Любовь, как спасение от погибели

      Ньют волновался.              Он стоял возле входа в торговый центр, который находился в чужом районе, и чувствовал, как его сердце бешено колотится.              Люди проходили мимо заражённого, не обращая на молодого парня никакого внимания, и даже не догадывались, что его пульс скачет, как сумасшедший.              Ньют оглядывался по сторонам, но знакомой макушки пока не видел. Он вдруг испугался, что Томас не придёт. Что Томас счёл его приглашение — глупым.              Но такие мысли Ньют гнал от себя подальше. Он помнил, с каким лицом Томас отвечал ему на приглашение и тем более помнил это лёгкое, словно порхание крыльев бабочки, прикосновение к своим пальцам, как неоднозначный ответ Томаса на вопрос Ньюта:              «Что изменилось сейчас?»              Неужели… Неужели Ньют стал причиной изменений чувств Томаса… Неужели он, обычный парень, поражённый страшной болезнью — смог пробраться в душу другого молодого человека? Неужели это работало именно так? Ньют никогда не влюблялся. Он не знал, что испытывают люди, которых языками пламени и жара охватывает симпатия.              Ньют ощущал это, ощущал, как начинал сгорать от нахлынувших эмоций. Ему было и страшно, и любопытно. Он не мог сдержать улыбки от воспоминаний:              «Посмотрев новости, Ньют остался удручённым. Томас вглядывался в экран немигающим взглядом, а под боком сидела слишком взволнованная Соня. Сангстер впервые испытал какое-то отчаяние внутри, хоть внешне и оставался спокойным. Ему не хотелось умирать, а тем более умирать от рук какого-то маньяка, возомнившего себя палачом.              Когда Томми пообещал Соне, что с Ньютом ничего не случится, у Ньюта слегка отлегло. Но только слегка. Томас ведь не мог предусмотреть всего. Что, если эту заразу начнут раздавать на улице под видом мороженого или вкладывать в обезболивающие, которые иногда принимает Ньют? Что, если тот, кто стоит за этим, решит сыграть по-крупному?              Вопросы убивали ещё сильнее. И ещё сильнее наводили страх, который липкими пальцами присасывался к коже, заставляя чувствовать себя неуютно.              Они допили чай, и Томас засобирался домой. Ньют вдруг понял, что не хочет его отпускать, но понимал, что остановить Томми он не сможет.              Он наблюдал за тем, как пальцы Томаса ловко зашнуровывают серые кроссовки, как Томас, слегка взъерошивая тёмные волосы, смотрится в зеркало, и, о Боже, Ньют в этот момент захотел зарыться в эти короткие пряди, пропустить их сквозь пальцы и понять, какие же они на ощупь: мягкие или жёсткие.              Пришлось сжать руку в кулак, а вторую завести за спину: так велико было его желание, готовое вот-вот вырваться наружу.              Томас посмотрел на Ньюта и как-то смущённо улыбнулся.              «Наверное, — подумал Ньют, — он вспомнил наше мизерное прикосновение».              — Спасибо за чай, — сказал Томас слегка хрипло и прочистил горло, а Ньют готов был отдать многое, чтобы услышать эту хрипотцу ещё раз. Она так сильно его взбудоражила, что он невольно представил, как в приглушённой обстановке Томас зовёт его по имени.              Сангстер тряхнул головой. Он не знал, что такое секс по-настоящему, потому что все его познания заключались в обычной дрочке, но теперь он обладал уверенностью в том, кого он будет представлять в своих смелых фантазиях. Если раньше образы в голове были размытые и нечёткие, как у людей с плохим зрением, представляя собой то женские, то мужские очертания, то теперь в голове Ньюта будет стоять один-единственный. И у него будут яркие границы.              — Всегда пожалуйста, — Ньют улыбнулся в ответ, немного стыдясь своих размышлений и радуясь, что люди не умеют читать мысли, как открытую книгу. Томас кивнул и развернулся к двери. Ньют смотрел, как его пальцы обхватили длинную, позолоченную краской, с узорами внутри дверную ручку и потянули на себя. Замок щёлкнул, дверь открылась нараспашку, запуская солнечные лучи, что непрошеными гостями поползли по линолеуму, намереваясь заглянуть в каждый укромный уголок, чтобы осветить его своим бликом. Томас на секунду обернулся.              — До встречи, Ньют, — сказал он на прощание, и его нога уже переступила через порог, когда мозг Ньюта завопил, призывая хозяина не стоять истуканом и не упускать судьбу.              Ньют ещё ничего толком не обдумал, но голосовые связки уже решили за него.              — Томми, — прозвучало как-то громко. Томас остановился. Повернулся вполоборота и с какой-то ожидательной надеждой, по крайней мере так показалось Сангстеру, уставился на хозяина дома. Ньют немного пригладил непослушную чёлку, волнуясь, ведь впервые в жизни он планировал позвать кого-то на встречу, кто был ему небезразличен. — А какие планы у тебя на вечер? Может… Может сходим в кино? — это оказалось проще простого, но сердце Ньюта билось, как чокнутое, что даже голова слегка закружилась. Ньют боролся с желанием зажмурить глаза, словно боялся отказа или гнева на лице Томаса. Но Томми не гневался. Лишь чуть-чуть удивился. Но удивление это было мягким и каким-то довольным.              — Да. Это хорошая идея. Что насчёт кинотеатра «Звезда» в Долине ветров? Говорят, он самый лучший на весь город».              Жаркое тепло разливалось по всему телу при воспоминаниях. Улыбка Томми, когда они договаривались о времени; его озорной взгляд, когда они пожимали другу другу руки и задержали прикосновение на дольше положенного; просьба Ньюта, брошенная напоследок, о том, чтобы Томас отписался ему, как доберётся до дома. Последнее Ньют совсем не хотел просить, но слова вырвались сами собой. Словно он и Томас были парочкой, в которой каждый волновался о благополучии другого.              Наконец, Ньют увидел спешившего Томаса. Молодой человек пересёк небольшую мощёную площадь перед торговым центром, и Ньют не мог оторвать от него взгляда. Выглядел Томас потрясающе. По крайней мере, по меркам Ньюта. Нет, на нём не было костюма или классической рубашки с брюками, он оделся вполне повседневно: бирюзовая футболка-поло прекрасно сочеталась с тёмными волосами и чёрными джоггерами в стиле хип-хоп.              — Прости, — слегка запыхавшийся Томас уже оказался рядом с Ньютом, и тому в нос ударил свежий морской бриз с лёгкими древесными нотками. Парфюм Томаса кружил голову. Ньют сглотнул, определённо понимая, что ему нравятся эти запахи. А ещё больше всего он хотел почувствовать запах самого Томаса. Но, наверное, это уже было слишком… — На перекрёстке Обамы произошло ДТП, и весь транспорт встал. Боже, — Томми слегка пригладил растрёпанные волосы, а Ньют отстранённо подумал, что эта небрежность на его голове была очень даже сексуальной, — надеюсь, что в скором времени я смогу купить себе автомобиль и добираться до любого места, минуя эти дурацкие пробки, — Томми был забавным, когда сердился. Его густые брови хмурились, и едва заметная полосочка пролегала между ними.              Ньют, дабы поддержать беседу, ответил:              — Не знал, что ты водишь машину, — но сам не мог оторвать взгляда от Томаса, раз за разом прогоняя его образ в голове. Он до сих пор не верил, что человек, которого он однажды встретил и потерял, теперь стоял рядом с ним. И Ньюту было позволено говорить с этим парнем и, быть может, даже прикасаться к нему так, как того хочет Ньют.              Будь они парой, Сангстер обязательно бы переплел свои пальцы с пальцами Томаса, наклонился бы и поцеловал в эти тонкие, манящие губы. И Ньют почти это сделал, в странном порыве, но вовремя себя одёрнул, когда прозвучал ответ на его реплику:              — Иногда беру авто у дяди, но да, права у меня есть, если ты об этом.              Ньют же прав не имел. Он никогда не задумывался о приобретении машины или о сдаче экзаменов по вождению, потому что… Потому что дни его были сочтены, и Сангстер не видел смысла в том, чтобы осваивать навыки вождения.              Он повернулся в сторону торгового центра.              — Идём? — как-то неуверенно произнёс Ньют, словно Томас передумал и пришёл на встречу, чтобы сказать, что никуда он с Ньютом не пойдёт.              — Конечно, — кивнул Томас, и у Ньюта, честное слово, отлегло от сердца. И такое состояние и зависимость от каждого слова Томми ему не то чтобы не нравились, но настораживали. Потому что ранее Ньют подобных ощущений не испытывал. Он вообще ничего и никогда такого странного не чувствовал.              Молодые люди двинулись в сторону красивого, необычного здания, которое было центром этого района. Сюда стекалась вся молодежь, особенно в зимние времена, когда на улице бушевала метель.              Кто был проектировщиком этого здания — оставалось загадкой, возможно, его имя и было освящено в газетах или новостях, ведь строение было возведено задолго до появления Ньюта, но он точно являлся гением.              Торговый центр представлял из себя восьмиэтажное здание, состоящее из двух элементов. Первый — это распластанный, больше похожий на подиум, прямоугольник, содержащий в себе один этаж, поверх которого стояло другое строение, выполненное в форме цилиндра, на котором расположились оставшиеся семь этажей.              — Каждый раз, когда прихожу сюда, всегда восхищаюсь необычной постройкой, — воодушевлённо поделился Томас, и Ньют на секунду скосил в его сторону взгляд, заметив, как Томас смотрит вверх, на цилиндр.              — Да, — хмыкнул Сангстер в ответ, — я тоже прихожу в восторг.              Стеклянные автоматические двери открылись перед парнями, впуская их в тёплое, но хорошо проветриваемое помещение. Приятный свет горел на первом этаже, и всюду стоял шумный гомон. Прозрачные лифты ездили вверх-вниз, развозя пассажиров на нужные им этажи.              — Кинотеатр вроде бы на четвёртом, — задумчиво протянул Ньют, — я уже давно здесь не был, слегка подзабыл, — он не видел, но ощутил, как Эдисон кивнул головой.              Они подошли к ряду лифтов, один из которых как раз был пуст и ещё не уехал с первого этажа, и вошли в кабину, вставая к самому её краю. Напротив них переливался цветной фонтан, струя которого уходила далеко вверх, к высокому потолку, а затем падала, и её брызги долетали до тех, кто сидел на кольцеобразной скамейке, обрамлявшей собой весь фонтан.              В кабину вместе с Томасом и Ньютом зашли ещё двое молодых людей, парочка заражённых девушек и мама с маленьким мальчиком, который с любопытством разглядывал девчонок, чьи лица были испещрены вдоль и поперёк чёрными венами. Ньют пригляделся к ним и понял, что перед ними стоят близняшки. Девушки в ответ улыбались мальчику бледными, как крылья моли, губами, и Ньют с удовлетворением отметил, что юный иммун их не боится.              Возможно, промелькнуло у Ньюта в мыслях, не всё потеряно и общество всё же сможет до конца принять другой вид населения.              Он снова перевёл взгляд на Томаса, который с каким-то детским восторгом смотрел на мелькающие мимо фонарики, пока лифт нёс их между этажами, и подумал, что Томми был хорошим. Что он не перебирал друзей по обложке. Что он не кривился при виде Ньюта и касался его. В карих глазах Томаса Ньют не видел ни отвращения, ни злобы, которые порой встречал у иммунов, у тех иммунов, которые боялись.              Его радовало, что Томми его не боялся. Да и Ньют был уверен, что никогда не смог бы причинить Томасу страдания. И даже его больной головной мозг под властью Вспышки не заставил бы его нанести вред Томми.              Задорный голос раздался в кабине, оповещая о прибытии на четвёртый этаж, и Ньют даже не понял, кому конкретно принадлежала запись механической речи: мужчине или женщине, а, быть может, ребёнку?              Возле касс кинотеатра, как и всегда, толпилось немало людей. Дети бегали вокруг картонных персонажей, что так весело улыбались каждому прохожему, пока их родители наперебой обсуждали, на какое кино лучше пойти, и какой мультик будет полезен для развития. Ньют фыркнул. Он, конечно, ничего не смыслил в воспитании, но считал, что в любом мультфильме есть, как поучительные стороны, так и отрицательные, и, наверное, в этом бы случае он спросил бы мнение собственного ребёнка, а не решал бы от какой экранизации отпрыск станет умнее.              Томми повёл его к стенду с листовками, и Ньют только сейчас понял, что выбор фильма-то они так и не обсудили.              — Какие предпочтения? — задумчиво спросил Эдисон, глядя на предлагаемые блокбастеры. Он достал одну из листовок, которая была бледно-розовой, и тут же скривился от ужаса. — Ну, уж нет, на эти сопли мы точно не пойдём, — он смял бумажку, и лицо одной из актрис сложилось в страшной гримасе, а затем выкинул буклет в урну.              Ньют тоже стал рассматривать листовки, и взгляд его наткнулся на чёрно-серый фон, на котором были изображены гоночные автомобили. Он вытащил её из прозрачного пластикового кармашка и стал заинтересованно вчитываться в аннотацию.              «Только в этом месяце. Спешите. Старые фильмы, которые были сняты до Страшного судного дня. Нашим искателям удалось найти киноленты нескольких блокбастеров прошлого поколения. Наш кинотеатр представляет эксклюзивную «новинку» под названием «Форсаж». Это один из многочисленных фильмов этой франшизы. Можем заверить, что если вы любители гоночных тачек, горячих девушек, запутанного сюжета и просто хорошего боевика, тогда вам точно стоит взглянуть на этот шедевр искусства. В главных ролях бессмертные: Пол Уокер, Вин Дизель, Мишель Родригес, Джордана Брюстер…».              Ньют перестал читать и поднял голову на Томаса, который держал в руках такую же листовку. Томми тоже поднял голову, и они встретились взглядами.              — Форсаж? — уточнил Эдисон, и Ньют радостно кивнул, подумав, что у них с Томасом были какие-то особые импульсы, видимо настроенные друг на друга.              