Sunflower

По мере того, как проходят дни, Юнги и Чимин впадают в нечто вроде рутины. Они ужинают вместе больше, чем обычно, небольшой отрезок дня Чимин остается в гнезде, в которое он, кажется, провалился. Днём он почти ничем другим не занимается, иногда тащится в студию, но в основном смотрит телевизор. Пентхаус пропитался его лавандовым запахом, и он начинает чувствовать себя менее чужим тут. Он понимает, что Юнги начинает приходить домой раньше, чтобы они могли поужинать вместе, и это заставляет его чувствовать себя странно, ведь он прилагает так много усилий, чтобы убедиться, что Чимин питается нормально. Это опять подстёгивает его. Юнги говорит Чимину, что это всего лишь бизнес, а потом он приходит домой пораньше, чтобы вытащить подавленную задницу Чимина из постели и приготовить ему ужин. Может быть, это просто инстинкт. В конце концов, технически Чимин теперь его омега. Иногда они обедают в тишине, обмениваются только лишь необходимыми словами, но иногда они разговаривают. О работе, школе или телешоу; однажды они проводят целый час за вином, разговаривая об искусстве. Это мило, но на этот раз Чимин не дает себе ложных надежд. Он больше не питает никаких иллюзий, словно Юнги собирается изменить свое мнение о том, где они находятся. Насколько Чимин знает, он может снова оттолкнуть его на следующей неделе. Однажды вечером, за ужином с какой-то итальянской пастой, приготовленной Юнги, он говорит Чимину, что звонила его бабушка. — Она казалась обеспокоенной, — осторожно говорит Юнги. — Думает, что ты на нее злишься. Чимин не проявлял к ней холодности, но и не разговаривал с ней так часто, как обычно. — Так и есть. — Могу я спросить почему? Чимин задумчиво ковыряется в своей еде. — Узнал, что она заключила сделку с моими родителями, когда я родился. Она вырастит меня, а они выдадут замуж. — Оу… Чимин поднимает вилку в знак согласия. — Я думаю, она пыталась защитить тебя. — Но посмотри как я теперь не готов. Я ничего не знаю об этой жизни. Юнги мычит, глядя в свой стакан с водой. Он замолкает на мгновение, размышляя, прежде чем снова заговорить: «Когда мне было одиннадцать, отец дал мне пистолет и велел убить человека, который его предал.» — И ты это сделал? — у Чимина перехватывает дыхание. — Конечно, сделал. Вот что ты делаешь, когда растешь в таких семьях, как наша. Он больше ничего не говорит, но Чимин расслышал его слова громко и ясно. Резко сглотнув, он отворачивается к окну. — Я ей позвоню. — Тебе не нужно беспокоиться о том, что ты не готов. Я постараюсь держать тебя как можно дальше от этой жизни, — он пожимает плечами. — Я знаю, что наши родители постоянно пугают тебя своим участием в этой жизни, но это не обязательно должно быть так. Если ты останешься самим собой до конца своей жизни, то все будет хорошо. Чимин смотрит на него, действительно смотрит, и его сердце чувствует себя странно: трепещет и болит одновременно. — Хорошо, — говорит он почти шепотом, и Юнги накладывает еще немного еды на его тарелку. В тот же вечер Чимин звонит своей бабушке. — Прости, что избегаю тебя, — выпаливает он, как только она берет трубку. Она вздыхает. — Значит, он говорил с тобой? — Ты же знаешь, что я люблю тебя, правда? Я просто был расстроен. Это… это все очень тяжело для меня. Его голос надрывается. Он почти сознается прямо сейчас — как это тяжело, как в последнее время он едва может вытащить себя из постели, как страх проник так глубоко в его кости, который, как он думает, никогда не покинет его. Но, в конце концов, он ничего не говорит. — Я знаю, ангел, — бормочет она. — Прости, что скрывала от тебя правду. Я должна была тебе сказать. — Я думаю, что это ничего бы не изменило, даже если бы ты это сделала, — в любом случае, Чимин остается нежеланным. Его родители не бросили бы его, если бы он был альфой. — Я знаю, что не смогу защитить тебя от всего, но я просто хотела, чтобы у тебя было нормальное детство. И очень счастливое. — Так и есть, — шепчет Чимин. — Всегда так было. — Я сделала много плохих вещей в своей жизни. Ты знаешь это, даже если не знаешь подробностей. Но когда я смотрю на тебя — какой ты добрый, любящий и яркий, — то думаю, что, возможно, я точно сделала одну вещь правильно в своей жизни. — Я люблю тебя, — Чимин смахивает слезы с глаз. — Я тоже тебя люблю, детка. Передай Юнги спасибо за то, что передал мое сообщение. — Я так и сделаю. — Он хорошо к тебе относится, Чимин-а? Чимин фыркает, сворачиваясь еще сильнее в своем гнезде. Толстовка Юнги лежит в его поле зрения, и он усмехается, постоянно слыша слова из прошлого. — Иногда. — Почему иногда? — ее голос становится резче. — Он… он говорит, что у нас никогда ничего не получится. Что у нас только деловые отношения. Но… — Но? — Иногда он очень милый, — тихо признается Чимин. — Он боится кого-нибудь впустить, поэтому все время отталкивает меня. — Я поговорю с ним. — Нет, я не знаю, стоит ли тебе это делать. — Я буду осторожна, — обещает она. — Я не могу себе представить, чтобы он получал какие-то приличные советы от своих родителей. Он мог бы использовать кого-то в своей жизни, кто знает одно или два чертова понятия. Чимин слабо смеется. — Ты просто хочешь его отпугнуть. — Если так, то он трус, — усмехается она. Ее голос смягчается. — Ни о чем не беспокойся. Если ты выходишь замуж, то это не значит, что я больше не смогу присматривать за тобой. — Спасибо, бабушка. — Иди отдохни немного, детка. Спи спокойно.

❦

Чимин просыпается далеко за полночь, чтобы выпить воды, и обнаруживает Юнги спящим на диване. Он купается в холодном сиянии ночного света, который проникает через большие открытые окна, ловя капли пота на висках. Его руки сжимают куртку, которую он набросил на себя, и он мелко дрожит. Чимин подходит ближе, мягко ступая босыми ногами по деревянному полу, нахмурив брови в замешательстве. Юнги бормочет что-то неразборчиво, мечется в сторону, из-за чего куртка соскальзывает на пол. Все его тело содрогается, по телу пробегает дрожь, и он делает резкий вдох. Чимин неуверенно останавливается возле дивана. — Хён? — говорит он тихо. Юнги снова что-то бормочет. Чимин присел на корточки, положив руку ему на плечо. — Хён, проснись. Глаза Юнги распахнулись. Он задыхается, резко выпрямляясь, и Чимин от неожиданности падает на задницу. Тяжело дыша, Юнги осматривается по сторонам, рыща взглядом по комнате, прежде чем остановиться на Чимине. — Тебе приснился кошмар, — говорит Чимин. Юнги проводит рукой по лицу, его дыхание замедляется. — Черт, — фыркает он. — Я… мне надо идти спать. Он встает и, спотыкаясь, направляется к лестнице. Чимин смотрит ему вслед и не упускает из виду, как трясутся его плечи.

