***
— Ньют, дорогой, ты уже вернулся? — Голос со стороны кухни заставил парня вздрогнуть, и из его правого предплечья на пол упала пара кровяных капель. — Чёрт, — тихо выругался Ньют, смотря, как кровь окрасила светло-коричневый линолеум с узором в мелкий квадрат. Как же ему повезло, что в этом месте не было шикарного светлого ковра, как чуть дальше по коридору, иначе мама бы устроила расследование в духе Шерлока Холмса. Повертев головой в поисках хоть какой-нибудь тряпки или салфетки, чтобы замести любые следы, Ньют с разочарованием осознал, что ни того, ни другого в прихожей не оказалось. Конечно, можно было бы воспользоваться свободной левой рукой, и пальцем провести по гладкости линолеума, стерев с его поверхности кровь, но вот не задача: вторая рука Ньюта была занята. Ей он зажимал открытую рану на правой руке, из которой мелкими струйками стекала чёрная кровь. — Да, мама. — Крикнул он в ответ, а сам решил быстро прошмыгнуть на второй этаж, пока мать не соизволила встретить его у порога — и тогда вопросов было бы не избежать, а потом не избежать выговора и истерики, а потом, если бы это дошло до отца… Ньют и думать не хотел, что было бы потом. Убежав от одной участи, он наткнулся на другую в виде своей младшей сестры, которая в этот самый момент, когда Ньют поднялся по лестнице, решила выйти из своей комнаты. Завидев в конце коридора своего брата, Соня улыбнулась ему и двинулась навстречу, чтобы поприветствовать, а, возможно, и понадеялась на то, что её покружат в воздухе. Но, чем ближе они подходили другу к другу, тем отчетливее Соня улавливала, что с Ньютом что-то не так. Однако Ньют не дал ей полностью разглядеть его, потому что, когда до их встречи посередине коридора оставалось несколько шагов, он резко ушёл в сторону, плечом открыв дверь в ванную комнату, и уже собирался закрыть её перед лицом Сони, только вот просчитался со скоростью своей младшей сестрёнки. Шустрая Соня уже подпирала дверь маленькой ножкой, препятствуя Ньюту в его намерении закрыть дверь с обратной стороны. Закатив на это глаза, Ньют бросил затею скрыть своё состояние от Сони — она уже всё равно видела, полезла бы потом с расспросами, — поэтому он просто отошёл от двери и подошёл к раковине, чтобы промыть рану. Соня зашла следом в ванную комнату, сразу же закрыла дверь, а затем подошла ближе, по пути схватив небольшую табуретку синего цвета. Приставив её почти вплотную к ногам старшего брата, она встала на табурет, оказавшись с Ньютом одного роста. Ньют же, стараясь не показывать свою жуткую рану, и к тому же не дать сестре коснуться его крови, встал к Соне полубоком так, что его спина коснулась её правого плеча и середины груди, а обзор девочке закрывали густые волосы брата. По краям белоснежной раковины уже потекли первые струйки чёрной крови, которая обильно сочилась из рваной раны предплечья. Она растекалась по разным сторонам, рисуя свой вычурный узор и окрашивая белый цвет кафеля в грязно-серый, оставляя за собой некрасивые пятна. Ньют убрал вторую руку от раны, пальцы его тоже были окрашены в чёрный цвет, и открыл ими кран с холодной водой, подставил раненую руку под мощную струю, которая тут же принялась смывать первую кровь, параллельно очищая раковину. Как только кровь была смыта, Ньют повернул кран с горячей водой, дождался нужной температуры и стал более тщательно промывать своё ранение. От воды рана начала щипать, но зато по мере промывания она уже не казалась такой страшной, как изначально думал Ньют. Любопытная Соня всё равно рассматривала пораненную кожу, заглядывая Ньюту за плечо, стоя при этом на носочках. Но разглядеть её полностью Соня не успела — Ньют накрыл рану своим тёмно-синим, почти что чёрным, полотенцем, попутно перемотав