Билеты им достались практически на последний ряд.              «Как это символично», — думал Ньют, пока ждал Томми с ведром попкорна и напитками. Бумажные билеты приятно лежали между его пальцами, и Ньют почти до конца поверил, что рядом с ним будет сидеть ни Алби, ни Итан из параллельного класса, ни Габриэль и Лекс — двойняшки, а Томми. Томми, мысли о котором не давали покоя Ньюту уже долгое время. Наверное, с месяц. Он уже и забыл, когда повстречал Томаса. Это было… Кажется, это было в конце мая.              Томас протиснулся между компанией шумных ребят и подошёл к Ньюту с руками полными еды. На входе уже стоял контролёр и проверял билеты. Молодые люди протянули ему свои и, получив разрешение на вход, юркнули в мини-коридорчик, соединяющий зал и холл, а затем, откинув тяжёлые полы чёрных штор, оказались в полутёмном помещении. Их соседи по сеансу уже рассаживались по местам, и Ньют с Томасом двинулись к шестнадцатому ряду.              Поднявшись по ступеням, подсвеченным голубым отливом, Ньют и Томас нашли свои места и расположились на мягких, бордового цвета креслах.              Экран пока что был серым, но по залу уже растекался общий шёпот, шуршание пакетов и пшиканье газированных напитков.              Томас поставил ведро с попкорном в отведённое для этого место в ручке кресла, и теперь лакомство стояло между ним и Ньютом.              Ньют не удержался от того, чтобы не попробовать его. Взяв воздушную кукурузинку, он закинул её к себе в рот и тут же хрустнул на весь зал, но хруст этот сразу же потерялся в сотне таких же.              — Дурная привычка — есть до начала фильма, — вдруг сказал Томас, и на секунду Ньют подумал, что тот его отчитывает, но потом заметил, как пальцы Томми сами опускаются в пузатое ведёрко и зачерпывают горсть, — я тоже этим страдаю, — усмехнулся Эдисон.              Ньют усмехнулся в ответ. Они молчали какое-то время, наслаждаясь сладко-солёным привкусом, что маслом оседал в полости рта, а затем свет в зале притушили, и на экране появились первые бегущие строчки.              После небольшой рекламы, которая, кажется, навсегда останется спутником человечества, наконец начался фильм.              Картинки сменяли друг друга, попкорн потихоньку заканчивался, а Ньют и Томас внимательным образом вглядывались в экран. В какой-то миг они оба потянулись к ведёрку и даже соприкоснулись пальцами, от чего Ньют слегка вздрогнул, но как-то эта ситуация показалась каждому из парней естественной.              Иногда они перешёптывались, мимолётно обсуждая какие-то моменты, и Ньюту нравилось наклоняться к Томасу и нравилось, когда Томас наклонялся к нему. Ему нравилось ощущать этот горячий шёпот возле уха, и неважно, что именно шептал Томми — это было волнующе. И почему-то Ньют был уверен, что если бы Томас сказал что-то пошлое и развратное, Ньют бы проглотил это без тени возмущения.              К середине фильма Сангстер убрал пустое картонное ведро, потому что ему показалось, что оно мешает ему быть ближе к Томасу, и незаметно сдвинулся в кресле, как бы оказываясь недалеко от Томми. Их всё ещё разделял подлокотник, и Ньют даже пожалел, что они вообще предусмотрены.              Интересно, каково было бы просто облокотиться головой о плечо Томаса? Или хотя бы взять за руку… Ньют вздохнул. Он не знал, имел ли право на какие-нибудь действия, ведь всё между ним и Томасом сочилось каким-то неплотным туманом, в котором пока были непонятны очертания их истинных взаимоотношений.              Но Томас сегодня рискнул. Не побоялся, и сам дотронулся до Ньюта. Так чем же Ньют хуже?              С какой-то особенной смелостью, с такой же, как Брайн О’Коннер на экране вдавил педаль газа в пол, Ньют опустил руку вниз, ухватился пальцами за мягкий край кресла и стал потихоньку подбираться к чужому, в надежде наткнуться на пальцы Томаса. Сердце при этом как-то взволновано колотилось, и Ньюту стоило бы обратить внимание на драму, что разворачивалась на экране, но он словно смотрел сквозь него. Так сильно сейчас его волновало то, что он собирался сделать.              Наконец, рука нащупала чужие пальцы, и Ньют почувствовал, как они вздрогнули, но Томми руку не отнял, будто бы ждал дальнейших действий.              Ньют принял это за зелёный свет и уже смелее дотронулся до руки Томаса. Его ладонь накрыла напряжённые, слегка сжатые в кулак пальцы, и кончиками своих Ньют просто начал поглаживать тыльную сторону ладони Томми. Рука парня заметно расслабилась под его прикосновением, а потом и вовсе зашевелилась, вдруг переплетая собой пальцы Ньюта и сжимая их в ответной ласке.              