Любовь, как спасение от погибели

      Томас старался не показывать своего волнения, когда готовил шприц для того, чтобы взять кровь из вены Ньюта.              Пока его спаситель располагался на специальной кушетке, которую Томасу в лабораторию принесли за день до начала работы стажёров, Эдисон тщательно мыл свои руки, а затем натягивал перчатки.              — Что, так боишься заражённых? — Позади послышался насмешливый тон Ньюта, и Томас, нахмурившись, повернулся к нему, замечая, как чёрные глаза неотрывно наблюдали за руками Томаса.              — Что? — Получилось больше возмущённо, чем планировалось изначально. — Нет, наоборот, это — мера предосторожности для тебя. Я не хочу брать у тебя кровь грязными руками, знаешь ли. — Томас окончательно натянул перчатку на левую руку, отвернулся от Ньюта и взял готовый шприц, стараясь унять волнение. Вряд ли этому парню понравится, если Томас будет подносить иголку к его венам трясущимися руками.              Развернувшись обратно, Томас подошёл ближе к Ньюту, который уже приготовил правую руку. Томас на секунду залип на сплетении тёмных полосок, которые вдруг напомнили ему спираль днк.              — Необычно, — прокомментировал Томас и бережно, точно также как и с утра, обхватил пальцами руку Ньюта, фиксируя её на специальном подлокотнике, затем взял жгут, обвязал им предплечье, и Ньют стал разжимать и сжимать кулак, чтобы вены проступили ещё лучше. — Тебя не надо инструктировать, — усмехнулся Томас.              Ньют фыркнул.              — Я каждый месяц это делаю, уже наученный.              Томас вдохнул поглубже и ввёл иголку в отчётливо проявившуюся вену. Ньют тут же отвернул голову в сторону, что не укрылось от Томаса, но вопросов Эдисон задавать не стал, сосредоточившись на заборе крови.              Спустя несколько секунд прозрачный цилиндр стал наполняться очень тёмной жидкостью, и когда она достигла определённой линии градуированной шкалы, Томас неспешно вытащил иглу и сразу же приложил к месту укола проспиртованную ватку.              — Можешь смотреть, — сказал брюнет, отходя к другому столу, чтобы перелить кровь в маленький контейнер.              Пока он переливал кровь, между ними установилось молчание, а затем Томас, поставив контейнер в коробку, повернулся к Ньюту.              Ньют в это время убрал ватку со своей руки и в ответ посмотрел на Томаса.              — Ты так это профессионально делаешь, — сказал парень, — как будто каждый день кровь берёшь.              Томас дёрнул уголками губ, немного расслабляясь.              — Тренировался на манекенах. — Потом его глаза весело блеснули, когда он кое-что вспомнил. — И оттачивал своё мастерство на двоюродной сестре.              В глазах Нююта плескалось любопытство.              — Она у тебя заражённая?              Томас помотал головой.              — Нет, но всё её общество кишит шизами. А её родители — мои дядя и тётя — очень этим обеспокоены, а потому у них есть негласный договор: сестра раз в месяц проверяется на наличие Вспышки у себя в организме. А кто, как не я, могу в этом посодействовать.              Томас ладонями упёрся в столешницу и просто стал разглядывать Ньюта, всё ещё лежавшего на кушетке. Ньют не сводил с него внимательного взгляда, и Томас вдруг осознал, что впервые не чувствовал никакой настороженности рядом с заражённым. Наоборот, ему нравилось, что Ньют находился здесь, и они разговаривали.              — А каково твоё отношение к заражённым?              Томас отвёл взгляд и устремил его на носки своих синих ботинок, которые ему когда-то подарила Тереза. Не сказать, что он был от них в восторге, ему не нравились квадратные мыски, больше он предпочитал либо заточённые, либо миндалевидные, но разве Тереза спрашивала? А Томас с ней не спорил, потому что лишний раз не хотел расстраивать.              — Я не обижусь, если ты вдруг скажешь, что не любишь заражённых, — сказал Ньют после своего вопроса, потому что молчание их затянулось.              Томас вдруг вспомнил, как в тот злосчастный день, когда родителей не стало, он как раз находился в гостях у тётки, потому что и отец, и мать задерживались на работе и не успевали забрать его из садика, и тётя Лия забрала Бренду вместе с Томасом домой.              