Sunflower

Чимину не хватает времени прийти домой, чтобы переодеться. Он слишком расстроен, чтобы действительно беспокоиться об этом, мысли всё ещё крутятся вокруг Джебома, поэтому он переобувается и накидывает хороший блейзер и надеется, что выглядит достаточно хорошо. Юнги пишет ему, пока тот поправлял волосы. Чимин смотрит на себя в зеркало, гадая, выглядит ли он таким же измотанным, каким чувствует. Он также чувствует себя дураком, сказав Джебому «да», после чего узнал, что в тот вечер ужинает со своей семьёй. Потому, что считал их дружбу просто дружбой, хотя всё указывало на другое. Но проблема в том, что Чимин всегда был немного легкомысленным, когда дело касалось внимания. Юнги снова ждёт его у своей машины. На этот раз вокруг никого, кого можно было б впечатлить, но он всё равно открывает дверь Чимину. Как только он садится за руль и закрывает дверцу, его ноздри раздуваются. — Что? — спрашивает Чимин, потому что у Юнги сжимается челюсть. — Ты пахнешь альфой. Лицо Чимина нагревается. Он отворачивается. — С кем ты был? — Не твоё дело, — огрызается Чимин, но чувствует на себе пристальный взгляд Юнги, который ещё не завёл машину. — А что, мне нельзя иметь друзей-альф? — Я этого не говорил. Я просто спросил. — И не спрашивай. Юнги заводит машину. Чимин молча наблюдает за проносящимся мимо городом. Разочарование, кажется, не покидает его. Он чувствует себя таким идиотом. Пытается придумать удобный предлог на случай, если кто-нибудь за ужином заметит запах, но его мозг замыкает. Он может думать только о том, что Джебом сказал ему, что он всё ещё может передумать, если захочет. Джебом хороший, а Юнги — нет. Если бы всё было так просто, но Чимин знает, какой катастрофой всё обернётся, если он расторгнет помолвку и вместо этого примет Джебома. Хосок сказал, что несправедливо жертвовать своим счастьем, чтобы сохранить их враждующие семьи в мире. Но Чимин никогда не был из тех, кто ставит на первое место собственное счастье. Это никогда не ставилось под вопрос. Чимин будет делать то, что ему говорят, как и всегда. Ужин проводится в доме родителей Юнги, но Джихёна там не было, когда они приезжают. — Он не смог прийти, — тихо говорит Чимину его мать. — Возникла чрезвычайная ситуация. Чимин увядает; Джихён был его единственной надеждой на хороший вечер. — Он в безопасности? — С ним всё будет в порядке. Он пытается улыбнуться и завязать разговор, но у него это не очень хорошо получается, поэтому Инхё спрашивает его, хорошо ли он себя чувствует в середине трапезы второго блюда. — Ты ковыряешься в своей еде, милый, — говорит она, и Чимин выпрямляется. — Ах, извините, я думаю, что просто устал, — он прилагает больше усилий, чтобы не выглядеть несчастным. — У тебя ведь уже скоро начинаются экзамены, да? — У меня очень много проектов из-за этого, — он кивает. Вмешивается его мать, пренебрежительно качая головой. — Он так много времени тратит на своё искусство. Но скоро у него появятся другие дела, которые займут его время, — она улыбается Юнги. — Надеюсь, одержимость искусством утихнет, когда он будет занят. Он слышал это достаточно много раз, но оно никогда не теряет своей остроты. — У него будет время для занятий искусством, — говорит Юнги, и Чимин поднимает глаза. Он не смотрит на него. — Я позабочусь, чтобы у него было на это время, если он этого хочет. — Ты такой милый, — воркует мать Чимина, и тот снова смотрит в свою тарелку. Он не может отрицать, что ему приятно, когда кто-то другой хоть раз заступается за него. Он уже устал делать это сам. — Может быть, мы могли бы подыскать тебе какую-нибудь студию, — задумчиво тянет отец Юнги, глядя на свою жену, которая кивает в знак согласия. — Когда-нибудь тебе придется показать нам свою работу, — говорит Инхё. — Я искала что-нибудь новенькое для фойе, может, ты мне что-нибудь подготовишь. На лице Чимина появляется