предплечье: кровь ещё не остановилась. После своих манипуляций он развернулся к сестре всем корпусом и заметил в её глазах негодование. — Рану надо обработать. — Сказала она таким серьёзным голосом, что спорить с ней в этот момент Ньюту даже не захотелось: у него совсем не осталось сил, и, к тому же, потеря крови значительно скажется на его и так не здоровом организме. Решив, что молчание Ньюта — знак согласия, Соня спрыгнула с табуретки на кафельный пол и схватила Ньюта за здоровую руку, увлекая за собой. Ньют послушно побрёл вслед за сестрой, не смея ей возразить. Когда он выходил из ванной, то подметил несколько тёмных пятнышек по коридору и сделал себе пометку в голове о том, чтобы позже протереть пол, пока эти следы не были обнаружены кем-нибудь из взрослых. На удивление Ньюта Соня привела его в его же в комнату и усадила на кровать, которая была застелена приятным мягким пледом шоколадного цвета. Ньют любил его и его мягкость, брал вещь с собой на природу и всегда укрывался им в холодные времена. Плед был для него своеобразными объятиями. Такими тёплыми, нежными и уютными, как будто у него и правда был человек, который любил его просто за то, что он существовал, который являлся его истинной второй половинкой. Конечно, Ньют не был циником до глубины души в плане любви. Ведь он тоже когда-то верил, что сможет встретить кого-то, кто полюбит его, и сам он подарит взаимность в ответ, но потом, взрослея и видя, как на него порой поглядывали обычные люди-иммуны, он понимал, что найти себе пару будет очень сложно. Все эти сказки об излечении с помощью любви так и остались для Ньюта сказками. Если смотреть правде в глаза, то целительную силу с помощью химии любви мог бы дать иммун, реже — сам шиз. Наука это подтвердила, а дальше никто и разбираться не стал. И всё бы ничего, но только вот сами иммуны никогда не смотрели на больных. Иммуны выбирали себе подобных, а шизы довольствовались тем, что строили союзы друг с другом. А в таком союзе шансы на излечение с помощью любви были крайне малы, а то и вовсе не существовали. По крайней мере, на своём веку Ньют не слышал ни одной удивительной истории о счастливом финале для двух влюблённых заражённых. Поэтому он предпочитал любому человеку свой уютный плед, который точно не предаст и не будет тыкать пальцем на твой главный недостаток. Пока Ньют сравнивал людей и свой плед, Соня успела притащить аптечку и теперь искала среди множества лекарств перекись водорода. Ньют наблюдал за своей младшей сестрой и не понимал, как настолько маленькая девочка уже владела навыками оказания первой медицинской помощи. Ньют в её годы даже не знал, что лекарства хранятся в аптечке. — Нашла, — воскликнула Соня с радостью, поднимая небольшую бутылочку с прозрачной жидкостью к верху. Ньют ей слабо улыбнулся и убрал полотенце со своей руки. Соня наклонилась ближе к ране, благо комната у Ньюта была светлой, и стала изучать её внимательным, цепким взглядом. Перед её взором открылся средний укус, с обеих сторон которого остались отпечатки неровных зубов, а сама кожа была разодрана, но не так глубоко, как могло бы показаться с первого взгляда. Кровь все ещё сочилась из раны, но уже не так сильно, и Соне было немного непривычно видеть такой тёмный цвет. — Будет щипать, — произнесла она ту фразу, которую ей обычно говорила мама перед началом обработки её порезов или ушибов. Соня знала, что последует за тем, как перекись попадёт на свежую рану, поэтому понимала чувства Ньюта, когда тот на несколько минут закрыл глаза и сморщился, едва не вырвав руку из маленьких пальчиков, которые бережно его обхватили. — Что случилось? — Спросила Соня, пока перекись пенилась по всей ране, обеззараживая её. Ньют открыл глаза и посмотрел