❦

Школа начинается снова, и Чимин становится переполнен тем, что влечет за собой начало года. Это напряжение, но Чимин находит в этом отвлечение от депрессии; по крайней мере, он слишком занят, чтобы думать так много об этом. В кампусе как-то слишком пусто без Хосока, с которым можно встретиться за кофе между занятиями или расположиться в библиотеке и учиться вместе. Однажды днем он даже случайно написал ему, спросив, не хочет ли он встретиться в столовой на ужин. Веселый ответ Хосока приходит достаточно быстро. «Чиминни, хотел бы поужинать уже не студент в столовке? :)» Чимин стонет от собственной забывчивости, но считает, что это достаточно хороший повод, чтобы снова увидеть Хосока. Они не так часто общались, учитывая события лета и новую работу Хосока в качестве бухгалтера, которую он получил недалеко от дома Чонгука. В конце концов, они встречаются в одном из своих любимых ресторанов, и Чимин дрожит от волнения всю дорогу туда. Чимин готов закричать о том, как сильно он скучал по Хосоку и обхватить его руками, когда доберется туда, но Хосок опережает его. — Я тоже по тебе скучал! — кричит Чимин вместо этого, и они занимают свои места и делают заказ, прежде чем они смогут втянуться в разговор. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Хосок, пока они ждут свою еду. Чимин несколько раз говорил с Хосоком о том, как ему было тяжело. — Теперь, когда школа началась, даже лучше. — Этот засранец ведет себя хорошо? Нужно ли мне нанести визит? — И что ты сделаешь? Посмотришь на него и убежишь? Хосок пинает его ногой под столом. — Ого, я вдруг понял, что совсем не скучал по тебе. — Я тоже это понял, — Чимин высовывает язык. — Но если нормально говорить — все в порядке? Я не знаю. Он был милым, но он явно сдерживается, и я просто… не знаю, как долго это продлится. — Мое предложение остается в силе. — Да, конечно. А как насчет Чонгука, все в порядке? Помню, в прошлый раз ты сказал, что все было немного неловко. — Уже лучше, — соглашается Хосок. — Он, эм… это моя вина, что все так неловко, я думаю. Он делает все, что в его силах. — Конечно, это твоя вина. — Спасибо, лучший друг. Они прерываются, когда официантка приносит им еду, благодарят ее и приступают к еде. — На днях он принес мне обед на работу, — бормочет Хосок, избегая взгляда Чимина и крадя одну его картошку фри. — Не может быть, — пискнул Чимин. — Это действительно мило, ты знаешь об этом? — Да знаю я, знаю. Вот почему это так тяжело. Он буквально идеален. — Вау, какой ужас. — Я действительно не скучал по тебе. — Вот и все, больше никакой картошки фри для тебя, — Чимин сердито охраняет свою тарелку. — Отлично, — фыркает Хосок, возвращаясь к своей еде. — Он тебе нравится, да? И с ним приятно жить вместе? — Да, — застенчиво отвечает Хосок. — Он мне действительно нравится. Я просто… начинаю с этим мириться. — На это нужно время, — соглашается Чимин, протягивая руку через стол, чтобы сжать ладонь Хосока. — Это нормально — позволять себе что-то хорошее, ты же знаешь. Ты это заслужил. — Да, — бормочет Хосок, глядя на свою еду. — Я тоже так думаю. — Кстати говоря, как тебе новая работа? У нас не было возможности много об этом говорить. — На самом деле, все идет очень хорошо. Там куча того дерьма, которого я не знаю, и они не обучали меня так долго, как им следовало бы, но мне нравятся мои коллеги. Здание действительно хорошее. Там внизу есть кафе. — О, это так здорово. — В любом случае, мне платят, так что это самое главное. — Слышу-слышу, — Чимин фыркает. Официантка возвращается, чтобы проверить их, и Чимин заказывает еще один напиток. — А они… — Хосок понижает голос. — Они уже выяснили, кто к нам вломился? Чимин качает головой. — Пока никаких подтверждений. Это было уже давно. Я начинаю думать, что они вообще не смогут этого понять. — Ну же, Чимини, будь оптимистом. — Я чувствую, что весь оптимизм был вырван прямо из меня, — вздыхает Чимин. — Но ты прав, я не знаю. Они над этим работают. — По крайней мере, мы в безопасности, — говорит Хосок, и Чимин кивает. — Это все, что имеет значение.

