Работа над ошибками

***       Презентация прошла идеально. Азирафаэль не понимал, зачем он здесь нужен, но ему понравилось наблюдать за Кроули, который вдохновенно отвечал на вопросы о своей книге. А потом он упомянул Альберта, выражая ему свою благодарность, и редактору захотелось провалиться под землю от смущения – к счастью, Энтони хватило ума не просить его выйти под камеру. А так все было вполне неплохо.       Хотя, по словам самого писателя, Фелль играл на презентации очень важную роль – роль громоотвода, потому что иначе бы одним писателем на земле стало бы меньше благодаря тому, что он узнал Очень Важный Секрет.       – Я не думаю, что все действительно так серьезно, – попытался спорить Азирафаэль, садясь в Бентли, чтобы ехать на презентацию. Чуть ранее они расстались, чтобы привести себя в порядок перед мероприятием. – Ну что такого в том, что мы узнали, что мисс Михаэль общается со своим бывшим мужем? Вельзевул тоже общается, и…       – Ты действительно не понимаешь, я тебе потом все объясню. А пока запомни одно: ты ничего не знаешь и тебя это не интересует.       – Меня правда это не интересует.       – Вот, отлично получается!       – Почему вы просто не можете пообещать ей, что никому не скажете? – беспомощно вопросил Альберт. Энтони ухмыльнулся.       – Во-первых, это неинтересно. Во-вторых, она не поверит. Если увидишь, что она приближается ко мне, отвлеки ее или тоже подойди – при свидетелях она не рискнет напасть…       – Да что вы такое говорите! Вы преувеличиваете.       – Ангел, если она тебя за один косяк не прибила, это не значит, что второй сойдет тебе с рук.       Правда, когда Фелль увидел, как Михаэль смотрит на Кроули, он подумал, что писатель преуменьшал. Когда журналисты разошлись, из здания магазина Энтони вылетел с плутоватой улыбкой на губах, точно бесенок, совершивший очередную проказу. Азирафаэль едва поспевал за ним, и то только потому, что его тащили за руку.       – А теперь, ангел, – писатель спрятался в Бентли и, опустив стекло, кивнул на пассажирское сидение, – поехали.       – Куда?       – Куда хочешь. Я обещал тебе схему взаимоотношений в этом гадюшнике, я ее тебе нарисую! Хочешь, опять ко мне?       – Ну нет, это почему-то заканчивается пьянкой, – с подозрением произнес Альберт, садясь, впрочем, в машину. Не то, чтобы ему было интересно… но он до сих пор чувствовал неловкость за то, что ляпнул в чате по незнанию. Наверное, некоторые прописные для издательства истины неплохо бы и выучить.       – А куда? В кафе? Ресторан? Бар? Нет, в бар плохо, шумно.       – Если вы не против, можно посидеть у меня в магазине.       – Совсем не против, там уютно. Клятвенно обещаю, только чай и пирожные! – заверил его Энтони, заводя мотор. Альберт торопливо схватился за ручку, готовясь к старту.       – Может, закажем суши?       – Слушай, ангел, тут назрел вопрос…       Азирафаэль вопросительно покосился на изучающего табличку с часами работы Кроули и, повернув ключ, толкнул дверь.       – Входите. Какой вопрос?       Энтони скользнул внутрь следом за ним и, оглядевшись, снял очки – хотя Фелль и включил лампы, освещение было довольно тусклым, и писатель практически ничего не видел.       – Ты не смотрел «Книжный магазин Блэка»?       – О, нет!       – «Нет» – не смотрел?       – «Нет» – не начинайте! – Альберт закатил глаза. – Думаете, вы первый, кто мне так тактично намекает, что я немного неправильно веду дела книжного?       – Я не говорил, что неправильно! – Кроули ухмыльнулся. – Я просто задал вопрос.       – Смотрел, – Фелль поджал губы и повел гостя вглубь магазина, где располагались жилые комнаты. – Полагаете, мы чем-то похожи с главным героем?       – Ну… – Энтони окинул его взглядом с ног до головы. – Ты носишь исключительно светлые тона, всегда учтив и вежлив, не хамишь людям, не ирландец, не куришь, не любишь напиваться и не творишь ужасные и глупые вещи спьяну, мы проверяли. Кажется, ты его полная противоположность. Ты это специально?       – Отстаньте, – буркнул Азирафаэль и включил чайник. – Вам кофе или чай?       – А еще, насколько я помню, Блэк терпеть не может людей. А ты?       – Да люблю я людей! – Альберт с возмущением стукнул по столу парой кружек. – Я не люблю, когда они становятся покупателями. Так кофе или чай?       – Кофе. А то я сегодня рановато проснулся, усну еще, так и до исправления режима недолго!       Фелль рассеянно кивнул и открыл шкафчик, копаясь там. Раздался звонок, и Кроули вышел, чтобы принять заказ из суши-бара. Когда он вернулся с пакетом, кофе уже был готов, а Альберт мирно прихлебывал, как по запаху определил писатель, какао.       – И как, не думал ли ты взять что-то из сериала на заметку, чтобы выставлять настойчивых посетителей? – поинтересовался Энтони, присев на край стола и внимательно изучая свою кружку и кружку, которую сжимал редактор. Нейтральный рисунок, уточки в пруду. Какая скука…       – Мне понравилась табличка с надписью «закрыто» с обеих сторон, – поделился Азирафаэль, чуть заметно усмехнувшись, – но тетушка не оценила эту идею, а она совладелец магазина.       – А часы работы ее устраивают?       – А она не вчитывалась.       Кроули фыркнул в кружку.       – И каков же арсенал по борьбе с покупателями?       – Возможно, примерно такой же, как у вас – по борьбе с редакторами?       Они оба рассмеялись, и Энтони поинтересовался:       – И многие тебе говорят о Блэке?       – Каждый третий, кто видит табличку с часами работы, – Азирафаэль деловито сунул нос в пакет и принялся выгребать лоточки с суши и роллами. –       Каждый второй, кто хоть десять минут понаблюдает за мной во время продаж. Я не люблю грубить людям, но книги я тоже не люблю продавать.       – Тогда зачем тебе магазин? – Энтони допил кофе и подошел, чтобы помочь ему.       – По семейным обстоятельствам, – отстраненно пояснил Альберт, давая понять, что не желает продолжать этот разговор.       Кроули не стал настаивать. Он же сообразил, что для того, чтобы узнать редактора получше, вовсе не нужно было спаивать его или тащить к себе – достаточно было дождаться приглашения и оказаться у него в гостях. Именно у него, а не в мистическо-экзотическом доме его тетушки. В жилых комнатах за торговым залом все буквально кричало о характере хозяина, хотя он тщательно старался это скрыть, обезличив декор: ничего лишнего на рабочем столе, нейтральные узоры и украшения, из сувениров – вещицы из Франции и всякая этника, ясно намекавшие, как и от кого они попали в этот дом. И книги, повсюду книги, очень много книг, причем часто – довольно старых и явно неоднократно прочитанных. Но, несмотря на все старания хозяина, для цепкого и внимательного взгляда Энтони не было никаких тайн, и он читал Альберта как одну из этих книг: педантичность, аккуратность, нежелание впускать кого-то в свой мир, некоторая небрежность в проявлении себя, любовь к комфорту…       Комната, где они уселись перекусить, была похожа на уютную норку какого-то зверька. Или хоббита. Да, Кроули понравилось такое сравнение – главное, не произнести его вслух. И сам Азирафаэль заметно расслабился, чувствуя себя в безопасности. Это его дом, и к нему пришли гости. И Энтони очень понравилось быть у него в гостях. ***       Нога уже почти не болела – ходить можно, а огромный синяк до колена прекрасно скрывали плотные колготки и юбка. К врачу Анафема не пошла, в домашней аптечке всегда хватало всяких мазей и травок, как покупных, так и по рецептам незабвенной Агнессы. Про реферат девушка немного приврала – у нее тоже была практика, которую она проводила в музее. Близился выпуск, а Анафема до сих пор не знала, чем будет заниматься. Если бы у нее была какая-то великая цель, миссия… нет, миссия у нее, определенно, была, но спасение мира, а точнее, планеты – это не профессия… разве что пойти работать в Гринпис или в подобную организацию? Жаль, этого точно не оценят родители (помощь экологии – это хорошо, но в свободное от работы время!), хотя Анафема уже давно настроилась.       По привычке она прошла на парковку, обнаружила пустое место и только тут вспомнила, что велосипед остался у Альберта и за ним еще надо зайти. Ладно, до музея можно доехать и на автобусе. Девушка повернулась и, направившись к выходу, столкнулась там с молодым человеком.       – Осторожнее!       – Простите… – пробормотал тот, прошмыгнув мимо на другую часть парковки, где стояли автомобили. Анафема растерянно посмотрела ему вслед. Опять тот нескладный студент! Интересно, куда он так торопится?       Ньют – а это был именно он – торопился, разумеется, в издательство. Понедельник, первый день практики, ему совершенно не хотелось опоздать. Вышел он пораньше, с запасом, зная повадки своей крохотной машинки… «Дик Турпин» мог заглохнуть в любой момент. Нет, доехать на автобусе не вариант – иначе зачем он вообще купил автомобиль?       К счастью, добраться удалось почти без происшествий – со второго раза ему посчастливилось завестись на светофоре под дружное гудение стоящих позади машин. Пульцифер поспешно нырнул в дверь издательства и остолбенел: за столом охранника сидела потрясающей красоты женщина, одетая во все оттенки красного. Услышав шаги, она повернулась ко входу и ослепительно улыбнулась:       – Пропуск?       – А… а… ч-что?       – Пропуск, – женщина от души наслаждалась произведенным впечатлением. Ньют точно помнил, что в прошлый раз здесь сидел миролюбивый темнокожий мужчина, который рассказывал о каком-то интересном сообществе, где занимались йогой. Пока не пришла мисс Уайтвинг и не увела его в кабинет директора, настоятельно посоветовав выкинуть все из головы.       – Н-н… нет его, – с трудом выдавил молодой человек, пытаясь оторвать взгляд от дивной красавицы.       – Тогда я не могу вас пропустить, – с притворным огорчением сообщила та. – До свидания.       – До свидания, – машинально повторил Пульцифер и чуть было не развернулся, чтобы уйти, но, к счастью, в издательство вошла Уриэль и ловко ухватила его за рукав.       – Это же ты практикант? Ты куда?       – А… я это… у меня пропуска нет, – признался Ньют, с облегчением переводя взгляд на более знакомое лицо.       – Если временного пропуска не дали, то ты точно есть в списке. Кармин! Найди в списке… как тебя?       – Ньютон Пульцифер.       – Вот-вот.       – Что ж вы сразу не сказали, что вас в списке надо искать! – охранница театрально всплеснула руками и что-то нажала у себя на пульте. Индикатор на турникете загорелся зеленым. – Проходите, проходите. Добро пожаловать.       – Очень смешно, Война, – Уриэль скептически поджала губы и, подталкивая Ньюта, повела по коридору. – Ты ее поменьше слушай, ты тут на законных основаниях, а Кармин просто скучно. А почему у тебя нет временного пропуска?       – Мы решили, что так проще, – уклончиво пояснил Пульцифер, хотя сам попросил не выдавать ему пропуск, боясь, что потеряет его. Женщина пожала плечами и не стала вдаваться в подробности. Открыв рабочий кабинет, она указала практиканту его компьютер.       – Твой руководитель дал тебе задание?       – Потом написать отчет, а пока сказал выполнять ваши указания.       «И что да поможет вам бог», – мысленно добавил он последние слова руководителя, который, вообще-то, истово верующим не был, но начинал молиться каждый раз, когда Ньют садился за университетский компьютер. Пульцифер всерьез полагал, что единственный шанс пройти практику – вовсе туда не садиться.       – Ладно, – Уриэль включила питание и, введя пароль с бумажки, приклеенной к столу, задумчиво уставилась на экран. – Слушай, проверь пока наш сайт, не лагает ли где. На рабочем столе папка с кодами, мне самой этим заняться некогда. И на сам сайт зайди, кнопочки там потыкай, нет ли где глюков. Мне кажется, где-то то ли выравнивание хромает, то ли что-то отображается неправильно. Не на главной странице, а если в меню копаться. В общем, это тебе надолго, если что – обращайся.       Она дружелюбно кивнула и ушла к себе. Ньют воспрял духом: если он просто будет читать файл, то ничего страшного не случится! Выискивать косяки в коде он умел. А вот на их исправление система не всегда реагировала адекватно. Оставалось надеяться, что Уриэль просто показалось, будто у сайта есть какие-то проблемы. Или кто-то их уже исправил…       – Зачем мне личная жизнь, если у меня есть ты, которая рассказывает мне о личной жизни целого издательства, – Дагон вздохнула и отпила кофе. Она с Вельзевул сидели в небольшой кафешке и обсуждали вчерашнюю презентацию и все, что с ней связано. Вообще, критик хотела пожаловаться на то, что должна Кроули желание, но долго жаловаться она не могла, а потому разговор свернул на побочные темы.       – Дагон, не совершай ошибку, не вступай в отношения. Это зло, – мрачно сообщила Вельзевул. – А если вступишь, то не выходи замуж. А если выйдешь, то не трижды!       – Нда, подруга, – журналистка покачала головой, скептически глядя на нее. – Есть ориентация, когда привлекает противоположный пол. Есть ориентация, когда привлекает тот же пол. Есть ориентация, когда привлекают оба пола или вообще любой пол. А есть твоя ориентация – когда привлекает исключительно и только Габриэль Уайтвинг.       – Очень смешно.       – Зато правда. А что самое главное – взаимно, у него ориентация тоже зациклена на тебя.       – А вот и нет, – мрачно сообщила Вельзевул, одной рукой сминая бумажную салфетку и отрывая от нее кусочки, – Уайтвинга в этом мире привлекают два человека: я и Габриэль Уайтвинг. Если бы такой идеальный он вышел из зеркала, то они бы двое серьезно засомневались в своей ориентации.       – Вель, все знают, что твой бывший – напыщенный индюк, но ты трижды выходила за него.       – Потому что я дура, – самокритично призналась критик и фыркнула. – Но я тебе вот что хотела рассказать… ты же не пишешь о личной жизни писателей?       – Да за кого ты меня принимаешь, за желтую прессу? – Дагон скривилась. – Каждый раз спрашиваешь.       – Ну а вдруг что-то изменилось, я тебе такой материал подкинуть могу, а я с банальщиной, – фыркнула Вельзевул. – В общем, поговорим о Хастуре…       – Да, все нормально. Нет, ничего. Конечно, никаких следов, сколько времени с аварии прошло! – Михаэль помолчала, выслушивая ответ и одновременно оглядываясь, не пройдет ли кто мимо. К счастью, лестничная клетка в здании издательства была пустынна. – Да точно, и плесень нигде не завелась. Успокойся. Есть проблема поважнее… – она снова проверила, нет ли кого поблизости, но все равно понизила голос. – Это чудовище дома?       – А где, по-твоему, быть этому чудовищу? – раздался громкий голос Хастура в трубке.       – Таскаться за красавицей на ее работу?       – Только попробуй! – возмутилась женщина.       – Кстати, тебя встретить? – уточнил Лигур, которому, собственно, звонок изначально и был адресован.       – Не надо! – поспешно отказалась Михаэль, представив, как она садится в машину, где за рулем сидит Хастур или, чего доброго, Лигур. Она еще не решила, что хуже. – Тем более, на неделе я буду у себя. Не хочу дважды в день мотаться за город. Нет, ну вы мне скажите, что делать с Кроули? Он же узнал про нас.       – Ща, погодь, у меня тут где-то была тетрадка с любимыми способами убийств. Или брать сразу ту, где про избавление от трупа?       – Мы не можем его убить, у него контракт с издательством, – хмуро проговорила Михаэль.       – А что тебя волнует? Ну узнал и узнал.       – А если он кому-то расскажет?!       – Ли, я не понимаю причин трагедии твоей женщины. Переведи.       – Я тоже не понимаю. Элли, в чем дело?       Михаэль вздохнула. Если бы она сама понимала.       – Я не хочу, чтобы все узнали о… о нас, – пояснила она, собравшись с мыслями.       – А что с нами не так? – тут же поинтересовался Хастур.       – Конкретно с тобой – примерно все, – не удержалась женщина.       – Элли, давай попробуем разобраться, – настаивал Лигур. Глава пиар-отдела послушно задумалась, пока ее бывший муж перебирал варианты. – Про потоп и так все знают, ничего. Значит, дело в нас.       – Она нас стесняется, – снова встрял Хастур, – потому что мы похожи на два трупа.       – Ты похож на труп, – фыркнула Михаэль, – причем лежалый.       – Ну хоть кто-то оценил мои старания.       – Ты боишься сплетен в издательстве? – предпринял новую попытку Лигур. Уайтвинг поежилась. Пчелиный улей, где все всё про всех знают… и обсуждают без остановки.       – Я… – Михаэль закусила губу. Пора было посмотреть правде в лицо. – Я боюсь, что я дура.       – Элли, ты не ду…       – Отстань, а? – женщина досадливо поморщилась. – Я сама еще не определилась.       – А я считаю, все правильно, – опять вмешался Хастур, – а то все издательство чувствует себя ущербным рядом с Непогрешимой Михаэль. Так хоть немного легче будет принять собственное несовершенство.       – А можно мне другого психолога? – буркнула Уайтвинг. – Кажется, этот протух, и в мозгу у него завелись черви.       – Не-не-не, надо «и мозг его давно съели черви», – поправил ее писатель. Судя по глухому удару, Лигур пихнул его под ребра, который невозмутимо продолжил:       – Ладно, разобрались. А почему ты решила, что Кроули всем расскажет?       – Потому что он болтун, – резонно напомнила Михаэль.       – Болтун, никто не спорит. Так почему расскажет?       – Потому что на презентации он так мерзопакостно ухмылялся…       – Вот тут надо внимательно, – опять напомнил о себе Хастур. – Насколько мерзопакостно?       – А есть какая-то шкала? – опешила Михаэль.       – Конечно! Тебе хотелось придушить его голыми руками, сходить найти нож и ткнуть под ребра, или подстроить несчастный случай?       – Я не знаю!       – Ну, ухмылка просто была мерзкая? – перебил Лигур. – Или, я не знаю… предвкушающая, мечтательная? С оттенком неотвратимости подступающего пизде…       – Да не знаю я!       – А, ну тогда не расскажет, – Хастур явно был разочарован. – Кроули теряет форму. Это тот белобрысый на него плохо влияет.       – Ты еще скажи, новый редактор его бухать с нами не отпустит, – хмыкнул Лигур.       – Чего это не отпустит? Они вместе бухали, – заметил писатель. – Я их в субботу в баре видел же. И у белобрысого в стакане явно не молоко плескалось.       – Они выпивали накануне презентации? – не поверила своим ушам Михаэль. Лигур едко усмехнулся.       – Ну что, Элли, может, общими усилиями мы сейчас наберем компромата на твоего Змея.       – Это мало поможет, – возразил Хастур, не понаслышке зная, насколько Кроули непробиваем, но Лигур не отставал:       – Зато морально не повредит.       Багряна, упустив прекрасную возможность развлечься, со скучающим видом зашла в чат Всадников. Никого онлайн, все заняты: Смерть вообще не заходил в сеть на работе (разве что скинуть в чат видео с котиками, потому что кошки – это хорошо), Голод наверняка вел сеанс йоги, а у Загрязнения был какой-то очередной (или внеочередной) завал.       – Тоска, – простонала Война и подперла щеку ладонью. Какая скука, потрепаться не с кем… она открыла переписку с Вельзевул. Война: Княгиня, почему у нас ничего не происходит?       Ответ пришел почти сразу. Вельзевул: А что, презентацию не обсуждают? Война: Это уже произошло! Ну что можно говорить про Кроули? Он просто есть. Вельзевул: С этим ничего не поделаешь. Хотя можно ядом… Ты читала его новую книгу? Война: Загрязнение читает, потом я буду. Вельзевул: Как можно читать за ними? Потом все страницы липкие и в пятнах. Война: Как можно было оставить книгу дома и уйти работать! А я тут скучай. Вельзевул: Привет тебе от Дагон, мы с ней кофе пьем. Война: Княгиня, ты совсем не помогаешь! Вельзевул: Не-а. Я злая. Вельзевул: У тебя завтра выходной? Давай девичник устроим. Война: Это у меня в издательстве выходной, я в часть поеду, рядовых гонять. Небось, расслабились там за уикенд без тренера.       