на сестру, всерьёз раздумывая, стоит ли ей рассказывать о случившимся. — Я ничего не скажу маме. Ну, пожалуйста, расскажи, что случилось. — Заканючила Соня, и Ньют, в который раз, сдался перед своей сестрой. — Один заражённый вышел из-под контроля, и я бросился в драку, спасая какого-то иммуна. — Сказал Ньют как на духу, ничего не утаивая. Соня хитро блеснула глазами. — А он был милый? Ньют вопросительно уставился на неё в ответ. — Кто? Шиз? — Тот иммун. — Это был парень. — Какая разница? — Вот такого ответа от Сони он не ожидал. Его сестра точно читала или смотрела что-то запретное, что влияло на её речь и поведение в целом. Стоило ли поговорить с родителями об этом? Ньют был в смятении и отвёл взгляд от сестры, оставляя её вопрос без ответа, и стал смотреть, как теперь вместо пузырьков от перекиси на рану накладывалась мазь, создававшая затягивающий эффект кожных покровов за пару дней. От прохладного белого бальзама ноющая боль немного притупилась, а сама рана исчезла под тонким слоем мази, однако следы от зубов ободком остались на видном месте. — Пойдёт, — сказал Ньют, удовлетворённо оглядывая помощь своей сестры. — Спасибо, крошка. — Парень притянул к себе Соню здоровой рукой и поцеловал в щёку. — Ты у меня такая самостоятельная. Соня кивнула и стала складывать обратно лекарства в аптечку. — Так, как зовут того иммуна? — Хитрости у этой девчонки хоть отбавляй. Как бы Ньют не старался свернуть тему, она про неё не забыла. — Я не знаю, — пожал плечами Ньют. — Я ничего не спрашивал, просто велел ему бежать. Я понимал, что для иммуна шиз опасен, а я бы с ним справился. Мы же из одного теста. — Ньют усмехнулся, и в этот момент ему, почему-то, вспомнился ни разъяренный шиз, ни спасатели, которые появились из ниоткуда и дали возможность Ньюту сбежать с места происшествия, а этот парень, брюнет с испуганными карими глазами. Был ли он милым? Определённо. Но об этом Ньют, пожалуй, умолчит.***
— Томас, милый, я дома. Не поможешь мне? — Голос Терезы разнёсся по всему дому, а следом за ним зашелестели пакеты, много пакетов, создавая одну, только понятную им, мелодию шуршания. Как только они были опущены на пол, а дверь закрыта, Терезу встретила такая оглушающая тишина, что казалось, дома никого нет — Томас? — Повторила Тереза с вопросительной интонацией, снимая лодочки с ног. Снова прислушавшись, она не уловила ни единого звука, даже шороха не было слышно, и внутри стало разрастаться беспокойство: Томас не мог никуда сегодня уйти, только, если к Минхо, но и с ним он всегда договаривался заранее, а Терезу предупреждал о предстоящих встречах. Куда же он подевался? Тереза тихо, затаив дыхание, передвигала ноги, вслушиваясь, но тишина была её спутником эти несколько шагов от коридора до гостиной. Осторожно заглянув в гостиную, Тереза с облегчением выдохнула: Томас сидел в кресле и спал, свесив голову набок. Девушка не стала его будить, вернулась за пакетами и отправилась наверх, чтобы разложить все купленные вещи. Томас спал беспокойно. Брови его хмурились, лицо выражало волнение. «Ему снилось, как он бежал от шиза и кричал о помощи. Сколько кварталов было позади, Томас сказать не мог, но никто на его зов не откликнулся. Обернувшись в очередной раз, Томас убедился, что шиз никуда не исчез и, казалось, бежал ещё быстрее. Томас кричал, умолял о помощи, но улица была на многие мили пуста, а из окон домов никто не выглядывал. Сердце Томаса бешено грохотало, а шиз позади него вдруг начал выть, громко, протяжно, и этот вой стоял несколько секунд, пока внезапно не прекратился. Томас снова обернулся и заметил, что его преследователя приложили к земле. Молодой человек резко остановился, наблюдая за тем, как шиз, который его преследовал, лежал на