искренняя улыбка. Приятно, когда тебя поддерживают, лестно, что она хочет разместить что-то из его вещей в фойе. — С удовольствием. — Ещё не видела его работы, а уже заказываешь, — смеётся отец Чимина. — Вот это семья. — Конечно, — Инхё смеется вместе с ним. — Но я не сомневаюсь в его таланте. — Спасибо, — застенчиво говорит Чимин, и она лучезарно улыбается ему. Юнги уходит на перекур прямо перед десертом. Чимин довольствуется тем, что стоит на коленях у пруда с рыбками кои, разделяющего гостиную и столовую, наблюдая, как те открывают свои рты в поисках пищи, то другие уплывали восвояси. — Иди посмотри на бассейн, — предлагает отец Юнги, как будто Чимин ещё не видел его. Однако он понял их тонко завуалированную уловку, чтобы оставить его и Юнги наедине, поэтому он идёт туда без пререканий. Тихо прикрыв за собой дверь, он прислонился к стене рядом с Юнги и протянул ему руку. — Чего? — бормочет Юнги. — Сигарету. — Ты куришь? — Только когда расстроен. — Тогда нет, — решительно говорит Юнги, и Чимин хмуро смотрит на него. — Курить, когда ты расстроен, — плохая привычка. — Не указывай мне, — раздраженно говорит Чимин. — Я же не указывал. Я просто не дам тебе сигарету. — Отлично, — Чимин скрещивает руки на груди. — Я всё равно не очень-то и хотел. — Я знаю. Они молчат. Чимин шаркает ботинками по покрытию заднего дворика. — Спасибо, что сказал это, — наконец выдавливает Чимин. — О моем искусстве. Юнги кивает. — Я действительно так думаю. Огни внутреннего дворика заставляют голубую воду бассейна мерцать, ветерок заставляет воду колыхаться нежными волнами. Это приятно, и на мгновение Чимин забывает, как сильно он хочет пойти домой и свернуться калачиком на диване с Хосоком, чтобы поплакать о том, как он глуп. — Эй, — отрывисто говорит Юнги. — Не сердись. И этот момент упущен. — На что? — Чимин прищуривается. — Можно мне тебя обнюхать? Чимин недоверчиво смотрит на Юнги, который потушил свою сигарету в ближайшей пепельнице и теперь смотрит на него без всякого стыда. — Прошу прощения? — Ты пахнешь другим альфой, и это заставляет меня чувствовать себя странно. — Ну и что? — хмыкает Чимин. — Мы не женаты, не встречаемся и даже не друзья, с чего бы тебе чувствовать себя странно… — Ничего не могу с собой поделать, — бормочет Юнги. — Мой альфа чувствует себя странно. — Ты не можешь просто сказать, что не хочешь иметь со мной ничего общего, а потом попросить обнюхать, потому что я пахну другим альфой. — Тебе вовсе не обязательно соглашаться. Я просто подумал, что стоит спросить. — Не могу поверить, что у тебя хватило наглости спросить. Юнги пожимает плечами. — Так это значит «нет»? — Ты такой… — Чимин издаёт разочарованный звук, запуская руки в волосы, прежде чем опустить их. — Перестань уже. — Просто обнюхаю. — Просто обнюхаешь? — «Да» или «нет», Чимин? Чимин пристально смотрит на него, понимая, что его грудь быстро вздымается от учащенного дыхания, руки сжаты в кулаки и прижаты к телу. Юнги смотрит на него в ответ, обрамлённый мерцающими огнями внутреннего дворика. Он сдвигается так, что оказывается лицом к нему, делая шаг ближе — не совсем прижимая его к стене, но близко к этому. — «Да» или «нет»? — на этот раз тише спрашивает он, и взгляд его скользит по лицу Чимина. — Да, — слово вылетает у него с губ прежде, чем он успевает его обдумать. Юнги придвигается, сталкиваясь носками ботинок, и упирается руками о стену по обе стороны от головы Чимина. У того перехватывает дыхание от близости, плавясь от жара тела Юнги. Он сглатывает, хлопая ресницами, и наклоняет голову назад, чтобы обнажить шею. Откуда-то из глубины горла Юнги доносится звук — не совсем рычание, но что-то похожее, — и он наклоняется ниже, пока его нос не задевает кожу Чимина. Он легонько проводит носом по пахучей железе Чимина, и тот вытирает потные ладони о свои штаны. Губы Юнги приоткрываются — он