После ранения Кармин не разрешили продолжать службу, однако, зная ее взрывной характер и чем чреват отказ, ей предложили тренировать солдат. Багряна сначала ворчала, но потом втянулась, от души командуя подопечными и модифицируя для них полосу препятствий. Сложно передать, как она любила первый день с новичками, замечая на себе восхищенные взгляды и ловя краем уха сальные шуточки и едкие комментарии, а потом впечатывая нахалов мордой в грязь. Они у нее все по струнке ходили! Вельзевул: Дагон спрашивает, ты еще не решила сменить работу? Пойдешь в военные журналисты. Война: Ага, я уйду, а у вас тут самое интересное начнется. Вельзевул: Да что в нашем болоте может интересного случиться? В смысле, еще интересного. Война: Я не хочу пропустить четвертую свадьбу Княгини, я не была на первых трех. Вельзевул: Так. Тебе слишком скучно. Короче, свяжись с Андерсоном, пусть ставки принимает: я вчера Кроули желание проспорила. Можете начинать гадать, что он от меня потребует. Война: Мир сразу заиграл яркими красками. Целую, Княгиня! Вельзевул: Палка о двух концах, конечно. С одной стороны, чем больше диких вариантов предложат, тем меньше вариантов останется у Кроули, потому что он не захочет повторяться. С другой – а если они подадут ему ИДЕЮ?       Азирафаэль последний раз протер руль тряпочкой и отошел, чтобы полюбоваться своей работой. Вот такой велосипед Анафеме отдать не стыдно, редактор полностью привел его в порядок. Осторожностью в езде подруга не отличалась еще с детства, и Альберт отчаянно молился, чтобы она не сдавала на права. К счастью, приобретение автомобиля противоречило экологическим взглядам девушки, а просчитать плюсы и минусы от покупки электрокара руки пока не доходили. В общем, чинить велосипеды, пока маленькая Анафема сердито выпутывает ветки из волос, Фелль научился довольно давно.       Оставив транспортное средство в покое, он покосился на часы – обеденный перерыв еще не закончился. Открывать магазин совершенно не хотелось, может, устроить сегодня выходной? По случаю… Азирафаэль открыл интернет и быстренько загуглил праздники. По случаю Дня независимости Латвии?       Альберт прошел в заднюю комнату, чтобы налить себе какао, и краем глаза заметил оставшиеся на столе со вчерашнего дня схемы – Кроули очень ответственно подошел к просветительской деятельности.       – Но это же безнравственно! – возмущался вчера Фелль, узнав про тотализатор в издательстве. – Некультурно, неприлично… невежливо, в конце концов!       – Зато весело, – парировал Энтони, откровенно смеясь. – Как будто ты никогда ни с кем не спорил и не заключал пари!       Редактор вспомнил споры с Анафемой в детстве, и у него предательски порозовели уши.       – Это другое! Я же знаю, что я спорю! И знаю, если спорят на меня! Поэтому все честно!       – Так и тут все знают! – Кроули развел руками. – Теперь и ты знаешь, так что все совсем честно. Можешь участвовать.       – Еще чего! – Азирафаэль чопорно поджал губы. – Это неправильно!       – Да брось, кто устанавливает правила? – писатель ухмыльнулся. – Мы и устанавливаем. Чтобы все было честно.       – Что тут может быть честного?       – Пари – это честный спорт, – Кроули задумчиво потер подбородок. – Понимаешь… иногда это отличный способ сбросить напряжение. А иногда – единственный способ достучаться до человека.       – В каком смысле?       – В прямом. Если бы Вельзи не знала, что на ее отношения с Гэбом делают ставки, она бы пребывала в глубокой депрессии после разрыва. А так получается, ну… – Энтони сделал неопределенный знак рукой, – как будто это игра. И не получается обижаться всерьез. Да и волнуются за них все, переживают, а кто рискнет высказать подобное Княгине Ада? Да она вмиг Церберу скормит! Потом, конечно, извиняться будет – правда, перед Хастуром. За то, что у его псины теперь несварение.       – Я все равно этого не понимаю, – беспомощно признался Альберт, перебирая листки.       – Поймешь, ангел, поймешь.       – Вы опять, мистер Кроули? – Фелль интонацией выделил это «мистер», намекая на их уговор. Да, он уже почти не замечал такое обращение, привык к нему, но, если уж заметил…       – Кстати! – Энтони вдруг усмехнулся. – По поводу ангела. Давно хотел тебе сказать. Ангелы и демоны – это неофициальное деление всех сотрудников издательства, так что…       – Что?!       – Время для еще одной увлекательной истории! – писатель хлопнул в ладоши и рассмеялся. – В издательстве есть три категории людей: ангелы, демоны и Всадники. Всадников ты видел в баре, их не перепутаешь. А остальные… ангелы носят светлые тона, а демоны – темные.       – Но зачем такое разделение вообще?! – спросил Азирафаэль в глубоком изумлении, отмечая про себя, что его собеседник всегда предпочитал черную одежду, пусть даже с какими-то яркими пятнами. Даже при белой рубашке он всегда носил черный пиджак.       – В основном, так сказать, по «политическим» причинам – кто в спорах поддерживает Гэба, а кто – Вельзи. Но на самом деле, разделение куда более глубокое… вот ты, ангел, умеешь скучать?       – В смыс… – Альберт понял, что слишком часто задает этот вопрос, но ничего не мог с этим поделать. – Все скучают иногда, разве нет?       – Но что ты делаешь, когда тебе скучно?       – Нахожу себе занятие, очевидно же! Всегда можно почитать книгу, прибраться в магазине, прогуляться… да мало ли?       – Вот именно, поэтому ты – ангел, – Кроули снова хмыкнул. – Наши ангелы не скучают – они находят себе мирное занятие и полностью ему отдаются. А демоны так не могут. Если нам скучно – мы идем доставать других.       – Как?       – Ты не представляешь, сколько есть способов, – писатель засмеялся. – И всегда можно придумать новые. Вельзи и так имеет ужасный характер, но когда ей скучно, она и вовсе невыносима. А Гэб попросту не понимает, что такое «скука» – он всегда чем-то занят.       Альберт скептически приподнял бровь.       – Бред какой-то. То есть, «демоны», в отличие от «ангелов», не знают, чем себя занять?       – О нет, мы знаем, чем! Просто окружающим это не всегда нравится, – Кроули хитро оскалился.       – Погодите… – до Азирафаэля вдруг начало доходить. Он вспомнил, как они носились, подменяя неправильный рассказ, да и сегодняшняя эпопея с книгами как бы намекала. – Мистер Кроули!!!       Энтони довольно улыбнулся.       – Кажется, ты понял, о чем я.       Распрощавшись с Вельзевул, Дагон осталась в кафе с ноутбуком, чтобы поработать. Но дело не шло. Собственно, об этом они и говорили сегодня – не все же сплетни собирать и перемывать косточки знакомым. Журналистка редко жаловалась – обычно ей просто не приходило это в голову. Но сегодня Вельзевул долго и внимательно на нее смотрела, а потом потребовала отчета, что грызет ее подругу. Уж не влюбилась ли? Дагон подумала, что лучше бы влюбилась. Потому что по всему выходило, что ей опостылела ее работа. Женщина свернула окно со статьей и побарабанила пальцами по столу. Тоска. Казалось бы – ездишь на всякие культурные мероприятия, освещаешь выставки, искусство, все дела. Но как это надоело! Может, кризис жанра? А может, просто достало современное искусство, сыта она им по горло…       Нет, ну Дагон уважала искусство, даже современное. Многие вещи она даже понимала по долгу службы, так сказать. Но ее часто раздражали брендовость и пиар. Кроме того, один из сотрудников проводил журналистское расследование по поводу рынка искусств, и Дагон до сих пор кривилась, узнав, как на всем этом можно нажиться и отмыть деньги. А иногда ей становилось попросту тошно от того, как действительно серьезные проблемы общества отражаются в современном искусстве: если одни художники пытались донести свою позицию до людей, другие попросту на этих проблемах пиарились и делали себе имя. Обычные люди могли фильтровать, что им смотреть и что хвалить, а Дагон должна была смотреть все, знать все, комментировать все. И не писать, что это откровенное дерьмо, даже если оно таким являлось. Или если таковым являлся автор. Она же даже не искусствовед, чтобы иметь на это право, она должна быть объективна и докладывать читателю о том, что где происходит.       Но Дагон неплохо ладила с буквами, поэтому, если ей что-то не нравилось, а редактор ей втолковывал, что этого художника ругать никак нельзя, за ним стоят могущественные спонсоры, то журналистка просто кивала, тупо хлопая глазами навыкате, а потом в журнале появлялась статья, в которой не было ни слова порицания, но общий текст так и дышал едким сарказмом. Так что многие, очень многие Дагон, мягко говоря, недолюбливали, чем она несказанно гордилась. Разве это не показатель, что твоя жизнь удалась? Тогда в чем дело? А если и вправду кризис, но не жанра… неприятные мысли о возрасте хотелось прогнать подальше. От них становилось совсем паршиво. Всегда все нормально было… может, реально отпуск взять, как предложила Вельзи? Она же предложила взять себя в руки и пойти к психологу. Вельзи вообще советовала умные вещи, которым сама никогда не следовала. А если вообще сменить работу? Но на что?       В таких случаях советуют вспомнить детские увлечения и попытаться связать свою жизнь с ними. Дагон любила плавать и даже занимала призовые места, но в профессиональные пловцы уже идти поздновато. Что еще можно? Дайвинг? Мореплавание? Журналистка фыркнула, вспомнив, как в детстве хотела найти Кракена. Не пора ли исполнить детские мечты? Найти, привести себе и поселить в ванной. Маленький такой Кракен, хорошенький. Она бы его кормила рыбкой и соседями.       Может, и права была Кармин, когда бросила журналистику? Они с Дагон учились вместе на первом курсе, Дагон тогда еще не знала, какую отрасль выбрать, а Багряна была нацелена на профессию военного корреспондента. Но потом она решила, что вовсе не обязательно писать о войне – чтобы попасть в горячую точку, можно в этой самой войне участвовать. Дагон очень хорошо ее помнила: яркая, всегда получавшая то, что хочет, она с каким-то маниакальным упорством стремилась отправиться в места ведения боевых действий – иные девушки с такой страстью замуж выйти мечтают. Взвесив на весах все за и против, Цуйгибер решила, что построить военную карьеру проще и интереснее, а потому без сожалений бросила учебу. А Дагон отучилась и пошла по профессии. И теперь точно не знала, кому хуже. Вот говорят – время покажет, жизнь рассудит, ну… пора бы? Нет? Часики-то тикают, пора понять, что ей от жизни надо.       Например, сейчас надо пообедать.       Во всяком случае, данная проблема была решаемой, причем в обозримом будущем.       – Мне так жаль, что я не познакомился с Энтони раньше! – щебетал Майлз, оживленно жестикулируя одной рукой – вторая была занята карандашом, который так и порхал по бумаге. В камеру дизайнер почти не смотрел, полностью поглощенный своим занятием. Мадам Трейси обожала наблюдать за сыном во время работы.       – Потому что Энтони – чудесный и обаятельный юноша? – для нее юношами были все мужчины от пятнадцати и до семидесяти лет включительно.       – Потому что ангелы и демоны – это черно-белая гамма, которая подходит для зимней коллекции, которая уже готова и пошита! А на весну лучше брать что-то яркое, пестрое, возможно, цветочное… – Мейтленд трагически вздохнул, но потом засмеялся. – Хотя к чему все эти формальности, зачем себя в чем-то ограничивать?       – Ты абсолютно прав, не стоит, – закивала женщина. Майлз постучал себя карандашом по губе и ненадолго посмотрел в камеру, одарив мать сияющей улыбкой.       – Хотя лучше я приберегу эту тему для лета, мы с отцом уже договорились по поводу весенней коллекции, нужно, чтобы все костюмы нашей линейки были объединены одной темой. Ну, я рассказывал.       – Да, дорогой. А ты уже говорил ему про свои идеи?       – Разумеется, нет! – Мейтленд замахал руками и вернулся к альбому. – Чтобы подать идею, нужны наработки. Вот я закончу и покажу отцу, если он даст добро, можно будет развивать…       – А что ты хочешь? Крылья на спине?       – Мама́, мы же не женское белье рекламируем! – мужчина фыркнул. – Это банально, а фишка занята. Ты знала, что ангелы имеют сотни глаз? Я думаю, добавить поделочные камни типа кошачьего, соколиного и тигрового глаза… да и множество перьев – это вульгарно, нужно как-то обыграть. Да и со змеиным принтом тоже главное – не переборщить… как тебе? – он повернул альбом рисунком к камере.       – Какая красота! – восхитилась мадам Трейси. – Ты у меня такой талантливый, милый. А что это?       Майлз с любовью посмотрел на нее и принялся объяснять. Мать не разбиралась в дизайне совершенно, но всячески поддерживала сначала мужа, а потом и сына, охотно выступала в роли слушателя и вообще всячески поощряла любые творческие порывы. Мейтленд считал, что ему очень повезло с родителями, пусть иногда мадам Трейси и могла переусердствовать с опекой.       – Алло? – Михаэль, увидев имя абонента, торопливо приняла входящий и с беспокойством спросила. – Что случилось?       – Легионы Тьмы уже выступили в поход. Тысячи демонов готовы встретиться лицом к лицу с воинами Света. Грядет Последняя битва.       – Вельзевул, это не смешно, – глава пиар-отдела нахмурилась. – Я серьезно, зачем ты звонишь?       – А по-моему, смешно. Правильно говоришь, ты слишком серьезна, – отозвалась критик. – Поэтому у меня конструктивное предложение – собраться на девичник.       – Что?       – Я вроде изъясняюсь на английском, а не на латыни? Могу на иврит перевести.       – Да-да, я помню, что ты на спор выучила иврит еще в университете, но это не значит, что я тоже занималась чем-то подобным!       – А зря. Хотя, помнится…       – Все, что было в прошлом, остается в прошлом, – торопливо прервала ее Уайтвинг. Ей уже недавно поминали бурные студенческие пьянки, пока хватит.       – Золотые слова, – фыркнула Вельзевул. – Ну пойдем. Будет весело. И даже без членовредительства, так и быть. Клянусь, даже не будем никого приносить в жертву и вызывать древних демонов и забытых богов, все и так сами приедут.       – А чего это ты вдруг? – подозрительно уточнила Михаэль, которой из-за проклятой мнительности все время казалось, будто кто-то что-то разнюхал по поводу ее отношений с бывшим.       – Да тоскливо стало, – пояснила критик и вздохнула. – У Дагон настроения нет, у меня скачет, у тебя вообще трубу недавно прорвало. Все бесит, все достало, я Кроули желание проспорила… посидим, как раньше? Пока мир был чист и юн, пока наши дорожки не разошлись…       – Вель, наши дорожки разошлись буквально вчера, когда закончилась презентация, – скептически напомнила Уайтвинг. – Прекрати уже эти аналогии с Небесами и Адом, мне они никогда не нравились.       – А мне очень даже. Тебе надо расслабиться.       – А что мы будем делать? – подозрения Михаэль не исчезли, просто сменили вектор. – Напьемся?       – Это факультативно. Перемоем косточки всему миру, передеремся, какой фильм смотреть…       – Зачем?       – Не зачем, а почему! Потому что кроме меня и тебя будут Дагон, Кармин и Уриэль. Когда это у нас вкусы совпадали?       – Когда мы смотрели дешевые ужастики-слэшеры и единогласно решили, что это полное дерьмо.       – Кстати, хорошо тогда посидели. Предлагаю снова затариться ужастиками. Классная вещь, отлично поднимает настроение.       – Пока на кухне не скрипнет дверь.       – О да-а-а, – в голосе Вельзевул звучало предвкушение. – Хочу что-нибудь про Конец Света. Может, «Омен»? Классика, Антихрист… как насчет выходных? Например, суббота?       – Ну…       – У тебя какие-то планы?       