Работа над ошибками

      Вопреки острому желанию гнать, как обычно, Кроули приходилось вести машину медленнее (и соответственно, осторожнее), чтобы не пропустить нужный поворот – несмотря на возражения Альберта, они заскочили в магазин, закупив несколько бутылочек вина, поскольку писателю не хотелось заявиться в гости с пустыми руками. Все-таки, праздник, а он без подарков. Не покупать же свечки или прочую ерунду!       – Почти приехали, – сообщил Азирафаэль, скользя взглядом по знакомой веренице домов. Энтони сбавил скорость и любознательно вертел головой, осматривая чинные строения, аккуратно украшенные к Рождеству. Какое благообразное местечко, ангелу тут самое место. – Вот туда!       Писатель притормозил у указанного дома и выпустил Альберта, чтобы тот открыл ему ворота, а сам продолжил изучать обстановку. И заметил на другой стороне улицы такого же благообразного, как и вся она в целом, низенького пожилого мужчину с таксой на поводке. Несмотря на то, что Кроули видел его впервые, он по выражению лица, по пристальному и заранее порицающему взгляду, направленному на незнакомый автомобиль, узнал доставучего старичка из своей книги (только в книге вместо таксы был пудель), списанного с собственного соседа, который постоянно ябедничал на него бабушке на ферме. У такого даже Азирафаэль вряд ли будет хорошим мальчиком. Надо будет про него расспросить ангела и его подружку.       Ворота открылись, и Кроули въехал во двор, припарковавшись на дорожке перед гаражом – вряд ли хозяева дома поедут куда-то раньше него. Выйдя из машины, писатель ласково похлопал свою девочку по капоту и потянулся – ехать за город всегда не слишком быстрое предприятие. Ойкнул – нос кольнуло холодом. Энтони задрал голову к темнеющему небу и обнаружил, что начинается снегопад. Уютный рождественский вечер, как по заказу. А если в доме еще и камин весело потрескивает… а он потрескивает, мужчина видел дымок над домом, когда подъезжал.       – Кроули!       Писатель опомнился и, прихватив пакет с вином, быстрым шагом направился к крыльцу, откуда ему махал Азирафаэль. Дождавшись спутника, Альберт позвонил в дверь. Им открыла смуглая черноволосая женщина, уже немолодая, но догадаться об этом можно было лишь по веселым морщинкам у глаз. Кроули быстро понял, кто это, но подумал, что она больше похожа на старшую сестру Анафемы.       – Альберт, милый, давно не виделись! – радостно поприветствовала она редактора и перевела любопытный взгляд на второго гостя. – А это…       – Мистер Энтони Дж. Кроули, – представил Фелль. – Мы работаем вместе.       – Да, я помню. Мы вас ждали, – любезно кивнула миссис Гаджет и посторонилась, пропуская пришедших и тут же оставляя их одних.       Из чего писатель сделал вывод, что Азирафаэль здесь настолько частый гость, что его принимают за члена семьи и не считают нужным скакать вокруг него. Хотя она и извинилась, что вынуждена их покинуть – правда, опять же, только перед Кроули. Ответственность по размещению гостя полностью лежала на Фелле. И тот не подвел, без колебаний указав, где повесить куртку и куда положить перчатки.       – Мама, кто там? – в прихожую выбежала Анафема – со стороны, противоположной той, куда ушла миссис Гаджет. Однако, едва она узнала гостей, надежда и воодушевление на ее лице сменились разочарованием, хотя девушка тут же взяла себя в руки. – Привет, дядя Аз. Здравствуйте, мистер Кроули.       – Можно просто Энтони.       – Ага, – невнимательно кивнула та. Азирафаэль обеспокоенно заглянул ей в лицо.       – Дорогая, что случилось?       – Все в порядке, – Анафема мотнула головой. – Тетя Мардж с профессором и Майлз в гостиной, а я пойду, помогу маме на кухне.       Она торопливо убежала, оставив Альберта в полном недоумении.       – Что это с ней?       – «Дорогая, что случилось?» – язвительно передразнил его Энтони. – Ангел, и ежу понятно, что девушка рассчитывала увидеть отнюдь не нас! И этого «не нас» она ждет уже довольно давно.       – Ох… – Фелль, сообразив, на кого намекает собеседник, заметно огорчился. – Надеюсь, ее друг не передумал приезжать…       Кроули неопределенно пожал плечами и вопросительно изогнул брови. Азирафаэль, спохватившись, что ему выпала роль заместителя хозяина дома, отвел гостя в ванную, а затем показал, где столовая. Их появление было встречено овациями и приветственными криками, причем весь этот шум, достойный целого зрительного зала, производил один Майлз. Одними словами и рукоплесканиями он не ограничился – сразу же вскочил с места, чмокнул обоих в щеку, а затем потянул к дивану. Азирафаэль был усажен в кресло, а для Энтони Мейтленд отвел местечко на диване подле себя, поскольку горел желанием поделиться еще какими-то подробностями о своей коллекции. Альберту досталась роль молчаливого слушателя лекции о процессе над салемскими ведьмами – впрочем, он быстро втянулся, заинтересованно навострив уши и впитывая новую информацию, как губка. Что касалось мадам Трейси, та выглядела завороженной и вполне счастливой, хотя многие термины наверняка не понимала. Фелль подумал, что оно и к лучшему, потому что большинство неизвестных тетушке слов были связаны с оружием и пытками. Впрочем, через пару минут женщина с сожалением извинилась и ушла на кухню «посмотреть, как там девочки», из чего Азирафаэль сделал вывод, что сидела она здесь исключительно ради того, чтобы профессор Шедвелл и Майлз не оставались наедине. Альберт был с ней, в принципе, согласен – трудно представить двух менее похожих людей. И хотя мадам Трейси двигало исключительно женское чутье, которое не желало, чтобы ее взрослый болтливый сын оставался наедине с приглянувшимся ей мужчиной, редактор, более трезво оценивающий ситуацию, подумал, что у них попросту не нашлось бы тем для обсуждения. Ну не о погоде же говорить все это время! А теперь тут остался ее дорогой племянник, если не знавший, то имеющий представление обо всем на свете, и его совершенно не жалко отдать на растерзание гостю.       