Работа над ошибками

      Разумеется, об Анафеме и Ньюте, волею судьбы застрявших в кабинете, никто не забыл. Но Мейстер, к своему огромному изумлению, едва открыл дверь, был оглушен двухголосым: «Не закрывайте!» Возможно, он бы машинально и отпустил ручку, но, к счастью, за ним шла Уриэль, помогавшая донести ноутбуки, и ногой придержала дверь. Сломанная ручка была представлена Квентину, на что тот философски сказал, что не против вообще заменить всю дверь. После чего всех выгнал, заявив, что в понедельник, все в понедельник. И проверил на всякий случай шкаф с шоколадом. И не только с шоколадом. Пробормотал, что нет нюха у нынешней молодежи и немного отметил конец тяжелого трудового дня.       Кроули предложил подбросить Азирафаэля до магазина, а его подругу – куда она пожелает, потому что погода все еще оставляла желать лучшего (и даже на коленях умолять о снисхождении). Девушка поежилась и согласилась поехать до общежития, добавив, что тогда они возьмут и Ньюта – ему все равно туда же. Пульцифер попытался возражать, что он на машине, но Энтони заметил, что в такой ливень лучше довериться водителю с большим опытом, то есть, ему. Альберт понимающе принялся пристегиваться.       По дороге он косился в зеркало, наблюдая за сидящими на заднем сидении студентами. Ньют был предсказуемо бледен, впервые столкнувшись с манерой вождения Кроули, который на такие мелочи, как погодные условия, попросту не обращал внимания, а Анафема сосредоточенно поправляла пакеты на своих драгоценных тетрадях, размышляя над предложением Габриэля, который попросил ее заехать на следующей неделе по поводу публикации. Дневники она оставила Феллю. Этим вечером все уснули довольно быстро, причем Габриэль – под мерное ворчливое жужжание Вельзевул, которая лишилась такого развлечения и требовала подробностей.       Суббота у Альберта прошла в хлопотах с магазином, а в воскресенье он позвонил Анафеме, чтобы узнать, что она думает насчет книги, и, если поедет в издательство, не стоит ли составить ей компанию.       – Стоит, – призналась девушка после некоторой паузы. – Я уже говорила с мамой, она только «за», но попросила меня заняться договором и обсуждением условий. Как будто у меня других дел нет!       – Не расстраивайся, дорогая, ведь не обязательно все делать сразу же. Когда ты хочешь поехать?       – Наверное, в среду или в четверг, – предположила Анафема, постукивая, судя по звуку, карандашом по столу. – Хотя нет, в среду заканчиваю поздно… в четверг отпрошусь.       – А может, пораньше? Сразу в понедельник?       – «Не обязательно делать все сразу»! – передразнила девушка. Фелль фыркнул. – Я хочу перечитать дневники. Аз, ты ведь тоже веришь, что моя дорогая прапра была мудрым и наблюдательным человеком, а не выжившей из ума старухой?       – Верю. А еще – немного манипулятором.       – Не без того. Я к тому, что если все остальные части связаны, то несколько кусков не могут выбиваться из общей картины? Значит, надо эту связь найти до публикации. И придумать, как это все публиковать вообще…       – Вряд ли тебе удастся подобное за лишних три дня, если ты билась над этой загадкой годами, – сочувственно заметил Азирафаэль. – Тебе нужно просто обговорить условия. Вы еще даже не заключите контракт.       – Все равно, – упрямо возразила Анафема, – сначала перечитаю.       – Ты знаешь их наизусть. Даже я многое выучил.       – Понимаешь, я поговорила с Ньютом, возможно, удастся все же перенести дневники в электронный вид… тогда выявятся закономерности, которые мы не замечали раньше… но для этого, конечно, надо работать с самими дневниками или фотографиями, потому что в тетрадях уже все отсортировано. А без меня Ньют не сможет работать с рукописями Агнессы, потому что, кроме меня и тебя, с ними не может работать никто.       – Возьмешь дневники или достаточно фото?       – Пока фото, – помедлив, решила девушка, – не хочу таскать рукописи туда-сюда.       – Вы можете поработать у меня в магазине.       – Да нет, не беспокойся.       – Нужна помощь?       – Мы сами пока.       – О, – сообразил Фелль, – понял тебя. Хорошо, расскажешь потом.       – Что расскажу? – напряглась Анафема. – Что ты там понял?       – Что у вас получится… с дневниками.       – Что. Ты. Понял. Дядя.       – Ну… что у вас будет свидание, дорогая, – с обескураживающей искренностью пояснил Альберт. Анафема даже задохнулась от возмущения.       – Это не свидание! Просто деловая встреча, он помогает мне с дневниками!       – Да-да, хорошо, конечно, – заверил Азирафаэль, радуясь, что девушка далеко и не может вцепиться ему в волосы. – Не забудь позвонить после «деловой» встречи, я хочу знать, как все прошло. Потому что, чувствую, твоим редактором назначат меня.       – Ну да, наверняка, – голос Анафемы все еще звучал настороженно, поскольку она подозревала, что Фелль остался при своем мнении. Потом немного помялась и уточнила. – Аз, как ты полагаешь, а на первом сви… первой встрече уже прилично спрашивать о том, не являлся ли предок собеседника охотником на ведьм?       – Анафема, – Альберт усмехнулся, – у вас будет уже, как минимум, третья встреча.       – Четвертая, – машинально поправила девушка и сердито добавила. – Но это первая запланированная встреча! Так как?       – Дорогая, вы же собираетесь обсуждать дневники Агнессы. Будет странно, если твой собеседник не заметит там своей фамилии. Я полагаю, в такие моменты люди как-то реагируют, задаются всякими вопросами, если их фамилия, конечно, не Смит или Браун.       – Логично, Пульцифер – не настолько частая фамилия, – студентка задумалась. – Будет забавно, если его предок сжег Агнессу.       – Не боишься, что ее дух захочет отомстить? – Азирафаэль хихикнул в кулак, явно дразня свою подругу, излишне увлеченную мистикой. Однако Анафема была непробиваема.       – Да что ты, Агнесса была мировая женщина, уверена, ее это разве что позабавит. Так сказать, потомок выполнит долг своего прадеда перед нашим родом, оказав посильную помощь в разгребании ее проклятого наследства. Ладно, пойду я, надо подготовиться к с… встрече.       – Ну да, ну да. Удачи, дорогая. Жду новостей.       Фелль завершил вызов и, размышляя, повертел смартфон в руках. Палец скользнул по экрану, прокручивая список в адресной книге, и замер напротив контакта «Энтони Кроули, писатель (издательство «Уайтвинг пресс»)» – Альберт отличался некоторой педантичностью при сохранении телефонных номеров. А не пожаловаться ли ему на то, что он, Альберт, будет теперь не только редактором Энтони? Азирафаэль успел привязаться к «своему» писателю, что было, похоже, взаимно. Так что Кроули вполне себе касается вопрос, что Фелль будет занят в другом проекте. Кроме того, у него наверняка найдется парочка дельных советов по публикации.       В трубке раздались длинные гудки. После пятого Альберт покосился на часы – нет, уже далеко за полдень, Кроули должен был проснуться. Однако приятный голос в записи сообщил, что абонент не отвечает, и Азирафаэль, сбросив звонок, оставил писателю сообщение в мессенджере, прося перезвонить, после чего занялся делами в магазине.       Однако, когда Энтони не ответил и не прочитал сообщение даже к концу рабочего дня, Альберт немного забеспокоился. Не случилось ли чего? Он набрал еще раз, но после третьего длинного вдруг раздались короткие – несостоявшийся собеседник сбросил вызов. Грубовато, но, наверное, писатель очень занят. У него-то рабочий день не нормирован.       В понедельник Фелль связался с Габриэлем, объяснив ситуацию с дневниками и пообещав, что они с Анафемой приедут в четверг к четырем часам, поэтому он очень просит выписать пропуск на имя Анафемы. Во избежание, так сказать. Потом зашел в мессенджер. Его сообщение Кроули было прочитано, но осталось без ответа. Азирафаэль вышел в торговый зал и немного постоял за кассой, пока Брайан ушел пообедать. Несмотря на горячее несогласие Фелля, сегодня магазин был открыт, и в нем даже было несколько покупателей. Которые даже купили книги. Ужасно.       Дождавшись возвращения управляющего, Альберт все же решился позвонить писателю, поскольку уже начал серьезно волноваться за него. Мало ли, что могло случиться… ответ последовал через довольно продолжительное время, но все же последовал:       – Иди к черту, ангел.       И этот ответ совершенно Азирафаэля не устроил. Как и тот факт, что Кроули моментально сбросил звонок. Редактор, нахмурившись, набрал номер снова. На этот раз Энтони ответил почти сразу – вероятно, не успел убрать телефон.       – Ангел, ты не понял? К черту – это не приглашение! Нахрен иди, понял?       – Мистер Кроули! – рассердился Фелль, глубоко обиженный такой реакцией. Может, он и не вовремя, но можно было ответить хоть что-то… но не это! – Я думал, с вами что-то случилось, а вы…       – Случилось! – огрызнулся Энтони. – Еще как случилось, поэтому от-ва-ли!       Он снова бросил трубку, оставив Альберта в недоумении пялиться на смартфон. Позвонить еще раз? Нет, глупо… но если случилось, то надо помочь. Вон, у Михаэль трубу прорвало на днях, если у Кроули такая же проблема? С другой стороны, он бы сказал, что ему нужна помощь, он довольно прямолинейный в этом плане… Азирафаэль совсем растерялся. У кого бы спросить? Главным кроулеведом была признана Вельзевул. Альберт нашел ее номер в мессенджере и, немного поколебавшись, спросил, не уделит ли уважаемая Вельзевул ему немного времени. Через минуту пришел ответ вполне в стиле критика: «Ну?» Азирафаэль: Прошу прощения, что вынужден оторвать вас от дел, но мне необходимо проконсультироваться с вами по одному вопросу. Вельзевул: о нет Вельзевул: только не нчинай