чувствует горячее дыхание на своей коже, и по спине пробегает дрожь. Когда Юнги пробует его на вкус языком, дрожь пробегает по всему телу, руки Чимина инстинктивно взлетают вверх, хватая лацканы куртки Юнги. Юнги проводит влажную линию по пахучей железе, и Чимин выгибается ему навстречу, сдерживая вздох. Юнги опускает руки на бёдра Чимина, ближе притягивая к себе, оставляя на его шее поцелуи. Чимин поворачивает голову, утыкаясь носом в пахучую железу Юнги, вдыхая пьянящий аромат сандалового дерева. Он влажно покусывает кожу Юнги, чей запах усиливается, когда он пробует того на вкус. Как бы близко он ни был, его запах больше не был скрыт сигаретным дымом, и Чимин чувствует, как от него начинает кружиться голова. Юнги слегка посасывает его кадык, и Чимин хнычет, краснея от смущения, когда замечает исходящий из его уст звук. На этот раз Юнги рычит, зубами царапая кожу, и ноги Чимина подгибаются. Он намок, осознаёт он, запах возбуждения наполняет воздух между ними. Но не только его, он чувствует запах Юнги. Он понимает, что это сигнал остановиться, отступая назад и стараясь не выглядеть таким возбуждённым, каким себя чувствует. Он сглатывает, скрестив руки на груди. Юнги проводит рукой по волосам. — Мы должны вернуться, — бормочет Чимин, крутанувшись на пятках и направившись обратно. Юнги следует за ним. Возвращаться к своим семьям, пахнучи сейчас друг другом так сильно, унизительно. Что ещё более унизительно — Чимин знает, как это их обрадует. И действительно, когда они садятся за стол, те обмениваются несколькими лукавыми взглядами. Чимин откидывается на спинку стула и гадает, что нужно сделать парню, чтобы провалиться под землю.

❦

Чимин снова свисает с кровати вниз головой. Хосок сидит на полу напротив него и ест хлопья из миски. — Это похоже на драму, — говорит он, и Чимин стонет. — Спасибо за твои пять копеек. — Я просто так говорю. Мальчик по соседству ворвался в жизнь богатых мафиозных семей из-за устроенного брака с альфой, который вредный, но горячий. Тем временем, второй альфа-лидер из другой семьи пытается ухаживать за мальчиком по соседству и украсть его из лап первого альфы-лидера. — Заткнись. — Мальчик по соседству сталкивается с трудным выбором: вредный альфа с тяжёлым прошлым или хороший альфа с тёмными намерениями? На следующей неделе… Чимин швыряет в него подушкой и чуть не выбивает миску с хлопьями из его рук. Хосок фыркает, обиженно надув губы и прижав миску к груди. — Эй, не срывайся на хлопья. — Хён, — хнычет Чимин, размахивая кулаками. — Это очень серьёзно. — Я знаю, Чимини, — говорит Хосок. — Я просто пытаюсь тебя немного подбодрить. — Спасибо, — вздыхает Чимин. — Хотя я не знаю, помогает ли это. — Мне жаль, что Джебом внёс смуту, — говорит ему Хосок. — Хотя, честно говоря, ты просто идиот, раз думаешь, что он просто хотел быть друзьями. — Я знаю. Я идиотина, — простонал Чимин. — И всё же… Хреново, что он пытался сделать это, зная, что ты помолвлен. — Типа, он думал, что я скажу, мол, о да, позволь мне разорвать помолвку и вместо этого с тобой под венец, хоть мы встречались всего три раза? — Какого он высокого мнения о себе, ха, — фыркает Хосок. — Теперь я просто чувствую себя странным и использованным. Будто он тусовался со мной, потому что хотел слияния наших семей, а мои ему отказали, вот он и решил, что он просто, я не знаю… — Будет ухаживать за тобой. — Будет ухаживать за мной, — соглашается Чимин. — Я ненавижу политику. — Но скажи мне честно. Если бы ты уже не был помолвлен, ты бы согласился? Чимин замолкает, размышляя. — Возможно. Если бы у меня был выбор. Он… ну, он кажется лучшим выбором, чем все остальные, не так ли? — Верно, — Хосок пожимает плечами. — Но, может быть, Юнги не так безнадёжен. В конце концов, ты позволил ему обнюхать себя. — Не знаю, зачем я это сделал, — Чимин снова стонет, откидывая голову на спинку