асфальте и яростно вырывался из захвата, рыча и клацая своими зубами. От его лица ничего не осталось, и только прогнившая кожа тошнотворно зеленовато-серого цвета напоминала о том, что оно когда-то существовало. Второй же — тот, который спас Томаса в реальности — прижимал своим худым телом этого разъярённого, сидя на нём сверху и также смотря на Томаса. Только вот взгляд его был намного добрее и мягче. Эти чёрные глаза не казались ему страшными, до одури пугающими, наоборот, они даже притягивали. Они не были беспросветными чёрными дырами, они были, как ночное небо, только без звёзд, такие спокойные, и в них даже хотелось утонуть… — Томас, — где-то вдалеке раздался женский голос. Томас начал оглядываться по сторонам и его сон резко прервался…». Томас разомкнул глаза и перед ним уже не было той улицы, не было того парня, а сам он находился дома, в гостиной. Пару минут он моргал, а потом попытался сесть ровно, ощущая на своём плече женскую руку. Зрение постепенно вернулось, и очертания Терезы стали более чёткими. — Привет, — сказала Тереза и улыбнулась. Томас ощутил, как затекла шея, и слегка поморщился, пытаясь одной рукой размять застоявшиеся мышцы. — Я спал? — Спросил Томас вместо приветствия и сел ровно. Спина тут же дала о себе знать, ноющими ощущениями в области поясницы. Тереза кивнула. — А который час? — Почти четыре, милый, — ответила она. — Пойдём, я приготовила обед, и… — Тут девушка замолкла, потому что заметила рядом с креслом пустую бутылку виски, которая ещё утром стояла в холодильнике… Томас увидел, куда был направлен взгляд его девушки и понял, что оплошался: после своей незапланированной попойки, он развалился в кресле и честно пообещал себе, что сейчас он встанет и всё уберёт, но сон окутал его со всех сторон, и Томас не смел ему сопротивляться. Тереза перевела вопросительный и одновременно недовольный взгляд на Томаса, и тот уже начал раздумывать, как будет искупать свою вину. Молчание затянулось, и первым его нарушила Тереза: — Ничего не хочешь мне рассказать? Томас мысленно добавил ещё два варианта примирения. Сначала он не хотел рассказывать, что произошло, найдя другую причину резкого алкоголизма днём, но обманывать Терезу не хотелось. Тем более, другую историю он не успел придумать, а, если бы начал врать, то девушка бы всё сразу поняла. Поэтому, пройдя на кухню и сев за обеденный стол, Томас рассказал все детали его неудачного спортивного забега. — То есть, ты хочешь сказать, что на тебя средь бела дня напал шиз? — Тереза в ужасе смотрела на Томаса, обхватывая длинными пальцами горячую кружку чая. Томас чувствовал себя так, как будто он и не пил целую бутылку. То ли он был настолько уставшим, что не опьянел, то ли не опьянел от полученного адреналина, но сейчас он ощущал себя более-менее нормально, ведь за столько времени ему удалось поспать дольше, чем один час. — Да, это было странно, но я не… — Это противоречит всем законам. Он не должен был выйти из-под контроля, он должен был наблюдаться. Господи, Томас, а, если бы с тобой что-нибудь случилось, это же катастрофа. Я должна сообщить об этом Аве. — Мало того, что Тереза перебила Томаса, так она ещё и поддалась лёгкой панике. Девушка уже было встала из-за стола, как Томас накрыл её руку и легонько сжал, призывая обратить на него внимание. — Тереза. Успокойся. Я здесь, со мной всё в порядке. Слышишь. Не нужно тревожить Аву. Она же в отпуске, помнишь? — Томас улыбнулся ободряюще, но Тереза сейчас не готова была воспринимать его слова. Она вырвала свою руку и сказала: — Значит пора возвращаться. Томас видел, как на её милом личике расцветало негодование и беспокойство, что не сулило ничего хорошего. Томас знал об отношении Терезы к заражённым, она никогда не скрывала того, что боялась их и считала, что шизы не могут спокойно сосуществовать с имуннами.***