О, как это было прекрасно. Ньют и не подозревал, что обычное держание за руки может всколыхнуть в нём такие эмоции. Такие, что он даже не мог выразить их словами.              Драма тем временем подходила к кульминации, но Ньюту казалось, что он почти не запомнил сюжет, потому что всё, о чём он мог думать — рука Томаса, переплетённая с его собственной.              Это тепло наполняло Ньюта изнутри, и ему вдруг почудилось, что он стал… Лучше себя чувствовать. Ему вдруг показалось, что выпирающие чёрные венки уменьшились в сто крат и почти что исчезли с его тела. Конечно, всё это было иллюзией, но на долю секунды Ньют хотел поверить, что он был здоров. Что он тоже был иммуном, что его посетило чудо.              Финальные титры вернули обоих в реальность. Как только на чёрном экране белыми буквами начали вырисовываться имена всех причастных к созданию данной киноленты, в зале снова стало светлее, и народ, шурша пакетами и другими вещами, засуетился, вставая с кресел.              Ньют и Томас разорвали прикосновение, хоть и нехотя, как показалось Сангстеру, и тоже встали с мест, следуя за общей человеческой массой, что медленно пробиралась к выходу. Людей на фильме оказалось достаточно много, словно это была премьера какой-то новинки. Новинки из далёкого прошлого.              Выйдя из душного помещения, Ньют и Томас снова оказались в шумной атмосфере. Повертев головой, Томас рукой указал на туалетную комнату, и Ньют кивнул. Томас ушёл, а Сангстер притаился на одиноком диванчике, стоящем недалеко от суеты, и просто копался в телефоне, читая последние новостные сводки. Правда в голове только всплывал один-единственный момент, произошедший в кинозале, и Ньют не мог отделаться от ощущений, что ему хотелось повторить. Но только хотелось уже более серьёзных шагов. Хотелось взять крепко, прижать к какой-нибудь поверхности и поцеловать. Сначала жёстко от длительного желания, что стало копиться, кажется, с первой встречи, а потом нежно от переполняющих чувств.              Он не знал, хотел ли Томас того же самого, но хотел верить, что его желания — взаимны.              Томас вернулся обратно к нему быстро. Ньюту показалось, что прошло не больше минуты. Сангстер взглянул на часы, которые показывали начало одиннадцатого, и понял, что домой ему возвращаться не хотелось. Хотелось ещё побыть с Томми какое-то время.              — Какие планы? — спросил Ньют, пряча телефон в задний карман болотных брюк. Томас пожал плечами. Он не выглядел неловко, что радовало Ньюта и вселяло уверенность, что всё, что между ними происходит, нужно им обоим.              — Я немного проголодался, если честно. Попкорн это конечно хорошо, — Томми улыбнулся, — но хотелось бы чего-нибудь съестного.              Ньют кивнул. Его тоже посетила такая мысль.              — Хорошо. Можем заскочить здесь на фудкорт или найти какую-нибудь кафешку?              Но Томми покачал головой.              — Если ты не против, я бы хотел поужинать дома.              О.              Губы Ньюта сложились в эту букву, и Сангстер постарался не выглядеть слишком уж расстроенным. Конечно, Томас, возможно, устал и хотел домой. Но… Но…              — И я бы хотел, чтобы ты составил мне компанию.              Последующая фраза Томаса выбила из лёгких Ньюта весь воздух. Он не знал, какое у него сейчас выражение лица, но догадывался, что ошеломлённо-глупое.              — Если, конечно, тебе ещё не пора домой, — это было сказано с лёгкой издёвкой и весельем, и Ньют даже не обиделся на небольшой подкол.              — Мне-то не пора, но ты понимаешь, что рискуешь, приглашая меня домой? Я ещё тот прожора.              Томас скептически осмотрел Ньюта.              — Да? — бровь его смешно выгнулась дугой. — По тебе как-то и не скажешь…              Сангстер тихо рассмеялся.              — О поверь, ты многого обо мне ещё не знаешь.              Томми посмотрел на него как-то задумчиво, а потом спросил:              — Тогда, думаю, мне стоит исправить это упущение. Ну так что ты скажешь? Примешь моё приглашение?              Разве Ньют мог ему отказать?              До квартала, в котором жил Томас, они добрались за час. Ньют не был в этой части города, но этот частный сектор со своей тишиной и какой-то особой атмосферой ему понравился. Улицы были чисты, всюду зеленел газон, у некоторых стояли мини-заборы, за которыми располагались шикарные цветники.              Дом Томаса чем-то был похож на дом Ньюта. Такой же двухэтажный, со светлой отделкой и пристройкой рядом. И самое главное — в тихом местечке, подальше от шумного центра и его игривых, не смолкающих огней.              