кровати. — Боже мой. Я не могу поверить, что мы это сделали. — Я имею в виду, что в конце концов тебе придётся родить ему щенков, так что ты должен с чего-то начать… — Хён! — визжит Чимин, и тот чуть не падает от смеха. — Я больше никогда не смогу встретиться с ним лицом к лицу. — Это была его идея. — Я унижен. Он, наверное, мысленно смеялся надо мной. — Какого чёрта он смеётся над тобой? — Не знаю, он придурок. Хосок раздражённо поправляет подушку. — Успокойся, королева драмы. Это просто обнюхивание, и вы в конце концов сделали бы это. Перестань думать об этом. — Кто-нибудь, остановите этот спектакль. Я ухожу. — Я займу твоё место. Два горячих, богатых альфы на выбор? Похоже на сон. — Боже, у тебя уже есть Чонгук. — Да-да, — улыбка Хосока становится дебильной. — Ну и как тебе? — У него такой большой член, Чимини, — вздыхает он. А потом, словно спохватившись, добавил: — и он хороший. — Держи это при себе, — Чимин фыркает. — Не убегай, большая цундерка. — Мне и так хорошо, спасибо. — Ранимость очень важна, — настаивает Чимин. — Ты всегда убегаешь, когда всё идёт хорошо! — Вовсе нет. — Когда нам было по пятнадцать… — Чимин поднимает ладонь, начиная загибать палец. — Ладно, я понял, заткнись. Я просто… не очень люблю впускать в свою жизнь новых людей. И ты это прекрасно знаешь. — Иногда нужно впускать людей. Ты хочешь остаться со мной на всю оставшуюся жизнь? — Это меня вполне устраивает. Твой альфа достаточно богат, ты можешь пожертвовать мне пол своего особняка. Тогда мы сможем устраивать вечер кино. Я буду нянчиться с твоими щенками, когда ты будешь уходить на вечеринки. Чимин хихикает. — Это не кажется мне плохой идеей. Самое худшее в этом браке — необходимость уехать от тебя. — Иди сюда, Чимини, — воркует Хосок, откладывая свои хлопья и протягивая руки. Чимин выпрямляется и подползает к Хосоку, падая в его обьятия. Хосок целует его в макушку. — Ты самый лучший, — бормочет Чимин. — Не забивай этим себе голову. Хосок с громким чмоком целует его в щёку. — Слишком поздно. У меня голова раскалывается. — Я серьёзно, ты же знаешь. Если у вас всё хорошо складывается, продолжайте идти. Не отпускай этого. — Ладно, мам, — ласково говорит Хосок. — Я возьму это себе на заметку.

❦

Чимин пытается сосчитать до десяти, чтобы успокоиться, но уже на семи это не помогает. Сегодня он проснулся в шесть утра в воскресенье, чтобы успеть подготовиться к встрече, которую они должны были провести с организатором свадьбы, но через час получил сообщение от Юнги, в котором говорилось, что тот не сможет прийти. Тогда Чимин так и не смог выйти из парадной, стоя в прихожей с сжатыми кулаками и кипя от злости. Он догадывался, что часть его надеялась, что, возможно, что-то изменится после обнюхивания. Но нет, они вернулись к тому, что Юнги снова бросает его, словно это ничего не значило. Чимин считает до десяти, чья кровь так и кипит. Он набирает номер Юнги. — Да? — в трубке раздаётся голос Юнги. — Мы назначили эту встречу за две недели, — говорит Чимин болезненно ровным голосом. — Я не понимаю, почему ты отменяешь встречу за полчаса до того, как мы должны быть там. — Кое-что случилось на работе, — отвечает он таким же ровным тоном. — Я должен позаботиться об этом. — Может быть, кто-нибудь другой позаботится об этом? Встреча не займёт много времени, я полагаю. — Мне нужно позаботиться об этом. Просто дай мне знать, что ты и организатор обсуждаете. У Чимина сносит предохранители. — Ты делаешь это каждый раз, — шипит он. — Я делаю это не нарочно. — Я не расстраиваюсь, потому что отчаянно хочу, чтобы ты был там, — огрызается Чимин. — Мы оба вступаем в брак. Это двусторонность. Я не собираюсь делать всё сам. — Послушай, я занят работой, это не специально… — Думаешь, я не занят? — восклицает Чимин. Он пытается говорить тише, зная, что Хосок спит, но он чуть ли не до слёз зол. — На этой неделе