❦

Чимин просыпается от звука удара и грохота. Вскоре за этим следует шипящие проклятия. Он мгновенно вскакивает с кровати, хватая бейсбольную биту, которую держит у кровати. Медленно подойдя к двери, он выглядывает наружу и видит только темноту. Он заставляет себя быть храбрым, напоминает себе, что теперь он знает приемы из джиу-джитсу, даже если их не так много, и у него есть проклятая бита. На цыпочках спускаясь по лестнице, он включает свет. Юнги смотрит на него. Рядом с ним на полу лежит украшение из прихожей. Он выглядит как ёбаный пиздец. Бита выскальзывает из рук Чимина, со стуком ударяясь о пол, и его челюсть отвисает. — О боже мой! — его голос звучит выше, чем следовало бы, и в конце концов надрывается. — Что, черт возьми, с тобой случилось? Юнги весь в крови. Все его лицо покрыто красными пятнами, которые, как может сказать Чимин, превратятся в ужасные синяки; его челюсть уже выглядит так, как будто она распухает. Его губы распухли и в ранах, на голове кровавая рана. Передняя часть его рубашки покрыта темной кровью. — Прости, — хрипло отвечает он. — Я не хотел тебя будить. Чимин издает сдавленный звук. Он приближается к нему, протягивая руки, но боясь прикоснуться, чтобы не причинить ему еще больше боли. — Нам… нам нужно ехать в больницу? Юнги качает головой, поморщившись при этом. — Выглядит еще хуже, чем есть на самом деле. Большая часть крови не моя. Но Чимину от этого ничуть не легче. Он сглатывает, беря руку Юнги в свою и поддерживая немного его веса. — Окей. Ладно, — успокаивает он себя. — У тебя есть аптечка первой помощи? — Под кухонной раковиной. Они с трудом пробираются на кухню, Юнги опирается большей частью своего веса на Чимина, когда они начинают двигаться, медленно переставляя ноги. Чимин осторожно опускает его на пол, где тот может прислониться к шкафам, а затем роется вокруг, пока не находит аптечку первой помощи. — Я сам могу о себе позаботиться, — говорит Юнги. — Тебе вовсе не обязательно это делать. — Тише, — Чимин вытаскивает дезинфицирующие салфетки и первым делом тянется к лицу, рана на голове выглядит настолько болезненной, что у него сводит живот. — Ты больше нигде не поранился? — Только синяки. Кажется, я подвернул лодыжку. Чимин осторожно промокает раны на лице, вытирает кровь и тщательно промывает их. Юнги не оказывает никакого сопротивления, хотя Чимин уверен, что это должно быть больно. — Что с тобой случилось? — Нашел парня, который вломился к тебе домой. У него, э-э, была подмога. — О боже мой! — Чимин прерывается в своей работе, чтобы посмотреть на него. — Он что, сбежал? — Да, — похоже, Юнги очень больно в этом признаваться. — Да, мы облажались. Джихён был со мной. — С ним все в порядке? — тут же спрашивает Чимин, снова впадая в панику. — Он в порядке, всего лишь царапина, — поспешно заверяет его Юнги. — Я, э-э, преследовал этого парня, так что мне досталось самое худшее. — Идиот, — язвительно говорит Чимин. Он жмет на тюбик с мазью из аптечки с большей силой, чем это необходимо. — Какого черта ты это сделал, а? Юнги только вздыхает. Чимин работает молча, смазывая мазью его порезы и заклеивая их пластырями. Он немного закипает, сердится на Юнги, боится за него и расстроен тем, что даже после всего этого у них все еще нет ответов. Юнги наблюдает, как он работает, скользя обжигающим взглядом по его коже и щекоча пальцы дыханием. Чимин теряется от их близости. — Перестань пялиться, — бормочет он. — Ничего не могу поделать. Голос Юнги низкий и честный. Взгляд Чимина мерцает, встречаясь с чужим, и он краснеет от его упора, быстро отводя глаза, чтобы проверить наличие крема от синяков. — Сними это, — он тычет пальцем в окровавленную рубашку Юнги. Юнги медленно стягивает её, чтобы не поцарапать материю о свое лицо, и у