Он помнил, как играл в песочнице, пока Бренда ломала все его постройки из песка, когда услышал телефонный звонок, а следом волнительный голос тёти Лии.              « — Да, я его сестра».       « — К…Как?»       « — Да, я сейчас же приеду. Назовите адрес».       « Томас, мамы и папы больше нет»              Четыре предложения. Они въелись в его память на всю жизнь.              Потом были похороны. Оформление опекунства. Переезд к сестре отца. Надоедливая Бренда в течение долгих двенадцати лет. Но боль от потери никуда не исчезла.              И никогда не исчезнет.              Сначала он ненавидел всех заражённых. Пытался даже обижать их. Но после того, как тётя и дядя поговорили с ним и вразумили его, что в смерти папы и мамы никто виноват не был, что это было просто неудачное стечение обстоятельств, Томас смирился. И стал терпимее. Настороженность никуда не делась, но он относился уважительно ко всем людям.              Томас снова посмотрел на Ньюта, тот уже принял вертикальное положение и выжидающе смотрел на своего собеседника.              Обычно Томас не делился своими воспоминаниями, своей печалью, но было что-то в Ньюте такое, что подсказывало Томасу, что этому парню можно было доверять.              «У Ньюта добрые глаза» — отстранённо подумал Томас, а потом приглушённо, почти не слышимо, сказал:              — Моих родителей убил заражённый. Он был их другом. — Томас спрятал руки в карманы, нащупал в одном из них клочок скомканной бумаги и стал теребить помятые края. Ему было непривычно вывалить свои мысли и воспоминания на малознакомого человека. Но может в этом и была прелесть психологических бесед?              Хотя Томас чувствовал в Ньюте что-то такое, что не заставляло относиться к нему с подозрением, не заставляло прищуриваться и выискивать первые признаки неконтролируемой болезни, как порой делал это Томас, если ему приходилось общаться с шизами.              — О, — также тихо прошептал Ньют, и Томас отчётливо услышал в его голосе сожаление и даже какую-то долю стыда, — мне жаль, я… — Слова однако застряли у него в горле. Томас вдруг понял, как со стороны выглядело его предложение, и сразу же попытался исправить эту ситуацию.              — Я уже давно перерос ненависть к заражённым, — честно ответил Томас, — это глупо — грести всех под одну крышу. Никто не виноват в том, что так случилось. Мои родители всегда относились к шизам благосклонно, дружили с ними и учили меня уважать другой вид населения. — Он сосредоточено смотрел на Ньюта, в надежде, что его слова укрепят дружелюбный настрой, — я, конечно, до сих пор держу ухо в остро, однако с тобой чувствую себя уютно.              После своих слов Томас ощутил, как начала гореть его шея от смущения. Он, конечно, не признался в своей симпатии открыто, но точно на неё намекнул.              Ньют лучезарно улыбнулся, и Томас продолжил:               — Я так и не поблагодарил тебя за то, что ты меня спас. Спасибо тебе за это. — Он помолчал секунду, раздумывая над следующей фразой, но потом произнёс. — Ты просто не представляешь, как я хотел увидеть тебя снова, чтобы сказать тебе слова благодарности лично.              Ньют небрежно махнул рукой.              — Пустяки.              — Это не пустяки, — возразил ему Томас, — ты рисковал своей жизнью, ты получил ранение. Я бы не простил себя, если бы с тобой что-то случилось.              Теперь Ньют заинтересованно склонил голову набок.              — Ты же вызвал службу спасения. Я тоже тебе благодарен, что ты не оставил меня на произвол судьбы.              Томас кивнул. И понял, что хотел бы говорить с Ньютом обо всём. Слова сами просились наружу, ему хотелось узнать об этом парне побольше, послушать его мысли, спросить об увлечениях, интересах.              — Ты каждый день задерживаешься допоздна? — Следом спросил Ньют.              — Каждый. Но я не очень люблю это делать, хотя теперь… — Договорить предложение не получилось.              — Томас, — из первой комнаты прозвучал голос Терезы, и Томас сжал бумажку сильнее, опять проклиная то, что его возлюбленная второй день подряд мешала ему просто поговорить с Ньютом. Как будто чувствовала, что происходило что-то неладное.              — Я здесь, — крикнул он в ответ и уже подумал, что скажет на этот раз, когда Тереза увидит не его стажёра в его обществе. Но Тереза, похоже, не спешила заходить в лабораторию и, оставаясь в первой комнате, также крикнула:              — На сегодня я закончила. Ты готов отправиться домой?              Томас понимал, что не хотел уходить, но ещё больше он не хотел получать вопросов от Терезы.              — Готов, — ответил он ей, и Тереза сказала, что зайдёт за ним через десять минут.              Томас извиняющимся взглядом посмотрел на Ньюта.              — Твоя девушка? — Тон Ньюта был безразличным.              Впервые Томасу захотелось соврать и сказать, что Тереза была подругой, просто хорошей девчонкой, и он ужаснулся этому желанию у себя в голове.              Но Ньюту врать не хотелось, хотя желание сокрыть то, что Томас состоял в отношениях — было велико. И это желание было, по крайней мере, странным. Неужели он так сильно хотел ему понравиться, что готов был сказать, что не имел второй половинки?              Какая глупость.              — Да. — Вышло это куда печальнее. Как будто Томас только что признал, что на него были надеты кандалы.              — Я так и подумал, — тон Ньюта не изменился, однако лицо озарила улыбка. Не такая широкая и лучезарная, как прежде, но всё же доброжелательная. Он спрыгнул с кушетки и подошёл к Томасу. — Спасибо, за то, что решил помочь, а теперь я пойду. Хорошего вечера. — Ньют хлопнул по плечу Томаса, как старого друга, и уже сделал шаг в сторону выхода, как Томас, не веря в то, что он это делает, схватил уходящего стажёра за локоть.              — Постой, — кожа Ньюта была приятной на ощупь, а чёрные вены выделились сильнее на фоне бледных пальцев Томаса. Ньют непонимающе посмотрел сначала на руку Томаса, обхватившую его собственную, а потом перевёл взгляд на Эдисона. — Я хочу с тобой общаться. — Выдавил из себя Томас, понимая, что поступал неправильно. У него была девушка, которая вскоре будет его невестой, а он пытался удержать парня, который, к ужасу самого Томаса, был ему симпатичен.              Прошло несколько секунд, но Томас не спешил разрывать их телесный контакт.       — Может ты уже отпустишь меня? — В голос Ньютона вернулась насмешка. Томас разжал пальцы и пробормотал тихое извини, сам не зная, на что он рассчитывал. Он и Ньют были из разных миров, но что-то в этом парне тянуло Томаса, как скрепку к магниту, и противостоять этой тяге он был не в силах. — Конечно, я не против общения, Томас. — Уже более спокойно, не насмешливо, ответил ему Ньют. — Ты забавный. А я люблю забавных. — В чёрных глазах Томас разглядел искорки веселья, и невольно улыбнулся. — Могу приходить к тебе после рабочего дня, раз ты здесь всегда задерживаешься, — он пожал плечами, — всё равно мне нужно чем-то заниматься, а твоё общество подойдёт.              Томас согласился на его предложение и нехотя попрощался с Ньютом.              Тереза, как и сказала, появилась в его кабинете через десять минут. Томас закидывал блокнот и ручку в сумку, когда девушка внезапно сказала:              — Может сходим в кино? Там сегодня премьера нового фильма «Снежный пепел», помнишь, я тебе про него говорила?              Томас сдвинул брови, силясь вспомнить, что именно говорила Тереза об этой премьере, но как назло в голове было пусто, а перед глазами мелькало лицо улыбающегося Ньюта, внимательно его слушающего и сочувственно смотрящего.              Томас потряс головой.              Нельзя. Нельзя окунаться в это наваждение.              Послышался разочарованный вздох.              — Ты не помнишь, — сухо проговорила Тереза, будто бы констатировала научный факт.              Томас виновато посмотрел в её синие глаза, в которых плескалось негодование.              — Не помню, — в голосе сквозила усталость и беспомощность. Он правда не хотел ругаться с ней.              Но Тереза его удивила.              — Ладно, — спокойно протянула она, — но это же не мешает нам сходить и посмотреть его в кинотеатре?              — Конечно, давай сходим. — Томас согласился с ней, а в душе ощущал абсолютное равнодушие от того, что они собирались на свидание.       