Отворив дверь, Томас пропустил Ньюта вперёд, и прихожая, в которой они оказались, была темна. Единственным источником света стал фонарь, проникающий в маленькое окошко, и Томас поспешил озарить помещение светом, дабы не упасть в этой темноте.              Прихожая в доме Томаса не была нагромождена мебелью: на стене рядом с дверью, напротив трёхстворчатого окна висело прямоугольное зеркало, обрамлённое в коричневую деревянную рамку с выбитыми узорами, похожими на ветви деревьев; под самим окном стоял низкий диванчик с тёмной обивкой, закиданный маленькими подушками кремовых тонов, а под зеркалом расположился стол, отзеркаливающий длину и ширину дивана. На столе лежали какие-то бумаги, по бокам стояли две статуэтки женских голов, выполняющих роли подсвечников, и несколько рамок с фото. В основном, на них была запечатлена Тереза, которая даже со снимка глядела на Ньюта с высокомерием.              Фото Терезы немного отрезвило Ньюта. Он вдруг застыл, поражённый тем фактом, что Томас не был свободным человеком. Что сейчас Ньют нагло пользовался той возможностью, которую ему предоставил сам Томас, и позволил утянуть себя в пучину чего-то неправильного.              Но потом фото Терезы вдруг исчезли. Точнее Томас наклонил все немногочисленные рамки снимком вниз, и оцепенение от пронзительного девичьего взгляда синих глаз спало.              — Пожалуйста, — вдруг хрипло проговорил Томас и дотронулся до плеча Ньюта, легонько сжав его, возвращая внимание гостя на себя, — не думай о ней, хорошо?              Взгляд Томаса был умоляющим. Ньют не понял конкретно, о чём его умолял друг, но кивнул. Он не собирался думать о Терезе, да он и не думал о ней, просто эти фото… Эти фото напомнили ему, с кем он связался.              Но желания от этого не поутихли. Они отчего-то распалились ещё сильнее. Ньют вдруг подумал, что Томас заслуживает куда лучшего к себе отношения и точно не такого высокомерного взгляда.              «Любовь — странная вещь, — думал Ньют, когда шёл вслед за Томасом на кухню, — сегодня ты боготворишь человека, а завтра он становится никем».              Однако Ньют считал, что Томми был верным спутником. Но только для того, кого он действительно любит, и для того, кто любит его в ответ. Их короткий диалог днём дал понять Ньюту, что с Терезой всё было неоднозначно с самого начала. Что она просто мельтешила под боком всегда и стала первым объектом для симпатии, и Ньюту показалось, что такой сильной любви к ней Томас не испытывал.              Войдя на кухню, Ньют решил отвлечься от размышлений и стал рассматривать пространство вокруг себя. Кухня у Томаса переливалась от зелёного до песчаного. Несмотря на то, что на стенах были поклеены разные обои, рисунки и цвета гармонировали между собой и создавали плавный переход на стыках.              И почему-то Ньют был уверен, что к этому руку приложила Тереза. У неё явно имелся неплохой вкус, но всё же она обставляла всё так, как хотела она, а не так, как хотели они двое. Однако Сангстер не был профи в сфере отношений, а потому не мог утверждать что-то конкретное.              — Садись на любое место, — Томас махнул в сторону круглого стола, накрытого красно-белой скатертью в мелкий квадрат, что выделялась ярким пятном во всей кухне. Ньют выбрал место за стеной, сев на мягкий, молочного цвета стул. На столе стояла ваза с конфетами, и Ньют заметил, что внутри неё лежали его любимые сладости.              Рука потянулась к серебристой обёртке.              — Откуда ты узнал, что я люблю именно эти конфеты? — по кухне раздался шелест обёртки. Томас, в это время достававший противень из холодильника, обернулся и удивился.              — Так это и мои любимые конфеты тоже. Я в основном только их и ем. Мне кажется, что они не такие приторные и с кофе очень хорошо идут, как и с чаем.              Ньют покачал головой. Такого ведь не бывает и не может быть. Они с Томасом были… Слишком похожи.              Томас вернулся к тарелкам, что-то раскладывая на них, и Ньют терпеливо ждал его, по-прежнему разглядывая пространство вокруг себя. На стенах, слава Богу, не висели ничьи фотографии или портреты, и от этого было как-то легче.              