Чимина перехватывает дыхание. Он никогда раньше не был так близко к его обнаженному торсу. Он худощав, покрыт татуировками, соски маленькие и темные. Чимин резко сглатывает и отстраняется, чтобы намочить полотенце, которое он находит в ящике возле раковины. Усевшись рядом с Юнги, он начинает осторожно вытирать с него кровь. — Мне очень жаль, — бормочет Юнги, — что я так ужасно с тобой обошелся. Чимин печально улыбается. Он откладывает полотенце в сторону, вытирает руки о штаны и выжимает крем от синяков на ладонь. — Нет смысла извиняться, если ты просто собираешься сделать то же самое снова. — Я знаю, — говорит Юнги, глядя на него сквозь ресницы. — Я не думал, что сделаю это снова, после первого случая. — И все же ты это сделал. Чимин медленно втирает крем в грудь и живот Юнги, чтобы не причинить ему боли. Юнги вздрагивает от первого прикосновения, по его коже бегут мурашки. Чимин может сказать, что завтра он проснется с отвратительными синяками по всему телу. Его кожа такая гладкая и теплая под ладонями, настойчиво говорит разум Чимина в неподходящее время. Не помогает и то, что он может чувствовать запах Юнги, подобно всплескам. — Почему ты так упорно сопротивляешься? — тихо интересуется Чимин. Он поднимает руку и кладет ее на грудь Юнги, прямо над его сердцем. Он чувствует, как она пульсирует под его пальцами. — Я знаю, что ты тоже этого хочешь. — Я не могу, — шепчет Юнги. — Я просто… я не могу этого сделать. — Я никогда не просил тебя открыть мне свое сердце. Я просто хотел, чтобы мы были друзьями. Юнги поднимает руку и легонько проводит пальцами по щеке Чимина. — А потом посмотри, что из этого вышло. Я не могу просто дружить с тобой, Пак Чимин. Сердце Чимина начинает бешено колотиться. Он снова начинает втирать крем. — Ну, а мне все равно. Ты должен принять решение. Или ты будешь злиться на меня всю оставшуюся жизнь, или мы будем друзьями. Никаких больше туда-сюда. — Это трудно, — говорит он, и Чимин кивает. — Это я знаю. Но жизнь так тяжела. И я не хочу быть несчастным до конца своих дней только из-за тебя. — Извини, — снова говорит Юнги, и Чимин вздыхает. Он садится на корточки, укладывая обратно аптечку первой помощи. — Тогда перестань меня отталкивать. Просто… давай будем вежливы… это все, о чем я прошу, — он достает из холодильника пакет со льдом и приносит его обратно, прикладывая его к лодыжке, на которую указывает Юнги. — В последнее время все было… очень мило. Я не хочу бояться, что однажды ты проснешься и скажешь мне, чтобы я снова оставил тебя в покое. Юнги на мгновение зажмуривается. Когда он открывает глаза снова, изнеможение становится гораздо более заметным, чем раньше. — Я не буду, — обещает он. — Я больше не буду этого делать. — Наверное, я просто идиот, — бормочет Чимин, печально качая головой, — потому что снова так легко тебе поверил. — Возможно, — губы Юнги изгибаются в усмешке. — Я постараюсь удостовериться, что ты им не являешься. — Я все это выбрасываю, — Чимин осторожно приподнимает окровавленную рубашку, морща нос. — Это просто смешно. Я думал, что ты умираешь, когда ты вошел сюда в этом наряде. — Другие парни затеяли драку. Чимин усмехается, выбрасывая рубашку в мусорное ведро. — Это я должен беспокоиться о том, что потеряю тебя, — бормочет он. — Однажды мне позвонят и скажут, что тебе проломили голову, и тогда я останусь вдовцом до конца своих дней. Юнги фыркает. — Ты никогда больше не выйдешь замуж? — Ты думаешь, они позволят мне снова выйти замуж? Мне придется оплакивать тебя до самой смерти. — Сбеги, — говорит он очень серьезно. — Я оставлю тебе в завещании билет до Японии. — Только не дай себя убить. — Ничего не обещаю. Чимин моет руки и снова садится рядом с Юнги, обхватив руками колени. Он хмуро смотрит себе под ноги. — Можно