у меня пять проектов. Я работал над одним всю ночь, а встать в шесть утра, чтобы выбрать цвет для ебучих салфеток — было последним, чего я хотел, но я делаю это, ибо не хочу оставлять тебя в подвешенном состоянии. — Чимин… — Я знаю, что ты не хочешь жениться на мне, но ты можешь хотя бы попытаться? — Чимину стыдно осознавать, что он всё-таки плачет. Он вытирает глаза рукавом. — Я тоже не хочу этого. Но я стараюсь. И я не хочу всё делать сам. — Чимин, — Юнги делает паузу, будто не знает, что сказать. Чимин фыркает. — Я опаздываю, — говорит он и вешает трубку. Он опаздывает уже на полпути к автобусной остановке. Субботнее утро в 6 утра в городе не бывает тихим, но иногда занятость оборачивается против вас. Это означает, что никто не замечает, когда Чимин проходит мимо фургона, и кто-то дёргает его внутрь. Это происходит быстро (Чимин даже не понимает, что происходит): внезапно чьи-то руки крепко сжимают его запястья и ткань, пахнущая химикатами, накрывает его рот и нос. Его охватывает темнота, он чувствует что-то жёсткое под боком, когда его толкают внутрь, и слышит, как кто-то говорит: «Гони», прежде чем у него начинает невыносимо кружиться голова. Голова раскалывается. Он пытается пошевелиться, но его удерживают на месте, что-то закрывает ему глаза. Он чувствует, как трясётся машина. Начинается паника. Его сердцебиение учащается, когда он понимает, что его похитили, и слепо мечется на месте. Но это не имеет значения; прижатая тряпка к носу начинает действовать, и Чимин теряет сознание.

❦

Он приходит в себя, когда кто-то выплёскивает ведро воды ему на голову. Он резко просыпается, сердце болезненно стучит от внезапного пробуждения, дыхание становится прерывистым. У него кружится голова, а в висках сильно стучит. Смаргивая воду с глаз, его зрение постепенно проясняется настолько, что он видит человека перед ним с пустым ведром в руках. Его лицо скрыто. Он отбрасывает ведро в сторону, и оно падает на пол с таким грохотом, что Чимин инстинктивно дёргается назад. Когда он резко вздрагивает, то обнаруживает, что его руки связаны за стулом. Он смотрит вниз и видит, что его лодыжки тоже связаны. Цементный пол потемнел от воды, всё ещё капающей с его тела. Он снова поднимает глаза. Они находятся в пустой комнате, а у двери стоят ещё двое мужчин с пистолетами в руках. Комната полна незнакомых запахов, от которых его тело сжимается в отчаянии. Чимин пытается открыть рот, спросить что происходит, но не может вымолвить и слова. Вместо этого он прерывисто выдыхает, прижимая дрожащие руки друг к другу. — Проснись и пой, милый, — говорит мужчина перед ним лёгким и весёлым голосом. Чимин вздрагивает. — Не надо так пугаться. Веди себя хорошо, и мы не тронем ни одного волоска на твоей хорошенькой головушке. Чимин смотрит на него, не желая и не в силах ответить. Мужчина кивает кому-то позади Чимина, и тот пытается обернуться, прежде чем чья-то рука хватает его за волосы. Его голова откинулась назад, и тысяча иголочек прошлась по всей голове, из-за чего он задыхается. — Отвечай, — шипит кто-то. — Кто ты такой? — выдавливает Чимин, и рука отпускает его волосы, отвесив подзатыльник вместо этого. Его голова резко наклоняется вперёд, болезненный стон слетает с губ, и когда он смотрит вверх, перед глазами всё плывет. Человек перед ним опускается на колени, пока не оказывается на уровне его лица. — Вот как это будет происходить: ты будешь сидеть тихо и отвечать только тогда, когда к тебе обратятся. Попробуй что-нибудь выкинуть, и мы без колебаний трахнем тебя. Понял? Чимин кивает. Это движение причиняет боль его чувствительной голове, и он морщится. Мужчина похлопывает его по щеке. — Хороший мальчик. Он встаёт. Музыка наполняет комнату, и Чимин вздрагивает в замешательстве, пока не понимает, что это его рингтон, и мужчина берёт телефон. Короткий всплеск надежды наполняет