***

             Оказавшись на своём этаже, Ньют заметил, что возле входа в их комнату стоял Алби с той самой темнокожей девчонкой, которую Ньют видел в первый день.              — Привет, — он поприветствовал даму, как только оказался рядом с дверьми.              — Привет, — ответила она, голос её был мелодичным, и улыбнулась. — Ты Ньют, да?              Ньют приподнял одну бровь и посмотрел на Алби, тот развёл руки в стороны.              — Мы беседовали о друзьях, конечно, я рассказал о тебе.              Светловолосый покачал головой и вернулся к диалогу с девушкой.              — Да, верно, я — Ньют. А ты?              — Гарриет, — кивнула ему дама. Ньют заметил, что у Гарриет, начиная от виска и заканчивая в районе подбородка, тянулось три чёрных венки, переплетаясь между собой в косу.              — Интересный рисунок, — Ньют кивнул на лицо Гарриет, на что девушка усмехнулась.              — Да, многим он нравится. А у тебя прикольная клякса на скуле. — Она мягко рассмеялась, и Ньют улыбнулся в ответ. Так его скопление вен на лице ещё никто не называл.              Молодой человек не стал мешать Алби и дальше склеивать эту милую девушку и оставил этих двоих наедине.              Зайдя в своё временное пристанище, Ньют прошёл мимо зеркала, уже намереваясь сесть на кровать, как внезапно остановился, словно вкопанный. Обернулся на зеркало и тут до него дошло, что до встречи с Томасом он только и делал, что пялился в своё полное отражение. В отражение, которое не любил. Но как только дело коснулось встречи с Томасом, и Ньют тупо выбирал рубашку на эту встречу, он осознал, что не замечал своего отражения. Не замечал своих чёрных глаз, своих вен, своей бледности.              Томас сказал, что он хорошо выглядел. Стоило ли вспоминать, как при этом подскочил пульс Ньюта? Как ему было приятно слышать комплимент от иммуна? Точнее дело было даже не в том, что Томас был иммуном — это как раз-таки было неважно, — а в том, что это был Томас. Милый смешной Томас. И Ньют не мог отрицать того, что его поразило отношение Томаса к нему, его забота и то, как он делился своими сокровенными переживаниями.              Ньюту было действительно жаль родителей Томаса и его самого. Лишиться их в раннем возрасте наверное было очень тяжело. И то, что они погибли от руки такого же заражённого усугубляло ситуацию. Но Томас поразил его ещё и тем, что не объявил до конца жизни войну шизам, что пытался быть к ним более дружелюбным, несмотря на то, что сделал один из представителей их вида. И Ньют был рад, что Томас тоже искал общения с ним, как и сам Ньют, хоть и природа такой тяги была необъяснима.              Ньют как будто чувствовал, что Томас был каким-то недостающим пазлом, который должен присутствовать в его жизни. И даже наличие девушки у Томаса, хоть и огорчало очень сильно, не мешало Ньюту противиться своим желаниям. Он хотел, чтобы Томас побыл в его недолгой жизни. Хотел с ним разговаривать, хотел смотреть, как он улыбался и смеялся, да, он даже хотел бы посмотреть на то, как Томас злился.              Ньют покачал головой своим мыслям, которые его немного пугали. Эта странная одержимость человеком, с которым однажды встретился взглядом, не поддавалась никакой логике.              — Тогда на выходных я свожу тебя в кино, договорились? — Ньют услышал из-за открытой двери голос Алби и усмехнулся. Его друг всё же не упустил случая. — Отлично, — продолжил воодушевлённо Алби, — до встречи. — Как только Алби переступил порог, Ньют ехидно посмотрел в его сторону и не удержался от комментария:              — Что, свидание?              Алби покривлялся ему в ответ и передразнил:              — Свидание. Тебе можно, а мне нельзя?              Ньют отвернулся и стал расстёгивать рубашку, которую выбирал слишком долго.              — У меня было не свидание, а просто дружеская встреча.              — Ну да, ну да, — он услышал, как Алби со всей дури плюхнулся на кровать, которая жалобно заскрипела под его весом.              Ньют вздохнул. Даже, если бы он и хотел пригласить Томаса на свидание, то всё равно бы не смог.              — У него есть девушка, Алби. — Тихо проговорил Ньют и на секунду почувствовал крохотную долю злости. Его злило то, что Томас был не свободен, злило то, что он уходил домой не один и злило то, что она имела на него больше прав.              Вспышка злости прошла также быстро, как и появилась. Ньют моргнул. Прежде он не испытывал таких чувств. Чувств собственника.              Но он не мог. Совсем точно не мог испытывать ревность. Они с Томасом, считай, познакомились только вчера, а такие чувства не могут проявиться за два дня.              — Девушка? — Что-то в голосе Алби заставило Ньюта обернуться через плечо. Друг его был изумлён.              Ньют кивнул.              — Да, девушка. А чему ты удивляешься?              Алби покачал головой.              — Ты что серьёзно? Ты видел как он на тебя смотрел? О какой девушке ты говоришь?              Ньют свёл брови к переносице, раздражённо махнул рукой и отвернулся от друга. Он не хотел слушать того, что говорил Алби. Потому что его слова были слишком сладкими, и Ньют хотел в них верить, но умом понимал, что Томасом двигало чувство благодарности и ответной помощи. Он смотрел на Ньюта обычным дружеским взглядом, не более. И чтобы Алби там себе не придумал, Ньют в это верить не собирался.       