мне… можно мне сегодня поспать с тобой? Юнги молчит. Затем: — Думаю, что это немного больше, чем просто быть вежливым. Чимин поднимает глаза. Юнги отвернулся, прислонившись головой к шкафам с закрытыми глазами. — Я… ты напугал меня, и я боюсь, — признается Чимин, отводя взгляд. Он всегда боится в эти дни, но после сегодняшнего вечера… сначала шок от мысли, что кто-то был в доме, а потом Юнги стоял там, выглядя полумертвым. У Чимина скручивает живот. Ему не нравится признаваться в этом, но он знает, что если будет спать один, то проведет ночь, дрожа в постели и отчаянно ожидая утра. — Ты можешь поспать со мной, — соглашается Юнги, открыв глаза. Некоторое время они сидят молча, ожидая пока начнет таять лёд. Когда он начинает таять, Юнги откладывает его в сторону. Чимин пытается помочь ему встать, но тот отмахивается и делает это сам, хотя и не может скрыть, как вздрагивает. Они ненадолго расходятся, чтобы сменить свою окровавленную одежду, и Чимин встречает Юнги в его комнате. Он еще не был в комнате Юнги. Она небольшая, но красиво оформлена, хотя и не сильно отличается от комнаты для гостей, просто более темная — темное дерево, черные простыни и темные занавески. Здесь не так уж много личного. Чимин задается вопросом, есть ли в его кабинете еще немного его самого; он там тоже еще не был. Юнги осторожно ложится на спину, и Чимин садится рядом с ним, придвигаясь так близко, как только может, но не касаясь его. Он не хочет причинять ему боль. — Если ты еще раз придешь домой в таком виде, я разведусь с тобой. — Так много угроз о разводе, а ведь мы еще даже не женаты, — Юнги бросает на него быстрый взгляд. — Ты же знаешь, что можешь обниматься. Я не собираюсь ломаться. — Оу, так ты хочешь обниматься? — Чимин придвигается ближе, обнимая его за талию. Он прижимается щекой к его плечу. — Нет, я просто могу сказать, что ты этого хочешь. — Лгун. — Спокойной ночи, Чимин-а. — Спокойной ночи, хён.

❦

Чимин просыпается от тихого звука шагов Юнги по комнате. Он лежит и слушает, закрыв глаза и вдыхая пьянящий аромат сандалового дерева, которым пропитаны простыни Юнги. Он такой сильный, что ему становится не по себе, и он все глубже зарывается в его постель. В конце концов, он заставляет себя открыть глаза и обнаруживает, что Юнги стоит перед зеркалом туалетного столика со снятой рубашкой. Он втирает крем от синяков в свое тело. Как и ожидал Чимин, синяки сегодня выглядят отвратительно: беспорядочные синие и фиолетовые пятна на его теле. — Тебе больно? — спрашивает он хриплым ото сна голосом и тут же жалеет о своем вопросе. Конечно, это больно. Юнги вздрагивает, оглядываясь на него через плечо, но не меняет выражения лица. — Не так уж и плохо. — Лжец, — бормочет Чимин, откидываясь на подушки. — Ты собираешься на работу? — Да. — В таком виде? Юнги пожимает плечами. — Я надену темные очки. — Ты собираешься носить солнечные очки в своем офисе? — Никто мне ничего не скажет. — Ты никогда не пропускал рабочий день в своей жизни? — Совершенно верно, — Юнги вытирает руки салфеткой, достает из шкафа рубашку и осторожно надевает ее. Лицо у него сегодня распухло, все в синяках от подбородка до виска. Он ходит прихрамывая. — Возьми выходной, боже, — ворчит Чимин, пиная одеяло, чтобы устроиться поудобнее. — Ты выглядишь ужасно. Ты даже не сможешь вот так сидеть за своим столом. — Бывало и похуже, — говорит он. — У тебя сегодня есть занятия? — Вечером. Но у меня назначена встреча с врачом. Юнги смотрит на него, натягивая блейзер поверх рубашки. — Все в порядке? — Мне нужно избавиться от своих подавителей, — голос Чимина приглушен подушкой. Его уши немного горят. Его мать назначила ему встречу, подняв этот неудобный вопрос за чашкой кофе несколько недель назад. — Она сказала, потребуется