его, но всё рушится, как только мужчина снова начинает говорить. — О, глядите-ка, это именно тот, кто нам нужен, — говорит он и отвечает на звонок по громкой связи. Мужчина за спиной Чимина закрывает ему рот рукой, прежде чем тот успевает заговорить. Голос Юнги разносится по комнате. — Послушай, Чимин-а, прости меня за то, что было раньше. Я опаздываю, но буду в офисе через двадцать минут, хорошо? Человек, держащий телефон, дает знак мужчине позади Чимина, и тот открывает ему рот. — Юнги, — выдыхает Чимин дрожащим голосом. — Помоги. — Чимин? Что случилось? — голос Юнги мгновенно меняется. — Ю-Юнги… Больше он ничего не говорит. Человек позади него становится перед ним и отвешивает оплеуху — Чимин вскрикивает от острой боли, тянущейся вниз по шее, и слёзы брызгают из глаз. — Какого чёрта… Человек, держащий телефон, обрывает его. — Извини, что так испортил тебе утро, Мин Юнги-щи. — Кто ты такой, блять? — рычит Юнги, и если бы у Чимина хватило духа, он бы испугался такого голоса. — Даже не пытайся отследить звонок. Да ты и не сможешь, — говорит он. — Уверен, ты уже догадался, но у нас твой омега. — Перестань валять дурака и скажи мне, чего ты хочешь. — Три миллиарда вон. Глаза Чимина расширяются, дыхание комом застревает в горле. — Я пришлю адрес. У тебя есть время до полуночи. — И как, чёрт возьми, я должен переслать три миллиарда меньше чем за двадцать четыре часа? Мужчина рядом бьёт Чимина носком в живот. Хриплый кашель перешёл в усталое всхлипывание. — Пришли мне адрес, — выпаливает Юнги. — Не трогай его, слышишь? Я достану тебе эти чёртовы деньги, так что не трогай его. — Вот так-то лучше. Мы скоро увидимся, Юнги-щи. — Не волнуйся, Чимин-а, — быстро говорит Юнги. — Просто продержись ещё немного, и всё будет хорошо… Мужчина кладёт трубку и что-то печатает; адрес, предполагает Чимин. Затем он отбрасывает телефон и ставит стул прямо напротив Чимина, оседлав его так, чтобы он мог наблюдать за ним. Чимин опасливо косится на него. — Твоя семья действительно испортила тебе жизнь, спрятав тебя, не так ли? — спрашивает он. — Ничего не можешь поделать, только сидеть и смотреть на меня. Чимин сглатывает и отводит взгляд. — Не то чтобы омеги могли много сделать, — усмехается он. — Ты родился бесполезным. Чимин никогда не знал, когда нужно вовремя заткнуться. У него вспыльчивый характер, что всем известно. Он никогда не был из тех, кто слушает то, с чем не согласен, и не спорит. Но он обнаруживает, что привязан к стулу, голова, лицо и живот болят, дыхание — мелкие вздохи от страха, всё сопротивление покинуло тело. Он слишком боится сопротивляться — боится боли, боится того, что они сделают с ним. Поэтому он молчит и впервые в жизни чувствует себя невыносимо беспомощным. Его молчание заставляет мужчину смеяться. Он комментирует остальным: «Мне нравится этот. Он такой послушный». Они все принимаются ждать. Чимин обмяк на стуле, его руки болели от неудобного положения, он смутно чувствовал себя в пространстве из-за того, что его лодыжки были связаны. В какой-то момент он запрокидывает голову и смотрит в потолок, считая свисающие лампочки, пятна от воды и трещины, которые образуют фигуры, если смотреть на них достаточно долго. Три миллиарда вон — это большие деньги. Интересно, есть ли у Юнги вообще столько денег? Он задаётся вопросом, решит ли кто-то из их семей, что Чимин не стоит трёх миллиардов вон? В животе у него урчит, во рту пересохло, но он ничего не просит. Только когда давление на мочевой пузырь становится невыносимым, он начинает говорить: — Мне надо пописать. Человек напротив него оглядывается. — Чего? Повтори. — Мне надо пописать. Мужчина пристально смотрит на него, словно пытаясь понять, лжёт он или нет. Затем он кивает тому, кто стоит позади него — тот развязывает ему руки и рывком поднимает на ноги. Его шатает из-за связанных ног, но его ведут к ведру в