Послышалось тихое гудение микроволновки и лёгкое шипение чайника, в котором начинала подогреваться вода. Томас явно над чем-то там колдовал, и Ньют засмотрелся на его спину, в меру широкие плечи, и представил, как подходит к нему сзади, обвивает чистыми, ничем не помеченными руками его талию и прижимается грудью к спине, а подбородком упирается в левое или правое, на самом деле не так уж и важно, плечо. Ньют представил, как вдыхает его запах, трётся носом о шею, и короткие волоски смешно щекочут крылья ноздрей, Томас поворачивает голову вбок и…              И перед лицом Ньюта появляется тарелка с лазанью, от которой исходит приятный сливочно-сырный аромат. Томас ставит другую тарелку для себя, а ещё на стол опускается оранжевая миска с овощным салатом из помидоров, огурцов и руколы, заправленных сметаной.              Желудок Ньюта, почуяв нормальную еду, радостно обрадовался и оповестил о своей радости хозяина, заурчав на всю кухню Томми. Эдисон усмехнулся.              — Выглядит аппетитно, — Ньют взял вилку в правую руку, а нож в левую. Томас повторил его движения, и молодые люди приступили едва ли не к ночной трапезе. Первый кусок лазаньи отправился в рот к Ньюту, и Сангстер заметил, как Томас смотрит на него в каком-то волнительном ожидании. — Что-то не так? — прожевав нежную лазанью, которая плавно оседала на языке, даря неповторимые ощущения, спросил Ньют, мимолётно подумав, что, пожалуй, такую вкусную лазанью он ещё нигде не пробовал.              — Хотел спросить, как тебе… — Томми молча кивнул в сторону тарелки, и Ньют понял, что друг ожидает вердикта.              — Очень вкусно, — честно ответил Ньют, и Томас выдохнул. — Ты сам готовил, да? — следом спросил Сангстер, удивляясь кулинарным способностям молодого человека.              Томас кивнул.              — Да, иногда я люблю возиться с продуктами и что-то готовить… В общем-то, получается неплохо.              Ньют отрезал следующий кусочек.              — Неплохо? — усмехнулся он, уголки его бледных губ поднялись вверх. — Я бы сказал, что это в сто раз круче, чем в дорогих ресторанах. Не то чтобы я там бывал, но мне так кажется.              Ньют поднял взгляд на Томми и застал смущённую улыбку. Эдисон смотрел прямо тарелку, но его губы красиво растянулись и придавали какое-то стеснение всему лицу. Он тоже поднял взгляд, и карие глаза встретились с чёрными.              — Твои глаза… — внезапно прошептал Томас, и Ньют затаил дыхание. Ему было важно всё, что думал о нём Томас. — Они очень красивые. Тебе кто-нибудь говорил об этом?              Ньют непроизвольно сжал столовые приборы в руках, кадык его дёрнулся от волнения, а пульс участился, что казалось венка на запястье сейчас лопнет от переизбытка эмоций.              — Нет, — хрипло прошептал он и отвёл взгляд в сторону. Вот о глазах Ньюту никто не говорил. Он слышал о милой мордашке, об изящной фигуре, о густых волосах, похожих на воронье гнездо, о сексуальном баритоне. Но никто и никогда не затрагивал тему глаз. Он и не думал, что его страшные чёрные колодца, лишённые зрачков и склеры белого цвета, как у нормального здорового человека, может кто-то найти красивыми.              — Зря, — всё так же вполголоса откликнулся Томас, — потому что это правда.              Ньют сдавленно кивнул и просипел:              — Спасибо.              В душе творилось что-то невообразимое. Что-то отдалённо похожее на взрыв сотни, нет, тысячи фейерверков, что порой запускали в ночном небе, и они озаряли собой небосвод, принося в душу какое-то умиротворение.              От комплиментов Томаса Ньют почувствовал жар, медленно, словно ползущая улитка, растекающийся по всему телу.              — Мы не закончили обсуждение фильма, — Томас перевёл тему, за что Ньют был ему мысленно благодарен и немного расслабился, когда вспомнил последнюю фразу, которую сказал перед тем, как они вышли на нужной остановке.              — Ну если судить по фильму, то там явно есть продолжение. Тем более в той листовке говорилось о целой серии. Я так понимаю, если этот фильм окупится, то они представят и другие части.              Томас промычал, прожёвывая помидор.              — Не, ну для боевика фильм неплох. Спортивные тачки, брутальные герои, бразильские цыпочки, — Томас усмехнулся. — Возможно, я бы и сходил на вторую часть.              — В моей компании? — Ньют не собирался спрашивать об этом, но вопрос уже вылетел из его рта. Томас улыбнулся как-то по-особенному, и Ньюту показалось, что вокруг стало светлее.              — Только в твоей, — эти слова закружили голову ещё сильнее. Как, как Томас мог так влиять на него? Ньют терялся. Он почувствовал себя маленьким мальчиком, который забрёл куда-то в незнакомую местность и теперь не знал, где искать выход. Но местность эта его не пугала, наоборот — притягивала.              