Вельзевул: кроче, чего тебе Азирфаэль: Понимаете, я сейчас звонил Кроули, но он меня послал… Вельзевул: Бывает, а в чем проблема то? Азирафаэль: Но это как-то… невежливо. Вельзевул: Кроли вообще невежлив. Груб. Это нормалбно. Азирафаэль: Но… раньше такого не было… Вельзевул: Серезно? Странно. Ну пшли его в ответ. Азирафаэль: Но он сказал, что что-то случилось! Вельзевул: что? Азирафаэль: Не знаю! Сказал, что случилось что-то, и послал! Вельзевул: погои Вельзевул: Извини, я сеас глаза продеру Азирафаэль: Я вас разбудил? Простите. Я не знал, что вы в… три часа дня спите. Вельзевул: У нас был двичник. Бл по буквм не попадаб. Азирафаэль: Может, вам позвонить? Вельзевул: Нееет, это еще хуже! Вельзевул: боюсь сейяас слышать свой годос. Азирафаэль: Простите еще раз. Вельзевул: Да забец. Что могло случитбся с Кроули… я ему позвоню. Пусть только попробуеи бросить трубеу.       Вельзевул душераздирающе зевнула и потерла глаза. Да, девичник был в субботу, но кто мешал продолжить его и прошлой ночью в компании тех, кому не надо к девяти на работу? Они отлично посидели с Дагон до семи утра. Впрочем, впятером они посидели ничуть не хуже – правда, соседи с ней, наверное, здороваться неделю не будут. Вспомнить бы, кому из них Кармин заехала в глаз… ну ладно, все равно Вельзевул не любила своих соседей. Почти всех. Но те, которые ей были симпатичны, по счастливой случайности уехали на выходные за город.       Вельзевул набрала номер и, не дав Энтони и рта раскрыть, хрипло рявкнула:       – Какого черта?!       – Хочу задать тебе тот же вопрос! – не осталась в долгу трубка. Кажется, Кроули был не в духе. Совсем не в духе. Но Вельзевул уловила знакомую интонацию – так злится демон, который в глубине души (точнее, той черный сосущей пустоты, которая ему эту душу заменяет) осознает, что он очень, безнадежно несчастен.       – Что, опять? – Вельзевул сбавила обороты.       – Опять! Это тебе «опять», а у меня проблемы!       – Дебил, если у тебя опять эти дни, то не вижу повода вымещать злобу на других!       – А почему женщинам раз в месяц можно, а мне нельзя? Что за дискриминация?       – Что за сексизм!       – С-с-смотрите, какие мы с-с-слова знаем! – зашипел писатель, причем Вельзевул казалось, что он буквально капает в динамик ядом с клыков. – Княгиня, не бес-с-си меня, ты ничего не понимаешь! Иди к своему белокрылому под бочок и читай морали ему! А мне и так хреново!       Вельзевул задумчиво посмотрела на погасший экран смартфона. Потом набрала номер Азирафаэля и, откашлявшись, невозмутимо сообщила ему:       – Ты спрашивал, что случилось у Кроули. Да, у него случилось. Случилось то, что он идиот. А если серьезно – у этого дебила творческий кризис.       Дождавшись, когда Вельзевул закончит, в комнату заглянула Дагон, оставшаяся у нее на ночь.       – Кто это волнуется о нашем Змее ни свет ни заря?       – Редактор его. Поднял панику из-за того, что Кроули его послал, – сообщила Вельзевул, потягиваясь и по-княжески величественно скатываясь с кровати. Дагон, подождав немного в дверях, вошла и присела на корточки рядом с растянувшейся на полу подругой.       – Вель, ты взрослая женщина, тебе за тридцатник…       – Всего чуть-чуть за тридцатник!       – Хорошо, чуть-чуть, самую малость за тридцатник. Не валяйся на полу.       – Я взрослая состоявшаяся женщина. Где хочу, там и валяюсь.       – Гэбу пожалуюсь. Скажу, какая женщина на полу валяется – мигом прилетит на крыльях любви, – журналистка подергала Вельзевул за рукав черной пижамы. Женщина зевнула и нехотя села. – Говоришь, вашему беленькому амурчику не понравилось, что Кроули его послал?       – Он не уточнял, понравилось или нет, он решил, что у Кроули беда какая-то. Прикинь? Переживал.       – Слушай, если он переживал, то сейчас, наверное, дико злится, что переживал из-за такой ерунды?       – Это не ерунда.       – Но он-то не знает.       Вельзевул и Дагон переглянулись. Помолчали. Критик слегка скривилась:       – Вероятно, нам надо спасать его?       – Кого именно ты подразумеваешь под «ним»?       – Его, – пояснила Княгиня, небрежно шевельнув пальцами в воздухе, – одного из них.       – Кого конкретно? – продолжала настаивать Дагон.       – Да я знаю?! Но кого-то спасать надо, иначе Гэб останется либо без ведущего писателя, либо без его единственного редактора, либо без обоих. Но сначала я выпью кофе. Побольше. Утоплюсь в кофе.       Азирафаэль чувствовал себя кипящим чайником. Едкая обида бурлила в нем, подогреваемая ощущением убийственной несправедливости. Наверное, отсутствие вдохновения – это большая проблема, но к чему так обращаться с теми, кто хочет тебе помочь? За что ему прилетело? За участие и беспокойство? Вельзевул, прежде чем попрощаться, сказала, что в сентябре, когда Альберт только устраивался на работу, у Кроули было примерно такое же состояние, поэтому никто к нему не совался – зато с легким сердцем к нему сунули новичка Фелля. Это тоже было немного обидно, но и в половину не так сильно, как реакция Энтони. Альберт уже подумал, что они друзья, а на самом деле… как в душу плюнули.       