«Сегодня в спальном районе нашего города, на улице Томпсона произошло ужасное событие: заражённый по имени Кларк Кеннеди, к большому сожалению, вышел из-под контроля. Его болезнь прогрессировала раньше, чем прогнозировали врачи, и Вспышка застала его по пути на работу — Кларк решил выйти в свой выходной день, чтобы закончить работу перед отпуском, но не успел. Дома у него осталась девушка, к слову, тоже заражённая. Как сообщают доверенные источники, болезнь настигла Кларка около полудня. Он шёл в сторону автобусной остановки, когда мозг окончательно поддался воздействию Вспышки, и от замечательного Кларка не осталось и следа. К несчастью, в этот момент на улице находился мужчина, Энтони Альдисон. Энтони поливал газон на своей лужайке, когда Кларк напал на него и нанёс несопоставимые с жизнью удары. Энтони скончался за несколько минут от полученных ранений, а затем Кларк расправился с умершим ещё более зверским способом. Цензура не позволяет нам рассказывать о жестоком обращении, но я думаю, дорогие телезрители, вы сами понимаете, чем питаются обезумевшие шизы. У Энтони остались жена, двое детей и четверо внуков. Мы приносим его семье глубочайшие соболезнования, а также соболезнуем девушке Кларка. Это большая потеря для нашего города. Каждая жизнь после Жаровни у нас на счету. Также, как сообщает источник, в службу спасения поступил телефонный звонок от молодого человека по имени Томас. Это он сообщил о нападении шиза. Если бы не этот отважный поступок, то неизвестно, сколько было бы ещё жертв. Наша доблестная служба среагировала на звонок и отправилась по указанному адресу. Когда спасатели приехали, то на месте происшествия было обнаружено тело Кларка. Следы борьбы полицией не установлены. Сейчас проводится дополнительная экспертиза с целью установления причины смерти. Сегодня мы потеряли две жизни. Это происшествие всколыхнуло общественность. Теперь в Правительстве рассматривается вопрос об ужесточении контроля над заражёнными. Предварительные варианты таковы: заражённые будут обязаны посещать врача два раза в месяц и сдавать больше анализов для прогнозов. Пока это только разговоры, но вполне возможно, что завтра это станет законом. Будьте внимательны друг к другу. Берегите себя и окружающих. С вами была Мария Ган, мировые новости». Ньют отключил телевизор и откинулся на кровать. Глаза его устремились в потолок. Он знал, что оставив тело, подвергнет опасности всю его разновидность, и себя в том числе. Но по-другому поступить он не мог. Если бы он оставил Кларка в живых, то убит в этот день был бы не только Энтони. Мысли Ньюта вертелись вокруг случившегося. Ему казалось странным, что заражённый Кларк вышел из-под контроля. Он же состоял на учёте, за ним велось наблюдение. Неужели врачи допустили промах, не заметили, что болезнь стала прогрессировать? Эта теория порождала новые думы. Что, если раннее безумие Кларка – новая форма болезни; что, если она стала прогрессировать быстрее, чем раньше. Ньюта всегда пугала участь сойти с ума без предупреждения, потому что он боялся причинить вред своей семье и окружающим, а теперь, после случившегося, страх усилился стократ. Такие мысли частенько приводили к мыслям о самоубийстве. Он знавал пару заражённых, которые все время жили в страхе и в итоге не выдержали постоянного напряжения и покончили с собой. Ньют так не хотел. Он хотел жить нормально, по-человечески, как тот иммун, которого он спас. Того парня с напуганными глазами. Ньют ведь мог не помогать ему, мог также струсить и убежать, но он был не из таких. Всегда приходил на помощь, если кто-то в ней нуждался. Так получилось и в этот