время, чтобы мой цикл наладился. Свадьба уже не за горами. Юнги кашляет. — Оу. Они застыли в неловком молчании, только звук готовящегося Юнги и движения Чимина под одеялом заполняют комнату. В конце концов Юнги прочищает горло. — Я знаю, что наши родители ожидают этого, но мы не должны, э-э, заводить детей прямо сейчас. Чимин стонет. Он действительно не хочет сейчас об этом говорить, но знает, что это очень важно. — Рано или поздно нам придется это сделать. — Да, но у нас есть время. Тебе всего двадцать лет. — А если я скажу, что мне нужно еще десять лет? — вкрадчиво спрашивает Чимин, просто чтобы знать. — Тогда мы можем подождать десять лет, — легко соглашается Юнги, и Чимин поднимает голову, чтобы посмотреть на него. Ничто в его выражении лица или поведении не выглядит обеспокоенным мыслью о десятилетнем ожидании наследников. — Правда? — Да, — он берет сумку с ноутбуком и направляется к двери. — Увидимся позже, Чимин-а. — Ну хоть полдня возьми! — Чимин кричит ему вслед, но он не получает никакого ответа. Чимин еще несколько часов валяется без дела, то засыпая, то просыпаясь, прежде чем наконец встать с постели и приготовиться к назначенной встрече. Он никогда раньше не был у этого конкретного врача, но она — добрая омега, которая почти сразу успокаивает его. После первоначального осмотра она усаживает его, чтобы обсудить вопрос об отказе от его подавляющих средств. — Вы можете прекратить принимать их в любое время, — говорит она, — хотя мы выпишем Вам некоторые витамины, чтобы помочь вашему организму приспособиться. Но это займет некоторое время для Вашего тела, чтобы вернуться к нормальному циклу, тем более, Вы принимаете их с юного возраста. Чимин кивает. — Я слышал, что это может занять некоторое время. — Поскольку вы молоды и здоровы, Вы привыкнете достаточно быстро. Но ваши первые несколько течек будут более трудными, чем обычно у Вас бывало. — Ох, — теряется Чимин, не в силах сдержать отвращение в своем голосе. У него никогда раньше не было настоящей течки, но он много слышал о том, какими тяжёлыми они могут быть. — Ваша мать упоминала, что Вы выходите замуж весной? Поздравляю. Он корчится от боли. — Благодарю. — Ваш цикл будет регулироваться быстрее, если вы живете с альфой или омегой, — объясняет она. — Вы будете подстраиваться, чтобы соответствовать им естественным образом. Чимин гадает, был ли у Юнги гон; он и не подумал спросить. С другой стороны, маловероятно, что он принимал такие же подавляющие препараты, как Чимин. Когда ему было четырнадцать, его мать сказала ему, что он должен будет принимать их ради чести семьи. Они не собирались терпеть случайную беременность. Как альфа, у Юнги, вероятно, нет этой проблемы. Он задается вопросом, не проводит ли Юнги свой гон с кем-нибудь. — Хотя Вы определенно справитесь и сами, но если Вы проведете свои первые течки с кем-то, это облегчит их, — говорит она ему, и он кивает, хотя и понимает, что справится сам. — Вы также можете испытывать симптомы предварительной течки и выключаться до того, как она начнется. — Например, где угодно? Она кивает. — Они могут быть и не из-за течки… Думайте о них, как о ложных тревогах. После вашей первой течки, те больше не должны случиться. — Понятно. — У Вас есть ко мне какие-нибудь вопросы? — Нет, я думаю, что справлюсь. — Мы выпишем Вам несколько витаминов, и вы можете прекратить принимать свои подавители когда захотите. Он благодарит ее и уходит с рецептами, заезжая в аптеку, чтобы забрать необходимые лекарства, прежде чем отправиться на занятия. Он знает, что будет проводить свою течку в одиночку, ведь это, вероятно, лучше в любом случае, но часть его не может не думать о Юнги. Мысль о губах Юнги той ночью на балконе… Чимину трудно сосредоточиться весь оставшийся день.