Михаэль замялась. Не то, чтобы планы… но выходные она собиралась провести у Хастура. Там ей было… легко? Ее просто все оставили в покое. Любая комната на выбор, гуляй, где хочешь, если боишься одна, вот тебе Цербер, пусть боятся тебя. Никто не давил, не следил, не указывал… Михаэль наконец-то почувствовала себя свободной. Причем не от кого-то, а от себя – ведь на нее и прежде никто не давил. Она сама загнала себя в рамки, заставила себя стать ответственной и не заниматься ерундой. Не совершать ошибок и не прощать ошибок. Кажется, в этом ее главная ошибка и заключалась.       – А, я поняла, – прервала затянувшуюся паузу Вельзевул, и Уайтвинг чуть было не подскочила. Что она поняла?! – Ты решила посвятить денек себе? Слушай, это нормально, прекрати стыдиться такой ерунды. Но если хочешь, я никому не скажу. Одной побыть иногда полезно, главное – не злоупотреблять, а то в крови либо стервозность повысится, либо унылость. А если одновременно, то все, полный пиздец.       – Вель, вот ты такая умная – почему ты мутишь с моим кузеном?       – Вот, уже началось, – парировала критик. – Стервозность и полный пиздец. В общем, если решишь – звони, а то светленькие в лице Уриэль останутся в меньшинстве. Пока, кузену привет.       Михаэль задумчиво посмотрела на телефон, затем, воровато оглядевшись, выскользнула на лестницу и набрала Лигуру, кратко обрисовав ситуацию.       – Элли, ты что, ребенок? – не понял тот. – Ты отпрашиваешься у меня, чтобы пойти на ночевку к подружкам?       – Нет, я… – Уайтвинг замолчала. Выглядело это именно так. – Не знаю, честно.       – Сходи, отдохни. В чем проблема? Мы взрослые люди, не обидимся, – в динамике что-то постукивало и отвлекало, но Лигур, кажется, не обращал внимания. – Да, мы тебя всегда ждем, но, во-первых, ты можешь выбраться и на неделе, а во-вторых, мы и сами можем приехать.       – Мы? Это чудовище – тоже? – Михаэль вспомнила поцелуй с привкусом кофе и пепла и тряхнула головой.       – Конечно. Говорит, с тобой весело. И что у нас получается прекрасное трио: принцесса, рыцарь и дракон. Хастур сказал, что роль дракона он застолбил, а мы пусть распределим оставшиеся роли.       – Какая чушь. Рыцарь ушел от принцессы к дракону?       – Ну, если тебе не нравится классический вариант похищения принцессы…       – Ты – принцесса? Не смеши меня, – постукивание в трубке немного раздражало, Михаэль не могла понять, что не так со связью. – Да и спасать тебя, как я заметила, не надо!       – А вот тебя – надо. Элли, тебе нужно больше отдыхать. С твоим темпом работы и привычкой накапливать обиды…       – Да-да, болезни молодеют, инфаркт, все дела. Да что у тебя там стучит?!       – Это? Да Хастур работает. Ты что, не знала, что он печатает черновики на старой печатной машинке? Она его вдохновляет.       – Знала, но… стук такой громкий, вы что, в одной комнате?       – Ну да. Какая разница, он все равно ничего не слышит. У него там древний мистический ужас, леденящий душу и кровь. Ладно, до встречи. Если что – звони, приезжай. Черновики почитаем…       – А никто не призовется?       – Пока не призывался, но Хастур забракованные листы на всякий случай сжигает. Видела бы ты, с каким лицом он прикуривает от них…       – Я представила. До связи.       Михаэль задумчиво привалилась к перилам. Может, она действительно все усложняет? А может, стрельнуть у кого-то сигарету?       Ночь опускалась на Лондон, обнимая каждое здание и перемигиваясь звездами с Темзой. Хотя звезд, конечно, было мало – световое загрязнение никто пока не отменял. Город готовился ко сну, во всяком случае, те его обитатели, кто собирался с утра попасть на работу в более-менее вменяемом состоянии. Кроули валялся на диване, создавая яркие и красочные миры, Хастур в обнимку с печатной машинкой делал то же самое – только его миры были мрачными и кровавыми. Его редактор играл с Цербером, соскучившимся за день без хозяина, а редактор Энтони пил остывший какао, поскольку опять зачитался какой-то книгой. Анафема, поддавшись романтическому настроению ночи, размышляла, к чему бы она уже в третий раз сталкивается с однофамильцем (или потомком) человека, который сжег ее прапрабабку, в то время как этот самый однофамилец (или потомок), ни о чем не подозревая, копался в двигателе своей машины, радуясь, что первый день практики прошел без происшествий. Вельзевул сверяла часы по вечерней пробежке Габриэля и его отходу ко сну, Михаэль закопалась в документы по рекламе. Смерть пытался уложить спать свою подопечную, Голод медитировал, а Загрязнение с Войной играли в какие-то стрелялки, чтобы Кармин завтра не расстреляла своих нерадивых учеников. Уриэль расслаблялась в ванне с пеной и книгой Кроули, которую она так и не прочла, хотя и верстала. Вообще, многие сейчас читали ее – в том числе и Андерсон, и Метатрон. Сандальфон вот не читал – смотрел какой-то сериал, но не особо был на нем сосредоточен, поскольку рисовал эскизы к обложке одной из новых книг издательства. Дагон дописывала статьи, на которые плюнула днем. В общем, это был очень мирный и уютный вечер, уже перетекающий в ночь.       Мадам Трейси задумчиво смотрела на разложенные карты. Уже третий расклад сводился к одному: затишье перед бурей.