***

             На следующий день Томас снова привёл Терезу на работу пораньше. Хоть девушка и ворчала о том, что не успевала собраться, Томас знал, внутри себя Тереза была довольна тем, что они уже с первыми петухами были в стенах ПОРОКа.              Их вчерашний поход в кино, как ни странно, увенчался успехом. Оба сошлись на мнении о том, что фильм на один раз и о том, что сюжет оставлял желать лучшего. Потом они погуляли по центральной площади, прошлись через аллею, съели по шоколадному рожку и вели себя, как настоящая влюблённая пара. Держались за руки, целовались, Тереза была на удивление нежна. Томасу это напомнило их первые свидания, когда они только-только начинали притираться друг к другу, как возлюбленные, а не друзья детства.              Тогда всё было волшебно, чудесно. Каждая встреча с трепещущим сердцем, с желанием целовать манящие губы каждую секунду.              Им было по пятнадцать, когда они переступили черту, за которой закончилась их дружба и началось нечто большее.              Теперь, спустя почти три года их отношений, Томас начал оглядываться назад. В тот день, когда проводил Терезу до дома и позволил себе поцеловать её.              Было ли это ошибкой? Поторопился ли он со своим решением? Быть может им стоило остаться друзьями?              Он никогда никому не признавался, даже себе боялся сказать это, но ему иногда казалось, что Тереза была не совсем тем человеком. Она просто была удобной. И была идеальной для него партией.              Тётя и дядя души в ней не чаяли, да, и родителям Томаса она наверняка бы пришлась по душе. О ней мечтали многие из школы, уж Томас-то знал это не понаслышке, она была желанна, добра, красива. И она выбрала его. Из сотни других людей, она выбрала его. Так от чего же сейчас он сомневался?              Ньют.              Имя в голове всплыло непроизвольно, но Томас бы соврал, если бы сказал, что перестал о нём думать тогда, когда они с Терезой сидели в кинотеатре, тогда, когда они гуляли, тогда, когда они целовались.              Этот светловолосый юноша прочно обосновался у него в мозгу, притащил туда раскладушку, расположился на ней так вальяжно, так нагло, закинув ногу на ногу, и улыбался своей солнечной улыбкой, а его чёрные глаза светились неподдельной добротой.              Определённо они нравились Томасу. Как и всё лицо Ньюта. И Томаса даже не отвращала мысль, что Ньют был заражённым. Томас жаждал его общества и боялся этой жажды.              Коридор ещё был пуст, когда Томас вышел из своего кабинета, но Эдисон знал: Галли уже был на месте. Иногда ему казалось, что Поултер не покидал эти стены вообще, потому что каждый раз, во сколько бы Томас не явился на работу, Галли уже был у себя.              Вот и сейчас, пройдя несколько одинаковых дверей с синими табличками, Томас остановился почти в самом конце. Постучавшись костяшками, он сразу же вошёл, не дожидаясь приглашения.              — Новичок, — Галли поприветствовал его, не удостоив взглядом, и крутанулся на своём широком кожаном кресле, подбрасывая к потолку снежок из бумаги. До потолка снежок не долетел и вернулся обратно в руки Галли. — Чем могу быть обязан? — Галли по-прежнему на него не смотрел и всё также вращался на стуле. — Наверное пойдёт снег, — глаза его на секунду устремились в окно, где расстилались пустынники и ярко светило солнце, — раз сам Томас Эдисон зашёл ко мне ни свет ни заря. — Теперь его ореховые глаза вперились в Томаса, в них горел огонёк любопытства.              Томас скрестил руки на груди, ему вдруг стало неуютно от внимательного взора коллеги.              — Я по поводу твоего предложения… — Начал Томас. Он совсем не хотел на него соглашаться, но, когда выяснилось, что Ньют — подопечный Галли, то у Томаса что-то перещёлкнуло внутри. Нет, он не воспылал к Галли симпатией или, Боже упаси, дружеским настроем, но мысль о том, что он сможет видеть Ньюта чаще, если они объединят усилия — придала Томасу энтузиазма.              — М-м, — протянул Галли, вид его вдруг стал скучающим, — и что же ты решил?              — Решил принять твоё предложение, — Томас облокотился о дверной косяк и старался выглядеть непринуждённым.              Галли хмыкнул.              — А как же твой ненаглядный милый компаньон? — Томас закатил глаза на невыносимость Галли. Порой он вёл себя, как настоящий козлина. — Или мисс Салазар уже полностью перешла во власть нашего любимого заместителя?              Томас моргнул, нахмурился.              — Что? — Непонимающе спросил Эдисон. — О чём ты?              Галли громко, протяжно рассмеялся. Смех его был противным.              — Ну, ты и баран, — отсмеявшись, произнёс Галли, — совсем не замечаешь, что у тебя под носом творится. — Томас молчал, ожидая дальнейших слов. — Но так уж и быть, тебе я расскажу. — Он опять пробросил вверх скомканную бумажку, но на этот раз она приземлилась не к нему в руки, а на стол. — Чёрт, — с сожалением произнёс Галли и остановил своё кресло, оказываясь лицом к Томасу. Его пшеничные волосы торчали ёжиком, а веснушки с приходом солнца стали выделяться ещё ярче на его лице. — Послушай, Томас, — любезно продолжил Галли, — я не люблю вмешиваться в чужие отношения, да, и мне, вроде как, должно быть всё равно, но ты нормальный парень, а потому хочу тебе сказать, что твоя милая крутит шашни с Дженсоном.              Томас хотел рассмеяться Галли в лицо, но смех его застрял в горле, когда он заметил, что Галли был слишком серьёзным для того, чтобы шутить над ним.              — С чего ты это взял? — Он постарался спросить это непринуждённо, обыденно, но в голове уже закрались подозрения.              «Так вот почему она вчера была такой милой» — мысль, словно мышка, учуявшая сыр, быстро прибежала в голову и осела в ней.              — Ну, хотя бы с того, — к Галли опять вернулся скучающий вид, — что я снова видел, как вчера он ошивался в её кабинете. — Уголки его пухловатых губ мимолётно дёрнулись. — Не знаю, что он там забыл, но хохот твоей девчонки был слышан на весь коридор.              Томас стоял, хлопал глазами несколько секунд, а потом, ничего не говоря своему коллеге, пулей выскочил из его кабинета.              Тереза была у себя, одна и что-то печатала на компьютере. Томас подошёл к ней бесшумно. Внутри разрасталась злость, но не от того, что Тереза флиртовала или что она там делала в разговоре с Джонсоном, а от того, что он просил её держаться от этого типа подальше, а она, будто бы назло, лезла в самое пекло.              — Ничего не хочешь мне рассказать? — Голос Томаса, несмотря на его бушующее состояние внутри, словно волны во время шторма, был спокойным, размеренным. Он понимал, что криками ничего не добьётся, и старался практически никогда не переходить на повышенные тона.              Тереза вздрогнула от резкого голоса, а её пальцы перестали стучать по клавиатуре. Она быстрым движением свернула все окна на экране компьютера и повернулась к молодому человеку, уже заготовив недовольное выражение лица.              — Томас, — она старалась держать свой голос спокойным, — ты не мог бы так больше ко мне не подкрадываться? И что это за вопросы? Пока мы собирались на работу у тебя их не возникало.              Она что, пыталась наставить ему рога?              — Я знаю, что Дженсон опять приходил к тебе, я же просил тебя…              Тереза стала раздражённее.              — А я сказала тебе, — в голосе появились стальные нотки, командные. Томас терпеть не мог, когда Тереза включала начальницу. — Что не получится.              То есть, ей просто было наплевать на все предостережения.              — Отлично, — прорычал он, желание спорить напрочь отсутствовало, — вот и счастливо оставаться. — Томас развернулся, но тут почувствовал хватку на своём локте, что ещё больше его разозлило. Он выдернул руку, даже не повернулся в сторону своей девушки и вышел из её кабинета также стремительно, как и пришёл в него. Последнее, что он услышал, это то, как Тереза окликнула его, но Томас сейчас был слишком заведён, чтобы снова с ней разговаривать.              Он редко выходил на внутреннюю территорию ПОРОКа, хотя там было на что посмотреть. Это был мини-городок с несколькими парками, ларёчками с продовольствием, с полем для гольфа и баскетбольной площадкой.              Томас шёл по брусчатой дорожке, со злостью отшвыривая любой камень, попадавшийся ему на пути. Мысли его крутились вокруг Терезы и её внезапному интересу к Дженсону.              Нет, Томас, к своему же ужасу, не ревновал её, потому что был уверен, что Тереза не стала бы за его спиной крутить шашни с другим мужчиной. Хотя… Откуда ему было это известно? Может она точно также, как и Томас, иногда задумывалась о том, что они не подходили друг другу? Может она тоже втихаря заглядывалась на кого-то другого?              Ведь, если бы честным, Томас сам был с грешком. Сам думал о другом человеке, невольно воспроизводил у себя в голове его лицо, его эмоции, его голос. Разве это не было предательством по отношению к своей же девушке?              Томаса, пожалуй, бесил тот факт, что Дженсон был опасным, скрытным человеком. И он до колкой дрожи, до жаркого нехорошего огня, раздражал Томаса. У Эдисона так и чесались руки каждый раз, стоило физиономии заместителя Авы Пейдж появиться в поле его зрения.              На секунду Томас прикинул, что было бы, если бы он пошёл к Аве и рассказал о том, что Дженсон увивался не только за её юбкой? Что ему вдруг стала интересна и юбка Терезы?              Томас покачал головой и остановился возле металлических мусорных баков. Нет, он же не ябеда и уж тем более не герой мыльных опер.              А ещё его злило, что Тереза слепо шла по головам, в надежде вырваться дальше обычного сотрудника. Нет, карьера — безусловно хорошо и прибыльно, но, разве в жизни больше не было других ценностей? Разве ей не хотелось хоть на секунду остановиться и подумать о других приоритетах? О семье, о встречах с друзьями, об отпуске…              Вспомнив свои сорванные планы, Томас забушевал ещё сильнее. Злой жар поднимался где-то внутри и пытался выйти наружу.              Нога сама поднялась и пнула пустой бак. Металл под его ногами зазвенел, и по безлюдной тропинке раздался лязг упавшего мусорного бака.              Томас вдохнул, задержал дыхание, выдохнул. Начал дурацкий отсчёт до десяти, в надежде, что этот метод, который он вычитал в одной из книг когда-то давно, поможет ему успокоиться.              Десять. Ни черта. Легче не стало. Уж лучше бы он курил.              — И чем тебе с утра не угодил этот мусорный бак?              Этот голос Томас узнал бы из тысячи. Ведь с тех пор, как услышал, не смог забыть.              Стало неловко за своё поведение. Томас провёл рукой по волосам, ероша их и повернулся к своему неожиданному собеседнику.              Ньют стоял возле торгового автомата, облокотившись на конструкцию, в котором продавалась выпечка. Томасу она не очень нравилась, потому что за воротами ПОРОКа до недавнего времени существовала прекрасная булочная миссис Янки, и Томас в обеденный перерыв ходил туда и скупал всё, что глазам приглянулось.              Томас заметил, что Ньют в руках держал две прозрачные упаковки, внутри которых покоились круассаны.              — Лови, — внезапно сказал светловолосый и кинул в сторону Томаса один из круассанов. Томас выставил руки и схватил летящую упаковку. Она зашелестела в пальцах, и Томас сквозь неё ощутил, что выпечка была ещё тёплой.              — Спасибо, — ответил ему Томас и обернулся в сторону упавшего мусорного бака. Сунув круассан в широкий карман белого халата, Томас подошёл к баку, который сам же и свалил от злости, поднял его и поставил в таком же положении, в каком он был изначально.              