Ньют прочистил горло, пытаясь спрятать волнение, и они переключились на какую-то отвлечённую тему, касающуюся автомобилей. Ньют пусть и не имел прав, всё же разбирался в подержанных авто и других иномарках.              Со временем тарелки опустели, и Томас начал заботливо убирать со стола.              — Давай помогу, — вызвался Ньют, — а ты пока завари чай.              Томас помешкался на какое-то мгновение, но Ньют нетерпеливо протянул руку к грязной посуде, и хозяину дома пришлось сдаться.              Пока Ньют бережно складывал тарелки в раковину, Томас неспешно заваривал чай.              — Только не вымывай её, ради Бога, — усмехнулся Томас, на секунду подняв взгляд от кружки из тёмного стекла. Ньют уже закатал рукава лёгкой, льняного цвета рубашки, которую сегодня надевал на их встречу, побоявшись, что вечер может выдаться прохладным, и собирался действительно помыть грязные тарелки. Следом за своими словами Томас протянул кружку Ньюту, чтобы занять его руки. Ньют покачал головой, но посуду оставил в покое. От чая исходил приятный аромат чабреца, и действовал он как-то успокаивающе.              — Молоко в холодильнике, если хочешь, — оповестил Томас, когда у него в руках оказалась такая же кружка-близнец. Мельком Ньют подумал, что это парные кружки, но потом не заметил ни одного опознавательного знака, указывающего на то, что та кружка, которую он держит в руках, так или иначе принадлежит Терезе.              От этого ему стало легче. Почему-то пить из её кружки ему не хотелось. Словно она… Была заразная.              Они вернулись к столу и за поеданием конфет, и опять непринуждённой беседы (Ньют всё никак не мог привыкнуть к тому, что у них было много тем для разговоров) провели так ещё полчаса.              Затем Томас решил показать Ньюту остальную часть дома, ведя его за собой в гостиную. Ньют отметил, что и в этом помещении чувствовалась рука Терезы. В гостиной преобладали кофейные тона: от светлого капучино до тёмного эспрессо.              Ньют посмотрел в сторону полки над камином, где в ряд стояло несколько фото. Любопытства ради Сангстер подошёл к ней, чтобы разглядеть рамки поближе. Их было пять, и на всех был изображён Томас в разном возрасте, кроме одной: на ней стояли двое молодых людей на фоне того дома, в котором сейчас находился Ньют. Обхватив фото пальцами, молодой человек поднёс его ближе к лицу, чтобы рассмотреть внимательнее, потому что со снимка на него смотрели родители Томми.              Отец Томаса — улыбчивый и кудрявый мужчина — держал в одной руке связку ключей, а другой крепко обнимал свою жену, которая тоже широко улыбалась. Томас был похож на маму. Те же глаза, те же волосы, те же черты лица, такая же мягкая и ласковая радость в общем виде.              — В этот день они, наконец, получили ключи от дома, — внезапно рядом с Ньютом раздался слегка печальный голос Томаса. Эдисон стоял по правую руку и тоже смотрел на фото. — Мама уже была беременна мной. Помню, тётя Лия рассказывала мне, как они были счастливы заехать сюда, как с гордостью обустраивали детскую спальню, как ждали моего появления… — Ньют заметил, что голос Томаса дрожал, когда он говорил всё это.              Ньют аккуратно поставил рамку на место и обернулся к поджавшему губы Томасу. Эдисон всё ещё смотрел на фото.              — Томми, — получилось слишком нежно, и Ньют слегка отругал себя за эти нотки, которые не мог сдерживать, — уверен, они знают, что ты их любишь. И уверен, что они оберегают тебя. Мне правда очень жаль, — он протянул руку и коснулся плеча Томаса. Томас кивнул.              — Спасибо, Ньют.              Их глаза снова встретились. Бескрайний космос и молочный шоколад. Ньют словно оцепенел. Он вдруг повёл пальцами выше, в сторону шеи, добрался до воротника футболки и слегка смял его. Ему внезапно захотелось притянуть к себе Томаса. Или встать к нему ближе. Ньют и сам не знал. Он будто бы опьянел. Будто бы в том чае, что навёл Томас, был вовсе не чай, а что-то крепкое, затуманивающее разум и отпускающее поводки здравых мыслей.              «Он несвободен», — вопило сознание.              «Сделай то, что уже давно хочешь», — вторило ему сердце.              Томас не разрывал ни прикосновения, ни зрительного контакта. Ньют видел, как зрачки у Томми расширились, и понял, что волновался не он один. Но когда Томас мимолётно облизал свои губы и на миг опустил взгляд на губы Ньюта, Ньют понял, что пропал.              Он вдруг сделал шаг вперёд, оказываясь в опасной близости.              — Могу ли я… — он сам не понимал, о чём спрашивал.              — Всё, что угодно, — прошептал в ответ Томас.              Ньют наклонился ближе.