раз: он возвращался от друга, которому заносил конспекты, и услышал в нескольких километрах крик о помощи — ещё одна особенность шизов: слух у них был обостреннее, нежели чем у здорового человека. Уловив сигналы бедствия, Ньют поспешил на их источник, а потом увидел, как по параллельной улице бежал парень, а за ним гнался заражённый. Ньют сначала даже не поверил своим глазам: средь бела дня по улице гулял обезумевший шиз, чего в априори быть не могло, потому что все шизы, которые подходили к последней стадии, доживали свои оставшиеся дни в специальных изоляторах, чтобы не причинять никому вреда. Пока Ньют наблюдал за шизом, парень, которого преследовал заражённый, упал на землю из-за дерева, и теперь шиз воспользовался его уязвимым положением. И Ньют больше не мог ждать: огляделся вокруг, и из подручных средств ему на глаза попались металлические контейнеры для мусора, которые очень даже и сгодились для отвлекающего манёвра. Он подбежал к бакам и снял с одного из них крышку, чтобы запустить ею в шиза. Подкравшись сзади, он не мешкал ни секунды: со всей силы бросил крышку в сторону шиза, а потом следом за ней выбежал на проезжую часть и встал между заражённым и иммуном. Повернувшись к человеку, он обнаружил, что перед его взором на асфальте лежал парень — его ровесник — с напуганным, но в тоже время решительным взглядом. Поняв, что к чему, Ньют не дал этому иммуну вступить в борьбу, потому что для Ньюта заражённый был не так страшен, а вот, если бы иммун получил укус от обезумевшего шиза, в организме которого Вспышка обрела полную власть, то неизвестно, как отреагировал бы его здоровый организм. Хотя и на самого Ньюта укус этого шиза мог подействовать противоположно предположениям самого Ньюта о том, что шиз ему был не страшен, но Ньюту терять было нечего — он всё равно умрет через несколько лет, а у того иммуна вся жизнь была впереди. Поэтому Ньюту ничего не оставалось, как прогнать парня, который хотел помочь, Ньют видел это решение в глазах напротив, но идти на такой риск не решился. Благо парень понял его с первого раза и не стал перечить. Смотря сейчас на свою перебинтованную руку, Ньют не жалел о произошедшем. Он спас одну, а может и не одну, человеческую жизнь. Он не жалел, что ему пришлось убить. Не жалел, потому что этот шиз умер спокойно, а не так, как его могли бы убить полицейские. За своё благосостояние Ньют не волновался. Он убил животное, а не человека. Совесть его, на удивление, была спокойна. И также он не волновался за то, что на его след могли выйти полицейские, потому что они вряд ли вообще станут расследовать смерть шиза, ведь всем и так было понятно отчего он умер. Мысли от шиза плавно перетекли к мыслям о том иммуне, которого он спас и которого, по всей видимости, звали Томасом. Ведь это он вызвал службу спасения, и Ньют оценил этот добрый жест с его стороны. И Ньют вдруг начал вспоминать детали внешности парня: его волосы тёмного цвета, карие глаза, милое лицо, спортивное тело и такой же прикид — видимо парень бегал, когда его нашёл шиз. В целом, Томас создавал приятное впечатление. Милые родинки на левой щеке, слегка курносый нос, тонкие губы, которые наверняка красиво растягивались в улыбке. Ньют не поверил своим мыслям. Он никогда не позволял себе так думать о других людях, никогда не давал подробного описания их внешности у себя в голове. Обычно у него случалось так: он встречал человека, и человек не казался ему каким-то примечательным, и Ньют забывал о нём сразу же. Сейчас было всё иначе. Томас смог его заинтересовать. Но Ньют предпочёл бы не развивать причину этого интереса. Навряд ли они ещё когда-либо встретятся. Это была последняя мысль перед сном, а потом Ньюту всю ночь снился улыбающийся Томас.