Вскоре к слушателям лекции, как ни странно, присоединился и Кроули, который краем уха уловил что-то про колдовство и страшно заинтересовался. Фелль еще раз назвал должность и прочие титулы профессора, и Энтони тут же взял разговор в свои руки, найдя золотую жилу в вопросах религии, а точнее, об интересующих его ангелах, демонах и змеях. Майлз не сильно расстроился и перевербовал себе кузена.       Через несколько минут мимо гостиной пробежала Анафема с бокалами, и Азирафаэль, ведомый сочувствием, ненадолго оставил игриво надувшего губки Мейтленда.       Девушка расставляла бокалы на праздничном столе в столовой. Лицо у нее было сосредоточенное и хмурое, так что Альберт понял, что Кроули был совершенно прав.       – Дорогая, не расстраивайся. Я уверен, он скоро приедет.       – Он должен был приехать час назад, – резко оборвала Анафема и шмыгнула носом.       Глаза за сверкнувшими стеклами очков были совершенно сухими, так что Фелль прекрасно понимал – подруга не расстраивается, она злится.       – Ну, мало ли, что могло случиться…       – Ты думаешь, что-то случилось?!       – Нет-нет, – поспешно заверил девушку Альберт, опасливо посмотрев на посуду в ее руках. – Я имел в виду… ну, он же в первый раз сюда едет? Может, заблудился…       – Сейчас у каждого в телефоне есть навигатор, – сухо отозвалась Анафема, не определившись, сердиться или волноваться.       – Это у Кроули есть навигатор, – попытался шуткой разрядить обстановку Азирафаэль, – то есть, я. Я ему показывал дорогу. Тем более, вечер, пробки…       – Вы стояли в пробке?       – Я ехал с Кроули.       Анафема, которая успела узнать, какой Энтони водитель, задумчиво кивнула. Аргумент.       – Так ты считаешь, он мог заблудиться?       – Возможно. Ну, или… я не знаю…       – Ну не на НЛО же он наткнулся! – с досадой воскликнула девушка.       – А может, и на НЛО, – Альберту вспомнились рождественские страшилки Кроули и Хастура. – С инопланетянами, похожими на перечницу.       – Какая ерунда! – Анафема пренебрежительно фыркнула. Если она и верила в инопланетян, то в их острое желание контактировать с людьми –совершенно точно нет. Фелль развел руками и, провожая подругу обратно на кухню, передал ей пакет с вином, оставленный в прихожей. В ту же секунду раздался оглушительный гудок – и они чуть было не остались без этого самого вина. По счастью, Анафема в испуге, оказывается, крепче хватала все, что держала, и не отпускала. Забыв о верхней одежде, они выскочили на улицу и, распахнув калитку, обнаружили нелепую старенькую машинку, водитель которой, казалось, сам был напуган получившимся звуком. И теперь с опаской смотрел то на руль с клаксоном, то на отчитывающего его мужчину, прижимающего к себе испуганно тявкающего песика. Анафема с Альбертом переглянулись – первой реакцией было шагнуть обратно, подальше от мистера Тайлера, но надо было спасать Ньюта.       – Счастливого Рождества, мистер Тайлер! – громко поздоровался Азирафаэль, выступая вперед и беря огонь на себя. Пожилой мужчина с неудовольствием отвлекся от одной жертвы и окинул новую взглядом, в котором явственно читалось, что он думает о людях, которые перебивают старших, расхаживают зимой без пальто и имеют целый список правонарушений. Который, несомненно, ведется с тех самых пор, как привезенный из роддома маленький Фелль впервые огласил улицу своим криком, точно так же напугав предыдущего песика мистера Тайлера! А пока в «бегущей строке» взгляда старого склочника не проявилась информация о том, что он думает по поводу ориентации Азирафаэля (это никогда не озвучивалось, но по контексту мнение столь закоренелого консерватора было очевидно), Альберт поспешил любезно спросить. – Как вы поживаете, как ваша жена?       – А то вы сами не знаете, молодой человек, как себя чувствуют люди в моем возрасте. Только выйдешь прогуляться вечером, подышать полезным свежим воздухом, как тут же появляется уйма машин, а иные еще и пугают до смерти! Что за мода пошла у молодежи, то без глушителей ездят, то на гудки невесть что ставят…       Азирафаэль уловил краем уха печальное «это базовая комплектация» и порадовался, что у Ньюта хватило ума не говорить это достаточно громко. Судя по тому, что ворота открылись, а машина все еще стояла на дороге, фырча и портя озоновый слой, у студента возникли какие-то проблемы. Поэтому Альберт стойко и с вежливой улыбкой выслушал монолог об упадке нравственности, бескультурной молодежи и прочее, прочее. К счастью, учитывая его врожденное умение слушать и кивать в нужный момент, мистер Тайлер довольно быстро включил его в список своих сторонников, поэтому критика стала общей и вскоре сошла на нет. До Фелля донесся шум заведшейся машины и скрип закрываемых за ней ворот.       – А что это, у Анафемы кавалер завелся? – едко осведомился мистер Тайлер. Альберт округлил глаза и удивленно захлопал ресницами. – Ты за ней смотри, а то молодежь нынче… мы в ее годы до свадьбы и не думали о всяких там шуры-муры! Думать надо об учебе и работе, в ее-то годы! – и он, поставив собачку на землю, гордо удалился. Альберт задумчиво вернулся во двор, прикрыв за собой калитку. Студенты ждали его на крыльце, спрятавшись от снегопада.       – Спасибо, Аз, – Анафема, закусив губу, посмотрела в сторону, откуда раздавалось тявканье скрытой забором таксы. – И как ты его терпишь? Я бы обязательно высказала ему, и он опять бы начал про падение морали и то, что в моем возрасте пора бы и замуж…       – Нет, вряд ли, – рассеянно отозвался Азирафаэль и поежился. Девушка торопливо открыла дверь и впустила всех внутрь, – на этот раз ты бы слушала, что в твоем возрасте надо думать об учебе, а не про шуры-муры.       – Я и думаю об учебе! – возмутилась Анафема. – А что такое шуры-муры?       – Это то, о чем ты не думаешь, – пояснил Альберт, мысленно добавив «хотя давно пора». Но он был тактичнее мистера Тайлера.       Спустя еще десять минут с работы вернулся мистер Гаджет, и Кроули и Ньюту пришлось играть в веселую рокировку, отгоняя автомобили от дверей гаража и пропуская его внутрь. «Васаби» снова заглохла, так что у Анафемы отпали все вопросы, почему ее приятель добирался так долго, но, к счастью, мистер Тайлер уже вернулся домой. Если он что и видел, то выскажет позже, а пока никому не хотелось портить себе настроение. Тем более, мадам Трейси и миссис Гаджет позвали всех к столу.       Кроули, уже сунувший любопытный нос везде и всюду, чувствовал себя как дома. Это будет чудесное Рождество.       Праздник определенно удался. Они говорили обо всем на свете, и Энтони испытывал искреннее изумление: если взять практически любых двух человек, собравшихся в этой комнате, то сложно представить себе более разных личностей! Кроули жадно прислушивался ко всем разговорам, даже к тем, в которых сейчас не участвовал, но обрывки слышал краем уха с другого конца стола. Он привык к литературным тусовкам, а его знакомые, которых он заводил в клубах, редко обсуждали столь интересные вещи. А тут столько новой информации, столько пищи для размышлений, столько возможностей и идей для будущих книг и рассказов!       Спустя примерно полчаса застолья Азирафаэль обратил внимание, что Кроули, против ожиданий, так и не притронулся к своему бокалу с шампанским. Он с улыбкой благодарил, когда напитки разливали, поднимал бокал, но не пил.       – Вы вдруг решили вести трезвый образ жизни? – подколол он тихо, пока миссис Гаджет отвлеклась от беседы с писателем, чтобы продиктовать новый рецепт рождественского жаркого мадам Трейси. Энтони фыркнул.       – Еще чего! Но сегодня я за рулем, мне еще обратно ехать.       – Будет довольно поздно… – Фелль ненадолго задумался. – Вы можете остаться на ночь.       – Ты настолько свой в этой семье, что можешь принимать подобные решения? – писатель засмеялся. – Может, стоит спросить у мистера или миссис Гаджет?       – Нет, что вы! – Альберт с улыбкой отмахнулся. – Вы можете переночевать у меня. Я же живу по соседству, забыли?       – Оу, точно… – Кроули немного растерялся. Азирафаэль приглашает его к себе? На ночь? То есть, тут ничего особенного, редактор ведь неоднократно ночевал у него. Ну как неоднократно… больше одного раза! А учитывая характер Альберта, он наверняка хочет ответить любезностью на любезность.       – Я не вижу смысла уезжать в магазин, если завтра выходной, а у меня дом в паре шагов. Тетушка с Майлзом тоже вряд ли соберутся обратно, кузену проще завтра вызвать такси и поехать на вокзал или в аэропорт, не помню, какой у него обратный билет. В любом случае, место еще есть… – Фелль покосился на Ньюта, оживленно болтающего с Анафемой – точнее, это Анафема оживленно болтала, а студент терпеливо ждал своей очереди вставить слово. – Мистер Пульцифер, похоже, тоже останется на ночь. Пока вы перегоняли машины, у его авто под капотом что-то странно дребезжало, и вообще этот шедевр автопрома едва дотянул пару метров, после чего заскрипел и остановился. Мне кажется, копаться в нем в темноте – не лучшая идея, а завтра они разберутся вместе с мистером Гаджетом, в чем там проблема.       – А профессор? – уточнил Кроули, навострив уши, чтобы разобрать, что там Шедвелл говорит о «Молоте ведьм». Азирафаэль пожал плечами.       – Поделим. В двух домах места всем хватит.       – Энтони, др-руг мой! – даже если вы с первого раза не расслышали восторженный голос Майлза, его раскатистое французское «р», удивительно органично звучащее в английской речи, пропустить было невозможно. – Объясни-ка нам с миссис Гаджет…       Кроули, благодарно кивнув Альберту, переключился на новый разговор. Он любил гнать по ночной дороге, но ради этого лишать себя пары бокалов вина в хорошей компании… нет, это слишком большая жертва! Тем более, когда основные блюда подъели и воздали должное кулинарным талантам присутствующих дам, писатель загорелся идеей восстановить гендерное равноправие и приготовить глинтвейн – благо, на кухне Гаджетов должны были найтись все необходимые ингредиенты. Анафеме пришлось пойти с ним – показать, где и что, собственно, лежит и заодно вымыть бокалы. Следом увязался заинтригованный Азирафаэль: ему понравилось наблюдать, как Кроули варит кофе, и он справедливо заключил, что глинтвейн писатель будет готовить не менее эстетично.       – Вот, – Анафема распахнула шкафчик и указала на полки, – апельсины в вазе на столе, а здесь все нужные приправы.       – И не только, – ошарашенно пробормотал Энтони, оглядывая ряды баночек и связки засушенных растений. – Это вот что?       – Кора дуба, – невозмутимо сообщила девушка.       – Вы ее едите? – осторожно уточнил Кроули, округлив глаза.       – Попробуйте. Если сможете прожевать – отдам всю банку, – фыркнула Анафема.       – Тогда зачем она?       – Надо. Для волос, да еще для всякого…       – А это что? – Энтони заинтересованно ткнул пальцем в пакет с какими-то травами.       – Валериана. От нервов.       – А это?       – Лавровый лист, его в еду добавляют. А вы вообще гвоздику от перца отличите?       – По запаху, – самоуверенно заявил Кроули и, сунув нос в шкафчик, чихнул. Анафема скептически приподняла бровь и отошла в сторону, а писатель, хрустнув пальцами, принялся колдовать над кастрюлей. Кухня наполнилась сладковатым ароматом корицы, свежими нотками апельсина и всепроникающими нотами гвоздики. Тонкие пальцы так и порхали, сбрасывая приправы в нагревающееся вино, ноздри хищно раздувались, словно Энтони определял готовность именно по запаху. Очки он сдвинул на макушку, чтобы стекла не запотевали, и теперь золотистые глаза предвкушающе поблескивали.       – Он точно не колдун? – поинтересовалась Анафема тихо. Альберт встрепенулся, оторвавшись от увлекательного зрелища, и пожал плечами:       – А что, хочешь поучиться?       – Нет, просто… а вдруг он готовит какое-то зелье?       – Приворотное? – Азирафаэль насмешливо хмыкнул, и подруга на него покосилась как-то странно.       – Допустим. Не боишься?       – Дорогая, ты взрослая девочка, а веришь в такую чушь?       – Ну ты же веришь, что бабочки в клетку – это стильно?       – Готово! – радостно возвестил Кроули и, подхватив кастрюлю, торжественно направился в столовую. Анафема и Альберт, подхватив вымытые бокалы, поспешили следом.       Свежесваренный глинтвейн пах просто одуряюще и был встречен громовыми аплодисментами. Кроули заслуженно купался в лучах славы, принимая похвалу, а Азирафаэль с улыбкой подумал, что Энтони не мог пустить все на самотек, не став звездой вечера.       Затем миссис Гаджет церемонно внесла большой рождественский пудинг, украшенный веточкой остролиста. И хотя гостей собралось немало, каждому досталось по солидному куску. На пустом блюде с крошками торжественно остались лежать празднично-зеленые листья с красными каплями ягод.       – А вы, значит, не поджигаете пудинг? – полюбопытствовал Энтони, отламывая кусочек вилкой. Миссис Гаджет, разливавшая чай, заинтересованно посмотрела на него:       – Нет. В доме постоянно были маленькие дети, поэтому мы опасались.       – О, ну вы хотя бы знаете эту традицию, – Кроули хмыкнул. – Почти никто, с кем я встречался, о ней не слышал.       – Мне кажется, Вельзевул из тех, кто не прочь поджечь, – пробормотал Азирафаэль, – или мистер Хастур. Насколько я понял, он вообще любит поджигать.       – К сожалению, чтобы поджечь рождественский пудинг, нужно не только желание что-то поджечь, но и сам пудинг, – сокрушенно пояснил писатель, – А они не придерживаются подобных традиций. Честно говоря, я уже много лет не пробовал ничего подобного, с самого детства. Однажды купил в пекарне, но это же не то, что бабушкин.       – Не думаю, что наш будет таким же, как у твоей бабушки, – миссис Гаджет с улыбкой поставила чайник на стол и села на свое место. – Мы пользуемся рецептом старушки Агнессы. Собственно, все традиционные праздничные блюда мы берем из ее дневников.       – В годы моей юности мы тоже поджигали пудинг, – мечтательно припомнила мадам Трейси.       – Почему я не помню? – тут же возмутился Майлз, недовольный, что пропустил такое шоу. Мадам Трейси кокетливо завела прядь волос за ухо.       – Это было в годы моей совсем юной юности, когда тебя еще не было, милый. Помнится, я пару лет отмечала Рождество с цирковыми, потому что рассорилась с семьей и не хотела проводить с ними праздники. И пудинг нам поджигал наш факир, это было так забавно!       – А зачем его вообще поджигали? – спросил с недоумением Ньют, не понаслышке знакомый с последствиями случайных возгораний. – Это же действительно опасно.       – Кстати, да, – Энтони изогнул бровь, – это же не алкогольный коктейль, чтобы красиво его подать. Хотя в детстве я думал, что причина именно в красоте огня.       – Языческие традиции, разрази меня гром, – презрительно хмыкнул Шедвелл, – раньше пудинг подавали на день зимнего солнцестояния.       – Но если традиция языческая, христиане не могли ее поддержать, – возразил Альберт, хмурясь. – Наверняка они как-то это объясняли?       – Ну да, – Шедвелл, крякнув, вонзил вилку в кусок лакомства, – огонь символизировал любовь Христа.       – Логично, – согласился Кроули, постукивая вилкой по краю тарелки, – а что тогда символизирует остролист? Он же ядовитый. Типа, дорогие гости, если мы и хотим вас отравить, то отравимся все вместе?       – Нет, – Фелль засмеялся, – а это я уже знаю, мне в детстве говорили. Это символ тернового венца Христа, а ягодки – его кровь. Он действительно жутко царапается, когда меня посылали за веточкой для пудинга или украшения дома, я всегда возвращался исцарапанный.       – Значит, это единственная традиция с пудингом, которую вы соблюдаете? – спросил писатель, отправляя, наконец, кусочек угощения в рот.       – Нет, – встряла Анафема, – есть еще одна, в детстве мы ее очень любили…       – Ааааууу! – вдруг взвыл Энтони, схватившись за щеку. Альберт испуганно прикрыл рот ладонью.       – Кажется, вы уже поняли, какая…       – Что это? – простонал Кроули, выплевывая что-то на ладонь. – Надеюсь, не мой зуб?       – Это монетка, – виновато проговорила миссис Гаджет, – прости, Энтони, я забыла предупредить.       – Это часть рецепта Агнессы? – писатель, мысленно высказав мертвой ведьме все, что о ней думает, осторожно языком ощупал зубы, но все вроде остались целы.       – Не совсем. По рецепту, в пудинг запекалась уйма маленьких серебряных подвесок – исполнение желаний, удача, богатство, свадьба. И наоборот, не самые радужные предсказания, типа остаться в старых девах. Энтони, все в порядке?       – Да, в полном, – Кроули с опаской посмотрел на свою тарелку. – Там может быть что-то еще?!       – Нет, мы ими не пользуемся, – с сожалением призналась Анафема. – По семейной легенде, папа случайно проглотил подвеску «ребенок», и в следующем году родилась я. И родители решили, что данную традицию стоит прекратить и ограничиться бобом или монеткой.       – Это не легенда, – сообщил мистер Гаджет с такой печалью, что многие не удержались от смешка, – это чистая правда. Так что безделушки Агнессы всегда предсказывали чистую правду.       – А что предсказывает монетка? – заинтересовался Кроули, счищая с монетки крошки и разглядывая ее.       – Удачу и исполнение желаний, – охотно сообщила Анафема. – Когда Алу однажды попалась монетка, то сбылась его мечта и он поступил в тот университет, в который хотел. И я тоже!       – Дорогая, это не монетка, это и ты, и я усердно учились и сдали все экзамены, – наставительно поправил подругу Фелль, но та лишь небрежно махнула рукой. Энтони протянул монетку миссис Гаджет, но та покачала головой.       – Носи с собой весь год.       Позже все перебрались к камину – кто с бокалом глинтвейна, а кто вспомнил детство и сварил себе какао. Майлз настоял на запекании зефира и ностальгически рассказывал об уютных праздничных вечерах, когда они детьми так собирались сначала вдвоем с кузеном, а потом втроем с маленькой Анафемой и завороженно смотрели на огонь или слушали рождественские сказки, которые читал кто-то из взрослых. А потом сказки приходилось читать Азирафаэлю, потому что слушать эти истории в сотый раз кузенам было скучно, и их оставляли развлекать маленькую соседку. Альберт честно исполнял свой дружеский долг, а вот Майлз делал иллюстрации к сказкам и показывал Анафеме, потому что иначе он совсем скучал и либо комментировал услышанное, либо шел вертеться под ногами у взрослых. Кроули засмеялся и сказал, что в его случае взрослым никогда не удавалось найти ему на вечер столь спокойное занятие, и он всегда вертелся у них под ногами и задавал вопросы, не желая идти спать. Иногда он пытался устроить ловушку для Санта Клауса, но однажды его застукали за этим занятием и отправили умываться, потому что он весь перемазался в каминной саже и был похож на черта.       Сейчас было хорошо. Никто никого не гнал спать, разве что профессор Шедвелл уже задремал в кресле, да и вообще все переговаривались вполголоса. Когда какао в кружке кончилось, Альберт тихонько поднялся с места и вышел из комнаты.       – Ты еще за какао? – поинтересовался Энтони, тенью скользнувший следом. В коридоре было темно, Фелль не стал зажигать свет, поскольку прекрасно ориентировался в доме, а писатель не помнил, где выключатель, да и в принципе не собирался уходить далеко.       – Нет, я к себе, – в полумраке было отчетливо видно, как Азирафаэль махнул рукой в сторону двери, поскольку вся его одежда состояла из белого цвета и светлых оттенков бежевого, которые неплохо различались и без освещения. – Нужно включить отопление и немного протопить дом, достать постельное белье… в общем, приготовить все ко сну. Подождите здесь, я вернусь, как закончу, и позову вас.       – А можно с тобой? – прямо спросил Кроули, делая пару осторожных шагов вперед и чувствуя себя немного глупо – никогда еще ему не приходило в голову сбегать с вечеринки только потому, что его приятель уходил. Обычно к тому моменту уже все присутствующие становились его приятелями. Но, с другой стороны, «вечеринка» уже почти кончилась, а Энтони, разомлев, чувствовал себя особенно беззащитно. И ему хотелось остаться с человеком, которого он лучше всего знал.       – Но там будет холодно, – растерянно пробормотал Фелль. – Да и вообще…       – Я хочу немного осмотреть дом и освоиться, можно?       – Да, конечно, – не стал спорить Альберт. Вдруг загорелся свет, заставив его зажмуриться, а Энтони – чертыхнуться.       – А что это вы тут делаете? – поинтересовалась Анафема, убирая локоть от выключателя. Руки ее были заняты бокалами и чашками. – Да еще и в темноте?       – Я домой, – повторил Азирафаэль, подслеповато щурясь.       – А я с ним, – добавил Кроули, чтобы редактор не успел передумать, и подошел к нему поближе. Анафема передернула плечами и отрешенно склонила голову набок.       – Мистер Кроули, а вы уважаете традиции?       – Конечно, – повинуясь необычайному порыву подтвердил Энтони. – Я просто обожаю традиции. Может быть, когда-нибудь даже снова буду поджигать рождественский пудинг. Ну, если кто-то будет мне его готовить… – он замолчал под пристальным взглядом девушки и с недоумением посмотрел в ответ. Первым вверх догадался посмотреть Альберт. Его губы вытянулись в строгую линию, и он укоризненно проговорил:       – Анафема.       – Что? – подруга опять пожала плечами. Кроули тоже посмотрел наверх и обнаружил на дверном косяке аккуратный зеленый венок с белыми ягодками – оказывается, Фелль остановился на выходе из коридора в прихожую, где писатель и догнал его. – Что, по-твоему, означает омела?       – Омела означает, что в этом доме рады гостям, – спокойно парировал Азирафаэль. – Тебе помочь с посудой?       – Нет, спасибо. Это что, опять какие-то языческие суеверия или религиозные аллюзии?       – Нет, это исторический факт, что в древности, в Скандинавии, например, омела как символ мира украшала те двери, где путники могли найти приют, – Альберт нравоучительно поднял палец. – А суеверия – это что омела отгоняет злых духов, так что сей дом защищен от сил тьмы.       Писатель демонстративно схватился за сердце, и Азирафаэль засмеялся.       – Кроули, я теперь знаю, что вы куда лучший актер, нежели прикидываетесь.       – А почему тогда под омелой целуются? – поинтересовалась Анафема, скептически наблюдая за кривлянием Энтони.       – Потому что омела – символ мира, – повторил Фелль, улыбаясь. – Даже враги, встретившись под деревом с омелой, должны были сложить оружие и больше не сражаться, что и вылилось в данный обычай.       – Красивая легенда, – восхитился Энтони, задирая голову и любуясь венком. А Альберт меж тем продолжал, с некоторым упреком отчитывая Анафему:       – Дорогая, это грубо. Я понимаю, что с тобой мы давно знакомы, а вот Кроули могут задеть твои слова.       – Чего? – писатель, опешив, опустил голову. – Это чем же?       – Ну, что… – Альберт замялся. – Получается, что… нам с вами…       – Тьфу ты, – Энтони попытался спрятать свою досаду. Фелль действительно считает, что ему неприятно, если кто-то подшучивает по поводу того, что они пара? Да он мечтает об этом! А еще лучше, если это не шутки! – Ангел, мы что, враги?       – Нет, вы что! – растерялся редактор. – Какие враги?       – Не знаю! Ты ангел, я демон – вот такие, наверное?       – Нет, конечно, – Азирафаэль засмеялся, – мы не враги, дорогой.       – Тогда в чем проблема? С чего мне обижаться? Да даже если ты меня правда…       – Не с чего, – согласился редактор и, улыбнувшись, подался вперед и легонько чмокнул Кроули в щеку. Тот так и замер, изумленно хлопая ресницами и отстраненно думая, что если бы он ненароком повернул голову, то можно было бы урвать и поцелуй в губы. А потом принимать извинения смущенного ангела. Но, к сожалению, он впал в ступор. Как жаль!       – Извините, Кроули, – мягко проговорил Фелль, не демонстрируя особого раскаянья. Энтони ведь сказал, что все нормально. Да и Майлз его при каждой встрече целует в щеку, значит, ничего страшного.       – Ничего, – пробормотал Энтони и встрепенулся. – Так мы идем к тебе?       – Конечно. Анафема, если тетушка спросит, скажешь, что я пошел протопить дом, ладно?       – Ну да, – на лице девушки отразилась очень сложная гамма чувств, в подробности которых вдаваться не стоило, чтобы не узнать что-то нелестное о себе. – Идите уже.       И они пошли. Быстренько оделись – и устремились на улицу.       Снаружи начался настоящий снегопад. Белые пушистые хлопья покрыли приятным хрустящим слоем дорожку от дома до калитки, и Кроули остановился рядом со своей припорошенной машиной, вдыхая свежий аромат зимы. Снег ничем пахнуть не мог, но у каждого времени года есть свой запах, причем для любого человека он наверное, воспринимается иначе. Морозный воздух вполне подходил.       Энтони ласково погладил свою девочку по крыше, стряхивая немного снега. Оставалось надеяться, что мистеру Гаджету не приспичит никуда ехать с утра, потому что он, Кроули, собирается спать долго, очень долго! Заметив что-то на полу в задней части машины, Кроули удивленно изогнул брови. Открыл дверь и перегнулся через переднее сидение, пытаясь разобрать в полумраке, что там такое – он снова надел очки, выходя из дома, так что после укутанного в снег белого мира в салоне Бентли было немного темновато, особенно сквозь темные стекла.       Просунув руку в щель между сидениями, Кроули вслепую нашарил что-то шуршащее и твердое, завернутое в бумагу. Достал – и сообразил, что это подарок Азирафаэля. А он-то совсем забыл о нем!       – Кроули!       Энтони обернулся. Азирафаэль махал ему из-за забора – он уже успел войти на свой участок и, похоже, даже нашел припрятанный ключ от входной двери. А может, не нашел, а просто взял дома у Гаджетов – наверняка они обменялись ключами на всякий случай.       – Иду! – отозвался писатель, торопливо затолкав сверток под куртку. Перед сном посмотрит.       Калитку за собой он аккуратно прикрыл и поспешил следом за Альбертом. Однако на полпути притормозил и нахмурился, пытаясь понять, что его настораживает в доме, за дверью которого уже скрылся редактор. Самый обычный дом, окна темные, на крыше снег…       И вдруг до Кроули дошло – на нем не было никаких украшений. Ни гирлянд, ни венков, ни даже веточек. Дом был слишком обычный, но это и было неправильно, ведь сегодня праздник. И дорожка совсем не расчищена… Энтони торопливо нырнул внутрь, потому что на миг ему показалось, будто страшный темный дом проглотил его ангела. Однако внутри было светло – Фелль уже щелкнул выключателем в прихожей и сейчас тщательно счищал с одежды снег. Здесь и правда веяло холодом – и тем холоднее казались стылые коридорчики по сравнению с ярким и веселым рождественским домом Гаджетов. Это было дыхание пустого жилища, где никто не живет.       – Эм… ангел?       – Ой, вы уже вошли? – Азирафаэль, рассеянно улыбнувшись, покрутился перед зеркалом, проверяя, что снега не осталось. – Не снимайте куртку, сейчас я включу отопление…       Энтони пошел следом за ним, напряженно озираясь.       – Ангел, скажи, а тут никто… м-м-м… не живет?       – Сейчас нет, я же говорил, что мне неудобно добираться каждое утро отсюда на работу. Когда я не в магазине и можно работать удаленно – снова поселяюсь тут. Как вы помните, я жил у тетушки, пока она путешествовала, да и после того, как я устроился в «Уайтвинг пресс», часто приходилось ездить в издательство.       – Ну да… – Кроули закусил губу, понимая, что ему придется задать этот вопрос, хоть он и чувствовал себя несколько неловко. Не самая приятная тема, особенно в Рождество. – Извини, а… твои родители?       – О, они далеко! – небрежно отмахнулся Альберт, пытаясь вспомнить, как пользоваться обогревателем. – Мы уже поздравили друг друга с Рождеством, еще утром. Разные часовые пояса, у них уже был день.       – А почему они далеко? – Энтони почувствовал колоссальное облегчение. Он не любил затрагивать тему усопших.       – Понимаете, мой отец, конечно, работал в книжном, но по образованию он – лингвист, специалист по древним языкам. И когда я стал достаточно взрослым, он спихнул на меня семейный бизнес и умотал с мамой на какие-то раскопки, – в голосе Азирафаэля послышалась легкая ирония, но без особой обиды. – С одной стороны, конечно, мне не нравится управлять магазином. А с другой – я, наконец, вырвался из-под опеки моей мамы.       – А что, она тебя гиперопекала? – Кроули приготовился сочувствовать, но не пришлось.       – Да нет, но она – сестра тетушки, а вы успели заметить, какой у нее характер. Это семейное, – Фелль, закончив щелкать выключателями и установив нужную температуру, выпрямился, – Все ей надо было знать, где я и что делаю. Сижу я, стенку из кубиков строю, а от ее неусыпного ока не скрыться: «Альберт, где твои игрушки?» И как-то неловко говорить, что я их подарил кому-то из ребят. Я даже не знаю, намеревалась ли она ругаться, но признаться в том, что я что-то кому-то отдал, не выходило. И она по моему бегающему взгляду, наверное, определяла, что я потерял эту вещь. Ну, мне кажется, она считала меня растеряшей.       Кроули не удержался и фыркнул. В доме постепенно теплело, и они вернулись в прихожую, чтобы снять верхнюю одежду. Без куртки, конечно, было прохладно, но Энтони решил потерпеть. Подарок он пока сунул подмышку, а Альберт, который почти все время шел впереди, ничего не заметил.       – А ваши родители? – уточнил он, и Кроули в его голосе расслышал ту же напряженность, которую испытывал сам. Такое обычно бывает у людей, которые общаются уже довольно долгое время и ни разу не касались темы родственников, отчего обоим кажется, что это какое-то табу для собеседника – хотя чаще всего это просто не приходится к слову.       – Я… ммм… мы, можно сказать, несколько в ссоре, – признался Энтони, зябко поежившись. – Я, кажется, рассказывал, что лето проводил у бабушки на ферме? Ферма перешла моим родителям, и они, конечно же, хотели бы, чтобы я помогал им там работать. А я пожелал остаться в городе. Очень мне нужна их ферма!       – А как же природа? – миролюбиво спросил Фелль. – Птички, цветочки. Сидели бы под своей яблоней и писали книги, такое приятное место для работы, настоящий райский садик!       – Ага, как же, – Энтони кисло скривил губы. – И каждые пять минут «Энтони, принеси лестницу!», «Энтони, покорми кур!», «Энтони, съезди в магазин!» К черту такое вдохновение, припрягут с утра до ночи… ну уж нет, сбежал я из этого райского сада. С праздниками, правда, друг друга поздравляем, но я даже не говорю им, что вышла моя новая книга. Мне кажется, они ничего не читали.       – Жаль, – Азирафаэль искренне посочувствовал писателю. Воспитание говорило ему, что семью нужно любить и ценить – и задача была не так уж сложна, особенно учитывая покладистый характер самого Альберта. А вот свободолюбивому Энтони, похоже, приходилось нелегко. Тем более, если проблема состояла в том, что ему мешали заниматься любимым делом – а Фелль уже успел понять, что для Кроули нет ничего важнее его миров.       – Нет, ты не думай, они меня поддерживали, – поспешил заверить его Энтони, заметив, как погрустнел собеседник. – Они еще в школе выступали за мое творчество, когда я только начинал, но… у нас в итоге не совпали приоритеты. Я черпаю вдохновение, общаясь с людьми, а они… ну, вот как ты и сказал – сиди в саду и твори, если тебе так нравится. Но после того, как выполнишь всю работу. А у меня работа – это книги! А не ваша ферма.       Он хмыкнул, и Фелль ободряюще положил руку ему на плечо, решив сменить тему.       – Пойдемте, я покажу, где вы будете спать.       – И где же? Проведи мне экскурсию заодно.       – Без проблем. Это кухня, если вам что-то понадобится, там – столовая, – Альберт повел гостя за собой. – Это спальня моих родителей, здесь будет ночевать тетушка, – они поднялись наверх. – Это ванная, там туалет. В гостевой спальне – Майлз. Это бывшая спальня тети, когда она была маленькой. Вот это – бывшая спальня моей мамы, потом моя. Вы можете расположиться тут.       – Погоди, а ты где? – Кроули замер на пороге, разглядывая комнату, в которой в первую очередь в глаза бросалось обилие книг.       – В гостиной на диване. Чистое постельное белье в шкафу, все кровати не застелены.       – Я могу поспать в гостиной, а ты спи в своей комнате! – запротестовал Энтони, пока Альберт доставал комплект белья для себя. Но тот был непреклонен.       – Нет, Кроули. Послушайте, моя спальня расположена в конце коридора наверху, а гостиная – в центре дома. Учитывая, что вы наверняка будете спать долго, вас могут разбудить те, кто проснутся раньше и решат перекусить. Так что даже не спорьте, так будет удобнее – никому не придется красться на цыпочках, да и вы выспитесь.       – Справедливо, – вынужден был согласиться Кроули, спускаясь вместе с Азирафаэлем по лестнице. Редактор аккуратно положил стопку белья на диван в гостиной, когда из прихожей раздались голоса:       – Альберт, дорогой, мы пришли! О, как тепло уже. Майлз, милый, отнеси продукты в холодильник. Альберт, помоги кузену! Я надеюсь, у тебя есть чистое постельное белье?       – А вот и тетушка, – Фелль улыбнулся. – Я же говорю, семейное.       Продуктами оказались остатки рождественского пира, которыми поделились Гаджеты, поскольку холодильник Азирафаэля был ожидаемо пуст и вообще отключен до недавнего времени. Мадам Трейси пестрым ураганом пронеслась по дому, похвалив за порядок и отчитав за слой пыли. Альберт терпеливо выслушал, помог найти все необходимое для сна, проверил отопление и воду. Дом будто просыпался, приобретая жилой вид, чему, разумеется, особенно способствовали мадам Трейси с Майлзом – они были одновременно везде, заполняя собой каждую комнату и оживляя ее. Кроули наблюдал за ними с профессиональным интересом писателя, который любому тривиальному событию способен дать красивое описание. В его глазах дом пробуждался от долгого сна, встряхивался, узнавал хозяев и приветствовал их.       – Энтони, дор-рогой, – Майлз притормозил рядом и смахнул пылинку с рукава Кроули, – ты можешь идти спать. Мы тут так… суетимся.       – Не могу, рано еще, – улыбнулся тот. – Чтоб я – и лег до полуночи?       – Но я так понял, ты сегодня с утра на ногах!       – Если я вам мешаюсь, скажи прямо! – писатель усмехнулся. Майлз с любопытством вытянул шею.       – А что это у тебя такое пестрое? Подарок? Кому?       – Мне, – Кроули спрятал сверток за спину, – от ангела. Ангельский подарок.       – И ты его до сих пор таскаешь? И даже не посмотрел, что там?!       – Я растягиваю удовольствие, – уклончиво отозвался Энтони, который просто забыл про сверток. Следовало оставить его в спальне, но как-то вылетело из головы. – Кстати, спасибо, что пригласили меня. Это был чудесный вечер.       – О, я очень рад, дорогой! – восхищенно прочирикал Мейтленд, похожий на яркую пташку с голосом соловья. – Это была идея Берти.       – А мне он сказал, что его просила мадам Трейси.       – Вер-рь больше. Он переживал, что ты можешь провести праздник в одиночестве, но стеснялся пригласить, думая, а вдруг ты хочешь отправиться куда-то развлекаться. Ну, мама́ и сказала, что он не узнает, пока не спросит. А он тянул до последнего, мог бы и раньше тебя пригласить. Берти иногда такой смешной – боится задать вопрос, надумав себе кучу всяких вариантов, почему вопрос задавать нетактично.       – Мхгн, – сообщил свое мнение по поводу услышанного Кроули. Майлз хихикнул.       – А что, ты правда не собирался нигде тусить? Никаких рождественских вечеринок? Или ты готов все бросить, если тебя приглашает ангел?       – Да, я готов бросить самое драгоценное – сон, – фыркнул Энтони в ответ и повторил то, что уже объяснял Азирафаэлю. Мейтленд игриво погрозил ему пальцем:       – А что ты мне врешь, что не ложишься до полуночи? Похоже, раз в год ты превращаешься в жаворонка!       – В змею – наемся и засыпаю, – пояснил писатель и непроизвольно зевнул. Майлз замахал на него руками.       – Спать, дорогой, спать!       – Ладно, ладно…       – И признайся уже Берти в своих чувствах!       – Ма-айлз, ты сваха.       – Ну а что такого? Пригласи его куда-нибудь и скажи, что это свидание.       – Он меня пошлет и не будет общаться!       – Кто, Берти? – Мейтленд расхохотался. – Брось. Ты думаешь, ты первый парень, который к нему клеится?       – А что, кто-то уже был? Много? – ревниво поинтересовался Энтони. Майлз чуть поморщился.       – Нет, что ты. Всего пару раз, но он относится к этому весьма философски. Понимаешь ли, многие считают, что он… небесного цвета. Поэтому он не обидится.       Кроули, задумавшись, подставил щеку для поцелуя и пожелал дизайнеру приятных снов. В спальне он споро расстелил кровать, разделся и нырнул под прохладное одеяло. Змея не змея, а Энтони любил тепло, поэтому он накрылся с головой, ожидая, когда его дыхание согреет постель. Однако он снова вспомнил про подарок Альберта, и после некоторой внутренней борьбы любопытство пересилило – Кроули выскользнул наружу, подхватил сверток и снова забился под одеяло, включив фонарик на смартфоне. Бантик и обрывки упаковочной бумаги были безапелляционно изгнаны на пол. Под ними оказалась коробка с улыбчивыми людьми со стоковых фотографий, которые радовались какому-то непонятному шару, который рассыпался на кусочки. Писатель повертел смартфон, пытаясь сделать так, чтобы свет фонарика не бил в глаза и не отсвечивал от глянцевой поверхности, лишая возможности разобрать надпись. Потом повертел сам подарок – и заметил оставшуюся под ним открытку. «Создателю миров от их редактора, – гласила витиеватая надпись на ней. – С Рождеством!»       Понятнее не стало, зато уже становилось душно, и Кроули с коробкой, открыткой и смартфоном выбрался из-под одеяла. Здесь было больше места для маневра, и ему удалось, наконец, прочитать, что ему вручили.       – Ничего себе, – пробормотал он вслух. Да, это довольно бесполезная безделушка, не несущая никакого практического значения, но тот смысл, который вложил в нее Азирафаэль… это чертовски мило. Надпись на упаковке гласила, что внутри находится черный шарик-«вселенная», «парящий» на магнитной подушке, на поверхности которого можно разложить пазл с созвездиями, туманностями и галактиками. Сообразив окончательно, что это, Энтони тут же включил ночник, распотрошил коробку и принялся за привычное дело – создание вселенной.