!! – заорала Михаэль, но подняться с дивана не смогла.       – Вот, слышишь? А это еще даже не видишь. И не нюхаешь. Ей не дам трубку, я потом телефон не отмою. Не, ну так-то может есть мастера на примете, уборщики? Если сегодня все сделают, присылай, она завтра выйдет. Нету? А я тут один. И не собираюсь еще и завтра тут сидеть, пусть сама сидит. Чао, привет Княгине. Готово! – Хастур сбросил звонок и отобрал стакан с бутылкой, – твой отгул ждет тебя.       – А ес… и он приедт проверить? – пробормотала Михаэль.       – Габриэль?! В квартиру, залитую говном?! Тогда отрежь мне любую часть тела, на твой выбор.       – Ну да…       – Вот Княгиня может. Будет кривляться, плеваться, но в любое дерьмо, если надо, сунется. Только она не сунется. Мне кажется, она прекрасно поняла, что не надо.       – А с чво ты взял, что он… она там?       – По характерному жужжанию над ухом Гэба. Да брось, все знают, что она на выходные решила остаться у своего бывшего, почему бы не последовать ее примеру?       Лигур сидел в кресле рядом, настороженно наблюдая за Михаэль – он всегда терялся, если она плакала, и ему было удивительно, как спокойно отнесся к этому Хастур. И тем более удивительно, что Михаэль не пыталась скандалить, хотя и язвила, но общалась почти как… как когда все у них было по-прежнему. Хотя, конечно, она была ужасно пьяна.       – А чег-о вы тут сидите? – обвиняюще уставилась она на Лигура и Хастура. – И… или я заняла ваш диван?       Лигур смутился, потер переносицу и только было открыл рот…       – А ты что думаешь, мы тут ебемся круглосуточно, что ли? – как обычно, хрипло и врастяжку, процедил Хастур, – Ли, ты бы своей женщине порносайты отключил, у нее и так хорошее воображение.       – Прекратите, – простонал Лигур.       Но его никто не слушал.       – Ты же хотел поговорить? – сообщила Михаэль, пытаясь сфокусировать взгляд. – Гври! Я тут. Пока. Ненадолго. Не будем о говне больше, ладно?       – Элли, тебе уже лучше лечь, – попытался уговорить ее Лигур.       – Как, УЖЕ? Вот прям уже?       – Еще одно слово, и будет уже, – предупредил Хастур, – Так что давай, хватайся за Ли и пошла, дорогая. В гостевую спальню.       – В гостевой нет отопления, – напомнил Лигур, – Хотя сейчас не холодно вроде еще. Ладно.       Габриэль молча смотрел на притихший телефон. Перед ним стояли три проблемы: первая – завтра его содиректор не выйдет на работу; вторая – о первой проблеме ему поведал Хастур; и третья – ему, главе издательства, надо как-то сообщить сотрудникам о первой проблеме так, чтобы они не прознали о второй. Здесь нужна была особая тактичность. Уайтвинг был очень тактичным человеком (во всяком случае, он сам в это искренне верил, хотя обладал тактичностью потерявшего управление танка), но даже в его не терпящий сомнений мозг закралось подозрение, что он может не справиться.       – Что это было? – на всякий случай уточнил он.       – Ну, либо твою кузину взял в заложники Хастур, – пояснила Вельзевул, уютно свернувшись калачиком в кресле, – либо она взялась за ум и не будет больше портить окружающим настроение своим унылым видом.       – Зачем ты так? – укоризненно проговорил Уайтвинг. – Ее, вообще-то, муж бросил, вот она и переживает. Критик пожала плечами.       – Два года. Даже я столько не переживала, когда тебя бросала.       – Вель. Ты же в курсе, какая у них там ситуация…       – Вот именно, я – в курсе. Я у них дома бываю и говорю с этими людьми через рот. А твоя кузина пребывает в плену иллюзий, только у нее розовые очки разбиты стеклами внутрь.       – Звучит очень больно.       – А я о чем.