углу. Мужчина поднимает ведро. Чимин бросает на него оскорблённый взгляд, и тот пихает его в бок. Сгорая от унижения вдобавок ко всему прочему, Чимин расстегивает джинсы и мочится в ведро. Он зажмуривает глаза, притворяясь, что он не в комнате с четырьмя похитителями. На самом деле это не помогает. Когда он заканчивает, его руки снова связаны, и он снова помещён на стул. Ему хочется снова уставиться в потолок, но он понимает, что человек напротив него снова держит его телефон. Похоже, он просто скроллит его. Он протягивает телефон, где была открыта фотография Чимина и Хосока, чьи щёки прижаты друг к другу и губы растянуты в улыбках. — А это ещё кто? — спрашивает он. — Он омега? — Стой, — хрипит Чимин, страх и гнев смешиваются в его животе. — Он тоже богач? — спрашивает он и качает головой. — Хотя похуй. Он очень симпатичный. — Прекрати. Не смотри на него. Мужчина рядом с Чимином даёт ему пощечину. Тот вздрагивает, подавляя рыдание, и снова переводит взгляд на мужчину с телефоном. — Наконец-то получил, да? — хрюкает он. Чимин может сказать, что тот ещё не закончил и собирается продолжать изучать фотографии, когда один из парней у двери кричит: «Кто-то у главных ворот». — Дерьмо, — ругается он. Он бросает телефон Чимина на пол и вскакивает на ноги. — Позаботься об этом, — шипит он, приближаясь к Чимину и стаскивая его со стула. Он позволяет ему упасть, и плечо омеги больно ударяется о бетонный пол. — Это Мин, — говорит один из мужчин, и все трое вылетают за дверь, оставляя первого с Чимином. У Чимина нет времени чувствовать хоть какое-то облегчение. Обутая в сапог нога мужчины врезается ему в живот. Он сворачивается клубком, и кашель, сотрясающий его тело, прерывается вторым ударом. — Посмотрим, что он почувствует, когда придёт сюда и обнаружит тебя дохлым, — шипит он. — Чёртов ублюдок. У Чимина хватает ума прикрыть голову руками. Удары кажутся бесконечными: боль в животе, боль в ногах и боль в руках. Удары, что пришлись ему в живот, болели сильнее всего. Каждый удар заставляет его чувствовать, что он умирает, боль пронзает его тело. Он чувствует запах крови, когда кашляет от нового удара. Эта боль слишком велика для него. Он плачет, думает, что умоляет мужчину остановиться, но это не имеет значения. Это не прекращается. Он пытается откатиться, но двигаться слишком больно. Затем раздаётся звук выстрела. Чимин резко дёргается. Избиение прекращается; он опускает руки, и перед ним на земле падает мёртвец с пулей в голове. Кровь растекается по полу, кровь и что-то склизкое, что должно быть частью его кожи и, возможно, его мозга… живот Чимина сжимается, и он прижимает руку ко рту. — Хён здесь, Чимин-а. Юнги заполняет его поле зрения, закрывая мёртвого человека, и Чимин вздыхает с облегчением, протягивая к нему руки. Юнги осторожно притягивает его к себе, поправляя волосы на голове. — Я нашёл тебя. Теперь ты в безопасности. Чимин не говорит, только сжимает рубашку Юнги, не в силах убедить себя в своей безопасности. — Хён так сожалеет, — бормочет Юнги, поднимая его. Он испускает феромоны, чтобы успокоить Чимина, и тот отчаянно вдыхает их. — Мы вытащим тебя отсюда, да? Юнги начинает идти, и Чимин поворачивается, чтобы оглянуться, но Юнги прижимает его голову обратно. — Не смотри, — говорит он. — Закрой глаза. И Чимин закрывает глаза. Он утыкается в шею Юнги, вдыхая его запах. Он слышит вокруг себя шум, крики, выстрелы, глухие удары. Он вдыхает запах Юнги, прислушивается к его голосу и снова и снова повторяет себе, что они уже почти вышли. Они почти в безопасности. Свет омывает его веки, и он осмеливается открыть глаза. Они на улице: солнце ярко светит над головой, а Юнги несёт его к машине скорой помощи. Его бабушка ждёт на заднем сиденье, которая тут же бросается к нему, лицо её смягчается. — Чимини, детка моя. Только увидев её, Чимин наконец начинает плакать.