Он попытался отвлечься на работу, но Брайан уже консультировал залетных покупателей, так что Азирафаэль ушел в антикварный зал. Там было прохладно, тихо, пусто и очень уютно. Совсем небольшое помещение, три шкафа, в одном из них под замком лежали дневники Агнессы. Альберт взял одну из тяжелых старинных Библий и принялся листать, даже не глядя на страницы – его успокаивал мерный шелест бумаги и неповторимый запах древних книг в кожаных переплетах. По такому случаю Фелль решил в который раз пересмотреть свою обожаемую коллекцию на предмет, не завелись ли где плесень или грибок. Конечно, вероятность подобного исхода очевидно стремилась к нулю, но Альберт все равно регулярно инспектировал свои запасы, потому что ему это просто нравилось.       Когда он бережно изучал очередной корешок, вдруг раздалась трель входящего звонка на смартфоне. Недоуменно посмотрев на неизвестный номер и поколебавшись, Альберт принял вызов.       – Добрый день, мистер Азирафаэль, – не сразу, но редактор все же узнал мягкий, похожий на текучую липкую патоку голос Загрязнения, – передайте, пожалуйста, Кроули, что его платежный перевод осуществлен.       – Что? Какой перевод? – Фелль ничего не понимал.       – Платежный. Гонорар от новой книги выплачен и перечислен на указанный счет.       – Это от последней?       – Нет, за последнюю, как и за все остальные книги Кроули получает процент с продаж. А за каждую книгу той серии Кроули получает единовременно выплачиваемый гонорар. Ну и роялти за франшизу. Передайте ему, что гонорар перечислен.       – Погодите, а почему вы звоните мне, а не ему?!       – Ну так, – меланхолично отозвались Бланк, – у Кроули кризис жанра. Какой идиот будет сейчас ему звонить?       – Судя по всему, вы считаете, что этот идиот – я!       – Нет, вы не идиот, – в голосе Загрязнения даже проскользнул намек на сочувствие, – вы его редактор. Удачи.       – Постойте, а что вообще за книга, куда гонорар? – торопливо спросил Альберт, но Уайт уже повесили трубку, оставив собеседника в полной рассеянности. Будучи ответственным работником, Азирафаэль, забыв все обиды, попытался вновь дозвониться до Энтони, но тот не брал трубку. Рассердившись, Фелль просто отправил ему сообщение и вновь закопался в свои книги, однако минут через десять до него донесся знакомый громкий голос из основного зала – голос Кроули. Фелль с искренним изумлением вышел к нему, мельком подумав, что на сей раз писатель действительно не мог ответить, поскольку был за рулем.       – Ангел! – Энтони, не снимая очки, подскочил к нему. – Слушай, ты меня извини, конечно. Ты совсем не вовремя позвонил. Я не хотел на тебя срываться, понимаю, как это выглядело…       – Я вас прощаю, – коротко отозвался Альберт, в котором негодование и обида все еще мешались с сочувствием и природной отходчивостью. Писатель махнул рукой в сторону выхода.       – Давай забудем обо всем и махнем подальше. Развеяться. Куда угодно! Тут недалеко есть отличный клуб «Альфа-Центавра», давай туда!       – Нет, я не люблю клубы…       – Да брось, поехали! – Энтони несколько развязнее, чем обычно, схватил Фелля за рукав и потянул к двери. – Будет весело! Пара коктейлей, танцы, девочки… мальчики… короче, новые знакомства! Тебе понравится.       – Не думаю, – Азирафаэль, поморщившись, осторожно отцепил чужие пальцы от своей руки. – Я не хожу в такие места как раз потому, что когда-то мне там не понравилось.       – Когда-то – значит, давно, – возразил Энтони, скрестив руки на груди и покачиваясь с пятки на носок. На взгляд Альберта, он вел себя… слишком суетливо, что ли? Не мог стоять спокойно, постоянно пытался поймать собеседника за одежду, хотя обычно двигался плавно, иногда замирая в одной позе, подобно змее, и избегал лишних касаний. Редактору даже пришла в голову мысль, что Кроули принимал что-то наркосодержащее. Его ноздри затрепетали, и он ощутил неприятное чувство дежа вю.       – Вы что, пьяны? И вы за рулем?!       Кроули дернул головой, склоняя ее к плечу, и опустил очки на нос. Его веки были красными и припухшими, зато зрачки, к облегчению Фелля, вполне обычного размера и правильно среагировали на свет лампы, немного сузившись после темных стекол.       – Я уже говорил тебе, что не пью за рулем. Это со вчерашнего дня запах, сегодня я еще не успел, потому и хочу в клуб. Давай со мной. Будет весело.       – Я не считаю подобное времяпровождение веселым.       – Ты не пробовал! – Энтони попытался снова ухватить руку Азирафаэля, но тот машинально отступил. Пальцы сомкнулись на пустоте, и редактору подумалось, какие же они длинные, тонкие и подвижные. Кроули переплел их, затем поправил очки, пряча золотистые глаза, и снова переплел. Склонил голову к другому плечу. – Поехали, будет круто, отвечаю. Черт побери, неужели тебе нравится сидеть и тухнуть среди всех этих пыльных томов? – он махнул рукой, обводя полки. – Какая чушь! Выковыривайся из своей раковины, моллюск, и посмотри на этот огромный мир, наконец!       – Нет, не поеду, – Фелль поджал губы. – И да, нравится. Мне кажется, вам стоит вернуться домой и проспаться. Тогда, может, и кризис творчества пройдет.       Губы писателя скривились, и он всплеснул руками.       – Разрази тебя гром, зачем ты напомнил! Нормально же говорили.       – Не нормально, вы себя ведете… неподобающим образом!       – Каким-каким? Я просто пригласил тебя в клуб!       – А прежде наорали на меня и послали куда подальше!       – Ну я же извинился!       – И вы считаете, можно продолжать в том же духе? Снова и снова вести себя столь беспардонно, а потом извиняться и думать, что все нормально? Вот поэтому… поэтому у вас и нет друзей!       Энтони некоторое время ошалело стоял с открытым ртом. Затем закрыл его, поправил очки – чисто машинально – и отрывисто кивнул Азирафаэлю.       – Не смею больше отвлекать от важных дел. Чао, ангел. Счастливо оставаться. И когда я буду среди звезд, я даже не вспомню о тебе.       Он круто развернулся и покинул магазин. В наступившей тишине рев мотора отъезжающей машины прозвучал особенно громко. Альберт с трудом сглотнул подступивший к горлу комок – он понимал, что перегнул палку. Последняя фраза определенно была лишней. Но сказанного не воротишь, как бы ни хотелось…       – Мистер Фелль?       Азирафаэль даже вздрогнул – он совсем забыл, что в магазине они были не одни. Повернулся и встретился с сочувствующим взглядом Брайана.       – Я прошел через это. Вам будет лучше без него.       Альберт посмотрел на закрытую дверь, и ему стало совсем паршиво.       Энтони проехал пару кварталов и остановился, чтобы немного успокоиться. Его трясло. Наверное, стоило взять такси, а то так недолго и в аварию угодить… хотя тогда у него надо отбирать права всякий раз, как наступает проклятый кризис. Но… как он без своей девочки? В ней он чувствовал себя едва ли не лучше, чем дома, а в такие дни – уж точно спокойнее, потому что дома на столике укоризненным черным осколком торчал открытый ноутбук. Его нельзя было спрятать – Кроули всегда помнил, где он теперь лежит, и ему казалось, что ноутбук неотрывно следит за ним, даже сквозь дверцы шкафа и стены. К счастью, Кроули не настолько сошел с ума, чтобы разбивать технику в минуты кризиса. А то так никаких ноутов не напасешься. Все-таки, он был в достаточной мере адекватен – пусть и относил себя к творческим людям.       Пошарив в кармане, Энтони нашел сигареты и закурил, нервно выдохнув дым в открытое окно. Творческий кризис подкрался внезапно: все было отлично, а потом Кроули проснулся утром (около двух часов пополудни) и вдруг понял, что не может выдавить из себя ни единой связной фразы. Он называл это отходняком – после писательского запоя он перегорал и попросту терял способность к сочинительству. Он расписал новую книгу, составив план, продумав новый мир, но теперь ему необходимо было главное: начать. И он просто заглох. И, как назло, ни одной истории в разработке, все нужно начинать! Это ужасное чувство. Хуже только заканчивать. Но когда заканчиваешь, то посылаешь редактору, и он помогает отшлифовать, найти нестыковки, указать, не оборваны ли сюжетные линии… как это делал Азирафаэль.       Кроули судорожно затянулся и с тоской посмотрел в пасмурное вечернее небо. Кажется, он здорово обидел своего редактора, если тот настолько вышел из себя. Его слова больно жалили до сих пор, стоило их вспомнить, но писатель, вспоминая их разговор, никак не мог понять, что же он сделал не так, чем вызвал подобную реакцию?       Дымок растаял в воздухе, и Кроули стряхнул пепел в сторону, чтобы не запачкать салон. Он заметил, что его руки трясутся, и мысленно выругался, потому что ненавидел это состояние. Он никогда не принимал наркотики, но, возможно, именно так выглядит ломка? Черт знает… писать не получалось, но ему дьявольски хотелось это сделать, поскольку он просто не знал, чем себя занять. Мозг, тело, душа – все требовало поддерживать тот темп, в котором он обычно творил, но при этом все работало вхолостую. Ни строчки. Ни слова. Энтони откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Он проклинал себя за эту беспомощность, ругал за безделие. Да, он ходил с этим к психологу, психолог сказал ему умные вещи, дал дельные советы, которым Кроули не мог следовать. Во время кризиса он ощущал колоссальное давление, причем не со стороны. Причиной был он сам. Он не знал, что с этим делать – только переждать, пережить это нервное напряжение, которое в нем накапливалось и за которое он злился на себя еще больше. Он пытался догнаться свежими эмоциями, но это не всегда помогало, поскольку многое не получалось как раз из-за неподъемного стресса. Неудивительно, что он срывался на каждом, кто с ним заговаривал. Но сейчас он даже нашел в себе силы извиниться, а Альберт… проклятый ангел.       