Ньют за это время сократил их расстояние и теперь поравнялся с Томасом.              — Да не за что, — ответил ему Ньют на ранее сказанное спасибо и протянул свободную руку, — доброе утро.              На лице Томаса уже расцветала улыбка, а недавняя стычка с Терезой стёрлась из головы, стоило ему посмотреть в чёрные глаза Ньюта.              — Привет, — ответил Томас и пожал руку Ньюта в ответ. Прикосновение к его руке находило отклик где-то в глубине души и разрывать его не хотелось. Но Томас понимал, что это будет выглядеть странно, и отпустил руку Ньюта не без сожаления.              — Так, чем тебе не угодил несчастный? — Ньют со смехом в голосе кивнул головой в сторону бака, и от его движения ему на глаза упала его длинная чёлка.              Томас опять залип. Недавняя злоба, полыхавшая внутри, была затушена этим смехом, этой улыбкой, которая заставляла внутренности трепетать. Эти ямочки…              Томас помотал головой, будто бы хотел выбросить все свои мысли и эмоции по отношению к Ньюту в эти мусорные баки, и не знал, что ответить. Он не хотел казаться неуравновешенной истеричкой.              — Утро не задалось, — сказал Томас и сразу же перевёл тему, меньше всего ему хотелось обсуждать с Ньютом отношения с Терезой. Он вообще не хотел упоминать Терезу в обществе Ньюта. — А что ты здесь делаешь в такую рань? До начала рабочего дня, — Томас взглянул на наручные часы, — ещё шестьдесят минут.              — Восемь часов утра — не такая уж и рань. — Парировал Ньют и, улыбаясь, пальцами раскрыл свой круассан. Томас, словно сканер, прогонял в своей голове эту улыбку, от которой реально становилось теплее на душе, от которой в ответ хотелось тоже улыбаться. — А вообще Алби ужасно храпит, и я просыпаюсь намного раньше. Вот, — он огляделся и свободной рукой обвёл пространство вокруг, — решил прогуляться по этим окрестностям, увидел автомат с булочками, а тут ты. — Ньют усмехнулся. — Не иначе, как судьба меня сюда привела.              Томас всё же улыбнулся. Смущённо. Потому что ровно минуту назад подумал о том же самом.              Ньют надкусил круассан, и Томас услышал хруст запечённого теста.              — М-м, — промычал Ньют, на секунду прикрыв глаза, — я очень люблю свежую выпечку. Неплохо, — озвучил он свой вердикт, а Томас заметил, как в уголках бледных губ, лишённых розового оттенка, остались крошки.              Он вдруг отчётливо представил, как подошёл ближе к Ньюту и коснулся пальцем этих губ, стряхнул крошки, так нагло занявшие эту территорию, и позволил себе очертить большим пальцем грань между губами и кожей подбородка.              Рука Томаса непроизвольно сжалась на круассане, лежавшем в кармане, тем самым сдавив его в прозрачной оболочке, от чего она надулась и лопнула. Томас вздрогнул.              Какие странные мысли и видения. Разве это нормально?              Томас перевёл взгляд на торговый автомат, пытаясь отвлечься, и заговорил:              — На десятой авеню, в нескольких кварталах от ПОРОКа раньше была булочная. — Он снова посмотрел на Ньюта, тот внимательно его слушал. — Хозяйка миссис Янки — приветливая женщина — всегда оставляла для меня хлеб и булочки с помадкой. — Томас тепло улыбнулся этим воспоминаниям. — Очень жаль, что теперь её больше нет.              Ньют прожевал очередной кусок и не без интереса спросил:              — А что случилось?              — В конце того лета миссис Янки говорила, что, наконец-то, отыскала родственников на другом материке, которые активно настаивали на её переезде. У неё был муж. Он умер, уже очень давно.              — Он был заражённым? — Осторожно уточнил Ньют. Томас кивнул.              — Да, а она иммунная.              Сказав это, Томас осознал, что Ньют тоже был недолгожителем. И от этого осознания внутри где-то проснулась эмоция, похожая на отчаяние.              Он обязан найти лекарство. Ради Ньюта.