Затушив сигарету, Кроули взялся за телефон и заметил сообщение от Азирафаэля. Окрыленный, что тот хочет помириться, он открыл его, прочел, нахмурился и перечитал снова. Потом сообразил, что оно было отправлено довольно давно, а еще через пару минут понял, о чем речь. Ах, гонорар за эту книгу. Кстати, может, хоть так он немного развеется?       Рабочий день подошел к концу, и управляющий, пожелав Азирафаэлю всего наилучшего, пошел домой. Редактор остался в магазине и в совершенно подавленном настроении. Перевернув табличку «закрыто», он запер дверь и вышел в центр торгового зала. Задумчиво осмотрелся, прикидывая, с чего начать наведение порядка, когда его смартфон ожил, мелодичной трелью возвещая о новом сообщении в общем чате. И пока Альберт подходил к столу, телефон буквально распирало от входящих, которые сыпались нескончаемым потоком, так что редактор заволновался, не случилось ли чего. Переписка активизировалась в корпоративном чате «Уайтвинг Пресс»: Уриэль: Да что вы как работники коммунальных служб – «мы не были готовы к этой ситуации, откуда мы знали, что в Лондоне бывают дожди и туманы»! Габриэль: Нет, ну мы знали, что эта ситуация рано или поздно произойдет, но кто ж знал, что настолько внепланово! Михаэль: То есть, по-твоему, он в график издательства никогда не укладывался, а творческий кризис у него должен быть исключительно по плану? Габриэль: Было бы неплохо. Габриэль: Вот у женщин этот план заложен природой. Вельзевул: Сколько раз тебе повторять, это не ПМС, я просто злая Вельзевул: Перманентно Вельзевул: Поэтому логично, что иногда это пересекается Вельзевул: Статистику почитай Вельзевул: И вообще, когда некоторые ведут себя как козлы, то не важно, ПМС или нет, это бесит Вельзевул: И не стоит перекладывать вину за свое поведение Габриэль: Да понял я, понял Вельзевул: Это не про тебя было Вельзевул: Это я к нашим баранам вернулась. То есть, к барану. Габриэль: Так баран или козел? Вельзевул: Парнокопытное травоядное! Не уводи разговор снова Габриэль: Да я и не пытался. Габриэль: Но кто ж знал, что у Энтони опять случится кризис жанра? Он только в сентябре из него вышел. Сандальфон: Мы только раны зализали(( Уриэль: А я говорила – давайте бункер построим. Уриэль: Если не самим прятаться, то Кроули там запирать. Мейстер: Бланк сказали, что бюджет не потянет. И им впервые очень жаль от этого. Сандальфон: Давайте скинемся все Габриэль: Ты где собралась бункер строить? Уриэль: Под издательством? Чтоб из подвала ходить Лигур: Нельзя, там ветка метро Уриэль: Ты откуда знаешь? Лигур: С Хастуром архивы изучали для книги Лигур: Старейшее метро как-никак Лигур: А хотите увлекательных фактов о метрополитене?       Азирафаэль некоторое время в легком шоке созерцал, как всплывают все новые и новые сообщения, а потом до него дошло: издательство весь день обсуждало творческий кризис Кроули вживую, а теперь, когда рабочий день кончился, перешло в онлайн. Со всеми вытекающими. Пока он размышлял, разговор свернул в сторону характерных двухэтажных автобусов, красных и синих телефонных будок, гнезд горилл и снова вернулся к Кроули. А потом Альберт выловил из общего потока свое имя – точнее, прозвище – и выяснил, что его назначили парламентером. То есть, все общение с писателем будет проходить исключительно через него, что сегодня и продемонстрировали Загрязнение в действии. Фелль искренне возмутился – нашли козла отпущения! То есть, сами они к Энтони соваться не хотят, а на него пусть этот ушат грязи выливается? Еще чего!       И, выключив звук у смартфона, он убрался в магазине и пошел спать пораньше.       Встал Азирафаэль довольно поздно, потому что спал плохо и постоянно просыпался ночью. Вчерашний разговор с Кроули не шел у него из головы, да и общий чат добавил не самых приятных впечатлений. Альберт открыл мессенджер и пролистал его вниз, не читая. Если там и было что-то важное, что он пропустил из-за обилия флуда, то они сами виноваты. Настроение портилось все сильнее, обида на Кроули мешалась с чувством вины. Хотя, судя по чату, у Энтони действительно друзей не было… Феллю на секунду стало его жалко, но потом он напомнил себе, что это все из-за невыносимого характера самого писателя, так что нет ничего удивительного в происходящем.       Пока все продолжали перемывать Кроули косточки и чат безмолвствовал, Альберт включил звук на смартфоне и занялся делами. Он закончил с антикварными книгами, заполнил документы, до которых руки давно не доходили и решил было переставить все книги на полках, когда ему позвонили.       – Добрый день, Уриэль, – настороженно поздоровался он.       – Привет. Как дела? Слышала, ты и та девушка приедете в четверг по поводу дневников?       – Да. Ее зовут Анафема Гаджет, – Фелль немного расслабился, и совершенно зря.       – Какое необычное имя. Хотя не мне об этом говорить, действительно. Слушай, передай, пожалуйста, Кроули…       – Нет, – твердо отрезал Азирафаэль, чувствуя, как праведное негодование подступает к горлу.       – В смысле?       – Я не буду ничего передавать Кроули. Звоните ему. Или пишите. Почему это нужно делать через меня? – Альберт едва удерживался от едких замечаний. – Мне тоже неприятно выслушивать всякие гадости. Вам нужно что-то передать – вы и слушайте.       – Какие гадости? – не поняла Уриэль. – Погоди, он говорит тебе какие-то гадости?!       – А вы как думали? – опешил Альберт. – Посылает меня…       – Он всех посылает, это нормально!       – Нормально?! Тогда почему бы вам не позвонить ему?!       – Так он трубку кидает. А если что-то писать – либо не читает, либо удаляет, не прочитав, – Уриэль помолчала. – Мы надеялись, что он хоть с тобой говорит в это время… значит, нет. Извини, будем просить Вельзевул.       – А… – Фелль замер с раскрытым ртом и захлопал глазами, осознав, что на самом деле все так просто. – А почему вы вообще решили, что он будет со мной говорить?       – Ну… – Уриэль замолчала, как всегда бывает, когда просят объяснить какую-то очевидную вещь. – Он тебе явно симпатизирует и не хочет обидеть.       – А вас всех хочет?       – А нас всех он уже давно знает, мы привыкли, – женщина задумалась. – Да Господи, перебесится наш дебил и извиняться будет.       – Так просто? – Азирафаэль сердито нахмурился. – Его поведение недопустимо!       – Ну да, – равнодушно отозвалась Уриэль. – Ладно, попробую ему написать, а потом уже к Вельзевул… ой, а по поводу гонорара ты тоже передать не смог?       – Какого гонорара? А! – редактор спохватился. – Не знаю… я написал ему, сообщение прочитано, но он ничего не ответил.       – А ну тогда, наверное, прочел, – предположила Уриэль. – Хотя, может, удалил не глядя. Поэтому ему звонить надо. Скажу Вельзевул и об этом.       – А почему сразу нельзя попросить Вельзевул передать?       – И дергать ее по любому поводу? По закону подлости именно когда у Кроули кризис в творчестве, нам надо донести до него уйму всякой информации. У Вельзевул своих дел куча, да и характер не особо лучше, чем у Кроули. И вообще, не обязана заниматься делами издательства. А ты вроде как при нем, его редактор, все равно половина и тебя касается.       Азирафаэль вынужден был признать справедливость ее слов.       – Я вас понял.       – До четверга.       Уриэль повесила трубку, но не успел Альберт вернуться к делам, как раздался новый звонок – к удивлению мужчины, на экране отобразилось имя Вельзевул.       – Я вас слушаю, – растерянно проговорил Фелль.       – Этот дебил что, так и не извинился?       – Какой дебил?       – А ты как думаешь! – голос Вельзевул бил по ушам – отрывистый, резкий, недовольный, а иногда и жужжащий. – Я ж-же ему вчера поз-звонила, по ушам проехалась, моз-зги вправила, а он даж-же не из-звинился?!       – Так он из-за вас вчера приехал? – сообразил Азирафаэль, даже на расстоянии чувствуя исходящее от женщины звенящее негодование.       – А, так значит, все-таки приехал! Так в чем дело? Что у вас стряслось?       – Мы… мы поругались, – уклончиво произнес Фелль, не зная, как ему стоит реагировать на все это. Из динамика послышалось такое реалистичное жужжание, словно там действительно находился повелитель мух.       – Чертов Кроули, ничего нормально сделать не может! Совершенно невозможный дебил. Идиот. Интеллект на уровне невылупившегося змееныша.       – Это я ему нагрубил, – не выдержал Альберт, в котором обостренное чувство справедливости заглушало все остальное, включая здравый смысл. Княгиня замолчала, а потом осторожно переспросила:       – Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты сейчас сказал, что вы поругались, потому что ты умудрился нагрубить Кроули?       – Да.       – Владыка ада, что ты ему такого сказал?! Ты что, сказал ему, будто он никчемный писатель и его книги надо сжечь? Я не знаю, это, наверное, единственное, что может его задеть, особенно в таком состоянии, когда он сам так думает!       – Что? – Азирафаэль не поверил своим ушам. – Но книги Кроули прекрасны!       – Он тоже так считает, поверь мне. Но иногда на него находит вот такой зверь неписун, – заворчала критик, – и тогда вообще черт разберет, что у него в голове, но точно не мания величия. Так что ты ему сказал?       – Что… что у него нет друзей.       Повисла пауза. Затем Вельзевул присвистнула.       – Я сказала, что Кроули дебил? Информация обновлена: вы оба дебилы и друг друга стоите. Ты вообще в своем уме – говорить такое кому-то?       – Я очень сожалею, – признался Альберт и недовольно добавил. – Но вы тоже хороши, я видел, что творится в чате! Может, Кроули и бывает невыносим, но он все же не заслуживает такого отношения. Зачем вы так к нему? Все в издательстве? Там у него и вправду нет друзей.       – Конечно, нет друзей, – жестко оборвала его Вельзевул, – потому издательство для него, как и для многих из нас – это семья. И Кроули в ней – младший избалованный ребенок, у которого еще детство в попе играет, вот он и творит всякую ерунду. А то, что ты видел в чате… посмотри на ситуацию с нашей стороны. У нас писатель, у которого раз в несколько месяцев то творческий кризис, когда к нему и сунуться нельзя, то нервное истощение, потому что он переработал. И ты мне скажешь, он не дебил? Черт побери, у меня два таких дебила, но Гэб хоть в больницу не попадает. У него в графике больница не стоит, значит, нельзя. А вот Кроули не живет по графику, он у нас как киндер-сюрприз – под шоколадкой может быть игрушка, а может и какая-то хрень. И что нам с ним делать?       – Как-то помочь?       – А мы, по-твоему, не пытались? И к психологу записывали, и в отпуск отправляли. Опытным путем выяснили, что здесь главное его не трогать. Поэтому мы просто ждем, когда он, черт бы его побрал, перебесится. И он ждет того же. Поэтому, когда через несколько дней у него мозги на место встанут, будь добр, найди в себе силы и извинись. Сейчас Кроули, наверное, просто не возьмет трубку.       Азирафаэль что-то пробормотал в ответ и, попрощавшись, сбросил вызов. Помедлив, он оставил магазин на управляющего и вышел подышать свежим воздухом. Ему нужно было немного привести мысли в порядок, поэтому он поехал в Сент-Джеймс парк, где сейчас было не так много народу – обед уже кончился, а вот рабочий день – еще нет. Кружа там по дорожкам, Альберт пытался осмыслить то, что он узнал о Кроули и об издательстве. И каково же было его изумление, когда из-за кустов он внезапно услышал знакомый голос: – «…завтра, а пока пора спать», – сказала я Адаму. «Ладно, сейчас спать, – с явной неохотой согласился он, – но завтра мы обязательно сыграем в новую игру!» Я расстелила его постель и, конечно же, спросила: «А что это за новая игра? Ты будешь играть в нее один или вместе с друзьями?» «Конечно, мы сыграем все вместе: и Брайан, и Пеппер, и Уэнслидэйл. И Барбосу найдется роль! Нянюшка Аштарот, давай, я расскажу тебе про эту игру, чтобы не забыть о ней с утра?» «Хорошо, – согласилась я, – если ты забудешь, я обязательно тебе напомню». А какую же игру придумал Адам, я расскажу вам в следующей главе…       Завороженный мягким, певучим голосом Кроули, Альберт осторожно выглянул из-за кустов и увидел самого писателя, который сидел на скамейке с книгой в руках. Рядом с ним сидел, болтая ногами, черноволосый мальчик лет восьми. Когда Энтони замолчал, ребенок требовательно подергал его за рукав:       – А дальше? Что было дальше?       – На сегодня все, молодой человек, – Кроули весело усмехнулся. – Я обещал вернуть вас родителям не позже шести вечера.       – Ну дядя Кроули-и, – мальчик обиженно засопел. – Ну у нас еще куча времени!       – А уроки кто будет делать?       – Нам ничего не задали!       – Врешь, – подозрительно проговорил Энтони и погрозил пальцем. – Вот смотрю на тебя и вижу – врешь!       – С чего ты взял? – насторожился мальчик.       – У маленьких мальчиков, когда они врут, нос растет, как у Пиноккио!       – Это ты врешь! – ребенок торопливо закрыл нос ладонью. Энтони фыркнул.       – А разве у меня нос растет? Нет!       – Я бы заметил, что у кого-то из моих друзей растет нос!       – А тут по-особому смотреть надо. Меня нянюшка Аштарот научила, когда приходила на чашечку чая.       – Дядя Кроули, я уже взрослый и понимаю, что никакой няни Аштарот нет, это ты ее придумал, для книжки!       – А вот и есть!       – А вот и нет!       – А вот и есть! Я тебя с ней обязательно познакомлю.       – Правда? – недоверчиво уточнил мальчик.       – Конечно! Я тебе когда-нибудь врал?! – Энтони возмущенно выпрямился на скамейке.       – Вот я подозреваю, что только что, про нос…       Азирафаэль, опомнившись, попятился. Задетые им ветки зашуршали, и мальчик обернулся на шум:       – Там кто-то есть!       – Ну и что? – пожал плечами Кроули, тоже глянув в сторону кустов, но Альберта уже не было видно. – Наверное, кто-то зазевался и влетел в куст. Или это работники парка, ухаживают за растениями.       – Садовник? Тот, что в книжке?       – То есть, в садовника ты веришь, а в нянюшку – нет?!       Фелль торопливо зашагал к выходу из парка.